Наш цирк

Занятия предполагались по обычному плану, но вместо зачина студенты, собрав отдельные номера в общую програм­му, показали самостоятельно подготовленный «цирк».

Прежде всего необходимо одобрить инициативу. Правда, ребята несколько поспешили, но раз уж такой азарт и горе­ние, не надо их гасить. Это упражнение вреда принести не может. Очень много было интересной выдумки, на хорошем уровне прошла работа с воображаемым предметом, но гово­рить все-таки есть о чем...

Еще раз о дилетантизме. В «цирке» он проявился с особой силой. Ребятам не хватило истинных знаний предмета и необ­ходимого умения. Приблизительность во всем и есть дилетан­тизм, «Цирк» требует знаний этого вида искусства, музыкаль­ной, движенческой тренировки. «Воображаемому» дрессиров­щику знать и уметь надо не меньше реального укротителя. Ведь процесс жизни тот же, только осложненный отсутствием реальных зверей, реквизита, отсутствием настоящей арены, амфитеатра и т. д. А вот настоящие акробатические трюки нам не нужны, настоящие сальто, стойки и т. д.— у вас все должно быть «как бы», ведь «горит не спичка, а мое воображе­ние», но чтобы воображение зажглось, необходимы знания. Недостаток знаний, умения обычно компенсируют лихостью, бойкостью, суетливым темпераментом — «горячо будет, но за вкус не ручаюсь». Безвкусица всегда там, где без оснований и понимания сути дела стремятся к внешнему впечатлению. Показ грешил этим...

Еще одно важное соображение об игре «на зрителя». Ведь все, что мы делали до сих пор, происходило как бы за четвер­той стеной. Мы во всех упражнениях работали для себя, а тут вдруг на зрителя? Да, такова специфика цирка. Дело в том, что в «цирке» зритель — наш дополнительный партнер. И его надо учитывать, включать г; действие. Без этого партнера не состоится правда предлагаемых обстоятельств, в которых зри­тель «цирка» — существенный компонент.

И коль уж это не просто персональное упражнение, а целое представление, то к нему предъявляются особые требования, и прежде всего к организации и композиции программы. Вся­кому представлению «цирка» свойственно развитие, движение, оно с каждым номером все больше захватывает и увлекает. И потом — разве возможен цирк без оркестра, униформы, арены и амфитеатра? Без ярких костюмов, особого света и блеска? Цирк — это праздник ловкости, смелости, мужества, находчивости, света, красок и смеха. У цирка свои предлагаемые обстоятельства, свои традиции, своя атмосфера. Кроме того, надо решить, какой это цирк? — бродячий, шапито, в ка­ком городе, какой страны, а может быть, это международная программа? Или программа международных победителей циркового жанра? Тысячи вопросов, и на них надо дать ответ. Только тогда это упражнение достигнет своей цели. Каждый номер программы, как и этюд, должен иметь начало, кульми­нацию (дробь барабана — смертельно!), развязку...

В цирке имеет особое значение, как вышел артист в номер, какой в номере самый головокружительный трюк, как артист кланяется и многое другое. После каждого номера работает униформа, и опять этюдные задачи — работа с воображае­мыми предметами, точное знание пространства, внутренний текст, верное самочувствие и т. д. Потом выходит шпрехшталмейстер (он тоже должен быть в нашем цирке) и объявляет новый номер. Каждый следующий номер программы все более невероятный и увлекательный. В нашем цирке возможно самое невероятное, даже дрессированные насекомые. Что нам ме­шает?! Ведь воображению нет предела! Упражнение «цирк» в современных условиях приобретает несколько иное назначе­ние, чем в годы, когда оно было изобретено К. С. Станиславским. Тогда цель этого упражнения была в раскрепощении («обесстыживании»), обретении смелости, находчивости моло­дых людей, пришедших в студию. Это было актуально и необ­ходимо, так как диктовалось своеобразием особого воспитания тогдашней молодежи.

Сегодня упражнение «цирк» преследует несколько иные цели (хотя для некоторых студентов в силе остаются и преж­ние задачи): воспитание воображения, музыкальности и пла­стики, вкуса и артистизма. Упражнение «цирк» комплексное. Оно вмещает в себя весь круг элементов внутренней психо­техники, многие моменты внешней техники, и потому трудно охарактеризовать главную его направленность. Она определяется особенностями класса, педагогической потребностью. Упражнение «цирк» обычно выносится на экзамен и в соче­тании с серией экзаменационных этюдов полноценно представ­ляет итоги учебного процесса за полугодие.

«Цирк» требует от учащегося изобретательности, вообра­жения. Воображение питается опытом чувств, эмоциональны­ми впечатлениями. Поэтому, упражнению предшествует экскурсия в настоящий цирк.

Конечно, эмоциональный кругозор расширяется не только экскурсиями в жизнь. Художник знает и чувствует больше, чем непосредственно пережито им (Л. Толстой описывает роды Анны Карениной или «думы» лошади в рассказе «Холстомер»). Опыт «нервной клетки» приобретается прежде всего благодаря чрезвычайно развитой сенсорной системе — органов восприятия. Впечатлительность, острая реакция, легкая возбудимость — все это эмоциональная развитость.

Многообразное, емкое, непрямое восприятие окружающего мира обеспечивается не буквальным жизненным опытом, а художественным опытом воображения, которое тем богаче, чем острее и чутче работают органы чувств.

Нельзя гасить естественное стремление к игре, скорее на­против— его надо всячески развивать, так как потребность к игре, аппетит к лицедейству (действие от лица), наверное, и есть зерно актерской одаренности.

Но то, что было показано студентами, прежде всего огор­чило суетой, шумом, неряшливостью. Обычное стремление.учащихся к яркости приходится сдерживать, охлаждая эмоции (чаще всего моторные), так как не всякая энергия — творче­ская и не любое выступление —творчество.

«Ах, если бы молодость знала!»... И все-таки побеждают в искусстве те, кто уже в молодости знает и многое может.

Теперь о показанных номерах.

Канатоходцы. На воображаемой проволоке можно делать более «рискованные» трюки. Следует избегать элементы бук­вального умения. Ведь это цирк вымысла, и если уж это артисты из Турции, то надо передать национальный колорит.

Дрессированные медведи. Номер хороший, но суетливый, так как идет без внутреннего подробного текста. Внутренний текст должен быть и у «медведей». Вообще животные в нашем цирке должны вести себя, как люди.

Эквилибристы на лестнице. Хорошо задуманный номер, но пока что работа с воображаемой лестницей приблизительна.

Польская иллюзионистка. Неубедительно, так как не оп­равдана национальная принадлежность и, кроме того, очень мелки фокусы, отчего получается скорее цирк на сцене, а не на арене. Однообразное течение номера объясняется отсут­ствием движения к главному фокусу и монотоном в оценках, а значит, и внутреннем тексте.

В клоунских репризах нельзя играть клоунов. Надо идти от себя, но с удовольствием, самозабвенно верить в «глупо­сти» своих реприз.

Номер-снайпер — интересный, но требует правды простран­ства. Нельзя терять чувства арены и амфитеатра. Заканчи­вать номер нужно так же смело, как и начинать.

Наездница на мустанге. По замыслу номер хороший, но теряется «движение по арене» и периодически исчезает «мус­танг». Тогда мы видим просто девушку на стуле.

Поднятие тяжестей. Можно построить более невероятно, но главное здесь — связь с партнером. Хорошая работа с во­ображаемыми гирями, а вот реальный партнер теряется. Номеров предложено много и многие возможны. Только в «нашем цирке» самый интересный такой номер, какого в ре­альном цирке нет, но как будто он возможен.

Самое замечательное в этом упражнении то, что оно под­тверждает силу творческого воображения. И пусть на арене нет настоящих канатоходцев и настоящей проволоки, но они есть в моем воображении, я их вижу, а значит, увидит и зри­тель.