Лушаньское совещание 1959 г. «Дело» Пэн Дэхуая 2 страница

23 июля Мао Цзэдун выступил на совещании, заявив, что в последние дни там был сколочен хор, в котором солировал Пэн Дэхуай, а другие ему подпевали. Далее Мао заявил, что они открыли «массированный огонь, которым чуть не наполовину накрыли Лушань».

«Вот говорят, что вы первосортные марксисты-леннинцы, мастера обобщать опыт, — наступал на оппонентов раздраженный Мао Цзэдун, — что вы больше говорите о недостатках и меньше об успехах (здесь все понимали, что он бросает камень в Пэн Дэхуая. (В. У.). Генеральную линию, дескать, необходимо пересмотреть, «большой скачок» не оправдал себя, «народные коммуны» провалились. «Большой скачок» и «народные коммуны» — это не более чем мелкобуржуазный азарт»³²¹.

«И что же это такое, — возмущенно спрашивал он, — как не антипартийная группировка?».

Чтобы предотвратить дальнейшие критические высказывания в свой адрес, Мао Цзэдун стал запугивать собравшихся тем, что «если гибель неизбежна», то он «уйдет, пойдет в деревню и возглавит крестьян, чтобы свергнуть правительство». «Если твоя Освободительная армия не пойдет за мной, — пугал всех Мао, — то я пойду искать Красную армию. Но, по-моему, Освободительная армия все-таки пойдет за мной»³²².

Во время выступления Мао Цзэдуна Пэн Дэхуай молча сидел в последнем ряду зала. «По его лицу было видно, что он весь кипит от гнева, (вспоминал личный врач Мао Цзэдуна, принимавший участие в Лушаньском совещании. — Дело в том, что еще до начала заседания Пэн успел прилюдно поцапаться с вождем. Он с возмущением поинтересовался у Председателя, какое тот имел право распространять личное письмо среди участников встречи, не спросив на это разрешения автора. Мао уклончиво ответил, что Пэн не предупредил его о том, что письмо сугубо личное и не подлежит разглашению. Пэн пришел в ярость и, прекратив разговор, уселся в последнем ряду»³²³.

«Очень трудно подобрать слова, чтобы выразить то тяжелое состояние духа, которое я испытывал, слушая выступление Председателя, — писал Пэн Дэхуай позднее, сидя под домашним арестом. (…Люди сами разберутся в конце концов, кто прав, а кто виноват, где правда, а где ложь. Время само собой все прояснит».

После такой резкой критики «большого скачка» и «народных коммун» вынужденный определить ответственных за определенные провалы в экономике Мао Цзэдун поочередно назвал Ли Фучуня, Тань Чжэньлиня, Кэ Цинши и себя, причем признав, что главная ответственность лежит на нем. Здесь же он призвал всех «товарищей, проанализировать собственную ответственность» за проводимую политику подчеркнув, что они сразу же почувствуют себя лучше, «освободив кишечник»³²⁴.

После выступления Мао Цзэдуна совещание резко изменило повестку дня и начало критиковать и «разоблачать» Пэн Дэхуая, Хуан Кэчэна, Чжан Вэньтяня, Чжоу Сяочжоу и их сторонников за так называемый правый уклон.

26 июля 1959 г. Мао Цзэдун для усиления «критического духа» совещания и поднятия уровня дискуссии дал указание размножить письмо Ли Юньчжуна («Мнение Ли Юньчжуна») для его участников, написав на письме свою резолюцию объемом в 3 тыс. иероглифов «О замечаниях, высказанных в письме Ли Юньчжуна». В резолюции утверждалось, что материалы, представленные в письме Ли Юньчжуна, «специально посвящены только нашим недостаткам». Мао Цзэдун заявил, что взгляды автора письма «в целом ошибочные, он отвергает почти все», что «у него не нашлось доброго слова по поводу широкого ирригационного строительства, которое зимой позапрошлого и весной прошлого года проводили почти сотни миллионов крестьян под руководством партии». «Автор письма критикует недостатки работы по планированию, эта критика занимает большую его часть, (утверждал Мао, — по-моему, она бьет не в бровь, а в глаз. За 10 лет не нашлось никого, кто пожелал бы и посмел бы четко вскрыть недостатки нашей работы по планированию, проанализировать и систематизировать их и потребовать исправления этих недостатков. Я что-то таких людей не видел. Я знаю: они есть, но не осмеливаются подать доклад «наверх». Поэтому я предлагаю подготовить и провести обсуждение данного письма в партийных организациях на уровне ЦК и на местах, особо в плановых комитетах тщательно проанализировать достоинства и недостатки, достижения и упущения в своей собственной работе за 1958—1959 гг., обобщить полезный опыт, сплотить товарищей, улучшить работу, вдохновить на отдачу всех сил, на смелое движение вперед, добиться новых великих побед в экономике и других областях».

Однако более важной была другая часть резолюции. «Сейчас в партии и вне ее наблюдается новое явление — правоуклонистские настроения, правоуклонистские взгляды, правоуклонистская деятельность, широко развернулось яростное наступление правых элементов. Это нашло отражение в многочисленных материалах выступлений всех участников упомянутого совещания». — Подчеркнув, что после 1957 г. вновь началось наступление «правых элементов», и охарактеризовав его как «буржуазное», Мао Цзэдун отметил «нездоровые» взгляды некоторых «товарищей», которые «преувеличивают ошибки и приуменьшают великие успехи». «Мы не боимся яростного наступления правых, — заявил Мао, — мы боимся шатаний этих товарищей потому, что шатания вредят партии и народу, препятствуют тому, чтобы вся партия, как один человек, напрягая все силы, преодолевая трудности, добивалась побед». Он призвал всех дать «должную оценку этому явлению внутри партии». Пытаясь привлечь на свою сторону колеблющихся, в заключение резолюции Мао Цзэдун писал: «Когда партия встречается с крупными проблемами, выявляется разница во взглядах и начинается дискуссия; некоторые вначале колеблются, занимают промежуточную позицию, а некоторые отходят вправо. Это дело обычное, не стоит удивляться и пугаться. В конце концов, ошибочные взгляды и даже ошибочная линия непременно преодолеваются, большинство людей, в том числе и временно колеблющихся, даже повинные в проведении ошибочной линии, сплачиваются на новой основе. За 38 лет наша партия прошла через это; когда мы боремся против правых, непременно появляются «левые», когда боремся против «левых», появляются правые. Это неизбежно. Обо всем надо говорить своевременно, сейчас пришло время сказать об этом. Если не сказать, то нанесешь вред единству партии, отдельным лицам».

Началось политическое линчевание Пэн Дэхуая. Как это происходило, хорошо видно по протоколу совещания от 1 августа 1959 г., записанному рукой секретаря Мао Цзэдуна Ли Жуя.

Председатель. После того как письмо (имеется в виду письмо Пэн Дэхуая. — В. У.) было открыто опубликовано, все правые закричали от радости.

Пэн Дэхуай. Письмопередавалось тебе. Понимая, что совещание должно закончиться, написал письмо, просил просмотреть и наложить резолюцию. Причина, по которой я написал письмо, (обдумать, представляет ли оно какую-нибудь ценность.

Председатель. Это неправда. …Люди, только что увидевшие тебя, думают, что ты простой, прямой и откровенный, что на уме, то и на языке, вначале видна только эта сторона. Но позже, когда исходишь из сущности, то видишь, что ты личность коварная, скрытная, и никому не известно, что у тебя на уме. Люди говорят, что ты лицемер, двуликий Янус… Нельзя сказать, что ты весь фальшивый, в отношении борьбы с врагами ты честный. Ты не выказываешь довольно многих серьезных вещей, которые есть у тебя в голове.

Пэн Дэхуай. Совещание в Шанхае было периодом наблюдений. Встал вопрос о Тибете, я пошел в Тибет, это действительный факт. В обычное время мелочей много, заняты хозяйством. Крупных дел не обсуждали, только слушали доклады.

Председатель. Наблюдения начались с совещания в Ланьчжоу и совещания в Ухане.

Пэн Дэхуай. На совещании в Ухане у меня было письменное выступление.

Председатель. Шаг за шагом формировалась твоя концепция.

Пэн Дэхуай. Прошлые дела можно расследовать.

Председатель. Какими были выявившиеся противоречия в то время? Коммунистическое поветрие, (высокие) показатели претворяли в жизнь, приостановили работу на объектах, поветрие бахвальства. Все эти вопросы уже разрешили. Сейчас появились другие аргументы, пришедшие им на смену: чем меньше, тем лучше, и это является развитием нового правого уклона. Язык — голос сердца, ты — именно и есть правый оппортунист. В соответствии с твоей второй частью письма как руководство, так партия уже не годятся, ты хочешь подрубить знамя пролетариата.

Пэн Дэхуай. Я писал письмо непосредственно тебе, чтобы ты прочел, никакой организационной деятельностью не занимался.

Председатель. Занимался правой деятельностью.

Пэн Чжэнь. Ты в группе по северо-западу говорил, что ответственность за ошибки лежит на каждом, включая и Председателя Мао, авторитет одного человека не равен авторитету партии. Ты говорил, что слова Председателя Мао беспорядочно распространяются повсюду и им слепо все должны подчиняться, ты говорил везде, что выдвижение первого секретаря на лидирующее место приводит к ослаблению коллективного руководства, что показатели по выплавке стали, равные 10, 7 млн т, выдвинуты одним человеком…

Председатель. У Дэн Сяопина в отношении тебя имеются опасения, но еще не сложилось мнения.

Пэн Дэхуай. Несколько раз Дэн Сяопин отказывался быть Председателем на военных совещаниях, он говорил, что у меня есть геройство.

Председатель. Говорим о буржуазном геройстве, но лучше пролетарское геройство. Геройство одного человека очень опасно, честолюбие как раз здесь и проявляется. Растим, растим, воюем и растим, хотим организовать отряды.

Лю Шаоци. Ли Цзинцюаню также думается, что ты вырастил его. Говорит, что в Сычуани плохо запускали спутники.

Линь Бяо. Сражаться ожесточенно, растить упорно, сначала бить, потом растить, сначала растить, потом бить — это метод старых милитаристов.

Хэ Лун. У тебя сложилось глубокое предубеждение в отношении Председателя. Из письма явствует, что у тебя имеется историческая предвзятость к Председателю.

Линь Бяо. Выместить накопившуюся злобу…

Чжоу Эньлай. Курс — атака на генеральную линию, занял правую позицию, острие письма нацелено на генеральную линию.

Председатель. …Вы хотите развалить партию. Есть план, есть организация, ведете подготовку, с правых позиций атакуете правильную генеральную линию. В прошлый раз (в выступлении от 23 июля) говорил неверно, говорил, что нет плана, что не готовитесь, нет организации, вы уже почти приблизились к позиции правых, осталось всего каких-то 50 метров!»³²⁵

На следующий день 2 сентября Мао Цзэдун в своем выступлении продолжил эту тему. «Когда мы шли на Лушаньское совещание, говорилось о трех вещах: «О больших успехах, многих проблемах и ясных перспективах», — заявил он. — Однако впоследствии формулировка «многие проблемы» стала проблематичной, а именно свелась к одной проблеме — проблеме борьбы против правого оппортунизма, бешено нападающего на нашу партию. Поскольку такие вопросы, как «поветрие обобществления имущества», «уравниловка» и очковтирательство, сняты с повестки дня, речь идет о борьбе не с «левыми», а с правыми, которые предприняли злобное наступление на партию, на победоносное движение к социализму 600-миллионного народа».

По воспоминаниям участника совещания, который вел дневник, Ли Жуя, Кан Шэн на совещании был одним из самых активных. 3 августа 1959 г. он передал Мао Цзэдуну два экземпляра материалов «Сталин о правой опасности в ВКП(б)» — выступления от октября 1928 г. и апреля 1929 г., подчеркнув, что они «могут пригодиться для анализа борьбы с правым уклоном у нас». Он также предложил Мао Цзэдуну переименовать КНР в «Китайскую народную коммуну»³²⁶.

Он вел себя очень агрессивно во время выступлений других товарищей, перебивал чужие выступления своими репликами, пытаясь сбить выступающего с толку. К примеру, когда некоторые, защищая Пэн Дэхуая, говорили, что у последнего есть великие заслуги в прошлом, он вставлял: «Действительно из-за того, что имеет заслуги, не может успокоиться и идет на большой риск». А когда Ван Чжэнь заявил, что он признает Пэн Дэхуая национальным героем, Кан Шэн вставил: «Без руководства со стороны товарища Мао Цзэдуна и КПК, без марксистского руководства он не смог бы стать национальным героем», назвав тут же Мао «великим марксистом и пролетарским вождем».

3 августа 1959 г. после обеда Кан Шэн выступил с докладом в четвертой секции Лушаньского совещания, которой руководил член Политбюро ЦК КПК, первый секретарь Сычуаньского комитета КПК Ли Цзинцюань. Он держал себя как «авторитет в области теории» (кстати сказать, именно в четвертой секции Пэн Дэхуай подвергся самой ожесточенной критике).

«Председатель говорил об исторических уроках ошибочных линий: Ли Лисаня, Ван Мина, Чжан Готао, второй линии Ван Мина, линии Гао Гана-Жао Шуши, — заявил Кан Шэн. — Вчера вечером я немного вспоминал об этом. В период линии Ли Лисаня я не совершал ошибок, в период первой линии Ван Мина я ее проводил, совершил ошибки. Во время первого исправления стиля (чжэнфэна) я сделал самоанализ. В период линии Чжан Готао я был за пределами страны. Во времена второй линии Ван Мина, дела Гао Гана—Жао Шуши, борьбы с правыми и исправления стиля, а также проведения нынешней генеральной линии партии под непосредственным руководством Председателя Мао и ЦК партии я не колебался, не совершал крупных ошибок»³²⁷. После части, в которой Кан Шэн покаялся в совершенных ошибках, он перешел ко второму пункту своего выступления. «Я считаю, что два крупных «преступления»: широкая выплавка стали и народные коммуны, о которых говорил Председатель, если говорить об их обратной стороне, является точкой зрения, исходящей от врагов, правых, антипартийных элементов. Если говорить исходя из нашей точки зрения, из точки зрения всей партии, всего народа, то они не только не являются «преступлением», а напротив, являются двумя великими достижениями. К тому же история свидетельствует, что это также является великим вкладом в мировое коммунистическое движение и в социалистический лагерь. Имеющиеся некоторые недостатки и ошибки в конкретной работе — явление временное, локальное, которого трудно избежать, — констатировал он. — К тому же легко исправить»³²⁸.

В своем выступлении Кан Шэн говорил также об экономике, об истории ВКП(б), но наиболее запомнившимся всем эпизодом был тот, в котором он поставил на одну доску Пэн Дэхуая и Чжан Вэньтяня с Бухариным. Докладчик заявил: «В СССР через 10 лет после победы революции появилась группировка Бухарина, у нас через 10 лет после победы революции появилась правая линия Пэна и Чжана. Обстановка, условия и обстоятельства сейчас у нас отличаются от советских 1928 г., однако по затрагиваемому вопросу также имеются некоторые проблемы: о темпах развития промышленности и проведения коллективизации». Далее он сказал, что выступления Пэн Дэхуая и Чжан Вэньтяня следует читать между строк: есть ли у них желание сменить руководство ЦК КПК и Председателя или нет? Докладчик заявил, что из их выступлений и письма вытекает стремление все провалы в стране свалить на одного человека — Мао Цзэдуна и «сейчас это хорошо видно»³²⁹.

Касаясь письма Пэн Дэхуая, Кан Шэн утверждал, что в нем имеются противоречия, нет логики: в первой части письма все говорится утвердительно, во второй — отрицательно, в первой говорится за здравие, во второй — за упокой. «Если посмотреть на данное письмо, то оно вызывает у людей идеологическую путаницу, (заявил выступавший. — Данное письмо — это не вопрос стиля, а проблема идеологического направления»³³⁰.

Кан Шэну очень импонировало выступление Ху Цяому 10 августа 1959 г. во второй половине дня на четвертой секции, пытавшегося в качестве адвоката Председателя доказать, что Мао Цзэдун не похож на Сталина в последние годы жизни, как пытались представить это некоторые лица, выступавшие на совещании ранее, и что их сравнения бездоказательны. Он выдвинул шесть (довольно слабых и не убедительных) аргументов: 1) Мао Цзэдун не отрывается от масс, как это делал Сталин. 2) Сталин в последние годы жизни не говорил уже о демократии в партии либо говорил очень мало, не собирал пленумы ЦК. В КПК же не только регулярно собираются пленумы, но довольно часто собираются и расширенные пленумы ЦК, как происходит на данном совещании. Председатель Мао постоянно уделяет особое внимание демократии в партии, уважает мнение товарищей. 3) Сталин в последние годы жизни насаждал культ своей личности, Мао Цзэдун же действует в противоположном направлении, он даже запретил выставлять свои статуи в общественных местах, кроме тех, что как произведения искусства выставляются на художественных выставках. 4) Сталин уничтожил множество членов ЦК КПК и высших руководителей, смешав несколько видов противоречий: противоречия в партии, противоречия внутри народа с противоречиями между нами и нашими врагами. А Мао Цзэдун разве уничтожил хоть одного человека из состава ЦК КПК, одного делегата, одного генерала? — задавал риторический вопрос Ху Цяому. Председатель Мао активно применяет следующий принцип исправления: наказывать за прошлое в назидание на будущее, лечить, чтобы спасти больного. Следуя данному принципу, он многих товарищей, совершивших ошибки, оставил работать в ЦК для его сплочения. 5) Ху Цяому утверждал, что в последние годы жизни у Сталина и в теории, и на практике был застойный период, сельское хозяйство в сталинское время не могло превысить высшие показатели царского времени. Выступающий доказывал, что у Мао Цзэдуна наоборот, в его 60 с лишним лет энергии намного больше, чем у многих молодых людей, он бодр и жизнерадостен. Генеральная линия, «большой скачок», «народные коммуны» — все эти вещи неразделимы с его глубоким уяснением диалектики. 6) Сталин во внешней политике осуществлял великодержавные ошибки. Председатель Мао же всегда уважал другие страны и народы. Один из наглядных примеров этого — корейский вопрос, отношения с Вьетнамом и Монголией строились на таких же принципах уважения.

Во время выступления Ху Цяому Кан Шэн его неоднократно прерывал, показывая, что не следует увлекаться сравнениями и забывать о критике Пэн Дэхуая. «У товарища Пэн Дэхуая есть две стороны: одна реакционная, другая — революционная, — заявил Кан Шэн, пытаясь показать свои глубокие знания в марксистской философии и диалектике и выставить себя как главного теоретика партии. — Сейчас твоя (Пэн Дэхуая. — В. У.) реакционная сторона атакует революционную. Почему революционная сторона не отражает атаку твоей реакционной стороны? И если твоя революционная сторона не уничтожит контрреволюционную, то каким же ты будешь коммунистом?»³³¹. Тем самым он подыгрывал Мао Цзэдуну и пытался доказать, что Пэн Дэхуай переродился из революционера в контрреволюционера.

Кан Шэн пытался максимально использовать Лушаньское совещание в своих корыстных целях. Он бегал с заседания одной секции на другую, собирал «копрометирующие» материалы, активно выступал, вступал в дискуссии и полемику. «Пэн Дэхуай человек, которому с нами вовсе не по пути, — говорил Кан Шэн на заседании секции. — То, что он идет с нами по одной дороге, это временное, он пройдет определенный отрезок и кинется в свою деревню». «Ты давно не един душой с партией и Председателем Мао, — обвинял он министра обороны на одном из заседаний, зная о своем главном козыре. — Ты открыл огонь по партии и Председателю Мао, … ты стопроцентный карьерист»³³².

Секретарь Чжан Вэньтяня вспоминал, что в последние дни работы совещания, когда уже откровенно говорилось о том, что «антипартийная группировка Пэн Дэхуая» якобы выступила против Мао Цзэдуна, пытаясь заставить его признать ошибки, стремясь свергнуть Председателя Мао, Чжан Вэньтянь как-то парировал: «Кто хочет свергнуть Председателя Мао? Если бы действительно хотели его свергнуть, разве не свергли бы?»³³³

Совершенно очевидно, что Кан Шэн приложил руку к выработке «Решения об антипартийной группировке, возглавляемой тов. Пэн Дэхуаем», принятого пленумом, решения «Бороться в защиту генеральной линии партии, против правого оппортунизма» и решения о снятии участников «антипартийной группировки» со своих постов, в том числе Пэн Дэхуая с поста министра обороны.

7 августа 1959 г. ЦК КПК от имени пленума издал «Указания относительно борьбы с правой идеологией», требовавшие немедленно начать в партии борьбу против «правого уклона», ставшего «главной опасностью в КПК».

Как признавал позднее Дэн Сяопин, говоря о Лушаньском совещании и пленуме, тогда «товарищ Пэн Дэхуай высказал правильные замечания. И то, что он как член Политбюро написал письмо Председателю партии, было в порядке вещей. Хотя у товарища Пэн Дэхуая были недостатки, но наложенное на него взыскание было совершенно ошибочным»³³⁴.

По указанию Мао Цзэдуна среди участников совещания был распространен текст древней поэмы жившего в Ханьскую эпоху Мэй Шэна (умер в 140 г. до н. э.) «Семь суждений», используемой также для борьбы и запугивания своих политических оппонентов. Как он признавался 16 августа 1959 г., еще в детстве он прочитал эту поэму. Более 40 лет не обращался к ней, и вот в последние дни вдруг заинтересовался ею, «перелистывая ее вновь, он словно повидался с давним другом».

«Мэй Шэн обрушивался на лиц из высшего света с их инертностью, пессимизмом, праздностью и правым уклоном, — заявил он. — У нас сейчас тоже имеются люди такого рода». «Мэй Шэн прямо укоряет чуского (южное царство Чу VIII—III в. до н. э. (В. У.) наследника: «Сейчас у наследника изнеженная кожа, ослабли конечности, дряблые мышцы и хрупкие кости, кровеносные сосуды чересчур наполнены, а руки и ноги ленивы. После служанок из княжества Юэ наследника ублажают наложницы из княжества Ци. Вся его жизнь — одно пустое шатанье: развлечение, бражничество, распутство в тайных домах и укромных местах. Сладостно вкушая этот яд, вы играете с когтями и клыками хищных зверей. Если не отбросить все прежнее, что может укорениться всюду и затянуть навсегда, будет ли прок от лечения самим Бянь Цяо (известный лекарь эпохи Хань. — В. У.) или от лечения заклинаниями шаманов? — задавал риторический вопрос Мао. — Слова Мэй Шэна в чем-то сходны с нашим методом, когда товарищу, допустившему ошибки, громко кричат: «Твоя болезнь обострилась! Не будешь лечиться — погибнешь!» После этого в течение нескольких дней, недель или даже месяцев больному не спится, смятение охватывает его душу и мысли, и он не находит себе места. И тогда появляется надежда (на выздоровление)».

«Сейчас у нас в стране каждый интеллигент, партийный и государственный работник или военнослужащий должен под руководством КПК заниматься определенным физическим трудом. Ходьба, плавание, альпинизм, физическая зарядка по радио — это, по Павлову, своего рода труд. Я уж не говорю о более действенном труде, выполняемом при посылке на низовую работу на заводы или в деревню. Одним словом, — резюмировал Мао, — надо во что бы то ни стало напрягать силы и вести борьбу с правым уклоном».

Сразу же через два дня после Лушаньского пленума с 18 августа по 12 сентября 1959 г. в Пекине было проведено расширенное заседание Военного совета ЦК КПК, куда первоначально были приглашены около 140 военных. Из-за экстренности созыва совещания некоторые участники прямо из аэропорта вынуждены были ехать в зал заседаний правительственной резиденции Чжуннаньхай, а тех, кто прибывал поездом, даже не успели к его открытию. Цель совещания: продолжить дальнейшую критику Пэн Дэхуая и «ликвидировать его влияние в армии». Совещание уделило особое внимание «расследованию» вопроса об «антипартийной группе» и «поддержанию тесных связей с заграницей» этой группой. Пэн Дэхуай, прибыв на совещание, решил выступить с «самокритикой» и послушать критику в свой адрес со стороны присутствовавших. Однако многие из участников не желали выступать, а если и брали слово, то не затрагивали вопроса, связанного с оценкой деятельности министра обороны.

20 августа член Политбюро ЦК КПК Кэ Цинши и кандидат в члены Политбюро ЦК партии Чэнь Бода позвонили Мао Цзэдуну и Лю Шаоци и сообщили, что «совещание идет плохо», что «Пэн Дэхуай сделал самопроверку формально, вновь скрытно подстрекал собравшихся атаковать партию», что «он в основном не примирился с поражением и пытается, используя свое положение в армии, пересмотреть свое дело». А Кан Шэн сам побежал к Мао Цзэдуну и упрашивал последнего лично принять участие в заседаниях, чтобы изменить ход совещания и обстановку на нем.

После таких шагов Кан Шэна в тот же день вечером Мао Цзэдун вызвал к себе Лю Шаоци, Чжоу Эньлая и Линь Бяо и имел с ними беседу, пытаясь поподробнее выяснить, как идет совещание. В тот же вечер (около 10 часов) от имени ЦК партии было принято решение продлить совещание до 12 сентября 1959 г., увеличив его состав до 1061 человека. На основании этого Военный совет ЦК КПК издал экстренную директиву: «Кадровым работникам больших военных округов, кроме тех, кто непосредственно находится на дежурстве, в полном составе немедленно прибыть на совещание. Также прибыть на совещание командующим полевых армий, по одному кадровому работнику от дивизии, по одному представителю от руководящих кадровых работников от всех родов войск, от штабов, политотделов и служб тыла также выделить по одному человеку для участия в заседаниях». Всем давались одни сутки для сборов и прибытия в столицу. 21 августа 1959 г. из Пекина вылетело 18 самолетов для сбора всех участников и доставки их в столицу.

С 22 августа заседание Военного совета ЦК КПК уже работало в расширенном составе, на нем были 1061 военный из руководящего состава НОАК выше дивизионного уровня с правом решающего голоса и 508 человек с правом совещательного, которые были разбиты на 14 групп. На совещании также присутствовали Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Чжу Дэ и Линь Бяо.

Президиум заседания попросил Чжоу Эньлая выступить с докладом «Относительно исторических вопросов, связанных с Пэн Дэхуаем». Тот вначале заявил, что «он не может с полной ясностью изложить об исторических вопросах, связанных с Пэн Дэхуаем», так как многого не знает. Но президиум якобы настоял, и Чжоу Эньлай вынужден был выступить с докладом. В нем он развил точку зрения Мао Цзэдуна о том, что Пэн Дэхуай в своих действиях «на одну треть сотрудничал с Мао Цзэдуном, а на две трети нет». Далее он разделил всю политическую деятельность Пэн Дэхуая в прошлом на 15 исторических отрезков, рассматривая каждый из них отдельно. В своем выступлении Чжоу Эньлай признал и свою вину, подчеркнув, что если бы он лично все делал хорошо, то, возможно, сегодня и у Пэн Дэхуая не было таких ошибок. Мао Цзэдун отсутствовал во время этого выступления, и когда ему позднее доложили о содержании выступления Чжоу Эньлая (скорее всего, это сделал Кан Шэн), он, усмехнувшись, сказал: «Он всегда был таков, беспринципно сглаживает острые углы»³³⁵.

9 сентября 1959 г. Лю Шаоци выступил на заключительной стадии совещания, коснувшись «вопроса о культе личности Мао Цзэдуна». Он заявил, что после обсуждения культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС в Китае также появились лица, требующие выступления против культа личности, внутри ЦК партии также есть люди, выступающие против культа личности. Их представителем именно и является товарищ Пэн Дэхуай. Хотя есть и кое-кто еще. Лю Шаоци привел в качестве примера выступления министра обороны против песни «Восток заалел». «Я тот человек, который издавна активно поощрял «культ личности», хотя можно сказать, что термин «культ личности» и не слишком подходящий, — заявил он. — Я лучше скажу, что я поднимал руководящий авторитет Председателя Мао. Причем я делал это довольно долго. Перед УП съездом (КПК) я уже прославлял Председателя Мао, в докладе об изменениях в Уставе партии на УП съезде я также прославлял, и сейчас еще продолжаю это делать. Я создаю культ личности товарищам Линь Бяо и (Дэн) Сяопину³³⁶. Хотя вы и не одобряете того, что я делаю, но я продолжаю это делать³³⁷. И я могу допустить, что другие не согласны с моим мнением. Но я продолжаю так делать. Некоторые, взяв за пример борьбу в СССР с культом личности Сталина, требуют начать борьбу с культом личности Мао Цзэдуна в Китае»³³⁸. Лю Шаоци расценил такие взгляды «полностью ошибочными», заявив, что это практически «является подрывной деятельностью, действиями, подрывающими дело пролетариата». В одном из китайских партийных журналов этот отрывок выступления Лю Шаоци дополняется следующими словами: «Если нет авторитета личности, то нельзя создать авторитет и партии»³³⁹.

Как отмечал Бо Ибо в своих мемуарах, не было бы культа личности Мао Цзэдуна, не были бы возможными «большой скачок», критика Пэн Дэхуая как лица, «возглавлявшего антипартийную группировку правых ревизионистов», не было бы критики «трех поветрий»: «труда в одиночку», «очернительства» и «пересмотра дел» и невозможна была бы «культурная революция»

Характерно, что приведенный отрывок из выступления Лю Шаоци о культе личности находится в явном противоречии с выступлением Ху Цяому в защиту Мао Цзэдуна, сделанном ровно месяц назад на пленуме.

На следующий день после выступления Лю Шаоци, 10 сентября 1959 г., взял слово маршал Чжу Дэ. Здесь следует отметить, что его выступление со слабой критикой Пэн Дэхуая на заседании Постоянного комитета Политбюро во время Лушаньского совещания несколько дней назад вызвало издевку Мао Цзэдуна. А на расширенном совещании Военного совета ЦК Линь Бяо подверг резкой критике Чжу Дэ с конкретным упоминанием его имени. Поэтому Чжу Дэ вынужден был на совещании выступить с определенной долей самокритики. Он сказал, что в прошлом совершал ошибки в линии, неоднократно поддерживал ошибочную линию. Маршал признал, что и в период социалистической революции и социалистического строительства также совершал крупные ошибки. В первую очередь он отметил «дело Гао Гана—Жао Шуши». Якобы в то время, когда Мао Цзэдун и другие руководители уже начали вести борьбу с «их заговорщицкой деятельностью», Чжу Дэ продолжал считать, что «они хорошие люди» и «оказывал им всяческую поддержку и защиту». И только к 4-у пленуму ЦК КПК (февраль 1954 г.) он «разобрался в их «антипартийной сущности» и «решительно поддержал борьбу» с ними. Второй своей крупной ошибкой Чжу Дэ назвал позицию, занимаемую в период Лушаньского совещания. Объяснял он ее тем, что знал Пэн Дэхуая, Хуан Кэчэна, Чжан Вэньтяня и Чжоу Сяочжоу только с хорошей стороны, думал, что если у них и были ошибки, то они их уже исправили, что у него была аналогичная точка зрения, как и у них. Поэтому Чжу Дэ своевременно и не обнаружил и не раскусил их сущность как «антипартийных интриганов». «Некоторые товарищи указывали мне (уж не Кан Шэн ли? — В. У.), что это интриганы, — говорил Чжу Дэ. — но я все же не верил этой критике. Однако еще раз все обдумав, я наконец встал на одну точку зрения с Председателем Мао и другими руководителями, решительно придерживающимися марксистско-ленинской правильной линии»³⁴⁰. Далее маршал вынужден был признать, что в прошлом шесть-семь раз отходил от правильной линии Мао Цзэдуна и заявил, что согласен с прозвучавшей в его адрес критикой.