Дело» Чжан Кэциня 4 страница

В августе 1952 г. Председатель Госплана КНР Ли Фучунь представил на рассмотрение в Госплан СССР один из вариантов первого пятилетнего плана КНР, получившего название «Экономическое положение в Китае и задачи пятилетнего строительства». В соответствии с положениями данной записки, одной из основных задач первого пятилетнего плана было ускоренное создание тяжелой, главным образом современной оборонной промышленности.

А еще летом 1952 г. группа советских специалистов приступила к выбору в Китае места и проектированию 15 оборонных заводов и восемь установок. В понятие установок входили отдельные цеха на предприятиях. Указанные 15 оборонных заводов и восемь установок вошли в число 91 предприятия, помощь в строительстве и восстановлении которых оказывал СССР по соглашению от 15 мая 1953 г.²⁷¹ В памятной записке от 31 января 1954 г. была высказана просьба китайского правительства о пересмотре списка предприятий, предусмотренных соглашением от 15 мая 1953 г., в сторону сокращения строительства гражданских предприятий и увеличения до 35 предприятий оборонной промышленности²⁷².

В 1953—1954 гг. были заключены советско-китайские соглашения о содействии в строительстве и реконструкции 156 индустриальных объектов (в том числе Аньшаньского, Уханьского и Баотоуского металлургических комбинатов, Чанчуньского автомобильного и Лоянского тракторных заводов, Тайюаньского и Шэньянского заводов тяжелого машиностроения), а также соглашения о льготных кредитах для закупки оборудования для этих строек. В 1954 г. Советское правительство приняло решение о безвозмездной передаче китайской стороне свыше 1400 объектов промышленных предприятий и свыше 24 комплексов различной научно-технической документации. КНР направила на учебу в СССР свыше семи тысяч студентов и стажеров, около пяти тысяч практикантов. Китайское правительство пригласило более трех тысяч высококвалифицированных советских специалистов, ставших советниками во всех отраслях народного хозяйства страны. Такого объема экономической и научно-технической помощи и поддержки история еще не знала. Значительный вклад в индустриализацию и модернизацию КНР внесли и европейские страны народной демократии (помощь в строительстве свыше 100 предприятий).

Всего на апрель 1956 г. Советский Союз оказывал помощь в восстановлении и строительстве 213 предприятий, из которых 81, то есть более одной трети, были чисто оборонного характера²⁷³.

В 1954 г. Советский Союз по своей инициативе вывел советские военные части с совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур и безвозмездно передал эту базу вместе со всеми построенными там за 10 лет сооружениями военно-стратегического назначения КНР. СССР также передал в полную собственность КНР все свои права и долю в смешанных советско-китайских акционерных обществах, которые к тому времени уже представляли собой современные комбинаты, оснащенные передовой по тем временам технологией и имевшие современную систему управления.

Существенная помощь была оказана КНР в создании новых отраслей современной промышленности, в том числе оборонной, строительство ее 100 базовых предприятий осуществлялось или намечалось осуществить при всестороннем материальном и техническом содействии СССР.

Завершение гражданской войны и аграрной реформы и окончание войны в Корее означало вступление страны в полосу мирного строительства. Это позволило отменить военный контроль и перейти к созданию постоянных органов власти на выборных началах.

В 1953—1954 гг. в КНР прошли (многоступенчатые) выборы в собрания народных представителей, и в сентябре 1954 г. 1-я сессия ВСНП приняла первую в истории КНР Конституцию. Она определяла, что КНР является государством народной демократии, руководимой рабочим классом и основанном на союзе рабочих и крестьян. В соответствии с конституцией были произведены изменения в структуре высших государственных органов. На введенный пост Председателя КНР был избран Мао Цзэдун, его заместителем — Чжу Дэ, Председателем Постоянного Комитета ВСНП, между сессиями, выполнявшими функции высшего органа государственной власти, избран Лю Шаоци. Правительство — Государственный совет — по предложению Мао Цзэдуна возглавил Чжоу Эньлай, став его премьером (с 1949 г. он возглавлял Государственный административный совет).

После образования КНР Мао Цзэдун начал серию идеологических кампаний чисток интеллигенции.

Величайшее произведение классической прозы Китая — роман «Сон в красном тереме» автора Цао Сюэцина (1716—1763) вновь стал одним из главных объектов такой кампании в КНР в 1954 г., связанной с именем Кан Шэна.

В марте 1954 г. известный литературовед старой школы Юй Пинбо в журнале «Синь цзяньшэ» («Новое строительство») (1954, № 3) опубликовал статью «Коротко о «Сне в красном тереме»». Юй Пинбо и Ху Ши уже давно занимались исследованием романа. Еще в 1923 г. Юй издал книгу «Исследование «Сна в красном тереме». Книга уже в новой редакции вышла в 1952 г. в КНР, но без особых концептуальных изменений. Роман не был закончен Цао Сюэцинем. Как доказал в своей работе Юй Пинбо, последние 40 глав найденного текста принадлежали Гао Э.

Юй Пинбо пытался доказать в своем исследовании справедливость утверждений Цао Сюэциня о том, что роман носит в основном автобиографический характер и не содержит критики правящей маньчжурской династии. (Данное утверждение не совсем верно, известно, что именно за критику правящего класса роман Цао Сюэциня по цензурным соображениям был включен властями в число «запрещенных книг» и запрет сохранял силу до конца правления последней династии Китая. Издавались только отдельные фрагменты книги. Это усиливало привлекательность романа, любознательные читатели стремились иметь первоначальный, не подвергшийся цензуре текст романа. Книга переписывалась от руки, поэтому возникло несколько неадекватных копий романа. — В. У.)

Неожиданно два молодых автора Ли Сифань и Лань Лин в шаньдунском провинциальном научном журнале (орган Шаньдунского университета) не без помощи Кан Шэна опубликовали статью с критикой посвященных роману работ известного Юй Пинбо. (Раньше Кан Шэн был горячим поклонником этого классического романа, в прошлом он неоднократно рассказывал Цзян Цин, как он наслаждался великолепными портретами, представленными в романе.) Молодые авторы объявили эти работы методологически порочными, написанными с позицией буржуазного идеализма; утверждалось, что исследователь не увидел антифеодальной направленности и реалистической глубины романа, рассматривал его лишь как выражение субъективных взглядов писателя, чрезмерно увлекался фактологическими изысканиями. Авторы упростили и модернизировали идейный смысл и социальное звучание романа «Сон в красном тереме».

Цзян Цин немедленно проявила интерес к этим провинциальным публикациям (очевидно не без помощи Кан Шэна).

Она познакомилась с редким изданием романа, хранившимися в Пекинской библиотеке, и попросила сделать ей фотокопии самого полного из них, состоящего из 80 глав. Это издание было уникальным, так как на его полях сохранились многочисленные пометки автора. В романе насчитывалось до 400 действующих лиц, из которых главное внимание автора сосредоточено на 20. «Эти 20 — господа, — утверждала Цзян Цин, — а остальные — рабы, питающиеся кухонными отбросами из дворцов, где живут господа».

Интересно сравнить терминологически это высказывание со следующим замечанием Мао Цзэдуна: «В романе «Сон в красном тереме» отображена ожесточенная классовая борьба. В ходе этой борьбы многие люди погибают. Лишь 20 или 30 персонажей принадлежат к правящему классу, остальные же (около 300) — рабы».

Цзян Цин пришла в бешенство от той «ядовитой травы», которую якобы распространяет Юй Пинбо. Она считала, что роман следует проанализировать, пользуясь методом диалектического материализма. Вся проблематика романа сводится к одному коренному вопросу: каким образом относиться к культурному наследию? Юй Пинбо и другие рассматривают «Сон в красном тереме» как роман-описание биографий действительно существовавших людей. Но не будет ли правильнее считать, что этот роман лишь по форме биографический? Разве в нем не содержится широкая обобщающая картина китайского общества? Разве это произведение — не образец критического реализма, дополненного романтизмом? Она полагала, что этот исторический роман следует рассматривать с позиций классовой борьбы.

Цзян Цин выяснила через своих людей, что молодые авторы предлагали свою статью литературной газете Шанхая «Вэньхуй бао» (редакторами которой были Ху Фэн и писательница Дин Лин), но та отказалась печать статью.

Она показала статью молодых авторов супругу. Мао Цзэдун рекомендовал жене напечатать ее в «Жэньминь жибао» без ссылок на его указание. Ряд руководителей идеологического ведомства КПК высказался против этого, ссылаясь на дискуссионный характер статьи и ее резкий тон. Когда Цзян Цин передала статью в Отдел пропаганды ЦК КПК Чжолу Яну и Ху Цяому, те, познакомившись с материалом, с презрительной усмешкой заявили: «Это написано такими маленькими людьми. Как столь маленькие люди осмеливаются критиковать другого маленького человека, Юй Пинбо?» Под давлением Цзян Цин статья все же была перепечатана в «Вэньи бао», органе Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства (ВАРЛИ), но с редакционным примечанием, в котором говорилось о молодости авторов и недвусмысленно предупреждалось о необходимости осторожно относиться к оценкам и выводам. А главная партийная газета страны «Жэньминь жибао» молчала.

16 октября 1954 г. недовольный Мао Цзэдун направил письмо по поводу исследования романа «Сон в красном тереме» членам Политбюро ЦК КПК (оно было открыто опубликовано через 13 лет, в 1967 г.) и созвал совещание для всестороннего рассмотрения проблемы.

«Прилагаю к письму две статьи, критикующие Юй Пинбо. Прошу с ними ознакомиться. За последние 30 с лишним лет впервые серьезно открывается огонь по ошибочным воззрениям так называемого авторитета в области исследования романа «Сон в красном тереме». Авторы — два члена Союза молодежи. Сначала запросили журнал «Вэньи бао», можно ли критиковать Юй Пинбо. Запрос был оставлен без внимания. Им ничего не оставалось, как написать письмо своему преподавателю в родной вуз — Шаньдунский университет. Там их поддержали, а печатный орган университета — «Вэньшичжэ» — опубликовал статью с критикой «Заметок о романе «Сон в красном тереме»», — писал Мао Цзэдун. — Некоторые предложили перепечатать эту статью в газете «Жэньминь жибао», чтобы вызвать критику и развернуть дискуссию. Но их предложение под разными предлогами (главный из которых — это-де «статья маленьких людей», «партийный орган — не место для свободной полемики») было отвергнуто некими людьми и не могло осуществиться. Дело кончилось тем, что пошли на компромисс и разрешили перепечатать эту статью в журнале «Вэньи бао». После этого газета «Гуанмин жибао» в рубрике «Литературное наследие» опубликовала еще одну статью этих двух юношей, критикующую написанные Юй Пинбо «Исследования романа «Сон в красном тереме»...Дело было поднято двумя «маленькими людьми», но «большие люди», как правило, не удостаивали их своим вниманием и зачастую создавали всякие помехи. Они установили с буржуазными писаками единый фронт в области идеализма и добровольно сдались в плен буржуазии», — делал вывод Мао Цзэдун.

Наконец через неделю, 23 октября 1954 г. «Жэньминь жибао» опубликовала статью «Больше внимания критике ошибочных взглядов в изучении романа «Сон в красном тереме». В ней уже указывалось, что критика Ли Сифанем и Лань Лином формалистических, антинаучных воззрений Юй Пинбо явилась первым за тридцать с лишним лет ударом по «маститым ученым» реакционной, буржуазно-идеалистической школы Ху Ши, которые, занимая господствующее положение в области изучения китайской классики, фальсифицировали историю китайской литературы, проповедовали порочные, идеалистические концепции в литературе и искусстве.

В конце октября — после публикации в«Жэньминь жибао» написанной в духе письма Мао Цзэдуна статьи с открытой критикой руководителей фронта культуры — ВАРЛИ и Союзу китайских писателей пришлось вплотную заняться «делом» Юй Пинбо. Этому разбирательству было посвящено восемь совместных заседаний президиумов упомянутых творческих организаций. В критическую кампанию, развязанную Мао Цзэдуном при активном содействии Кан Шэна и Цзян Цин, вынуждена была активно включиться печать. Заведующий отделом пропаганды Чжоу Ян и его приближенные, на которых намекал Мао в своем письме, как на «больших людей», произнеся подобающие самокритичные слова, сумели представить основным виновником всего случившегося редакцию «Вэньи бао». Было принято решение о ее реорганизации, с поста главного редактора сняли старого коммуниста, соратника Лу Синя Фэн Сюэфэна. Началась «охота на ведьм» в лице писательской интеллигенции. Довольный Кан Шэн потирал руки. В 1955 г. он вместе с женой и двумя сыновьями перебрался в Пекин в огромные апартаменты, построенные в Цинский период, недалеко от Советского посольства.

В результате сильного идеологического давления, угроз и резкой критики Юй Пинбо вынужден был изменить свои прежние суждения о романе, это наглядно видно из его вступительной статьи к новому изданию романа в 1958 г.

Видя, что в Пекине делятся важные руководящие посты и он, Кан Шэн может остаться не у дел, весной 1955 г. Кан Шэн стал всем внушать, что он «выздоровел» и вновь может активно включиться в руководящую работу.

В это время Мао Цзэдун на одном из совещаний ЦК КПК предложил на западный манер создать научно-исследовательский кабинет, или институт политических исследований, который бы занялся политическими изысканиями. Причем Мао Цзэдун намеревался собрать секретарей ряда парткомов и провести с ними лично учебу. Руководителем кабинета после некоторых раздумий был назначен бывший личный секретарь Мао Цзэдуна Чэнь Бода.

Справка. Чэнь Бода родился в 1904 г. в провинции Фуцзянь, учился в Цзимэйской средней школе, в Шанхайском рабочем университете и университете им. Сунь Ятсена в Москве. После окончания рабочего Университета служил в армии чиновником в войсках под командованием Чжан Чжэня, в 1927 г. тайно вступил в КПК. Был личным секретарем Чжан Чжэня, который считал его ценным сотрудником, и позднее, когда Чэнь Бода был арестован, активно, хотя и безуспешно, заступался за него перед властями. Несколько лет Чэнь Бода просидел в тюрьме в Нанкине, в 1927 г. после освобождения из заключения поехал в Москву и поступил в Университет имени Сунь Ятсена, вступил в так называемую «фракцию» КПК в университете, во время партийной чистки в КПК получил взыскание за «фракционизм». В 1931 г. после возвращения в Китай начал изучать теорию коммунизма. Вел подпольную работу в Тяньцзине. В 1937 г. с началом китайско-японской войны переехал в Яньань. Вскоре среди яньаньских «теоретиков» стал одним из самых известных. Из-за нехватки высококвалифицированных преподавателей и учитывая опыт преподавания Чэнь Бода в Пекине на литературном факультете, его пригласили преподавать в Яньани, вскоре он уже преподаватель Центральной партийной школы, директором который был Кан Шэн. 5 мая 1938 г. в Яньани создается Институт марксизма-ленинизма, директором которого назначается Чжан Вэньтянь. Чэнь Бода преподает в институте историю, марксистско-ленинские знания и философию.

Чэнь Бода работал в ЦК КПК в качестве лектора Партшколы и руководителя китайского исследовательского бюро, кроме того, с 1939 г. по рекомендации Чжан Вэньтяня стал политическим секретарем Мао Цзэдуна. В апреле 1945 г. на VII съезде КПК был избран кандидатом в члены ЦК КПК. В 1945 г. в течение некоторого времени после победы над Японией выполнял задания КПК в Гонконге, в 1946 г. стал членом ЦК КПК 7-го созыва. С октября 1949 по июль 1955 г. был заместителем заведующего Отделом пропаганды ЦК КПК, в 1949 г. (заместителем директора Института марксизма-ленинизма в Пекине. С октября 1949 по октябрь 1954 г. был заместителем Председателя комитета по вопросам культуры и образования Государственного административного совета. С декабря 1949 по февраль 1950 г. сопровождал Мао Цзэдуна в Москву на переговоры о китайско-советском договоре о дружбе. В июне 1955 г. стал членом отделения философских и общественных наук Академии Наук Китая.

После основания КНР, когда Пекин стал столицей Китая, встал вопрос, где должны размещаться руководители КНР. Чжоу Эньлай избрал для них местом работы и проживания Чжуннаньхай.

Чжуннаньхай, расположенный к востоку от императорского дворца Гугун, в прежние времена был частью Императорского запретного города.

К зданию, где жили Мао и Цзян Цин, примыкал дворик, в котором размещались комнаты двух дочерей Мао — Ли Минь и Ли На. Вместе с ними жила старшая сестра Цзян Цин — Ли Юньлу, которая после смерти матери занималась воспитанием Цзян. Позже Ли Юньлу жила некоторое время с одним бизнесменом. После переезда руководства КПК в Чжуннаньхай Цзян Цин пригласила Ли Юньлу с сыном к себе, чтобы она заботилась о подраставших Ли На и Ли Минь. «Мао и его супруга, — пишет его личный врач, — не особенно интересовались жизнью детей и виделись с ними очень редко. Дети четы Мао учились и воспитывались в интернате и приезжали домой только в каникулы. Иногда они обедали вместе с родителями, но это случалось лишь несколько раз в году»²⁷⁴.

Спальня Мао с высоким потолком была размерами с танцевальный зал. Мебель там стояла явно не китайского производства, современная и удобная. На четырех окнах висели массивные плюшевые шторы, которые почти никогда не раздвигались. Известно, что Мао Цзэдун работал по ночам, вставал поздно. Находясь в его спальне, невозможно было определить, день за окнами или ночь. Мао спал на огромной деревянной кровати, изготовленной по специальному заказу каким-то плотником в Чжуннаньхае. В последние годы две трети кровати всегда были завалены книгами, даже на имеющихся опубликованных фотографиях спальни всегда видна эта кровать, заваленная книгами. Китайская пропаганда после ареста «банды четырех», включая Цзян Цин, этим самым доказывала, что Мао Цзэдун последние десятилетия не спал с Цзян Цин. С той стороны кровати, где лежал Мао, край кровати был немного выше. Это было сделано специально, чтобы предохранять Председателя от падения с кровати во сне (как считал личный врач Мао, этот уклон был связан не с безопасностью вождя, а с сексуальными наклонностями Председателя)²⁷⁵.

Рядом с кроватью стоял широкий квадратный стол, служивший Мао одновременно и письменным, и обеденным. Мао обычно принимал пищу в одиночестве, прямо в спальне. Как вспоминают сослуживцы, обедал вместе с Цзян Цин он крайне редко.

Место, где ранее были апартаменты Мао Цзэдуна, находящееся во внутреннем дворе в густой тени кипарисов, сейчас превращено в его музей.

Библиотека Мао Цзэдуна не уступала лучшим библиотекам китайских императоров. Причем Мао Цзэдун, поселившись в Чжунаньхае, жил недалеко от «Кабинета благоухающих хризантем», где раньше размещалась императорская библиотека.

В формировании библиотеки Мао принял активное участие Кан Шэн. Собирать ее начали еще в яньаньский период, с конца 1930 г. Кан Шэн обеспечивал Мао как классической, так эротической литературой и, в частности, богато иллюстрированными книгами по сексуальной практике, искусству «внутренних покоев», включая и рукописные издания. Пожалуй, нигде в мире не было собрано более полной библиотеки эротической литературы, как в Китае. Драгоценной жемчужиной этой коллекции по праву считается роман «Цзинь, Пин, Мэй» («Цветы сливы в золотой вазе»). В нем дана широкая панорама жизни китайского высшего общества ХIII в. Стремясь отразить жизнь в ее конкретности, автор романа, рисует неприглядные картины китайской жизни. Перед читателем проходит целая галерея пестрых по социальному составу образов. В обыденной обстановке действуют персонажи, в большинстве своем отталкивающие: не брезгающие никакими средствами дельцы вроде главного героя Симынь Цина, льстецы и прихлебатели, готовые на любую подлость, жадные до денег сводни, прорицатели, знахари, монахи и монахини, превратившие монастыри в притоны.

С поучительной целью — внушить отвращение к пороку (пьянство, алчность, разврат), в романе даются натуралистические его описания. Натуралистичность для той эпохи не представляется недостатком. Она помогает автору порвать со средневековой нормативностью и создать изображение живого человека, своего современника, выбрать героя, типичного для своей эпохи, с его слабостями, негативными характеристиками, даже извращениями, и поставить его в центр всех коллизий.

Сексуальные пассажи в «Цзин, Пин, Мэй» настолько детализированы, что пуританские европейские ученые, делавшие перевод, вынуждены были страницу за страницей писать по-латыни, дабы оградить их от любопытствующих невежд. У нас в стране роман по цензурным соображениям несколько раз был опубликован в значительно усеченном виде (впервые в 1977 г.) и все такого рода сюжеты были вымараны.

Помимо прочего, Кан Шэн занимался поисками по стране раритетов для коллекции Мао. Заодно он не забывал и себя и собрал богатейшую личную коллекцию — к началу «культурной революции» она насчитывала свыше 10 тыс. предметов искусства и более 40 тыс. книг, многие из которых были уникальными, древние рукописи, довольно редкие книги. Его супруга старалась не отставать от мужа. После смерти Мао Цзэдуна и ареста «четверки» ей было предъявлено обвинение в краже экспонатов из государственных музеев и книг из библиотек для пополнения своей частной коллекции.

Чэнь Бода, бывший тогда заместителем директора партийной школы, жил и работал на территории Центральной партийной школы (бывшего Института марксизма-ленинизма), которая располагалась недалеко от летней загородной резиденции последних маньчжурских императоров парке Ихэюань в западном районе Пекина. Но вскоре Мао Цзэдун вновь сделал его своим политическим секретарем, часто вызывая в Чжуннаньхай. Однако расстояние от Чжуннаньхая до Центральной партийной школы было довольно большим, Чэнь Бода на дорогу тратил обычно от получаса до часа, чтобы на машине добраться до канцелярии Мао. Последнему это не очень нравилось, особенно когда были срочные дела, а секретаря не было, и Мао Цзэдун предложил ему переехать на жительство в Чжуннаньхай. Чэнь Бода поселился в здании дворца «Иньчуньтан», Там в направлении с юга на север имелось три подходящих для жилья помещения, соединенных вместе. Чэнь Бода поселился в центральном из них. Рядом жили заведующий Отделом пропаганды ЦК КПК Чжоу Ян и сычуанец, заведующий секретариатом Отдела пропаганды ЦК КПК Сюн Фу.

Чжуннаньхай был разделен на две зоны: «А» и «Б». В зоне «А» жил Мао Цзэдун, Чэнь Бода был поселен в зону «Б». Нужно было иметь специальный пропуск, чтобы из зоны «Б» пройти в зону «А». Чэнь Бода, как личный секретарь Мао, имел такой специальный пропуск, у него дома также был установлен прямой телефон («вертушка») с резиденцией Мао, теперь он мог уже быть у Мао Цзэдуна через десять с небольшим минут.

В составе нового Кабинета политических исследований, возглавляемого Чэнь Бода, оказался и Кан Шэн, однако пока официальной должности ему не было предложено. Тем не менее, он решил, что представился хороший случай быть поближе к Мао Цзэдуну, тем более что Канцелярия ЦК КПК, находившаяся по соседству с кабинетом, выделила Мао Цзэдуну еще одно служебное помещение для его занятий со слушателями. Всеми правдами и неправдами Кан Шэн сделал так, чтобы его рабочее место соседствовало с кабинетом Мао Цзэдуна.

В феврале 1956 г. в Москве готовились открыть ХХ съезд КПСС. Заранее были разосланы приглашения коммунистическим и рабочим партиям мира, получила приглашение и КПК.

Кан Шэн по китайской прессе и закрытой информации внимательно следил за событиями в Восточной Европе и СССР, подумывая, как их можно использовать в своих целях. Он отслеживал шифровки и отчеты китайской делегации о ее поездке по Восточной Европе в конце 1955 г. и ее позиции на ХХ съезде КПСС, надеясь, что этот материал в дальнейшем ему пригодится.

За неделю до съезда — 6 февраля 1956 г. Н.С.Хрущев встретился с главой китайской делегации Чжу Дэ и имел с ним беседу. Чжу Дэ с Хрущевым затронули вопросы ошибок Сталина, нанесших серьезный урон союзу рабочего класса и крестьянства, признали неправильность политики в отношении крестьянства²⁷⁶. Учитывая особо доверительные отношения между двумя партиями, китайской делегации за день до съезда от имени Н. С. Хрущева был сделан намек, что на съезде возможна критика культа личности И.В.Сталина. Как утверждает в своей книге «Период зигзагообразного развития (1956—1966)» китайский военный историк Цун Цзинь, делегация КПК, узнав о возможности критики на съезде КПСС И.Сталина, срочно сообщила об этом в Пекин, поставив вопрос: следует ли ей после этого оставаться на съезде и участвовать в заседаниях, когда будет подвергаться критике И. Сталин? В ответной шифровке из Пекина, подписанной ЦК КПК, говорилось следующее: «На заседаниях, где будет подвергнут критике Сталин, присутствовать как обычно, но не выступать, избрав тактику уклонения»²⁷⁷. Анализ имеющихся в нашем распоряжении материалов показывает, что Мао Цзэдун поначалу был заинтересован в критике Сталина, в том числе его позиции по Китаю. Это наглядно видно из беседы бывшего посла в Китае Юдина с Мао Цзэдуном в марте 1956 г. Мао тогда отметил, что Сталин, безусловно, является великим марксистом, хорошим и честным революционером. Однако в своей большой работе в течение длительного времени он допустил ряд крупных и серьезных ошибок, главные из которых перечислены в докладе Хрущева. Он их свел к семи пунктам: 1) незаконные репрессии; 2) ошибки, допущенные в ходе войны, причем главным образом в начальный, а не заключительных период войны; 3) ошибки, которые нанесли серьезный урон союзу рабочего класса и крестьянства; 4) ошибки в национально вопросе, связанные с незаконными переселениями отдельных народностей и др.; 5) отказ от принципов коллективного руководства, зазнайство и окружение себя подхалимами; 6) диктаторские приемы и стиль в руководстве; 7) серьезные ошибки во внешней политике (Югославия и т. д.). Мао Цзэдун подчеркивал советскому послу, что материалы съезда произвели на него сильное впечатление.

18 февраля 1956 г. глава китайской делегации Чжу Дэ выступил на ХХ съезде КПСС с приветственной речью.

Известно, что свой секретный доклад с критикой Сталина Хрущев сделал уже после того, как состоялись выборы в ЦК КПСС и сам Хрущев был избран первым секретарем ЦК партии. Это было сделано не случайно. Хрущев считал неосмотрительным выступление с докладом до выборов²⁷⁸.

Когда Хрущев делал свой «секретный доклад», то, по утверждению члена китайской делегации Ши Чжэ, делегацию КПК просили не присутствовать. Советские руководители заблаговременно разъяснили китайской делегации, что у них нет никаких тайн, которые следовало бы скрывать от китайской делегации, однако отношение к другим делегациям иное, поэтому другие делегации не будут присутствовать на нем. После того, как Хрущев сделал свой «секретный доклад», стенограмм последнего немедленно была передана делегации КПК. После внимательного ознакомления с содержанием переданного доклада члены китайской делегации обсудили его и обменялись мнениями. Чжу Дэ, в частности, подчеркнул, что «то, что говорилось на этом совещании, это их собственное дело, а мы приехали сюда в качестве гостей», то есть, явно желая дистанцироваться от этого доклада. Дэн Сяопин решительно заявил, что Сталин — это международный деятель и так относиться к нему — нелепость, нельзя так относиться к Сталину — революционному лидеру. Тань Чжэньлинь считал, что делегация КПК не должна соглашаться с мнением Н.С. Хрущева и что следует официально высказать свою позицию. Однако — это внутреннее дело КПСС, и делегация КПК не обязательно должна влиять на позицию советского руководства²⁷⁹.

В воспоминаниях посла КНР в СССР Лю Сяо, опубликованных в 1987 г., читаем: «В день закрытия съезда Хрущев выступил перед всеми делегатами с секретным докладом по вопросу о культе личности Сталина. Экземпляр этого секретного доклада был передан делегации КПК Щербаковым, работавшим в те годы заведующим сектором Китая в Отделе международных связей ЦК КПСС. Мне, как послу КНР в СССР, специально направили отдельный экземпляр доклада. На конверте была напечатана моя фамилия и имя Лю Сяо с пометкой «совершенно секретно»»²⁸⁰.

Однажды, для прояснения некоторых деталей автор обратился с несколькими воросами к бывшему референту сектора Китая Отдела международных связей ЦК КПСС, известному китаисту В. Я. Сидихменову, который в 1956 г. работал с делегацией КПК в Москве и сопровождал ее в поездке по СССР. По его словам, он задал вопрос главе делегации КПК в Москве Чжу Дэ относительного «секретного доклада» Хрущева и, в частности, критики культа личности Сталина. Развернутого ответа на свой вопрос В. Я. Сидихменов не получил. На взгляд последнего, Чжу Дэ уклонился от развернутого ответа потому, что еще не знал мнения Мао Цзэдуна. В беседе с Сидихменовым он только сказал: Сталин считается вождем международного коммунистического движения. Значит, он принадлежит не только КПСС, но и другим партиям. Вы же раскритиковали его, не посоветовавшись с другими партиями, в том числе и с КПК».

Позиция Мао Цзэдуна по отношению к критике культа личности Сталина на ХХ съезде четко проявилась уже во время 2-го пленума ЦК КПК 8-го созыва 15 ноября 1956 г. Тогда, говоря о «двух мечах», он заявил буквально следующее: «Я думаю, что имеется два «меча»: один — Ленин, другой — Сталин. Теперь Сталина как меч русские отбросили...

Не отбросили ли теперь в известной мере некоторые советские руководители и Ленина как меч? Я думаю, что они и его отбросили в довольно значительной мере. Остается ли в силе Октябрьская революция? Может ли она еще служить примером для всех стран? В докладе Хрущева на ХХ съезде КПСС говорится, что можно захватить власть парламентским путем. Это значит, что другим странам мира больше не надо учиться у Октябрьской революции. С открытием этой двери ленинизм уже в основном отброшен»²⁸¹.