Возвращение ответственности ребенку

Дети не смогут обнаружить и использовать свои внутренние ресурсы и испытывать мощь своих потенциальных возможностей, если для этого нет соответствующих условий. Ответственности нельзя обучить; ответственности научаются только па собственном опыте. Когда мы принимаем решения за ребенка, лишая его, таким образом, возможности использовать собственный творческий потенциал, мы мешаем развитию ответственности. Многие детские терапевты охотно провозглашают развитие собственной ответственности ребенка в каче­стве одной из центральных целей своей работы, но в действительности ограничивают возможности ребенка принять на себя и тем самым, усиливая их зависимость. Это происходит не как-то спонтанно или катастрофиче­ски, но, скорее, маленькими, почти незаметными шажка­ми во взаимодействии с детьми, когда отвечают на их вопросы, делают за них выбор, помогают, когда помощь не требуется, руководят ими, когда право руководить; должно быть предоставлено самим детям. Легкость, с которой терапевт может добиться зависимости ребенка, признается одним из специалистов, который писал:

«Случалось, что в своих ответах я соскальзывал на прежний путь развития у детей зависимости. Эйприл спросила, можно ли ей поиграть с пупсиком, и прежде, чем я успел сообразить, я понял, что отвечаю: «Разуме­ется». Я должен выкинуть это слово из моего словаря. На этом приеме снова усилилась потребность в постоян­ной связи с ребенком. Доля секунды может превратить терапевтический ответ в ответ, способствующий разви­тию зависимости».

Терапевтические облегчающие ответы возвращают ребенку ответственность, тем самым, помогая ему по­чувствовать себя хозяином ситуации и обрести внутрен­нюю мотивацию. Терапевт, центрированный на ребенке, верит в него, стремится разрешить ребенку принимать решения и создает ему возможности для управления собственной деятельностью, избегая вмешиваться в то, что он делает. Здесь описывается понимание своей внут­ренней сущности и глубокая, непоколебимая установка, которая становится способом существования рядом с детьми. Один из игровых терапевтов описывает этот процесс следующим образом:

«Я начинаю понимать, очень постепенно, что предо­ставление ответственности — это не то, что можно сде­лать в словах, хотя таким образом ответственность мож­но облегчить. Я думаю, что предоставление ответствен­ности ребенку каким-то образом связано с моим отказом от ответственности. Сеанс, конечно, был бы другим, если бы я не старался так сильно, чтобы Кристина чувство­вала себя легко и чтобы все получилось правильно. Я хочу сказать: Кто я? Что во мне такого особенного, что я могу для нее все «устроить»? И чем это кончится? Чьи потребности будут таким образом удовлетворены? И кто от этого будет чувствовать себя удобно?»

В начале первого сеанса игровой терапии ребенку часто хочется, чтобы терапевт сказал ему, что делать, для чего используются те или иные вещи, и как спра­виться с трудностями. Ребенок может поднять над го­ловой игрушку, название которой ему безусловно зна­комо, и спросить: «А что это?» Это как раз тот момент, когда терапевт не знает наверняка, какие мотивы поро­дили вопрос. Назвать игрушку — значит подавить кре­ативность ребенка, структурировать его самовыражение, или удерживать ответственность в собственных руках. Ответственность можно вернуть ребенку, ответив: «Это может быть тем, чем ты захочешь». В зависимости от вопроса ребенка, подобный ответ мог звучать по-другому: «Реши сам» или: «Вот это ты можешь сделать сам». Если ребенку нужна помощь, чтобы справиться с заданием, которое он может закончить сам, без посторонней помощи, терапевт может сказать: «Покажи мне, что я должен сделать», — или: «Скажи мне, что сделать, чтобы помочь тебе». Такие ответы помогают ребенку взять на себя ответственность и принять решение, и, как правило, к концу сеанса ребенок сам заявляет, что есть что, не спрашивая решения терапевта.

Один из терапевтов анализирует это следующим образом. «В течение всего сеанса Ангелина стремилась все вещам в комнате дать имена. Например, она подняла над головой обруч для волос куклы Барби и спросила: «Что это?» Потом она задала тот жевопрос о платье Барби, о ее пудренице и о какой-то пустой коробочке. Она хотела, чтобы я назвал каждый предмет. Я отвечал коротко: «Это может быть тем, чем ты захочешь» и «Ты можешь сама решить, для чего это». Каждый раз она с готовностью принимала собственное решение. Обруч для волос стал короной, пудреница стала коробочкой для красок, платье Барби — бальным платьем, а пустая коробочка — шкатулкой для заколок Барби. Ес­ли бы я отвечал за нее, я бы способствовал развитию зависимости, и она не могла бы найти ответы самостоятельно. Этот подход к возвращению ответственности, похоже, является мощным катализатором реальной самооценки. К концу первого сеанса Ангелина задавала очень мало вопросов и очень решительно высказывалась и действовала. Ее самостоятельность была очевидна, и она казалась очень уверенной в себе. Я думаю, это было прямым следствием того, что ответственность была пе­реадресована девочке, вместо того, чтобы мне самому превратиться в источник ответов».

Когда ответственность возвращается ребенку, он на­чинает придумывать творческие решения, которые ни­когда не пришли бы в голову терапевту. Когда пяти­летний Берт спрашивает терапевта: «Что ты хочешь, чтобы я приготовил тебе на завтрак?» — терапевт отве­чает: «Здесь ты сам можешь решить, что бы ты хотел приготовить». Берт выбрал «взбитый паучиный пирог».

Позже Берт поднял пластмассовый круглый браслет и спросил: «Эй, что это?» Терапевт ответил: «Это может быть тем, что ты захочешь». Берт решил, что это будет наручник.

Дети часто сами ответят на свои вопросы, если те­рапевт просто повременит с ответом. Задумчивое: «Гм-м -м..», произнесенное терапевтом, — вот, может быть, и все, что понадобится. Четырехлетний Сэк взял самолет и спросил: «Почему у него две двери?» Терапевт отве­тил: «Гмммм...» и Сэк быстро сказал: «Потому что если дети его купят, люди смогут быстрее из него выйти. Может быть, поэтому». Рэчел садится за краски и рас­суждает о рисовании. Баночки с красками были закры­ты крышками, и терапевт стала открывать их, но спох­ватилась и остановилась. Рэчел легко справилась с этой задачей сама. А терапевту так легко было отобрать от­ветственность у ребенка! Ответственность можно предо­ставить в ответ на невербальный запрос ребенка, как это описано в следующем эпизоде.

Поскольку Саманта говорила очень мало, я не была уверена, когда именно она ищет помощи или указаний. Когда она сидела возле кукольного домика, прогуливая вокруг домика медвежонка, она вынула из ящика что-то из мебели и поместила и его, и медвежонка в домик. Потом она опять вынула оба предмета и быстро взгля­нула на меня. Я сказала: «Ты можешь сама решить, что именно положить в домик». И тогда она стала запихи­вать в домик всю мебель».

Типичные не-облегчающие реакции

Приводимые ниже эпизоды из сеансов игровой тера­пии представляют собой примеры типичных ответов, ко­торые не являются облегчающими. Как отвечает тера­певт, какие слова он использует, имеет большое значе­ние для того, почувствует ли себя ребенок понятым, при­нятым или ограниченным. Предлагаемые ответы — это именно предложения, и я вовсе не считаю, что они яв­ляются единственно возможными. Моя цель здесь состо­ит в том, чтобы помочь читателю понять паттерны от­ветов, которые они дают детям.