Я. Л. Ильин

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Я. Л. Ильин

RALISME, англ. POSTSTRUCTURALISM — идейное течение зап. гуманитарной мысли, оказывающее в последнюю четверть века сильнейшее ' влияние на литературоведение Зап. Европы и США. Получил свое название П., поскольку пришел на смену структурализму как целостной системе представлений и явился

его своеобразной самокритикой, а также в определенной мере естественным продолжением и развитием изначально присущих ему тенденций. П. характеризуется, прежде всего, негативным пафосом по отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального обоснования феноменов действительности, и в первую очередь культуры.

Так, например, постструктуралисты рассматривают концепцию " универсализма", т. е. любую объяснительную схему или обобщающую теорию, претендующую на логич. обоснование закономерностей действительности, как " маску догматизма", называют деятельность подобного рода проявлением " метафизики" (под к-рой они понимают принципы причинности, идентичности, истины и т. д.), являющейся главным предметом их инвектив. Столь же отрицательно они относятся к идее " роста", или " прогресса", в области научных знаний, а также к проблеме социально-истории, развития. Сам принцип рациональности постструктуралисты считают проявлением " империализма рассудка", якобы ограничивающим " спонтанность" работы мысли и воображения, и черпают свое вдохновение в бессознательном. Отсюда и проистекает то явление, к-рое исследователи называют " болезненно патологической завороженностью" (morbid fascination, по выражению М. Сарупа) (324, с. 97) иррационализмом, неприятием концепции целостности и пристрастием ко всему нестабильному, противоречивому, фрагментарному и случайному. П. проявляется как утверждение принципа " методологического сомнения" по отношению ко всем " позитивным истинам", установкам и убеждениям, существовавшим и существующим в зап. обществе и применяющимся для его " легитимации", т. е. самооправдания и узаконивания. В самом общем плане теория П. (скорее здесь можно говорить о комплексе представлений П., поскольку постструктуралисты отличаются крайним теоретич. нигилизмом и отрицают саму возможность какой-либо общей теории) — это выражение философского релятивизма и скептицизма, " эпистемологического сомнения", являющегося по своей сути теоретич. реакцией на позитивистские представления о природе человеческого знания.

Выявляя во всех формах духовной деятельности человека признаки " скрытой, но вездесущей (caché e mais omnipré sente) метафизики, постструктуралисты выступают прежде всего как критики " метафизического дискурса". На этом основании совр. зап. классификаторы философских направлений относят П. к

общему течению " критики языка" (la critique du langage), в к-ром соединяются традиции, ведущие свою родословную от Г. Фреге и Ф. Ницше (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Дж. Остин, У. Куайн), с одной стороны, — и от М. Хайдеггера (М. Фуко, Ж. Деррида), с другой. Если клас-сич. философия в основном занималась проблемой познания, т. е. отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся совр. зап. новейшая философия переживает своеобразный " поворот к языку" (a linguistic turn), поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них чисто языковой характер. В результате и критика метафизики принимает форму критики ее дискурса, или дискурсивных практик, как у Фуко.

Для Фуко знание не может быть нейтральным или объективным, поскольку всегда является " продуктом властных отношений". Вслед за Фуко постструктуралисты видят в совр. обществе прежде всего борьбу за " власть интерпретации" различных идеологич. систем. " Господствующие идеологии", завладевая " индустрией культуры", иными словами, средствами массовой информации, навязывают индивидам свой язык, т. е., по представлениям постструктуралистов, отождествляющих мышление с языком, навязывают сам образ мышления, отвечающий потребностям этих идеологий. Тем самым " господствующие идеологии" существенно ограничивают способность индивидуумов осознавать свой жизненный опыт, свое " материальное бытие". Совр. " индустрия культуры", утверждают постструктуралисты, отказывая индивиду в адекватном средстве для организации его собственного жизненного опыта, тем самым лишает его необходимого " языка" для понимания (интерпретации) как самого себя, так и окружающего

ГІМММ обравом, яаык рассматривается не просто как средство повнания, но и как инструмент социальной коммуникации, манипулирование к-рым со стороны " господствующей идеологии" касается не только яаыка наук (так называемых " научных дискурсов" каждой дисциплины), но главным образом проявляется в " деградации яаыка" повседневности, служа признаком извращения человеческих отношений, симптомом " отношений господства и подавления". При этом ведущие представители П. (Деррида и Фуко), продолжая традиции Франкфуртской школы Kulturkritik, воспринимают критику языка как критику культуры и цивилизации.

Причины, по к-рым общефилософские идеи П. оказались столь привлекательными для совр. литературоведения, обусловлены целым рядом факторов. Во-первых, все основные представители П. (Ж. Деррида, Ж. Делез, Ф. Гваттари, Р. Жирар, М. Фуко, Ж. Лакан, Р. Барт. Ю. Кристева) либо непосредственно вышли из рядов литературоведов, либо, что очень характерно для теоретич. мысли конца XX в. вообще, активно используют худож. лит-ру для доказательства и демонстрации своих гипотез и выводов. В этом отношении П. находится в общем русле той тенденции современного научного мышления, к-рая сделала изящную словесность испытательным полигоном для разного рода концепций философского, культу-рологич., социологич. и даже научно-естественного характера. Во-вторых, сама специфика научного мышления, заостренного на языковых проблемах и апеллирующего не к языку логического и строго формализованного понятийного аппарата, а к языку интуитивно-метафорических, поэтических многозначных понятий, вызывала повышенный интерес к проблематике лите-ратурно-худож. свойства. В-третьих, литературоведение, со своей стороны, перестает быть только наукой о лит-ре и превращается в своеобразный способ совр. философского мышления.

В чисто литературоведческом плане теория П. развивалась как критика структурализма, к-рая велась по четырем основным направлениям: проблемам структурности, знаковости, коммуникативности и целостности субъекта. Следует отметить, что критика концепции целостного субъекта была осуществлена в значительной мере уже в рамках структурализма и в теории П. получила лишь свое окончательное завершение.

Прежде всего, в русле той тенденции П., которую Р. Барт по аналогии с иконоборчеством назвал " знакоборчеством" (50, с. 271), была предпринята попытка " дезавуировать" традиционную структуру знака. Первым против соссюровской концепции знака выступил в 50-х годах Ж. Лакан, отождествив бессознательное со структурой языка, и заявив, что работа сновидений следует законам означающего" (240, с. 116). Он утверждал, что означающее и означаемое образует отдельные ряды, " изначально разделенные барьером, сопротивляющимся обозначению" (240, с. 149). Тем самым Лакан фактически " раскрепостил" означающее, освободив его от зависимости от означаемого, и ввел в употребление понятие " скользящего", или " плавающего означающего".

Позднее Ю. Кристева развила эту мысль, выдвинув концепцию " текстуальной продуктивности", где принципом, связывающим текст, служит процесс " означивания". Смысл этой операции заключается в том, что вместо " обозначения", фиксирующего отношения между означающим и означаемым, приходит процесс " означивания", выводимый из отношений одних только означающих. Это окончательно замыкает поэтич. текст в кругу других текстов и теоретически отвергает всякую возможность его связи с внеязыковой реальностью.

Наиболее авторитетное среди постструктуралистов теоре-тич. обоснование этой критики традиционной концепции знака дал Ж. Деррида. Он предпринял попытку опровергнуть эпи-стемологич. обоснование, на к-ром покоился " классический структурализм", а именно — невозможность разделения ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака. Детально разработанная аргументация Дерриды направлена не столько на выявление ненадежности любого способа знакового обозначения, сколько на то, что обозначается, — на мир вещей и законы, им управляющие. С точки зрения франц. ученого, все эти законы, якобы отражающие лишь желание человека во всем увидеть некую " Истину", на самом деле не что иное, как " Трансцендентальное Означаемое" — порождение " западной логоцентрической традиции", стремящейся во всем найти порядок и смысл, во всем отыскать первопричину (или, как чаще выражается Деррида, навязать смысл и упорядоченность всему, на что направлена мысль человека).

В частности, вся восходящая к гуманистам традиция работы с текстом выглядит в глазах Дерриды как порочная практика насильственного " овладения" текстом, рассмотрения его как нек-рой замкнутой в себе ценности, практика, вызванная ностальгией по утерянным первоисточникам и жаждой обретения истинного смысла. Понять текст для них означало " овладеть" им, " присвоить" его, подчинив его смысловым стереотипам, господствовавшим в их сознании.

Особое неприятие Дерриды вызывает соссюровская теория знака, основанная на примате звучащего слова над письменным. Когда человек говорит, то, по Дерриде, у него создается " ложное" представление о естественности связи означающего (акустич. образа слова) с означаемым (понятием о предмете или даже с самим предметом). Это кажется франц. ученому абсолютно недопустимым, поскольку в данном случае не учитываются ни интенциональная направленность сознания, вое-

принимающего мир по своим внутренним законам и представлениям, ни опосредующая роль контекста культуры.

Рассматривая мир только через призму его осознания, т. е. исключительно как идеологич. феномен культуры и, даже более узко, как феномен письменной культуры, постструктуралисты готовы уподобить самосознание личности нек-рой сумме текстов в той массе текстов различного характера, к-рая, по их мнению, и составляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять Деррида, " ничего не существует вне текста", то и любой индивид в таком случае неизбежно находится " внутри текста", т. е. в рамках определенного историч. сознания, что якобы и определяет границы " интерпретативного своеволия" критика. Весь мир в конечном счете воспринимается как бесконечный, безграничный текст.

Другая причина неприятия примата " звуковой речи" кроется в философской позиции Дерриды и связана с его постструктуралистской тенденцией к девальвации личности, что отражает общую дегуманизацию теоретич. мысли Запада. Конкретно у Дерриды это формулируется как критика концепции самосознания человека, получившей свое классич. выражение в знаменитом изречении Декарта: " Я мыслю, следовательно, я существую". " Говорящий субъект", по мнению Дерриды, во время говорения предается иллюзии о независимости, автономности и суверенности своего сознания, самоценности своего " я". Именно это " cogito" (или его принцип) и расшифровывается ученым как " Трансцендентальное Означаемое", как тот " классический центр", к-рый, пользуясь привилегией управления структурой или навязывания ее, например, тексту в виде его формы (т. о., сама оформленность любого текста ставится Дерридой под вопрос), сам в то же время остается вне постулированного им структурного поля, не подчиняясь никаким законам.

Здесь на первый план выходит вторая важная сторона деятельности Дерриды — его критика самого принципа " структурности структуры", в основе к-рого и лежит понятие " центра" структуры как некоего организующего начала, того, что управляет структурой, организует ее и в то же время само избегает структурности. Для Дерриды этот " Центр" — не объективное свойство структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его " силы желания" или " ницшеанской воли к власти"; в конкретном же случае толкования текста — следствие навязывания ему читателем собственного смысла. В нек-рых своих работах Деррида рассматривает

этот " центр" как " сознание", " cogito", или " феноменологический голос". Само интерпретирующее " я" вместе с тем понимается им как своеобразный текст, " составленный" из культурных систем и норм своего времени.

Подобная критика структуры — самая показательная сто
рона именно литературоведческого постструктурализма. Наи
более последовательно она проводилась в теориях деконструк
ции Дерриды, текстуальной продуктивности
Ю. Кристевой, шизофренического дискурса и ризомы
Ж. Делеза и Ф. Гваттари и т. д. В том же направлении разви
валась мысль и второго после Дерриды по своему влиянию
теоретика постструктурализма М. Фуко. В значительной
степени он явился продолжателем " разоблачительной критики",
начатой теоретиками Франкфуртской школы Т. В. Адорно,
М. Хортхаймером и В. Беньямином. Главная цель ее — крити
ка всех феноменов общества и сознания как сознания буржуаз
ного, — состояла в том, чтобы выявить сущностный, хотя и
неявный иррационализм претендующих на безусловную рацио
нальность философских построений и доказательств здравого
смысла, лежащих в основе " легитимации", самооправдания зап.
культуры последних столетий. Основная цель исследований
Фуко — выявление " исторического бессознательного" различ
ных эпох, начиная с Возрождения и по XX в. включительно.
Исходя из концепции языкового характера мышления и сводя
деятельность людей к " дискурсивным практикам", Фуко посту
лирует для каждой конкретной историч. эпохи существование
специфич. эпистемы — " проблемного поля", достигнутого к
данному времени уровня " культурного знания", образующегося
из " дискурсов" различных научных дисциплин.

При всей разнородности этих " дискурсов", обусловленной специфич. задачами разных " форм познания", в своей совокупности они образуют, по утверждению Фуко, более или менее единую систему знаний — эпистему. В свою очередь, она реализуется в речевой практике современников как строго определенный языковой код — свод предписаний и запретов. Эта языковая норма якобы бессознательно предопределяет языковое поведение, а, следовательно, и мышление отдельных индивидов. Таким образом, в теории Фуко научно-технич. прогресс мистифицируется, подменяется анонимной и полиморфной " волей-к-знанию" и интерпретируется как стремление замаскировать " волю-к-власти" претензией на научную истину.

Господству этой эпистемы " культурного бессознательного" Фуко противопоставляет деятельность " социально отверженных: безумцев, больных, преступников и, в первую очередь, художников и мыслителей типа де Сада, Гельдерлина, Ницше, Арто, Батая и Русселя. Здесь таится мечта Фуко об " идеальном интеллектуале", к-рый, являясь аутсайдером по отношению к современной ему эпистеме, осуществляет ее " деконструкцию", указывая на " слабые места" — на " изъяны" общепринятой аргументации, призванной укрепить власть господствующих авторитетов и традиций.

Самым существенным в учении Фуко, как об этом свидетельствует практика П., явилось его положение о необходимо-

сти критики логики власти и господства во всех ее проявлениях. Именно это является наиболее привлекательным тезисом его доктрины, превратившимся в своего рода " негативный императив", затронувший сознание широких кругов совр. зап. интеллигенции. При этом дисперсность, дискретность, противоречивость, повсеместность и обязательность проявления власти в понимании Фуко придает ей налет мистической ауры, характер не всегда уловимой и осознаваемой, но тем не менее активно действующей надличной силы.

Разработанная Фуко методика анализа обществ, сознания, концепция децентрализации, трактовка " воли-к-знанию" как " воли-к-власти", интерес к маргинальным явлениям цивилизации, иррационалистическое толкование исторического прогресса — все это было взято на вооружение " левыми деконструк-тивистами" • постмодернистами, что в значительной степени предопределило специфику их анализа худож. произведений.

Панъязыковая и пантекстуальная позиция постструктуралистов, редуцирующих сознание человека до письменного текста, а заодно и рассматривающих как текст (или интертекст) литру, культуру, общество и историю, обусловливала их постоянную критику суверенной субъективности личности и порождала многочисленные концепции о " смерти субъекта", через к-рого " говорит язык" (М. Фуко), " смерти автора" (Р. Барт), а в конечном счете и " смерти читателя" с его " текстом-сознанием", растворенном в великом интертексте культурной традиции.

Практические аспекты критики теории худож. коммуникации более детально были разработаны в концепциях деконст-руктивизма и постмодернизма, но их общеметодологич. основы были заложены именно в трудах Дерриды, Кристевой, Делеза и Гваттари. Постструктуралистская критика коммуникативно-

сти в основном сводилась к выявлению трудности или просто невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. Естественно, что когда постструктуралисты обращались к конкретному анализу худож. произведения, в их поле зрения попадало творчество тех поэтов и писателей (Рембо, Лотреа-мон, Роб-Грийе, Джойс), у к-рых смысловая неясность, двусмысленность, многозначность интерпретации выступали на передний план. С этим связано и ключевое для деконструкти-визма понятие смысловой " неразрешимости" как одного из принципов организации текста, введенного Дерридой. П. в целом можно определить как общеметодологич. основу, на базе к-рой деконструктивисты и постмодернисты выстраивали свои концепции, отличающиеся фактически лишь сменой исследовательских приоритетов, иными идей-но-эстетич. ориента-циями и более практическим характером анализа, нацеленного прежде всего на изучение литературы.