И. П. Ильин.

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

И. П. Ильин.

ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЕ ИНСТАНЦИИ — фр., англ. INSTANCES, нем. INSTANZEN. — В зависимости от установки исследователей на структуралистские, структурно-коммуникативные или рецептивно-эстетические теоретич. предпосылки получают различные терминологич. уточнения — инстанции нарративного лит. текста, рассказа, дискурса или разных категорий автора и читателя. Среди совр. нарратологов нет единого мнения о количестве П. И.: от четырех обязательных до восьми, включая четыре " факультативных", причем каждая из них у различных исследователей может получать дополнительную дифференциацию, расщепляясь до бесконечности (см.: нарративная типология). Особенно это касается категории читателя (конкретный, или реальный, абстрактный, или имплицитный, эксплицитный, виртуальный, идеальный, несостоятельный, предполагаемый, имманентный, интенцио-нальный, концептуальный, фиктивный, продуцированный, воображаемый, информированный, архичитатель и т. д.).

Собственно, проблема разграничения различных типов внетекстовых читателей выходит за пределы интересов наррато-логии в узком смысле слова и является прерогативой рецептивной эстетики. Однако в совр. условиях, когда в литературоведении происходит процесс активного взаимовлияния разных подходов, принципов и методик анализа, осуществить такое разграничение в конкретных теориях какого-либо литературоведа не всегда представляется возможным. Например, концепции нарратолога В. Шмида (327), Дж. Принса (297) по проблематике охватываемого круга вопросов затрагивают и рецептивно-эстетич. тематику. С другой стороны, X. Линк в своей влиятельной работе " Рецептивное исследование: Введение в методику и проблематику" (253) значительную ее часть отвела объяснению основных положений нарратологии как

необходимого введения в собственно рецептивную проблематику.

Основные П. И., выступающие в роли членов коммуникативной цепи, по к-рой осуществляется " передача" худож. информации от писателя к читателю, находящихся на противоположных полюсах процесса худож. коммуникации, — это, во-первых, реальные автор и читатель, находящиеся на внетекстовом уровне, и, во-вторых, многочисленные внутритекстовые инстанции. Наррато-логи исходят из убеждения, что на каждом повествовательном уровне должна быть своя пара отправителя и получателя худож. информации. Первым таким уровнем, на к-ром возникает абстрактная или нормативная коммуникативная ситуация, является уровень взаимодействия абстрактного, имплицитного автора и абстрактного, имплицитного читателя. Оба они письменно не фиксируются в тексте, а лишь только постулируются необходимостью вовлечения лит. текста в коммуникативный процесс и поэтому являются абстрактно-теоретич. конструктами. На этом основании нем. славист В. Шмид предпочитает говорить об " абстрактном авторе" и " абстрактном читателе". В психологич. плане эти две инстанции реализуются как предполагаемые образы автора (интенция читателя) и читателя (интенция автора) и поэтому терминологически обозначаются как имплицитный, т. е. подразумеваемый, автор и имплицитный читатель.

Некоторые исследователи, например, С. Чэтман (77), ограничиваются этими четырьмя инстанциями, другие — Ж. Женнет (144), не учитывают имлицитного автора и имплицитного читателя в своей классификации, за что, в частности, последний подвергся критике со стороны Ш. Риммона (314) и В. Бронзвара (68).

Для лингвистически ориентированных нарратологов, близких структуралистским позициям, главное значение имеют П. И., зафиксированные в тексте. К их числу принадлежит основная П. И. — нарратор (рассказчик, повествователь), ответственный за " вербализацию", т. е. выражение в языковой форме худож. информации. Ее получателем на этом повествовательном уровне является наррататор, впервые получивший наиболее обстоятельное теоретич. обоснование в трудах амер. нарратолога Дж. Принса (296).

Дальнейшая детализация этого уровня, где действует коммуникативная пара нарратора и наррататора, привела к выделению еще двух подуровней со своими П. И. Если нарратор повествует в " личной грамматич. форме" (от анонимного пер-

вого лица или лица персонажа-рассказчика), то постулируется возникновение уровня " фиктивной коммуникативной ситуации", на к-ром коммуницируют фиктивный, или эксплицитный автор (" фигура в тексте") и фиктивный, или эксплицитный читатель. Последний также может выступать как в роли персонажа — слушателя рассказываемой истории, так и в виде текстуально зафиксированных обращений эксплицитного автора типа " дорогой читатель", " Вы можете этому не поверить, но..." и т. д. Данный уровень, и, соответственно, его инстанции отсутствуют в " безличном", " имплицитном" повествовании от третьего лица.

Ж. Женетт (144) и М. Баль (44) выделили еще один коммуникативный уровень — уровень фокализаиии, где происходит вербализация зрительной перспективы, и, соответственно, фокализатора — отправителя этой воплощенной в слова зрительной информации и ее получателя — имплицитного зрителя. Если уровень " фиктивной коммуникации" помещается В. Шмидом и X. Линк над дискурсивным уровнем нарратора и наррататора (Линк, 253, с. 25), то Баль отождествляет уровень фокализации с рассказом и располагает своего фокализатора между повествователем и актором — действующим лицом романного мира.

На самом глубинном уровне худож. произведения, на уровне " романного мира" (Линтвельт, 254, с. 17), " изображаемого мира" (Шмид, 327, с. 26) возникают многочисленные коммуникативные ситуации со своими нарраторами и наррататорами. Всякий раз, как кто-нибудь из персонажей-акторов берет слово, он тем самым возлагает на себя функцию повествователя, а его аудитория (неважно, в единственном или множественном лице) приобретает функцию наррататора. Естественно, что в случае диалога эти функции становятся попеременно взаимо-обратимыми.

Иными словами, любая П. И. — это прежде всего функция, и как таковая она представляет собой переменную величину в каждом конкретном эпизоде любого худож. текста. Постоянной она может быть только в своем абстрактном виде как теоретич. конструкт, абсолютизирующий и гипостазирующий изначально природную изменчивость явлений в фиктивную константность представлений идеального мира. Голл. исследователь Е. А. де Хаард отмечает, что в " Войне и мире" Толстого дистанция между повествователем и абстрактным автором " относительно

невелика. Так, повествователь в этом романе выражает мнения, с к-рыми Толстой согласился бы в тот период своей жизни без всякого намека на иронию" (163, с. 98); т. о. здесь констатируется факт совпадения позиций сразу трех П. И.: реального автора (Толстого в момент написания романа " Война и мир"), абстрактного автора (подразумеваемого, имплицитного автора этого произведения) и имперсонального повествователя-нарратора (повествование ведется от третьего лица). То же самое можно практически сказать и о всех остальных П. И.

В результате подобной изменчивости функций П. И., их способности быть более или менее очевидными или, наоборот, сливаться друг с другом в конкретной практике реального романного текста их довольно трудно вычленить в " чистом" виде; между ними существует огромное количество переходных форм. Этим и объясняется факт существующих разногласий в оценке и интерпретации конкретных худож. текстов при гораздо более явном консенсусе в отношении теоретич. положений дисциплины нарратологии.