А. В. Драное. Впервые был введен Дж. Принсом в 1971 г

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

НАРРАТАТОР — фр. NARRATAIRE, англ. NARRATEE — термин нарратологии, означающий одну из повествовательных инстанций внутритекстовой коммуникации; разновидность внутреннего адресата, явного или подразумеваемого собеседника, к которому обращена речь рассказчика- нарратора; слушателя обращенного к нему рассказа, воспри-нимателя информации, сообщаемой повествователем.

Впервые был введен Дж. Принсом в 1971 г. (296) и получил дальнейшую разработку в трудах Ж. Женетта (144, 145), Ж. Жоста (215), Ф.Дюбуа (112), Я. Линтвельта (254), С. Чэтмана (77), М.-Л. Рьян (321) и др. Теоретические предпосылки необходимости введения этой повеств. инстанции были детально обоснованы M. M. Бахтиным в 1952-53 гг. в ст. " Проблема речевых жанров" (5), где подчеркивалась активная роль " другого", " слушающего" в любом " высказывании", в том числе и в худож. произв. (вторичные речевые жанры). Для Бахтина как убежденного сторонника принципиальной диало-гичности лит-ры роль других, для которых строится высказывание, исключительно велика и заранее во многом предопределяет его форму, наполняя высказывание " диалогическими обертонами". Цель введения повествовательной инстанции заключается в разделении уровней внутритекстовой коммуникации, в точной конкретизации каждопкакта коммуникативного (речевого, письменного) общения.

В отличие от Бахтина западные теоретики в основном придерживаются той точки зрения, что Н. целиком обусловлен рассказчиком, его способом ведения рассказа, риторич. построением повествования и немыслим вне отношения " рассказчик-слушатель", поэтому и степень индивидуальности Н. предопределяется силой индивидуальности повествователя. Как и большинство внутритекстовых повествовательных инстанций, Н. является переменной и трансформирующейся величиной, способной в зависимости от техники повествования (от первого или третьего лица, сказового, диалогического, эпистолярного, объективно-описательного, лирически-экспрессивного, побудительно-риторического и т. п.) приобретать различную форму и степень повествовательной активности. Н. может предстать в виде самостоятельного персонажа, как в случае " рамочного" способа повествования, когда рассказчик, выступая в роли персонажа, сообщает какую-либо историю своему Н., также воплощенному в действующее лицо (" Тысяча и одна ночь", где Шахразада рассказывает сказки калифу). При этом он может быть пассивным слушателем, как халиф в " Тысяче и одной ночи", д-р Шпильфогель в " Жалобе Портного" Ф. Рота, или, наоборот, играть важную роль в событиях (" Изменение" М. Бютора, " Опасные связи" Ш. де Лакло), или вообще быть лишенным статуса персонажа (молчаливый и безымянный слушатель рассказа Кламанса в " Падении" Камю); таков и читатель, к которому обращается Т. Манн в " Докторе Фаустусе", А. С. Пушкин в " Евгении Онегине". Здесь функция Н. практически трансформируется в функцию эксплицитного читателя.

Особый вид Н. возникает при обращении рассказчика к самому себе (" Изменение" М. Бютора, " Драма" Ф. Соллерса), порождая форму, часто встречающуюся в дневниковых жанрах, драматич. монологах, " самооткровениях" внутреннего монолога и т. п. Дж. Принс вводит также понятие Н. " в нулевой степени", знающего только денотации, но не коннотации слов рас-сказчика-нарратора, и " несостоятельного читателя", который не понимает целиком и полностью смысл рассказа и не разделяет намерения автора; т. о., речь идет о Н., проявляющих недостаточную коммуникативную компетентность и тем самым вызывающих у реального читателя необходимость иронич. корректировки их интерпретации.

Необходимо теоретическое разграничение Н. и имплицитного читателя, наиболее отчетливо проявляющееся в произв.

с явно дидактич. началом, например, в романах просветительского реализма или политич. романах. Классич. образцом использования разных типов Н. может служить роман Чернышевского " Что делать? " с его, на первый взгляд, " избыточным" количеством адресатов: " проницательный читатель", " читательница", " простой читатель", " добрейшая публика", просто " публика", " всякий читатель". Такое количество " читателей", выполняющих роль различных Н., четко показывает, где пролегает грань между собеседниками рассказчика и имплицитным читателем, призванным определить свою позицию по отношению к взглядам всех Н. и синтезировать в единое концептуальное целое внутренний мир романа (его образно-событийную и идеологич. основу).

Н. не всегда легко выделяется, как в романе Чернышевского. Очень часто его присутствие не ощущается явно, он переходит в скрытую, имплицитную форму. С. Чэтман считает, что любой отрывок текста, не представляющий собой диалога или простого пересказа событий, но что-то объясняющий, косвенно апеллирует к адресату и воссоздает инстанцию Н., так как любой объясняющий пассаж предполагает и объясняющего, и того, кому объясняют.

Наибольшую сложность представляет проблема выделения Н. в случае " имперсонального повествования", когда сам рассказчик обладает " нулевой степенью индивидуальности". (Например, при " всезнающем повествовании" от третьего лица классич. романа XIX в. или в " анонимном повествовательном голосе" некоторых романов XX в., в частности Г. Джеймса и Э. Хемингуэя, не прибегавших к технике " авторского всеведения"). Подобное повествование с лингвистич. точки зрения является актом " имперсонализации", т. е. перевоплощения, посредством которого реальные речевые субъекты (автор и читатель) делегируют ответственность за речевые акты (за их порождение и степень адекватности их восприятия) своим заменителям в тексте — нарратору и Н.

Дальнейшее развитие теории нарратологии привело к последующей детализации внутритекстовой коммуникации и выделению в ней двух перспектив: диегезиса (дискурсивного аспекта повествования) и мимесиса (его визуального аспекта, " зрительной информации"). Таким образом, помимо говорящего и слушающего была введена коммуникативная пара " фокализатор" — " имплицитный зритель", ответственный за

организацию и восприятие визуальной перспективы художественных произведений.