Римский профиль греческой философии. Феномена Рима и римской жизни

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Феномена Рима и римской жизни. Не случайно ГС Кнабе справедливо пишет о некоем " феномене Цицерона", в котором очевидное сочетание морализаторского пафоса и порой аморальных действий является следствием постоянного желания соотнести жизнь реальную с неким отвлеченным образцом и примирить одно с другим, - феномене, во многом описывающим противоречивую двойственность не только фигуры самого Цицерона, но и римской культуры в целом11.

И действительно, в немалой степени " проблема" Цицерона - это проблема становления и формирования духовной культуры Рима, для которой те же греческие образцы постоянно служили объектом одновременного восхищения и самоутверждения. Знаменитая фраза Горация о " Греции, покорившей своего сурового покорителя" - блестящая констатация этого ощущения постоянного ученичества Рима и потаенного стремления преодолеть это ученичество. Тот же Гораций в своем " Памятнике" ставит в величайшую заслугу себе овладение греческими поэтическими размерами - и не просто овладение, но перенесение их на римскую почву и приспособление " на латинский лад". Веком раньше Катон Цензор, известный своей антипатией ко всему греческому, выразившейся, в частности, в резком неприятии посольства греческих философов в Рим в 155 г. до н. э., на старости лет, как известно, принялся тем не менее за изучение греческого языка. " Греческое" все время служило неким фоном для культурного развития Рима, вольно или невольно соотносившего свои достижения с высотами греческого духа. Если для Греции мир делился на греков и варваров, причем последние воспринимались отнюдь не обязательно как народы низшего порядка - просто как " другие", " не свои", то для Рима эта оппозиция подспудно переросла в тройственное противопоставление: между римлянами и варварами встали греки как " чужие", с одной стороны, и как " учителя" и предшественники - с другой. Потому проблема " римского и греческого" воспринималась куда непосредственнее и болезненнее, чем, например, " римского и варварского".

Следы этого двойственного чувства, некоего соревновательного преклонения, стремления во что бы то ни стало доказать, что " мы не хуже", можно обнаружить и в трудах Цицерона. Более того, само его обращение к философии не в последнюю очередь было продиктовано желанием создать римскую " мудрость", равновеликую греческой, а самому встать в один ряд с теми же Платоном и Аристотелем. Он многократно говорит о том, что философия пришла в Рим из Греции и из греческих сочинений его современники могут черпать суждения о самых сложных предметах (ср. подобное рассуждение в начале трактата " О пределах блага и зла"), но в то же время он " всегда был убежден в том, что во всем наши были получше греков - в том ли, чем сами решили заниматься, или в том, что от греков почерпнули, но улучшали всякий раз, когда считали нужным посвятить этому свои усилия" (" Тускуланские беседы" I 1). Стоит римлянам углубиться в ту или иную материю, они способны возвыситься над своими предшественниками - эта уверенность Цицерона сквозит и в его риторических (так, по сути весь " Брут" призван превознести римское красноречие в сравнении с греческим; характерен сам переход от греческой " предыстории" к описанию становления римской риторики: " Ну хватит о греках; пожалуй, и уже сказанное отнюдь не было обязательным" - " Брут" 52), и тем более в политических и философских сочинениях¹².

В известной мере и подход Цицерона к философии ориентирован на придание этому роду мыслительной деятельности подлинно римского " колорита". Считая, вслед за Платоном и Аристотелем, философию " царицей наук" (недаром он именовал ее " источником и прародительницей всех достойных искусств" - " Об ораторе" I 1, ср. " матерь всех искусств" - " Тускуланские беседы" I 64), Цицерон находит для этого не абстрактно-рациональное, но вполне прагматическое объяснение. Философия выше других научных занятий, ибо призвана не просто объяснить мир и человеческое существо, но научить правильному поведению и " правильной жизни", " поскольку суть и

порядок всех искусств, относящихся к верному ведению жизни, основан на стремлении к мудрости, кое и называется философией" (" Тускуланские беседы" I 1). Такой подход был, действительно, в принципе свойствен латинскому варианту греческой " мудрости"; римляне искали в философии некие практические - социальные, политические, духовные - рецепты. Так, чуть ли не главным пафосом стихотворного изложения доктрины Эпикура Лукрецием становится желание избавить римлянина от страха смерти; в свою очередь Цицерон схожим образом вслед за теоретическим разбором такого феномена, как, например, дружба, посвящает практически половину соответствующего трактата советам по поводу того, как должны вести себя в дружбе " добропорядочные" (boni) и прочие граждане (" О дружбе" 62-100). Сам замысел трактата " О дивинации" направлен на отделение традиционной ритуально-религиозной практики от того, что Цицерон считает ложными суевериями; и разделение это необходимо прежде всего потому, что гадание широко распространено в " государственных и частных делах" (I 3). Иными словами, любой философский предмет важен в силу своей практической (и прежде всего социально-государственной) приложимости: не случайно в своем " Государстве" Цицерон ссылается на пример легендарных семи мудрецов Греции, которые " постоянно находились в гуще государственных дел", в качестве доказательства того, что философия неотделима от государственной практики (112). Именно этим и определяется превознесение Цицероном философии, этим продиктованы и его предпочтения среди философов древности. Недаром он не раз с великим почтением говорит о Платоне -в частности, потому, что, по мнению Цицерона, платоновский Сократ " первым отозвал философию с небес и поместил в го-Родах, и ввел в собственный дом, заставив размышлять о жизни и о нравах и делах добрых и дурных" (" Тускуланские беседы" V 10).

Влияние Платона прослеживается и в столь любимой Цицероном форме философского диалога, и в многочисленных