💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Джордж Гордон Байрон 19 страница

И грустные, как можно угадать,

Готовы были девочку безродную

Как собственную дочку воспитать -

Ей преподать манеры благородные

И в должном виде свету показать

(Где в первый свой сезон всегда царицы -

Хорошенькие юные девицы,

Особенно имея капитал!)

Потрепанные пэры, джентльмены,

Которых рок немного пощипал,

Мамаши, и сестрицы, и кузены

Преследуют желанный идеал

(Для многих что блестит, уж то и ценно!),

И вальсами и лестью все подряд

" Фортуне юной" голову кружат!

И маменьки и тетки - все посредницы;

Я знаю дам восторженных таких,

Которые сосватали наследницу

Для собственных любовников своих!

Скажите, дорогие собеседницы,

Tantaene* совершенства в душах их?

Но жертву - то порой берет досада:

Бедняжка и приданому не рада!

{* Столь ли (лат.).}

Иная попадается легко,

Иная - три десятка забракует,

Отказы рассыпая широко;

Тогда уж и посредник негодует:

" Девица N заходит далеко!

Она, мол, недозволенно флиртует!

Она улыбкой говорила да,

А нынче вслух сказала никогда!

Наш бедный Фред влюблен и так страдает!

Он сам богат - тут не в деньгах вопрос;

Она прекрасный случай упускает,

И будет день - прольет немало слез...

Но... тут маркиза что - то затевает!

Наш бедный Фред так много перенес...

Но стоит ли она его печали?

А кстати - вы письмо ее видали? "

Но ни мундир, ни титул, ни стихи

Капризную невесту не прельщают;

Пари напрасно держат женихи

И, тратя время, сроки назначают.

Зато какие злые языки

Несчастного счастливца обсуждают,

Когда его за ум, иль рост, иль род

Прелестная сильфида изберет!

Но кто же он? Примеров много разных!

Порой унылый юноша - поэт,

Поклонник из породы неотвязных;

Порой веселый баловень побед,

Повеса из насмешливых и праздных;

Порой - вдовец почти преклонных лет...

Вы спросите: за что он выбран ею?

За что? Ведь все на свете лотерея!

Признаться вам, и я однажды был

Владельцем столь счастливого билета

(Как некогда Полоний говорил:

" И вправду жаль, и жаль, что правда это! "

Не знаю, чем я выбор заслужил,

Но я согласен с приговором света -

Сей выбор был (я говорил не раз!)

Чудовищным для одного из нас.

Простите мне обилье отступлений.

Вглядитесь - вывожу я каждый раз

Из них немало мудрых наставлений,

Как честный пастор, действуя на вас

Как опекун, любитель поучений!

(В какие дебри мой забрел Пегас!)

И муза, словно старая дуэнья

Иль скучный друг, читает наставленья.

Но нынче я хочу изобразить

Все сущее с жестокой прямотою:

Вот то, что есть, а не должно бы быть

Поймите, что занятие пустое

Морали плугом ниву бороздить,

Пороком удобренную. Не скрою -

От этой вспашки злые сорняки

Упрямо вглубь пускают корешки.

Но прежде вам напомню, что Леила

Была, как утро майское, нежна,

Чиста, как снег (я знаю, критик милый,

Последняя метафора бедна),

И юного Жуана охватило

Желанье подыскать опекуна,

Точнее - опекуншу строгих правил,

Которой бы он девочку оставил.

Он ясно отдавал себе отчет,

Что в педагоги вовсе не годится

(Не всякий это честно признает,

А честности не вредно поучиться!).

Он говорил со многими... и вот

Из патронесс, которыми гордится

" Сообщество по устраненью зла",

Им леди Пинчбек выбрана была.

Она была, наверно, молода

В былые дни, а нравственна всечасно.

(Хотя и говорили иногда...

Но не хочу я сплетничать напрасно

И повторять не стану, господа,

Нелепых обвинений, сей ужасной

И гадкой жвачки; пусть двуногий скот

Ее в корыто светское плюет!)

Наверно, согласитесь вы со мной -

Поскольку все мы это замечали, -

Что дамы те, которые весной

Веселым легкомыслием блистали

И результат (порой весьма дурной!)

Печальных заблуждений испытали, -

Оберегут от зла куда скорей,

Чем те, кто горд невинностью своей.

Чужие неизведанные страсти

Святоши лишь из зависти клеймят:

Не уберечь невинность от напасти,

А только уколоть они хотят;

Но ветеран любви, науку счастья

Познавший, новичка наставить рад

И может помешать предупрежденьем

Опасным, необдуманным решеньям.

И дочки тех разумных матерей,

Которые сердечные тревоги

Познали не из чтенья, а скорей

Из практики, на жизненной дороге, -

На ярмарке невест куда быстрей

Находят сбыт, чем девы - недотроги,

Воспитанные маменькой - ханжой,

С холодной и бесчувственной душой.

О леди Пинчбек прежде поговаривали

(Как о любой молоденькой красавице),

Ее ума, однако, не оспаривали,

Ее bons mots* могли всегда понравиться.

За ней когда - то денди приударивали -

Но к старости любой из нас исправится;

Отличною женой она слыла

И совершала добрые дела.

{* Острые словечки, остроты (франц.)}

Она была надменна с высшим светом.

В кругу друзей любезна и мила

И молодежи ласковым советом

Уже не раз умело помогла.

Упоминать не стану я при этом,

К кому и где добра она была,

Но повторю, что девочка Леила

В ней теплое участье пробудила.

Жуан ей тоже нравился; она

Его считала добрым, хоть немного

Испорченным, в том не его вина,

Нельзя его судить излишне строго:

Подумать только, как была трудна

Жизнь юноши! И все же, слава богу,

Он не погиб, и скептиком не стал,

Он только удивляться перестал.

Нас не смущают в молодые годы

Превратности судьбы и затрудненья,

А зрелый возраст ропщет на невзгоды

И даже порицает провиденье;

Но кто знавал военные походы,

Безумства женщин, кораблекрушенья,

Тот и в шестнадцать лет и в шестьдесят

Большим житейским опытом богат.

Жуан доверил леди этой чинной

Леилу, избавляясь от хлопот,

Чтоб та законов светских список длинный

Передавала ей из года в год,

Так прежний мэр с весьма достойной миной

Преемнику ладью передает, -

Ладью назвать бы можно и нежнее:

Ну, скажем, - раковиной Цитереи!

Мне нравится преемственность, ей-ей!

Таким путем девицы получают

Все совершенства грации своей

И все свои таланты умножают.

Та - пишет, та - поет, как соловей,

Та - мудростью знакомых устрашает,

Та - музыкой, та - прелестью острот,

А та - простой истерикой берет.

Но все равно, остроты или сцены,

Науки, танцы, пенье - что ни взять:

Ведь это все приманки, джентльмены,

И женихи не в силах устоять.

Но каждый год пленительная смена

Весталок появляется опять -

Прелестницы без всякой тени брака,

Но к браку очень склонные однако.

Начать поэму мне пора давно -

Задача, как ни странно, нелегка;

Двенадцать песен написал я, но

Все это лишь прелюдия пока.

До сути мне добраться мудрено;

Я только струны пробовал слегка,

Настраивая лиру золотую, -

Теперь же к увертюре перейду я.

Мне все равно - успех или провал;

К таким вопросам музы равнодушны,

Их нравственный волнует идеал,

Они веленью высшему послушны.

Две дюжины я мысленно считал

В поэме глав, но Феб великодушно

Ее стоглавой сделать пожелал...

Вот только бы Пегас не сплоховал!

Мой Дон-Жуан, как мы упомянули,

В изысканное общество попал.

Хоть - микрокосм, встающий на ходули, -

Сей высший свет, по сути дела, мал,

Но низшие слои его феруле

Покорны повсеместно; я видал,

Что высшие себя считают светом

Свечей, луны и ламп - зимой и летом.

Жуан имел друзей. И жены их

(Равно, как и друзья!) его ласкали,

Но в отношеньях дружеских таких

Они вреда отнюдь не замечали.

На каждый праздник, бал или пикник

Его уж непременно приглашала;

Ведь высших классов механизм простои

Приводится в движенье суетой.

Кто молод, и богат, и не женат,

Тому порой опасно в высшем свете!

Ведь общество - игра, как говорят

(Игра в " гуська", хотел бы я заметит").

Все только личной выгоды хотят,

Все хитроумно расставляют сети,

Девицы счастья ищут наугад,

А дамы на подмогу им спешат.

Отнюдь не все девицы поголовно

Преследуют добычу, - не всегда!

Иная все приемлет хладнокровно,

Как тополь и спокойна и горда.

Но многие - сирены безусловно:

Раз восемь поболтать - уже беда;

Предчувствуя последствия фатальные,

Заказывайте кольца обручальные!

То маменька письмо напишет вам,

Что дочь ее " в ужасном состоянье",

То строгий брат, решителен и прям,

Нахмурившись, потребует признанья:

" Какая ваша цель?! " - и скажет вам,

Что " сердце девы - ваше достоянье".

И вы, себя жалея и ее,

Решенье принимаете свое.

Таким путем, я знаю, совершается

Немало браков самых знатных лиц.

Но есть юнцы, которые решаются

Оспаривать претензии девиц;

Они усатых братьев не пугаются

И, не боясь ни теток, ей сестриц,

Живут, конечно, очень одиноко,

Но, я слыхал, довольны волей рока.

Еще одна опасность по ночам

Непосвященным часто угрожает;

Я осуждать не ставу милых дам -

Таинственная прелесть окружает

Их каждый шаг; порой не знаешь сам,

Как грацию с пороком совмещают

Амфибии, в которых, говорят,

Соседствуют невинность и разврат.

Кокетка долго нам не говорит

Ни " да", ни " нет" - и все мы ждем уныло,

Когда же бриз попутный оживит

Больных сердец печальное ветрило!

Немало нежных бед она творит,

Немало сводит Вертеров в могилу,

И все - таки, увы, считает свет,

Что это " флирт" и тут порока нет.

Я становлюсь болтлив, о боги, боги!

Но вот бывает случай, господа,

Когда, сойдя с положенной дороги,

Жена разлюбит мужа навсегда.

В чужих краях законы к ним не строги,

Но в нашей старой Англии - беда:

Ее, в порыве праведного гнева,

Клеймят сильнее, чем праматерь Еву.

Какая масса сплетен и газет

В стране, где все привыкли возмущаться,

Где даже дружба самых юных лет

Должна предосудительной считаться,

Где трудно от бесчисленных клевет

Чувствительному сердцу защищаться,

Где речи обвинителей не раз

Вульгарным шумом развлекают нас.

Но только новички и попадаются,

А грешницы высокого полета

Прелестным лицемерием спасаются

От этого сурового учета:

В изысканных кругах они вращаются,

Являются на танцы, на охоту;

Они милы, пленительны, нежны

И тактом и умом одарены.

Жуан и новичком не мог считаться,

И от интриг порядочно устал;

И страстью он пресытился, признаться,

И многое на свете испытал.

Он мог теперь любви не поддаваться

В стране блестящих плеч и белых скал,

Чулков и глазок синих, разговоров,

Налогов, сплетен и двойных запоров.

Не так способны страсти бушевать

На родине Жуана романтичной;

Там привыкают жизнью рисковать,

И атмосфера Англии практичной

Ему казалась - нечего скрывать! -

Коммерческой и очень педантичной.

А наши дамы - бог его прости! -

Сперва ему не нравились почти.

Я говорю сперва, но постепенно

И понемногу ясно понял он,

Что наши леди лучше, несомненно,

Блистательных восточных примадонн.

Не потерял он голову мгновенно

И не был увлечен и ослеплен,

Ведь (все мужчины это замечают!)

Нас новизна лишь издали прельщает.

И я имел заветную мечту

Увидеть страны Нигера и Нила

И небывалый город Тимбукту,

Который география забыла;

За эту заповедную черту

Европа проникает через силу,

Но несомненно, будь я в Тимбукту,

Я черную бы славил красоту!

Я присягать не стану, без сомненья,

Что черное на белое похоже,

Но белое с известной точки зренья

Нам черное напоминает все же.

Слепые мне высказывали мненье,

Что день и ночь для них одно и то же,

И в темноте мерещится одно

Сомнительное тусклое пятно.

Мы с музой в лабиринте заблудились

Туманной метафизики сродни

Она лекарствам, коими стремились

Врачи лечить чахотку искони

Займемся ж просто физикой - пустились

Мы обсуждать красавиц, хоть они

Полярное напоминают лето:

Немало льда и очень много света!

Я мог бы их с русалками сравнить:

Красавицы лицом, но рыбы телом;

Мешает добродетель им грешить,

Но согрешить бы каждая хотела.

Как русские, чтоб жар поохладить,

В снег прыгают из душной бани смело,

Так наши леди, согрешив чуть-чуть,

Спешат в сугроб раскаянья нырнуть.

Но внешность этих леди, несомненно,

Тут ни при чем, как я уже сказал,

Их мой Жуан, коль молвить откровенно,

Хорошенькими даже не считал,

Они вползают в сердце постепенно

(Из жалости к врагу - я полагал),

Они без штурма в город проникают,

Но никому его не уступают.

Они не могут гордо выступать,

Как конь арабский или дочь Гранады,

Не могут, как француженка, блистать

Неповторимой грацией наряда,

Они способны мило щебетать,

Но мне скучны гремящие рулады:

В Италии живу я, где мотивы

самые бравурные в чести!

Да, наши леди многого не знают,

Им яркости порой недостает,

Которая улыбкой завлекает

И черту прямо в лапы отдает.

Они не вдруг интригу затевают;

Метода эта множество хлопот,

И времени, и сил берет, понятно,

Но награждает за труды стократно.

Но qrande passion* опасна и вредна

Для этих душ, не созданных для страсти;

Для девяти десятых и она -

Каприз кокетства или самовластья.

Пустая гордость женщине дана;

Соперницу обидеть - это счастье!

Но есть такие, для которых " страсть" -

Как урагана, пламенная власть.

{* Великая страсть (франц.).}

И в результате бурного эксцесса

Виновные томятся в роли парии,

А низости судебного процесса

Усугубляют прессы комментарии;

Оберегая чести интересы,

Их изгоняют, как однажды Мария, -

И вот они сидят у скорбных стен,

Взирая на сожженный Карфаген!

Так люди Иисусу подражают,

Твердя: " Иди и больше не греши! "

Евангелье британцы уважают,

И наши нравы очень хороши.

В Европе легче женщине прощают,

Радея о спасении души,

И Добродетель, праведная дева,

Ее встречает ласково, без гнева.

Суровый суд нередко нам вредит;

Нередко жертв общественного мненья

Не преступленье, в сущности, страшит,

А именно огласка преступленья.

Едва ли наши нравы укрепит

Угрюмого юриста заключенье;

Оно лишь озлобляет тех из нас,

Кто мог бы и раскаяться подчас.

Не будучи философом доселе,

Не думал о морали мои герой,

Притом в толпе красавиц, в самом деле,

Он не нашел по вкусу ни одной

Он был слегка blase: * ему успели

Испортить сердце праздною игрой;

Тщеславия не знал он, слава богу,

Но чувства в нем остыли понемногу.

{* Пресыщенный (франц.).}

К тому же он, конечно, посещал

Парламента почтенные палаты,

На галерее долго восседал

И слушал очень бурные дебаты,

Он яркие светила созерцал,

Которыми Британия богата.

(Но, впрочем, главных не было светил:

Грей не взошел, а Питт уже почил).

На сессии последней видел он

Спектакль, и благородный и занятный, -

Как в тоге конституции на трон

Король восходит с миною приятной.

Обычай этот деспотам смешон,

Но век свободы скоро, вероятно,

Научит их, какая благодать -

Доверием народа обладать.

Жуан видал и принца; в эти годы

" Всех принцев принц" в расцвете юных сил

Блистал величьем царственной породы,

На щеголя совсем не походил;

К себе он привлекал сердца народа

И благосклонен с подданными был.

Он выглядел законченным, отменным

От головы до пяток джентльменом.

Жуан был принят - я уже сказал -

В кругах высоких общества. И вот

Случилось, как всегда, что он попал

В обычный для него круговорот.

Он светские таланты проявлял

И был замечен сразу. Ну, а тот,

Кто многими талантами сверкает,

Невольно искушенья навлекает.

Но где он согрешил, когда и с кем, -

Рассказывать я наспех не сумею.

Ведь назиданье - лучшая из тем.

Читателей своих я одолею

И пафосом и грустью, а затем

На камне душ людских запечатлею,

Как сын Филиппа на горе Афон,

Могучий монумент для всех времен.

И здесь, друзья, как видите, кончается

Двенадцатая песнь. Конец любой

От каждого начала отличается,

И план поэмы как-то сам собой

Все ярче, все яснее намечается.

Я не гонюсь, читатель, за тобой,

Я не прошу ни капли снисхожденья

И вовсе не боюсь пренебреженья.

Не всех врагов громами я разил,

Но бури мне описывать не внове.

Я в предыдущих песнях предложил

Вам и грозу, и бой, и реки крови;

В дальнейшем я вам дам обзор светил,

А в самой лучшей песни наготове

Для вас экономический трактат,

Упорных размышлений результат

Я знаю, это тема очень модная,

Традиций всех расшатана стена.

Для патриота дело благородное

Указывать, где сломана она.

Но я придумал тему превосходную,

Которая понравиться должна.

А вы экономистов почитайте

И, кто из них умнее, - угадайте.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Пора мне стать серьезным; в наши дни

Не следует смеяться над пороком:

Ведь шутка снисхождению сродни

И может стать греховной ненароком!

Лишь скорбь нам помогает искони

Достойно петь о строгом и высоком;

И величаво стих мой воспарят,

Как древняя колонна знаменит.

Итак, приступим: леди Аделина

Амондевилл была весьма знатна,

Ее норманнский гордый род старинный

Большие украшали имена;

Пленительно-прекрасной, как картина,

Считалась даже в Англии она

(А в Англии, как пишут патриоты,

Красавицы рождаются без счета!).

И я не собираюсь возражать,

Я принимаю доводы любые;

Согласен я, что можно обожать

И черные глаза и голубые.

Все вкусы я способен уважать,

Притом любовь - могучая стихия,

И некрасивых женщин вовсе нет

Для всех мужчин моложе средних лет.

Лишь миновав сей возраст беззаботный

И перейдя заветную черту,

Мы на ущербе радостей охотно

Критиковать беремся Красоту.

И лень и равнодушье безотчетно

В нас усыпляют страстную мечту,

И зеркала советуют нам тоже

Оставить место тем, кто помоложе.

Иной еще пытается продлить

Цветенья ограниченную эру -

Но после равноденствия не скрыть,

Что счастье превращается в химеру;

Слабеющие силы оживить

Способны только добрая мадера,

Дискуссии, собранья, вечера,

Парламент и долги, et cetera.

Религия, налоги и реформы,

Война и мир, большое слово " Нация",

Попытка управлять во время шторма

И фокусы земельной спекуляции,

Вражды взаимной твердая платформа

Сменяют все любви галлюцинации;

Мы часто любим наспех, но вражда

Способна длиться многие года.

Угрюмый Джонсон, моралист суровый,

Сказал: " Люблю я честную вражду! "

лучше этой истины не новой

Я ничего, пожалуй, не найду.

Я просто зритель, ко всему готовый,

С людьми и с миром, кажется, в ладу;

Ни хижин, ни дворцов не порицая,

Как Мефистофель, только созерцаю.

Я прежде ненавидел и любил,

Теперь умею только издеваться, -

И то, когда молчать не станет сил

И складно рифмы звонкие ложатся.

Я рад бы, как не раз уж говорил,

С неправдою и злобою сражаться,

Но эти все попытки - ерунда;

Читайте " Дон-Кихота", господа!

Всего грустнее в грустной сей истории,

Что мы смеемся, - а герой ведь прав,

Провозглашая славные теории

Борьбы с насильем и защиты прав.

Но мир его относит к категории

Безумцев, ничего не разобрав;

Весьма печальный вывод получился

Для тех, кто размышлять не разучился.

Святая месть, преследованье зла,

Защита слабых, сирых, оскорбленных,

Неукротимой доблести дела,

Туземцев избавленье угнетенных -

Ужель насмешка дерзкая могла

Коснуться этих истин просветленных?

Где идеала нравственный оплот?

Тогда Сократ ведь тоже Дон-Кихот!

Насмешкою Сервантес погубил

Дух рыцарства в Испании; не стало

Ни подвигов, ни фей, ни тайных сил,

Которыми романтика блистала;

Исчез геройский дух, геройский пыл -

Так страшно эта книга повлияла

На весь народ. Столь дорогой ценой

Достался " Дон-Кихот" стране родной!

Но заболтался я о сем предмете

И леди Аделине изменил.

Жуан мой не встречал еще на свете

Столь роковой красавицы и был

Взволнован. Рок и страсть нам ставят сети,

Мы валим все на них. Не разрешил

Я эту тайну, хоть и бьюсь упорно.

Я - не Эдип, а жизнь-то - Сфинкс, бесспорно.

Но " Davus sum" * - о ближних не сужу

И на Эдипа роль не претендую;

Я просто по порядку расскажу

Все в точности про пару молодую.

Миледи в свете я изображу,

Как роя пчел царицу золотую,

Мужчин восторги и молчанье дам

Я, как умею, точно передам.

{* " Я - Дав" (лат.).}

Она была чиста, назло злословью,

И замужем за мужем именитым

И государственным. По хладнокровью

Амондевилл был настоящим бриттом;

Гордился он жены своей любовью,

Да и самим собой - надменным, сытым;

И потому он был уверен в ней,

Она же - в добродетели своей.

В кругах дипломатических встречался

С Жуаном часто лорд Амондевилл;

Он холодно и чопорно держался,

Но и его герой мой поразил:

Талантам" от всех он отличался

И гордо голову свою носил;

А это уваженье вызывало -

А с уваженьем дружба возникала.

Лорд Генри был немного суховат

От гордости и сдержанного нрава;

Судить о том, кто прав, кто виноват,

Он приобрел неписаное правое;

Самоуверен, знатен и богат,

Он в обществе держался величаво

И благосклонно жаловал друзей

Презрением а милостью своей.

Однако эта милость и презренье

Имели незначительный изъян -

Они не подлежали измененью,

Как все законы персов и мидян.

Но эти предрассудки, бед сомненья,

Имели некий смысл и даже план

И не являлись прихотью припадка,

Ведущего все чувства к беспорядку.

Не в силах мы судьбой повелевать,

Но есть одна закон, который вечен:

Умей следить, рассчитывать и ждать -

И твой успех на веки обеспечен!

Умей давленью силы уступать -

И в жизни ты не будешь искалечен.

Пусть совесть будет гибкое, как атлет,

В рассчитанных движеньях - весь секрет.

Лорд Генри к превосходству был пристрастен,

Но эта страсть в любом из нас живет:

Ничтожному ничтожнейший подвластен,

И в атом равновесия оплот.

Надменный в одиночестве несчастен,

Нас бремя праздной гордости гнетет,

И мы спешим избавиться от груза,

На ближних навалив свою обузу.

Милорду Дон-Жуан не уступал

Ни в гордости, ни в знатности, ни в сане.

Конечно, втайне Генри полагал,

Что выше всех народов англичане,

Поскольку их правленье - идеал

Свободы слова, веры и собраний...

К дебатам долгим сам он склонен был

И целыми часами говорил.

Имел он слабость искренне считать,

Что он к тому ж хитер необычайно

И обладает даром проникать

Во все дипломатические тайны,

Любил он также младших поучать

И мимоходом, будто бы случайно,

Как экс-министр выпячивая грудь,

Свое значенье в свете подчеркнуть.

Испанец молодой ему понравился

Надменной, но изысканной учтивостью,

С которой он сановникам представился,

И тем, как он держался с ловкой льстивостью.

Не всякий добродетелью прославился;

Иной грешит горячностью и живостью.

Но что такое в юности грешки?

Лишь плодородной почвы сорняки.

Он говорил с Жуаном об Испании,

О турках и о нравах прочих стран,

Где каждый - раб чужого приказания,

О скачках - давней страсти англичан,

И жеребцов рысистых воспитании.

Был истым андалузцем мой Жуан,

И кони слушались его любые,

Как венценосных деспотов - Россия.

Лорд Генри с ним встречался на балах,

На раутах в посольствах, за бостоном

(Жуан был принят в избранных кругах,

Как в братство тот, что сделался масоном)

Поскольку в лучших лондонских домах

Блистал он благородством прирожденным,

Гостеприимный лорд Амондевилл

Его в свой дом роскошный пригласил.

У сквера Икс имел он особняк...

Я улиц никаких не называю,

Чтоб не сказал какой-нибудь чудак,

Как будто я открыто намекаю

На чью-нибудь интригу или брак;

Заранее я громко заявляю:

" У сквера Икс имел он особняк! "