Национальной государственности

Когда в XVIII-XIX вв. буржуазия боролась за власть в своих странах, она навязала обществу отмену сословного строя и оказалась в результате правящим классом общества. При этом буржуазия паразитировала на идеях национального государства, государственного суверенитета, разделения властей в государстве. В ХХ в. буржуазию увлекли идеи мирового господства и сверхприбылей. Но в борьбе за власть над миром буржуазия столкнулась с препятствиями в лице национальных государств. Обратившись в глобалистскую веру, буржуазия окончательно порвала с идеей государственности и вознамерилась дискредитировать национальные государства в глазах всего мирового сообщества. На расчищенном месте глобалисты рассчитывают установить олигархическую диктатуру господ нового типа – беспринципных интеллектуалов, чья жестокость должна залить землю кровью миллиардов жертв.

Глобалисты используют сети разнообразных негосударственных организаций для навязывания своих стандартов по всему миру. Эти стандарты, вызревшие в иных условиях, в лучшем случае непосильны для национальных государств и часто не только не соответствуют уровню их развития, но и прямо подрывают духовно-культурные и материальные основы их конкурентноспособности. Национальным государствам, развивающимся по неолиберальной модели, выдвигаются жесткие монетаристские требования: вместо концепций импорто-замещающей индустриализации всячески пропагандируются идеи экспорто-ориентированного развития, преимущественнно с участием ТНК. Право на существование имеют только конкурентноспособные по международным стандартам предприятия, главные офисы которых расположены в странах Запада.

Как писал Ф. Фукуяма, говоря о “конце истории” вследствие тотальной экспансии неолиберализма: “Экономические силы ранее породили национализм, заменяя класс национальными барьерами, создавая централизованное, лингвистически гомогенное сообщество. Эти же экономические силы теперь подталкивают к крушению национальных барьеров посредством создания единого интегрированного мирового рынка. Сокрушение национализма – вопрос лишь времени”[473]. По мнению Ф. Фукуямы, глобальные экономические силы создают новый, более цельный мир, отставляющий государства в сторону, поскольку капитализм требует адекватно образованной рабочей силы и мобильности как фактора роста производительности труда. Ф. Фукуяма считает, что в будущем индивидуумы будут лишены необходимости признания другими, что приведет к культурному единству людей.

Товары, капиталы, люди, знания, образы, оружие, наркотики и т.д. стали легко пересекать государственно-территориальные границы. Транснациональные сети, социальные движения и отношения проникли почти во все сферы человеческой деятельности. Существование глобальных систем торговли, финансов и производства связало воедино процветание и судьбу домохозяйств, коллективов и целых наций по всему миру. Таким образом, государственно-территориальные границы становятся все больше прозрачными.

В ответ на исскуственно вызванный мировой финансовый кризис в 2008-2009 гг. глобалисты настойчиво потребовали создания мировой валютной системы как необходимого инструмента международных и внутригосударственных расчетов. Но осуществление подобного шага означало бы разрушение национальных валютных систем и значительное ограничение государственного суверенитета не только в финансово-кредитной, но и социально-экономической и политической сферах. Речь идет, по существу, о создании общемирового сверхгосударства.

К началу XXI в. заключены многочисленные соглашения о телекоммуникациях и финансовых услугах, выработаны такие соглашения, как Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), преобразованное в Всемирную торговую организацию (ВТО); Многостороннее соглашение по инвестициям (МАИ); Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА). Принятие этих договоров и соглашений требует проведения глобалистской политики в качестве условия получения дальнейших займов от МВФ, ВБ и частных банков. Помимо хорошо известных договоров – ГАТТ, НАФТА, АСЕАН, МЕРКОСУР, есть и другие, сравнительно малоизвестные соглашения: ГАТС (Генеральное соглашение по торговле услугами); ТРИП (Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности); ТРИМ (Соглашение по торговым аспектам инвестиционной политики). Цель ГАТС — открытие рынков для индустрии услуг. Предполагается, например, что частным корпорациям, предоставляющим почтовые и экспедиционные услуги, будет позволено конкурировать с национальной почтовой службой. Частные корпорации, предоставляющие услуги в области здравоохранения, получат право конкурировать с государственной системой здравоохранения, а частные корпорации, известные под именем частных университетов, будут предоставлять образовательные услуги. ТРИП (Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности) охраняет не только интеллектуальную собственность авторов текстов, издателей, производителей музыки и фильмов, но также и патенты фармацевтических фирм и корпораций, действующих в сфере биологии и медицины. Они получают патенты на многочисленные живые объекты (не только на нечто изобретенное или рукотворное), например, на природные лекарства, приобретенные у коренных народов, улучшают характеристики этих природных лекарств и семян, а затем организуют их массовое производство и сбыт. Это приводит к дороговизне лекарств. Соглашение по торговым аспектам инвестиционной политики гарантирует, что ни одна страна не может вводить дискриминационные меры против продукции или инвестиций какой-либо транснациональной корпорации. Например, страна не может запретить импорт продовольствия, изготовленного с использованием генетически модифицированных организмов, или мяса животных, в корм которым добавлялись гормоны. Более того, страны не смогут содействовать развитию местного производства путем защиты его от дешевых продуктов из других стран, не смогут ограничить объем прибыли, переводимый транснациональной корпорацией “домой”. Такого рода договоры и соглашения ведут к беспомощности национальных правительств перед лицом ТНК.

Суть стратегии глобализаторов проста. Сначала национальному государству предлагается либерализовать экономику. Затем она ввергается в системный кризис с резким спадом производства и сужением потребителськой способности населения. Потом для преодоления организованного кризиса национальному государству предлагаются кредиты. Видя неспособность государства выплатить эти кредиты, Международный валютный фонд начинают диктовать несчастной стране разного рода юридические, политические, культурные и социально-экономические условия, при выполнении которых требования по выплате кредитов смягчаются.

Фактически национальным государствам предлагается открыть свои экономики, установить рыночные свободы во внутренних и международных отношениях, обеспечить макроэкономическую стабильность за счет проведения монетарной политики, приватизировать государственную собственность и отказаться от выполнения социальных функций государства. Параллельно для обеспечения функционирования рынков на макро-уровне предлагается демократизировать валютную политику, уменьшить контроль государства и сократить социальные расходы. Декларировалось, что все предложенные меры приведут к экономическому развитию периферийных стран. Однако впоследствии оказалось, что применение общих стандартов либерализации и дерегулирования при полнейшем игнорировании существующих социально-экономических условий (в частности, национальных различий и социально-экономического неравенства) способствовало появлению и развитию кризисных явлений в национальных государствах.

Современный международный опыт показал, что неолиберальная модель глобализации подавляет национальную экономику в развивающихся странах, не заинтересована в установлении демократии внутри этих государств, усиливает их экономическую зависимость, формирует финансовой долг, способствует перераспределению ресурсов в пользу развитых стран, то есть данная модель направлена на ослабление национальных государств и их суверенитета. Как справедливо замечает А.Г. Дугин: «Учет национального и исторического колорита в процессе глобализации сводится лишь к тому, чтобы адаптировать эту модель, взятую как базовую, нормативную к конкретным условиям конкретных государств и народов. Проявление самобытности локальных объектов глобализации допустимо лишь в тех пределах, в каких они окрашивают универсальную парадигму в местные региональные тона. Ни о каком (даже относительно равноправном) соучастии в выработке самой парадигмы не идет и речи»[474].

Фактически глобализм приводит к развитию неустойчивости в состоянии государств и усиливает неустойчивость мира в целом, что и происходит в настоящее время (стоит только задуматься о природе экономических кризисов). Сегодня можно с уверенностью сказать, что подавляющее большинство правительств мира передало весьма значительную часть своих прежних полномочий международным организациям. Способность страны защитить свои внутренние и внешние интересы во многом зависит от того, какой вес она имеет в этих организациях, насколько представлена в коллективных органах, принимающих важнейшие решения. В 1940-е – 1980-е гг. Советскому Союзу удалось приобрести прочные позиции в ООН, ОБСЕ, некоторых других международных структурах, где СССР получил право вето и неизменно участвовал в выработке международных правил и законов. Впрочем, в это время отечественная дипломатия делала упор главным образом на отстаивание чисто политических и военных интересов своей страны и «мировой социалистической системы», практически позволив Западу закладывать философские и мировоззренческие основы цивилизационного развития.

Глобализация – как сложный процесс имеет множество форм и аспектов, среди которых выделяются взаимоотношения между современными мультикорпорациями и национальными государствами. Транснациональные компании заинтересованы в устранении государственных барьеров и в проведении политики Всемирной Торговой Организации (ВТО). Заметное ослабление роли государственных институтов приводит к возвышению международных или глобальных институтов власти, берущих на себя функции защиты и охраны как внутреннего, так и внешнего для каждой страны порядка, причем выступающих как единый консолидированный механизм. Более конкретные и тесно сотрудничающие с населением институты заменяются на более абстрактные, отдаленные от национальной специфики, поддерживаемые функционирующими на частной основе судами или частными армиями.

Отказавшись от традиционной роли поддержки своего населения и кооптации социальных проектов, правительства подвергаются большому риску. Все большее число людей понимают пагубность такого процесса экспансии примитивной доктрины, превращающей все население страны в проводников чуждой идеологии.

Член Европейской комиссии в Брюсселе Л. Британ пишет: для того, чтобы удовлетворить потребности глобализма, незападные страны должны подвергнуться более широкой либерализации, чем прежде, но этот процесс также должен сопровождаться созданием более эффективной дисциплины, которая как следствие приведет к «уменьшению национальной суверенности»[475]. Увеличивается мощь таких глобальных институтов, как ВТО, или Европейского сообщества, способных решать вопросы высокой политики без каких бы то ни было необходимых консультаций с Европейским парламентом или национальными правительствами или иными государственными институтами. Эти глобальные институты, несмотря на то, что они и не избирались населением, имеют силу для отмены национальных или региональных юридических установлений, если те оказываются барьерами для либерализации, хотя эти региональные установления могут исходить из важных экологических или социальных соображений. Но поскольку эти вопросы жизненно касаются местного населения, то их игнорирование при упадке государства, чревато социальным взрывом. Именно этими обстоятельствами вызван рост национально ориентированных движений во всем мире. Это понимают глобализаторы мира, вот почему вопрос дисциплины и усиления полицейских мер внутри государства становится столь актуальным.

Но, продолжает Л. Британ, теперь уже в отношении населения европейских стран: «чем более прогрессирует процесс глобализации, более развивается европейская интеграция и растут и сливаются транснациональные интституты, тем более важно, чтобы электорат не чувствовал, что он обманут или лишен возможности влиять на принятие решений. Это требует более тонкого разделения труда между различными центрами силы и политическими институтами. Решения должны приниматься на наиболее подходящем уровне»[476]. Другими словами, не только уменьшается влияние государственных институтов, но уменьшается сама способность правительства входить в переговоры с социальными движениями и различными группами интересов внутри отдельной страны.

Люди чувствуют себя обманутыми, лишенными прав, не всегда представляя себе действительных виновников создавшегося положения. И, конечно, возникает проблема легитимизации власти. И здесь им преподносится неолиберальная концепция как естественный закон, примиряющий их с глобализацией. Это по сути принятие социального дарвинизма как неотъемлемого условия человеческой жизни – общество развивается по сценарию гражданской войны, в которой выживает сильнейший.

Вместе суверенитета государства берется суверенность олигархического капитала как первичное данное на любом уровне социальной агрегации и любом уровне администрирования. Согласно этому алгоритму роль национальных парламентов уже не в разрешении социальных конфликтов и смягчении общественных отношений. Скорее в парламенте, в региональных или городских управах политики требуются для превращения территорий в производительные узлы глобальной фабрики. В этом смысле главная цель администраторов – сделать страну, город, регион более конкурентноспособным, чем другие и, следовательно, более способным привлекать капитал. Передача полномочий на более низкие уровни иерархии не означает передачи части власти регионам, но имеет цель заставить людей более активно включиться в управление мировой капиталистической машиной на более локальном уровне, но на тех же сформулированных принципах. Олигархический капитал не заставляет себя ждать, он приходит и приносит с собой диктатуру.

С началом 1990-х гг. после роспуска таких международных структур как Совет экономической взаимопомощи и Организация Варшавского договора, Россия и другие страны Содружества Независимых Государств начали сближаться с организациями, сформированными под руководством исключительно западных держав – Советом Европы и Организацией Североатлантического договора (НАТО). Принципы и правила этих структур были выработаны без нашего участия. Несмотря на формальное равенство государств-членов, ведущие позиции там прочно закрепились за сильнейшими странами западного мира – США, Великобританией, Германией. При приеме, например, России в Совет Европы у нее не было ни малейшего шанса изменить стандарты и мировоззренческую основу этой организации – нашей стране лишь предлагали измениться самой, дабы не получить унизительного отказа. В НАТО, где каждое государство-участник имеет право вето, страны СНГ и Балтии (а также – что очень показательно – и все православные страны, за исключением Греции) пока лишены какого-либо гарантированного доступа к механизмам принятия решений, что позволяет НАТО «от имени всей Европы» предпринимать далекие от легитимности действия, как, например, бомбардировки Югославии.

Мощнейшим наднациональным образованием становится Европейский союз (ЕС), уже создавший единую валюту, а также обширный комплекс законов и экономических правил. Верховные структуры ЕС – Европейский парламент и Европейская комиссия – постепенно превращаются в единые органы законодательной и исполнительной власти для всех стран, входящих в Евросоюз. Реальность складывается так, что, например, правила трудоустройства или цены на хлеб, действующие в Португалии либо Польше, будут определяться исключительно в Брюсселе – в штаб-квартире ЕС. Многие небольшие страны, ожидающие принятия в ЕС, не получат там ни права вето (которым пока обладают все нынешние члены Евросоюза), ни достаточного количества влиятельных должностей для своих представителей. Станет возможной ситуация, при которой некоторые государства, особенно малые страны Центральной и Восточной Европы, будут вынуждены беспрекословно подчиняться решениям, принятым без их участия, особенно если это будет соответствовать позиции крупных держав – Англии, Германии, Италии.

В большинстве международных организаций, в рамках которых сосредоточена огромная власть, легитимизированная современной юриспруденцией, Россия и славянские страны Восточной Европы не обладают влиянием, соразмерным значению православной цивилизации. Впрочем, то же самое можно сказать о странах исламских и даже католических – основную роль в глобализационных процессах играет протестантский, вернее, постпротестантский мир. Международные организации ничего не могут противопоставить существующей в мире несправедливости, а иногда и закрепляют ее. В Основах социальной концепции Русской Православной Церкви говорится: «Нельзя недооценивать опасности расхождения между волей народов и решениями международных организаций. Эти организации могут становиться средствами несправедливого доминирования стран сильных над слабыми, богатых над бедными, технологически и информационно развитых над остальными, практиковать двойные стандарты в области применения международного права в интересах наиболее влиятельных государств». Пример бомбардировок Югославии в 1999 г. показывает, что государства, которые обладают превосходящей военной и политической силой, способны нарушить суверенитет более слабой страны вопреки нормам международного права. Не добившись согласия Совета безопасности ООН, которому принадлежит исключительное право санкционировать вооруженное вмешательство в дела суверенного государства, западные страны осуществили интервенцию на основе решения, принятого в НАТО – организации, где представлены только они сами и где никак не защищены интересы Югославии. Возникает вопрос: по какому праву группа государств грубо вмешалась во внутреннюю жизнь другой страны, стала определять, что для нее хорошо, а что плохо, даже не предоставив ей возможности принять участие в решении собственной судьбы, выразить волю своего правительства и своего народа? Почему мировое сообщество допустило ситуацию, когда сильные и богатые страны, не сумев убедить в своей правоте максимально представительный орган – ООН, в которой участвуют Югославия и ее союзники, начали действовать в одностороннем порядке?

В ходе глобализации мира под влиянием информационных технологий объективно изменяется природа государства – важнейшего социально-политического института современности; происходит перераспределение функций государства на наднациональный и субнациональный уровни; активно идет поиск новой модели государственного устройства (“регулирующего государства”, “рецептивного государства” как антитезы “бюрократическому”, “иерархическому” государству); вопросы государственного суверенитета попадают в ранг наиболее злободневных правовых и политических проблем; проблема государственного суверенитета рассматривается в контексте концепции “имперского суверенитета”, а также многоуровневых моделей управления, где роль “центра” принадлежит зачастую разным структурам.

Поскольку государство является одним из определяющих субъектов социально-политических и экономических преобразований, вызовы глобализации адресованы в первую очередь государству. Дискуссии по поводу дальнейшей судьбы национального государства становятся все более острыми. Позиции политиков, футурологов, бизнесменов, ученых относительно судьбы государства на разных флангах политического спектра сегодня диаметрально противоположны: одни авторы считают, что государство в условиях глобализации должно “сдавать” часть своего суверенитета и принимать возрастающие экономические и культурные взаимовлияния; другие полагают, что государственная власть должна быть подчинена интересам международного бизнеса, “суверенитет потребителя” важнее “суверенитета государства”; для третьих – “государственный мир” должен обеспечивать собственную автономию перед лицом других сил “мультицентричного мира”, представляющего интересы транснациональных корпораций, рынков, неправительственных организаций, интернациональных групп”.

Первое обеспечивается отделением финансового капитала от промышленного, архаичную особенность которого усматривают в сохранившейся привязке к местности, к национальному пространству. Второе – всемерным ослаблением национальных суверенитетов, теряющих способность защищать свои ресурсы от разграбления международными хищниками, а национальную экономику – от подрыва со стороны глобальных финансовых спекулянтов. В своем стремлении дискредитировать национальные суверенитеты, препятствующие глобальному перераспределению ресурсов в пользу " умелого" меньшинства, нынешние глобалисты развернули небывалую по мощи пропаганду. Одно из главных направлений этой пропаганды – демонстрация принципиальной экономической неэффективности и экологической опасности национальных программ развития регионов, не попавших в круг " золотого миллиарда". Тезис о губительной сырьевой, энергетической, экологической расточительности национальных экономик не-Запада взят на вооружение как аксиома современного глобализма, несогласные объявляются темными ретроградами.

Другое направление касается уже собственно несостоятельности национальных суверенитетов. Пропагандируется тезис о принципиальной неспособности национальных правительств, не ищущих покровительства со стороны носителей однополярной системы, справиться с политическим хаосом – с терроризмом, межэтническими войнами, эксцессами религиозного фундаментализма и национал-экстремизма. Чем нагляднее статистика всех этих эксцессов, тем выше негодование " глобального сообщества" против тех, кто и сами неспособны навести у себя цивилизованный порядок и мешают это сделать другим. Становится ясно, что несмотря на всю риторику, глобалистам выгодно подрывать сложившийся порядок в пространстве национальных государств. Отсюда и проистекают те удивительные парадоксы и двойные стандарты " цивилизованного сообщества", которые мы наблюдаем[477].

В этой связи понятными становятся странности глобалистов, не останавливающихся перед тем, чтобы начисто разрушать достижения модерна на уровне больших наций в пользу племенного сепаратизма и экстремизма, что наблюдается на постсоветском пространстве, на территории Балкан, и уже провоцируется в Китае и Индии. Дело в том, что единые крупные нации способны стать препятствием для соискателей глобальной власти над миром; именно поэтому глобалисты берут себе в союзники и финансируют активистов этносепаратизма.

В этом смысле глобализация представляет собой передел мира и глобальную экспансию мирового империализма во главе с США, сопровождающиеся перетеканием реальной власти из легитимных структур – правительств суверенных государств – в руки неформальных лидеров мировой закулисы, группирующихся вокруг закрытых элитарных международных клубов, сект и тайных обществ. Вместо государств править миром собираются объединения лиц, никем на это не уполномоченные, никем не избранные, никому не известные, не связанные публичными и морально-нравственными обязательствами, всегда скрывающие свои истинные намерения.

Современный мир характеризуется глобальным регулированием, глобальными налогами, снятием государственных барьеров на пути движения спекулятивного капитала, подчинение всех стран универсальному порядку, диктуемому Международным валютным фондом, который определяет политику не только на мировых рынках, но и в отдельных государствах. Навязывается бюрократическая организация в интерсах глобальной элиты, для которой существуют только ее собственные групповые потребности, а весь остальной мир рассматривается как средство для их удовлетворения. Все эти проявления исключают свободную конкуренцию.

Западные инвестиции группируются по трем основным направлениям:

1) в финансовых спекуляциях для обвала национальных валют и укрепления глобальной валюты, увеличения внешнего долга национальных государств и углубления внутреннего экономического кризиса;

2) в сырьевых отраслях национальной промышленности для беспрепятственного вывоза национального достояния государств в виде нефти, газа, черных металлорв, аммиака, алюминия, меди, никеля, леса и пиломатериалов;

3) в расширении вредных производств для превращения Востока в мировой радиоактивный могильник.

В странах ядра глобализма – США и других государствах «семерки» – наоборот, идут процессы централизации, продолжается формирование разветвленных механизмов государственного регулирования, включая обеспечение передовых достижений научно-технического прогресса, освоение технологий планирования и долгосрочного прогнозирования, усложнение структуры управления. Одновременно остальному миру навязывается ультралиберальная модель, а по сути – режим управляемого хаоса, чтобы скрыть механизм неэквивалентного обмена, посредством которого «золотой миллиард» эксплуатирует периферию. Это механизм опирается на диспаритет цен, концентрацию и удержание Западом интеллектуальной ренты, долговую зависимость. В сфере крупного производства и бизнеса рыночные, товарно-денежные отношения технологически уже изжиты. Однако они насильственно навязываются угнетенным странам для обеспечения механизмов неэквивалентного обмена или, попросту говоря, ограбления. «Свободный рынок» превращен в специальный инструмент эксплуатации периферии. Из сферы, где должны обмениваться эквиваленты, он превратился в сферу, обеспечивающую неэквивалентный обмен. Цели производства, хозяйствования и экономики в целом глобалисты отделили от целей человека.

Адепты глобализма на Западе – в сущности, те же этнические провинциалы, которые не хотят общечеловеческого будущего; их глобализм не идет дальше присвоения планетарных ресурсов алчным меньшинством " избранных", считающих все остальное человечество не достойным этого богатства. Глобальные ресурсы для узко эгоистических интересов меньшинства – вот кредо " глобализма".

По сути, на Западе реальная политическая власть, то есть процесс принятия важнейших решений для общества в целом, частично сместилась от государственных институтов к экономическим, образовав при этом своеобразные элитарно-олигархические структуры. Подобное " смещение власти" ранее не было характерно ни для Запада, ни для других цивилизаций. Экономическая сфера никогда до этого не являлась столь выраженно детерминантой сферы политической, скорее наоборот; а политическая власть, была ли она концентрированной или более децентрализованной, прочно ассоциировалась с государственными органами и должностными лицами (будь то монарх, парламент, народное собрание, бюрократический аппарат и т.п.). Другими словами, политическая власть из некой " субстанции", олицетворяемой государственными институтами, приняла теневой характер " власти-влияния", " власти-контроля", частично срастаясь с традиционной государственной властью, частью используя ее в своих интересах. При этом трудно отрицать существование вполне определенной духовной власти Запада, которая умело дирижирует экономической властью, скрывается за ее структурами и объективируется в тайных обществах и закрытых клубах.

Прообразами будущей мировой власти сейчас выступают такие подконтрольные США финансовые организации, как Мировой валютный фонд (МВФ), Всемирная торговая организация (ВТО), Всемирный банк и т.п. Они не просто международные ростовщики. Они – органы политической власти. Государства, получившие от них ссуды под грабительские проценты, оказываются в долговой яме, а стало быть, становятся для них объектами для политического давления. Под неусыпным контролем МВФ, в частности, у нас проводились так называемые либеральные реформы, направленные на реставрацию капитализма.

Судьбоносный вопрос глобализации – вопрос о власти в мире. Современные государства, как правило, отошли от принципа богоустановленности царской власти и построили демократическую систему, основанную на выборах народных представителей. Эта система сегодня в целом сохраняется как на уровне отдельных стран, так и на уровне международных организаций, где номинально решающий голос имеют главы и представители законно избранных органов власти разных государств. Однако глобализация мира все больше становится причиной кризиса демократии. Не случайно «Международная христианская консультация», обсуждавшая в июне 2001 г. в Будапеште последствия глобализации для Центральной и Восточной Европы, пришла к выводу о том, что: «Глобализация коренным образом преобразила природу власти. Избранные демократическим путем правительства и их представители в международных организациях проигрывают влиятельным международным бюрократическим машинам, транснациональным корпорациям, владельцам СМИ и игрокам на поле «глобального» финансового капитала»[478]. Действительно, «неформальная» власть, никем не избранная и по большому счету никого, кроме себя, не представляющая, становится реальным центром принятия мировых решений, превосходящим по влиянию власть «формальную». По мере нарастания явлений глобализма роль государства все более ограничивается инфраструктурными и обслуживающими функциями. Разрушение многополярного мира усилило давление империалистических международных финансовых организаций в направлении уменьшения роли государства в различных общественных сферах, ускорив этот процесс.

Важнейшим фактором, влияющим на современное развитие и решающим образом – на будущее, является очевидное ослабление государства по мере усиления процессов глобализации. Мощь и возможности наций-государств контролировать свою судьбу уменьшаются. Cпециалист в области новейшей истории А.И. Уткин выделяет четыре силы, которые “крушат прежнюю систему, в результате чего государства теряют свою национальную идентичность”. Это, согласно его мнению, транснациональные корпорации, негосударственные организации, самоопределение новых наций, резко увеличившаяся мобильность населения[479].

Международные финансовые структуры обеспечивают перетекание в «мировой доход» прибыли от вложенных инвестиций в акционерный капитал (минуя национальный), впоследствии трансформирующийся в заемные средства (кредиты). В этом случае перелив национального дохода осуществляется посредством легального юридического акта, в создании которого участвует и транснациональная структура (например, Соглашение между Российской Федерацией и Международной финансовой корпорацией об условиях перевода за рубеж МФК доходов от инвестиций). Оторвавшись от промышленного капитала, финансовый капитал создает основу для проведения спекулятивных операций глобального масштаба и тем самым зарождает такие деформации, которые не могут выправляться с помощью внутригосударственного правового регулирования. При этом национальные государства становятся маргиналами. Национальные государства последовательно вытесняются с мировой арены путем создания параллельной системы глобального управления миром.

Огромная мощь и мобильность корпораций глобального масштаба подрывают эффективность национальных правительств. Лидеры наций-государств теряют значительную долю контроля над своей территорией. Все больше они становятся обязанными следовать требованиям глобализаторов мира. Национальные государства наделяются глобализаторами мира некими обязанностями. Эти обязанности преломляются через навязанную специализацию участников мировых процессов. Российскому государству, очевидно, отведена сырьевая направленность специализации. При этом далеко не все государства, включая Россию, получат доступ к мировому доходу, а он-то и является мощным источником финансирования инновационных преобразований в стране, обеспечивающим производство высокотехнологичной промышленной продукции через освоение логистических и сетевых систем, выход на электронные торговые площадки, свободный доступ к кредитным ресурсам и т.д.

Национальным государствам открыто заявляется, что их ресурсы ограничены и в обозримой перспективе закончатся совсем, поэтому «не стоит держаться за статус великих держав», разумнее принять условия глобализма и отдаться на милость победителей – транснациональных корпораций клуба западных стран. Чтобы правители и народы были посговорчивее, провоцируются такие явления как структурный кризис, втягивающий тяжелое машиностроение, транспорт, экологию, внешний долг; осуществляется деиндустриализация целого ряда стран; подрывается ресурсная база национальных экономик; страны так называемого третьего мира не допускаются в транснациональные блоки и обрекаются на наращивание сырьевого экспорта. Дошло до того, что в 1990-х гг. Российская Федерация разместила свой общенациональный Стабилизационный Фонд в долларовой валюте на территории Соединенных Штатов Америки.

Гражданское общество перестает видеть в государстве главную и незаменимую форму общественной организации. “Кризис государства сказывается, в частности, в том, что ослабляется гражданская лояльность, “приверженность флагу” – всем государственным атрибутам. Распространяется абсурдная идея о том, что национальное государство не является надлежащим выразителем национальных интересов. На роль наилучших выразителей национальных интересов предлагаются ТНК, разнообразные корпоративные структуры, негосударственные организации. Это равносильно «отмене» национальных интересов как таковых.

Растет давление негосударственных организаций. В 1909 г. в мире было 37 межгосударственных международных организаций и 176 негосударственных международных организаций, к концу ХХ века межгосударственных международных организаций стало больше 250, а негосударственных международных организаций – более 5 тыс.[480] Если в середине XIX в. в мире созывались две или три международные конференции, то сейчас в год созывается более 4 тыс. международных конференций. Такие организации, как G-7, ЕС, МВФ, ОПЕК, МЕРКОСУР и др., принимают на себя ряд функций международных субъектов, попирающих самостоятельность суверенных держав. Влияние негосударственных организаций, в числе которых “Международная амнистия”, “Гринпис” или “Врачи без границ”, постоянно растет. Их моральный авторитет, широкая общественная поддержка и растущая материальная база являются факторами, способствующими сужению государственного суверенитета. Огромные транснациональные корпорации, способные перемещать ресурсы из одного конца планеты в другой, являются подлинно суверенными игроками на мировой сцене. Перемещение наркотиков и международных террористов также является угрозой традиционным государствам. Кризис окружающей среды, рост мирового населения, неконтролируемые финансовые потоки ведут к тому, что государства попросту отстраняются от своих неотъемлемых функций.

Необходимость вывода природных ресурсов из-под контроля национальных государств объясняется глобалистами их нерациональным использованием. Дело спасения природы предлагается с передачи мировому контролю ресурсов морского дна[481]. А. Печчеи заявляет в своих многотиражных публикациях, что наличие или отсутствие сырьевых ресурсов нельзя считать ни виной, ни заслугой той или иной страны – поэтому претензии суверенных государств на получение ренты от месторождений того илои иного сырья, по его мнению, недостаточно основательны. Нет ни морального принципа, ни естественного закона природы, рассуждает А. Печчеи, из которого прямо бы следовало, что такие ресурсы принадлежат той или иной нации, на территории которой они оказались. Традиционный подход к ресурсам природы обрекает на нищету некторые страны, обладающие весьма скудными запасами таковых. Таким образом, утверждает А. Печчеи, природные ресурсы должны рассматриваться исключительно в качестве общего наследия всего человечества[482]. Изощренная ложь глобализма состоит уже в том, что страны «золотого миллиарда» своей колониальной политикой довели «третий мир» до прозябания, а теперь «в защиту их интересов» стремятся к контролю над всеми мировыми ресурсами без остатка. Весьма показательна в этом отношении мысль К. Беркинга, который предсказывает, что «могут наступить времена, когда непрекращающаяся цепная реакция экологических катастроф вызовет к жизни экодиктатуры, которые с помощью принудительных мер, а может быть и войн, попытаются обеспечить выживание хотя бы части человечества»[483]. Для нового этапа глобализации мира уже подготовлено оригинальное обоснование – Г. Груль пишет, что ни парламентаризм, ни многопартийная система, ни государство благосостояния не в состоянии решить глобальные проблемы и тем более не справятся с грядущими экологическими потрясениями. Г. Груль видит выход в ликвидации демократии[484].

Авторитет государств подрывается быстро растущей опасностью со стороны международного терроризма. Доступ к самой передовой технологии, к прежде недоступной современной технике, облегчает вооружение террористов, приверженцев любой экстремальной идеи и других деструктивных общественных сил. Глобализм дает террористам чрезвычайные новые возможности.

В свете ускорения процессов глобализации актуализуется проблема национального самоопределения. Глобализм паразитирует на межнациональных противоречиях. Движение за этническую самостоятельность – достаточно мощная сила, наносящая удар по государственным системам. За последние 10 лет только в Европе возникло более 20 новых государств. Таким образом, система, действующая по принципу незыблемости государственных границ, дала огромную трещину. Такие организации, как Лига Наций и Организация Объединенных Наций были созданы именно для гарантий государственной целостности государств. Главенствовать принцип самоопределения наций стал тогда, когда историческая память о его выдвижении президентом США В. Вильсоном в 1918 г. с целью развала Австро-Венгрии стала ослабевать. Реализация этого принципа способна сокрушить любую, даже кажущуюся стабильной страну.

В мире более 100 государств имеют этнические меньшинства численностью более миллиона человек. В XXI в. очень многое будет зависеть от позиции крупных государств, способных либо поощрить распад многоэтнических государств, либо встать на защиту суверенных границ. Все большее число специалистов признает, насколько болезнен процесс национального выделения и создания новых государств. “Если крупные государства, – пишет А.И. Уткин, – создадут среду, способствующую активизации национальных движений, они могут смело рассчитывать на генерирование “ядерной энергии” национализма”. Возникновение множества новых малых государств “имеет тенденцию производить широкий поток беженцев, эмигрантов, потерявших ориентацию в жизни людей”[485].

Так называемое право на отделение никогда не признавалось международным сообществом в качестве нормы. Международное право не признавало его. Тенденция главенства национального самоопределения в нынешнем веке может стать причиной возникновения нескольких сот новых государств. Американские глобалисты требуют от колонизируемых наций безропотно заимствовать навязываемые им модели демократии, то есть регулируемого хаоса. Народам отводится роль не суверенного субъекта, определяющего перспективы своего будущего, а жертвы, приносимой ради поддержания комфорта «золотого миллиарда». Глобалисты пока весьма расположены к центробежным силам современного мира. Но по мере исчезновения с мировой арены крупных и крупнейших национальных государств, объективно препятствующих глобализации мира, глобалисты подавят этнический сепаратизм геноцидом и массовыми репрессиями.

Бывший председатель Национального совета по разведке Центрального разведывательного управления США Г. Фуллер заявлял: “Современный мировой порядок, определяющий существующие государственные границы, проведенные с минимальным учетом этнических и культурных пожеланий живущего в пределах этих границ населения, ныне в своей основе устарел. Поднимающиеся силы национализма и культурного самоутверждения уже готовы к тому, чтобы утвердить себя. Государства, не способные компенсировать прошлые обиды и удовлетворить будущие ожидания, обречены на разрушение. Не современное нация-государство, а определяющая себя сама этническая группа станет основным строительным материалом грядущего международного порядка”[486].

Крушению принципа незыблемости границ суверенных государств стало способствовать ослабление значимости Организации Объединенных Наций. В начале 1990-х гг. Генеральный секретарь ООН П. де Куэльяр зафиксировал новое убеждение в обществе, заключающееся в том, что “во имя морали границы следует поставить ниже заботы о терпящих лишения”[487]. Ударом по ООН является игнорирование Вашингтоном Устава ООН, исключающего вмешательство во внутренние дела других государств без согласия Совета Безопасности ООН. Зависимость финансирования Организации Объединенных Наций от соответствующего комитета американского сената, оказалась решающей.

Чем дальше продвигаются интеграционные, глобализационные процессы, тем благоприятней выглядит перспектива реализации замыслов сепаратистов по отделению от основной части государства. Скажем, для провинции Квебек канадский национальный рынок, не говоря уже о законах, культуре, правилах, не является жизненно важным для ее выживания. Западноевропейская интеграция не осложняет, а облегчает борьбу каталонских и баскских сепаратистов. Провозглашение независимости Басконии формально уже не требует установления протяженных таможенных линий, введения новой валюты, не влечет за собой рост безработицы, уменьшения возможностей для путешествий.

Таким образом, суверенность и невмешательство в начале XXI в. стали не самыми основными международными правами, а принцип незыблемости существующих суверенных границ уже не принимается мировым сообществом безоговорочно. Организаторы бомбардировок Югославии весной 1999 г. резко понизили уровень суверенитета отдельно взятой европейской страны и создали прецедент на будущее. Предпринимая эту акцию, они отнюдь не намеревались разрешить косовский кризис. Глобализаторы мира осуществили резкий отход от созданной еще в 1648 г. Вестфальской системы независимых суверенных государств. Стала складываться новая международно-правовая ситуация.

Еще в 1952 г. И.В. Сталин заметил: «Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их «превыше всего». Теперь не осталось и следа от «национального принципа». Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт»[488]. На рубеже XX и XXI столетий на Западе возобладала точка зрения, что если какое-либо правительство проводит жестокую политику в отношении своего населения, то Запад, пренебрегая суверенитетом соответствующего государства, вправе вмешаться на стороне тех, кто терпит гуманитарную катастрофу. В Киотских протоколах 1993 г. было прямо указано, что препятствием к решению глобальных проблем являются «наши представления о национально-государственном суверенитете»[489].

Исследователи отмечают убывающую эффективность иерархических, централизованных государственно-бюрократических институтов[490]. Причиной упадка классических бюрократических институтов авторы называют их неэффективность в обществах высоких технологий с высокоспециализированной рабочей силой.

На дискредитацию института государства работает мощная идеологическая машина глобализма. Минимизация роли государства оправдывается глобалистами целым рядом соображений. Во-первых, нужно ли государство в условиях, когда каждый гражданин в отдельности может напрямую обратиться для защиты своих интересов в международные правозащитные, судебные и другие органы – от Международной амнистии до Международного суда? Во-вторых, в Западной Европе и США настойчиво звучат слова о необходимости защищать не всесильное государство от людей, а наоборот. В-третьих, надгосударственные и трансгосударственные субъекты (международные финансовые институты и ТНК) действительно обладают ресурсами, которые намного превосходят возможности большинства государств. Поэтому суверенитет государств становится фиктивным. Наконец, в-четвертых, как отмечают глобалисты, “обычное” государство не способно регулировать межэтнические отношения, которые успешнее разрешимы в рамках надгосударственных общностей.

А. Печчеи полагает, что суверенитет государств порождает военные расходы, затраты на систему дипломатических и секретных служб, которые могли бы пойти на улучшение состояния окружающей среды[491]. Г. Брундтланд и Я. Тинберген утверждают, что решения, затрагивающие все мировое сообщество, должны приниматься на более высоком уровне, чем национальный или государственный. Такие решения должны приниматься наднациональным органом, более властным, чем Организация Объединенных Наций. При этом Я. Тинберген предлагает территориальное толкование суверенитета заменить функциональным, где юрисдикция распространяется на определенные цели, а не на географическое пространство[492]. То, что антиглобалисты подразумевают под кризисом суверенитета, глобалисты трактуют как разгрузку государств, переход от избыточности, перегруженности социальными, экономическими, культурными и прочими обязательствами перед гражданским населением.

Национальные государства вытесняются из сфер экономики, образования, социального обеспечения и здравоохранения. Основным, если не единственным, регулятором глобального экономического и социального развития господствующей «общественой мыслью» признается рыночный механизм, а не институт государства. Вместе с тем рынок никогда не решал и не может решить проблему бедности и нищеты. Рыночные механизмы абсолютно безразличны к проблемам экологии. Рынок совершенно игнорирует долгосрочные стратегические задачи. Ему чужды нравственные и подлинно религиозные (то есть духовные) ценности, а так же общесоциальные интересы.

Одна из причин минимизации роли государства в глобализующемся мире заключается в изменении духовных ценностей общества. Общественное мнение сначала в западном мире, а затем на Востоке было подготовлено к впечатлению о том, будто государство – враг гражданского общества и общение с государством следует строить на основе борьбы. В результате институт государства подвергся массированным нападкам беспочвенной части интеллигенции и маргинальных слоев населения и оказался в положении осадной крепости, последовательно сдающей свои позиции. Опасаясь обвинений так называемого международного сообщества в «опеке» своих граждан, государства сложили с себя идеологическую, культурно-воспитательную, а затем и социальную функции. Следуя мировой моде на рыночную экономику либертарного толка, национальные государства пошли на тотальную приватизацию, передавая в частные руки даже источник своего благоденствия – природную ренту. Ослабленное государство подверглось внушительной кадровой чистке, после которой в аппарате управления оказались коррупционеры, готовые на любые услуги за незаконное вознаграждение. Элита национальных государств стала глубоко враждебной традиционному обществу. Полоса отчуждения между властью и народом расширяется по мере исполнения чиновничеством деструктивных заказов из-за рубежа и криминальных заказов внутри страны.

По мнению адептов глобализма, национальное государство вступает в противоречие с формирующимся глобальным порядком; государства как традиционные акторы международных отношений становятся все менее эффективными и более уязвимыми в конкуренции с новыми акторами, в борьбе со все возрастающими антигосударственными тенденциями. Глобальное управление призвано отменить суверенитет национального государства – этот фундаментальный принцип международного правопорядка со времен Вестфальского договора 1648 г. В самом общем виде глобализм как идеология ориентирован на то, чтобы заменить классический для международного права принцип невмешательства во внутренние дела государств на противоположный ему принцип вмешательства. Этот принцип осуществляется США и НАТО в Сербии, Ираке и Афганистане. Под видом борьбы с терроризмом и экстремизмом уничтожаются неугодные Америке и Европе страны и народы.

Несовпадение интересов реформаторов в рядах правящей группы и правосознания граждан делает государство менее защищенным от напора интересов, противоречащих общесоциальным интересам. От этого ослаблены охранительные начала государства, инстинкт самосохранения общества. Быстрорастущая автономия глобальных рынков подрывает власть национальных государств и их способность контролировать свою собственную экономическую судьбу. Не было и нет прямой связи между уменьшением государственного вмешательства в экономику, то есть сокращением экономической функции национального государства, и прогрессирующим развитием экономики.

Хорошо понимая последствия своей экспансионистской политики, глобалисты ведут превентивные приготовления к войне. В целом ослабляя национальные государства, они сокращают национальную армию, заменяя ее наемниками, по определению служащими тем, кто больше платит. Беспрецедентно умножают численность и арсенал репрессивных ведомств, вытесняют с политической арены подлинную политическую оппозицию, заменяя ее подставной оппозицией профессиональных провокаторов.

Ослабление института государственности осуществляется, несмотря на то обстоятельство, что по всем параметрам социальной жизни возрастает степень непредсказуемости и риска, требующая оптимальных мер контроля и реагирования; проблемы управления рисками относятся к числу наиболее злободневных; угрозу социальной безопасности, человеческой жизни представляет не только мировой терроризм, разжигающий очаги войны и социального кризиса в самых отдаленных уголках нашей планеты, но и неизвестные прежде эпидемии, экологические кризисы, локальные войны, деградирующая бедность, психические заболевания и страхи. В 1992 г. приверженцы " шоковой терапии" пренебрегли разумными основами, существовавшими в большей части российского правопорядка. " Приватизация и дерегулирование в России, – писал Дж. К. Гэлбрейт, – не способствовали формированию эффективно действующих конкурентных рынков, а вместо этого создали крупных частных монополистов, олигархов и мафиози, контролирующих конкурирующие между собой промышленные " империи" и средства массовой информации. Между тем, государство придерживалось жесткой политики сокращения расходов, в результате чего не выплачивались даже начисленная должным образом заработная плата и пенсии. Это то же самое, если бы ввиду бюджетного дефицита правительство США отказалось оплатить чеки, циркулирующие в системе социального обеспечения! Частный сектор буквально лишился денег. Перестала действовать система платежей; невозможно было собирать налоги, потому что нечего было собирать. Государство финансировало само себя через пирамидальную схему накопления краткосрочных долгов (рынок ГКО), которая 17 августа 1998 г. рухнула, как должна обвалиться всякая пирамида. Это стало концом радикализма в духе свободного рынка" [493].

Миру предстоит определить, кто будет распоряжаться его судьбой: сами народы или небольшие группы богатых и влиятельных людей, которые присвоили себе право руководить и переделывать народы по собственному усмотрению. Как писал К. Маркс, «буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим»[494]. Все человечество выбирает (добровольно или под давлением) в качестве универсальной схемы развития какую-то одну цивилизационную модель, которая становится общеобязательным эталоном в политике, общественном устройстве, экономике, культуре, юриспруденции. Какая-то часть человечества или определенный народ вырабатывают цивилизационную схему и предлагают ее в качестве универсальной всем остальным. Этот процесс некоторые исследователи называют «однополярной глобализацией», но иной глобализация мира быть не может – только однополярной. Она представляет собой процесс униформного навязывания всем народам земли частной парадигмы, связанной с западной, а еще точнее, с богоборческой цивилизационной моделью. Проявление самобытности локальных объектов глобализации допустимо лишь в тех пределах, в каких они окрашивают универсальную парадигму в местные региональные тона. Ни о каком (даже относительно равноправном) соучастии в выработке самой парадигмы не идет и речи. Иными словами, когда мы говорим о глобализации, которая активно реализуется на практике в современном мире, речь идет о навязывании и установлении богоборческого проекта и о внедрении этой частной парадигмы в конкретные государства, в конкретные народы с поверхностными и не затрагивающими сущности процесса отклонениями. Все допустимое «разнообразие» здесь заключается не в том, что каждый народ и каждая цивилизация привносит в этот глобальный мир свою собственную специфику, но в том, что преодоление национальной и исторической самобытности перед лицом общеобязательного штампа в каждом конкретном случае проходит по-разному, а процесс стандартизации и унификации имеет некоторые отличия.

Субъектом глобализации является только одно действующее лицо международной политики. Это – США и возглавляемый ими блок НАТО. Экономическое благоденствие США непосредственно зависит от американского контроля над международными финансово-экономическими рынками. Какова же функция остальных участников процесса глобализации: России, стран Западной Европы, Индии, стран Востока, Исламских государств? Этим образованиям, каждое их которых имеет солидную и многовековую, многотысячелетнюю цивилизационную историю, специфику и миссию, особую идентичность, представляется единственная роль – роль объекта глобализации. Нынешний порядок, «Новый мировой порядок» XXI в. складывается по схеме: давление единственного субъекта глобализации на разнообразных объектов глобализации. В таких условиях ни о какой многополярности не может идти речь, поскольку то с чем мы имеем дело, тот процесс, который бурно развивается сегодня и имеет все тенденции стать необратимым, представляет собой только и исключительно универсализацию именно однополярной системы мира. Нации, пытающиеся оградить себя от агрессии Запада, объявляются носителями угрозы американским национальным интересам.

США в качестве нынешнего лидера западного мира активно сотрудничают с Великобританией, препятствуют германским претензиям на доминирование в Европе, сдерживают экспансию Японии в Тихом Океане, вместе с Западной Европой осуществляют общие действия против России и народов Азии. США не стремятся к формальной аннексии территорий других государств, они заняты созданием системы перераспределния природных ресурсов и материальных ценностей всего мира в свою пользу. Не случайно эта страна сойчас потребляет около 40 % ресурсов планеты, притом что на ее территории проживает лишь 5 % населения Земли.

Один из ведущих американских идеологов середины ХХ в. Р. Страус-Хюпе в своем эссе «Баланс завтрашнего дня» откровенно писал: «Перед Соединенными Штатами стоит задача объединения планеты под своим руководством в течение одного поколения. Миссия американского народа – похоронить национальные государства, ввести осиротевшие народы в более общие союзы и подавить своей мощью потенциальных саботажников нового порядка»[495]. Отныне главным приоритетом для армии США стала так называемая оборонительная интервенция, то есть нанесение упреждающих ударов по государствам, которые с точки зрения Белого Дома, могут в будущем представлять угрозу для Соединенных Штатов. Концептуально эту практику выразил еще президент США Т. Рузвельт в своем послании конгрессу 6 декабря 1904 г.: «Любая страна, народ которой ведет себя хорошо, может рассчитывать на нашу чистосердечную дружбу. Если нация демонстрирует, что она знает, как действовать с разумным умением и приличием в социальных и политических вопросах, если она соблюдает порядок и выполняет свои обязательства, ей не следует опасаться вмешательства со стороны Сроединенных Штатов. Непрекращающиеся незаконные действия или проявление бессилия, приводящие к общему ослаблению уз цивилизованного общества, будь то в Америке или где бы то ни было, в конечном счете требуют вмешательства со стороны какой-либо цивилизованной нации. Соблюдение Соединенными Штатами «доктрины Монро» может вынудить их, возможно и против своей воли, в вопиющих случаях таких нарушений законности или проявления бессилия к выполнению обязанностей международной полицейской державы»[496]. В случае с агрессией против суверенной Югославии речь шла не столько о принятии военного решения странами НАТО, сколько о единоличной инициативе США, причем в обход Совета Безопасности ООН. Это вызывающее поведение призвано было еще раз акцентировать субъектность США в процессе формирования «нового мирового порядка» и объектность остальных государств.

Очевидно, что доктрина глобализма в отношении национальных государств не является смутным и неопределенным, случайным хаотическим набором парадигм, ценностей, тезисов, моделей, схем и проектов. Это очень конкретный и вполне определенный набор философских, мировоззренческих, стратегических, экономических и культурных установок. Совокупно все они призваны обеспечивать демонтаж института государства как такового.

Очень многие специалисты по глобализму видят в единой европейской валюте «евро» прежде всего финансовый противовес доллару, как необеспеченной ничем зеленой бумаге, принудительно навязанной всему остальному миру. Ряд специалистов видят в «евро» больше, чем просто противовес доллару. Они склонны рассматривать «евро» как противовес влиянию США, предлагая России ориентироваться на «евро» и Европейский союз. В действительности, «евро» и «объединенная Европа» (если отвлечься от головоломок биржевых спекуляций) не только не противоречат долгосрочным целям США, но, наоборот, содействуют глобалистам. Однако согласившись на единую валюту, страны Союза «примут на себя огромный политический риск. У них уже не будет независимых эмиссионных банков, чей былой суверенитет отойдет в прошлое, став достоянием Европейского центрального банка. Это свяжет страны-члены ЕС друг с другом гораздо прочнее, чем прежде». На повестку дня встанет создание жесткого политического союза. Европейские верхи заняты возведением все новых общеевропейских пирамид, постепенно подготавливающих появление безнациональной политической воли Европы при политическом безволии отдельных европейских стран. Вводя «евро», создавая «все-Европу», «пан-Европу», европейские верхи, тесно связанные с США в рамках «олигархии элит», зачеркивают более чем тысячелетнее историческое развитие Европы. Ещё в ХIX веке английский философ Дж. Милль подчеркивал, что всё драгоценное, приобретенное Европой, было достигнуто путем разнообразия путей исторического развития отдельных лиц, социальных слоев, народов. «По-моему, Европа именно обязана этому богатству путей своим разнообразным развитием. Но она начинает в значительной степени утрачивать это свойство (преимущество). Она решительно стремиться к китайскому идеалу – сделать всех одинаковыми», – писал Дж. Милль[497].

Теперь же вводится всё большее единообразие, Европу возвращают к раннему средневековью, ко временам империи Карла Великого, простиравшейся от Эльбы до Рима и от Дуная до Ла-Манша. Это потом из развалин этой империи постепенно выросли те европейские государства, которые мы привыкли видеть на политической карте ХХ в. Важно отметить, что в империи Карла Великого именно верховная власть имела монополию на чеканку серебряных денег различного номинала. Теперь создается «пан-Европа» с одной валютой, единым политическим и военным руководством. Это один из самых серьезных шагов к глобализации мира.

Существует множество определений государства, наиболее общим из которых является понимание его, как формы самоорганизации общества, характеризующейся единым в пределах ограниченной территории правовым и организационно-управленческим пространством с жестко детерминироваными правилами определения гражданства (подданства). До самого последнего времени упомянутое единство обеспечивалось, главным образом, тем, что и общество и государство были национальными, то есть образовывались вокруг одного из входящих в их состав народов, доминирующего культурно и, как правило, численно. Однако сегодня такое положение глобалистов явно не устраивает. Шенгенское соглашение (1987 г.), 25-я сессия давосского форума (1996 г.), официально зафиксировавшая глобализацию, как магистральное направление развития человеческого сообщества привели к тому, что уже в 2000 г. лидеры восьми ведущих в военном, политическом, экономическом отношении держав объявили на своей ежегодной встрече в Окинаве о неуклонном намерении переделать мир в «единое информационное общество». Последующие саммиты только последовательно детализовали этот проект. «Генуя» (2001 г.) фактически инаугурировала Мировое правительство, наделила его полномочиями и определила пути, направления и формы экономической экспансии. «Кананаскис» (2002 г.) положил начало так называемому «глобальному партнерству», основным предназначением которого наряду с борьбой с угрозами миру, демократии, стабильности, процветанию и развитию» является формирование транснациональных организационно-управляющих структур, занимающихся среди всего прочего и единым по всему миру стандартом удостоверений личности, а также способами ее биометрической идентификации и отслеживания всех осуществляемых людьми перемещений путем направления вдоль оных упреждающей информации о каждом из путешествующих.

На саммите в Эвиане демонтаж национальной государственности был продолжен. Во-первых, впервые в истории официальный документ («Декларация «группы восьми»: Поощрение роста и содействие формированию ответственной рыночной экономики») зафиксировал представление о мировом хозяйстве не как о совокупности экономик национальных государств, а как о поле взаимодействия транснациональных корпораций и территориальных администраций, управляющих жизнедеятельностью общества в пределах, можно сказать, бывших национальных государств. Во-вторых, главы восьми ведущих держав столь же официально («Декларация «группы восьми»: Борьба с коррупцией и повышение транспарентности») установили, что подобная организация мирового экономического пространства соответствует «благотворному духу глобализации», и нуждается лишь в некоторой правовой системе, обеспечивающей единые и унифицированные правила рыночной деятельности. В качестве первого шага в этом направлении стало определение в качестве «контролеров» за течением этого процесса таких глобальных финансовых организаций, как МВФ, МБР, Всемирный банк и т.п., по отношению к которым как транснациональные корпорации, так и территориальные администрации должны быть полностью «транспарентными», то есть прозрачными в своем финансово-хозяйственном взаимодействии. В-третьих, Всемирная торговая организация (ВТО) официально была признана главным экономико-социальным менеджером, управляющим глобальной рыночной системой и обеспечивающим устойчивое развитие всечеловечества (Декларация под названием «Совместные действия «группы восьми» в области торговли»). И прежде, начиная с Окинавского саммита, взявшего курс на построение информационного сетевого общества, ВТО делегировались все возрастающие полномочия социального распорядителя, но никогда еще этот надгосударственный институт не получал такого беспрецедентного организационного статуса, позволяющего открыто вмешиваться в устроение жизни людей в подавляющем большинстве стран мира. В-четвертых, развивая итоги саммита в Кананаскисе и опираясь на «необходимость глобальной контр-террористической деятельности», участники встречи в Эвиане фактически договорились об основах и начале создания глобальной полицейской системы («План действий «группы восьми»: Укрепление международной политической воли и потенциала для борьбы с терроризмом»). В-пятых, если в Генуе и Кананаскисе еще только шла речь об установлении координации и взаимодействия в некоторых областях науки и техники, то в Эвиане жестко определено, что контролируемым и поощряемым будет развитие средств и систем глобального наблюдения, энергетических технологий (прежде всего, локальной и возобновляемой энергетики) и генетически модифицированных продуктов сельского хозяйства, то есть тех отраслей, которые необходимы для ускоренной трансформации общества и государства во всемирную локально-распределенную «Сеть». В-шестых, «большая восьмерка» определила для всех глобальные транспортные правила и, соответственно, правила удостоверения и идентификации личности, узаконив электронные карточки-паспорта, включающие в себя как соотнесение личности каждого жителя Земли с персональным идентификационным номером (продублированным в явном виде штрих-кодовым начертанием), так и связанную с ним дополнительную биометрическую информацию – дактилограмму (отпечатки пальцев) и иридограмму (структуру радужки глаза). И, наконец, организаторы саммита в Эвиане сделали все, чтобы его решения распространялись и выглядели законными и обязательными для всего мира: если следовать официальным коммюнике, то на этой встрече ее организаторы постарались собрать представительство «80% жителей Земли