Демонтаж национальной государственности

«Здесь, по приказу тайных сил,

Царь был принесен в жертву

для разрушения государства».

Надпись, оставленная большевиками

на стене Ипатьевского дома в Екатеринбурге в 1918 г.

Под национальным государством современный исследователь этого феномена А.С. Блинов предлагает понимать сформировавшуюся в индустриальную эпоху политическую организацию общества, легитимность которой обеспечивается представлением и защитой интересов, включенных в нее индивидов на основе идей и ценностей социокультурной, духовной, исторической, языковой, территориальной сплоченности и единого уровня экономического развития[425].

Национально-государственная парадигма впервые юридически была оформлена в Вестфальском мирном договоре 1648 г. после завершения Тридцатилетней войны в Европе. Со временем нация стала синонимом государства как «территориальной правовой единицы» не потому, что это тождественные явления, а потому что их границы совпали[426]. По мнению большинства государствоведов, слияние государственного и национального пространства в рамках одной территории и стало точкой отсчета новой истории – эпохи национальных государств. Вероятно, что развитие современной политической нации будет заключаться в постепенном отказе от принципа jus sanguinis («право крови») при определении принадлежности индивида к данной социальной общности.

Ряд серьезных ученых появление современных государств ставят в заслугу нациям, рассматривая государства наивысшей точкой именно национального развития[427]. Например, У. Альтерматт считает, что «национальное государство основано на этнической группе или национальности, которой уда­лось добиться в международном сообществе международ­но-правового признания в качестве территориально огра­ниченного и суверенного национального государства»[428].

Национальное государство можно рассматривать как исторический тип государства, приходящий на смену государству сословного типа и отличающийся от последнего по ряду признаков, главный из которых – социокультурная и правовая однородность населения. Системообразующим же признаком для него является нация. И хотя, как отмечает Ю. Хабермас, «два компонента понятия национального государства – государство и на­ция – относятся к сближающимся, но изначально разным историческим процессам: образованию современных государств и строительству современных наций»[429], в то же время нельзя не признать теснейшую взаимосвязь и взаимообусловленность нации и государства.

Национальное государство – результат сложного исторического развития, один из уникальных итогов эпохи Нового времени. Декларация прав человека и гражданина Франции 1789 г. провозгласила, что вся власть исходит не от Бога, а от нации: «Никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника». Появившись в Европе (общепризнанно, что это европейский феномен), оно оформило право подданных (затем граждан) на участие в политической жизни страны. Фактически, национальное государство является формулой политического участия населения в управлении государством, основным политическим институтом современности, обеспечивающим развитие и закрепление демократических начал в обществе.

В «Словаре политической мысли» Р. Скрутона нация-государство определяется как «организация для управления нацией (или возможно двумя или более близко связанными между собой нациями), чья территория определена национальными границами, и чье право детерминировано, по крайней мере, частично, национальными обычаями и ожиданиями. Государство-нация часто сравнивается с греческим полисом, или городом-государством, а его появление в международной юрисдикции Европы многие расценивают как один из главных фактов современной политической истории»[430].

Многими учеными национальное государство рассматривается как закономерная и обязательная форма государственного устройства в период зарождения и укрепления буржуазного общества и, следовательно, как существенное дополнение идеи буржуазно-правового государства. По словам В.М. Межуева, не согласного с такой точки зрения, «правовое государство, защищающее интересы частного лица, его политические и экономические свободы, не может не быть одновременно и национальным государством, защищающим территориальную выделенность и политическую целостность нации, гарантирующим ей развитие национального рынка и сохранность национальной культуры»[431].

По нашему мнению, национальным государством можно считать любое государство, в котором есть государствообразующая нация, чьей духовной культурой предопределены развитие государственных идей и институтов, а также правовая культура гражданского населения. При этом не имеет значения, сколько национальностей и народностей образуют состав гражданского населения. (Например, Россия – национальное государство, а США – нет. США лишена национального ядра, государствообразующего народа. На территории США проживают выходцы из разных стран).

По словам И.И. Лукашука, особенность глобальных проблем заключается в том, что они могут быть решены лишь совместными усилиями государств, но для этого «необ­ходим более высокий уровень управле­ния социальными процессами как на национальном, так и на глобальном уровне»[432]. Ю.А. Красин прогнозирует, что «по мере развития гражданского общества и становления единой нации-государства будет происходить деэтнизация общественно-политической жизни, необходимая для утверждения демократического федерализма»[433]. В качестве примера он приводит Россию, в которой, по его мнению, существуют благоприятные условия для того, чтобы полиэтнический плюрализм безболезненно интегрировался в новый федерализм, а национально-этнические меньшинства органично приобщены к веками складывающейся российской социокультурной общности. В глобализуемом мире обнаруживается все более и более четкая тенденция к стиранию граней между традиционными этническими группами, «растворению», «размыванию» их в более крупных «универсалиях», ставших, по сути, несмотря на сохранившееся титульное историческое название (своеобразный смысловой «бренд»), наднациональными единицами.

Такая унификация – путь к максимальному национальному однообразию, плата человечества за глобализм, начало пути к постинформационному будущему. Историческое поражение малых этносов – вполне вероятная тенденция, ответ на все возрастающую международную конкуренцию, ведущую или к расцвету и подъему наций, или к неминуемой деградации и архаизации народов, превращению ряда государств в «ничейные» территории. Более того, единственно возможное условие стабильного существования совре­менных государств глобализаторам видится в освобождении политического гражданства от культурной и этнической идентичности[434]. Не отрицая того, что хотя относительно небольшие группы, придерживающиеся традиционных ценностей, как показывает практика, оказываются очень конкурентоспособными в современном мире и, кроме того, то, что казалось вытесненным из жизни, может очень быстро и для кого-то неожиданно возрождаться, все-таки доминирующие социальные группы будут применять меры, направленные на максимальную интеграцию более слабых. Уже существуют концепции «конституционного патриотизма» (Ю. Хабермас), «постнациональной идентичности» (Ж.-М. Ферри), «постсуверенной нации» (П. Тибо) или «национальной империи» (П.М. Хомяков).

Анализируя взгляды западных теоретиков, Г.В. Мальцев обращает внимание на те их выводы, в которых утверждается, что «информатизация общества и его переход к постиндустриальным стадиям развития несовместимы с практикой централизованного управления и централизованного регулирования (то есть юридического регулирования посредством закона) социальных отношений; централизованное управление и закон как форма регуляции сверху уже не способны адекватно реагировать на исключительно сложные ситуации, возникающие в отдельных социальных ячейках»[435]. Здесь утверждается предположение о неизбежности изменения природы национального государства, централизованного по своей сути.

С одной стороны, данный вывод описывает механизм существования нового социального уклада – сетевого общества, а с другой – предельно остро проблематизирует задачу выведения данных структур в нормативное поле, включения их в легальный оборот публичных коммуникаций. Г.В. Мальцев также замечает, что «ориентация на децентрализованные формы общественной жизни, на социальный плюрализм» наиболее рельефно отражает «озабоченность политическими аспектами кризиса цивилизации и построением в рамках определенных футурологических концепций схем политико-правового устройства будущего общества»[436].

Современная конкуренция государств обладает чертамидемонстрационности (популяризация культуры, уровня и стиля жизни) и экспансионизма (распространение влияния своей национальной культуры, жизненных стандартов, идеологических установок и политических институтов). В политико-юридической сфере одной из определяющих, глобальных тенденций развития международных отношений является распространение демократии и укоренение демократических институтов. В данном процессе выражается новая тенденция мирового политического развития – глобальная волна демократизации. Прошедший ХХ в. будет вспоминаться потомками как век перемен, последняя же четверть столетия стала своего рода символом всемирного распространения идей демократии, прав и свобод личности. Политическое управление все сильнее проявляется в системе рациональных мер, направленных на максимально эффективное обеспечение «общественного блага». Вместе с тем далеко неоднозначен взгляд современных исследователей на демократию[437].

Признавая ее «весьма неоднозначным и противоречивым способом трансферта «правовой материи» из социальной среды в миp государственных структур, институтов, коммуникаций и актов»[438], большинство ученых, однако, признает безальтернативность демократии как формы управления обществом (безусловно, это не единственное понимание демократии, но, пожалуй, самое распространенное). Демократизация, разумеется, накладывает и определенные требования на систему, дизайн и принципы построения национальных государств.

Современные процессы демократизации характеризуются: расширением в транснациональном масштабе прав и свобод индивидов; возрастающим значением интересов личности; признанием в качестве самостоятельного субъекта международных отношений физических лиц. Принцип прав человека и досягаемости (неотвратимости) международного правосудия становится одним из факторов, легитимных оснований ограничения государственного суверенитета, глобальной «прозрачности» границ. Одним из характерных в данном отношении является признание «права ООН на гуманитарную интервенцию». Результаты гуманитарных интервенций позволяют точно определить подлинные задачи глобализаторов мира – при помощи демократической риторики вызвать неуправляемость национальных государств и их беззащитность перед внешними и внутренними деструктивными силами.

Немаловажную роль в демонтаже национальных государств призваны сыграть изменения в экономической сфере, которые В.М. Коллонтай предлагает разделить на несколько моментов[439]:

1. Стремительное складывание но­вой модели государственного развития – экспорто-ориентированная модель с минимальным социальным перераспределением, с ущербным внутренним рынком и растущим чис­лом неэффективных секторов. Это ведет к резкой имущественной диффе­ренциации общества и увеличению доли населе­ния с низкими доходами, сужению хозяй­ственной роли многих государств.

2. Переориентация хозяй­ственной деятельности государств с вопросов внутреннего экономического развития и социаль­ного обеспечения на более активное участие в конкурентной борьбе на мировых рынках.

3. Постоянное, оперативное, гибкое, маневрен­ное приспособление к условиям бурного научно-технического про­гресса, требующего больших финансовых затрат и поддержания высокого образовательного потенциала населения.

4. Рост дипломатической составляющей конкурентоспособности стран, открытого лоббирования государством национального бизнеса на внешних рынках, что влияет на свободную экономическую кон­куренцию.

5. Перенесение части государственных функций по регулирова­нию валютно-финансовой сферы на надгосударственный уровень.

В качестве ответных мер государства по регулированию, воздействию на процессы глобализации в экономической сфере предлагается[440]:

– восстановление контроля над финансовой сфе­рой. Широко, в частности, обсуждается идея введения налога на краткосрочное (чаще всего спекулятивное) передвижение капитала (так называемый «налог Тобина»);

– принятие кодексов пове­дения транснациональных корпораций и/или ассоциаций предпринимателей в целях повышения степени (са­мо)регулирования новых центров мирохозяйст­венных решений;

– создание региональных группировок, рассматриваемых в качестве реальной альтернативы неолиберальной гло­бализации.

Национальное государство обвиняют за стремление регулировать рыночную экономику, что-де неизбежно приводит к усилению и расширению бю­рократического аппарата. Но в действительности опасность заключается не в увеличении бюрократического начала как такового, а в его оптимальной достаточности. По мнению Г.В. Мальцева, «государство, по-видимому, обречено быть бюрократическим, и относиться к этому следует не только с позиций критических теорий бюрократии, но и с учетом политической социологии М. Вебера, рассматривавшего бюрократизацию как элемент формализации и рационализации отношений властвования (господства)»[441].

Тенденций мирового государственного развития является постепенное, но все более заметное перераспределение власти между существующими (традиционными) субъектами международных отношений и новыми действующими акторами – смещаются сами центры властвования. Однако тестом на право политического первенства становится отнюдь не способность эффективно и наилучшим образом решать широкий комплекс проблем, определять краткосрочные и долговременные приоритеты, включать в текущую и отдаленную повестку дня задачи, вырабатывать цели развития.

М.Н. Марченко называет целый ряд факторов, вызывающих эрозию суверенитета национальных государств в условиях глобализации[442]:

а) экономические и технологические факторы, приведшие к возникновению международного рынка и появлению на мировой хозяйственной арене новых субъектов рыночных отношений в лице транснациональных корпораций;

б) ускоренная глобализация финансовых рынков, породивших в планетарном масштабе мощные институты, интересы которых наряду с транснациональными корпорациями зачастую не совпадают с интересами национальных государств;

в) глобализация средств массовой информации и коммуникаций, оказывающих мощное влияние, помимо государственных институтов, на общественное сознание;

г) усилившееся на межгосударственном уровне разделение труда;

д) усилившееся после разрушения СССР и образования однополярного мира давление на слаборазвитые страны со стороны США и других высокоразвитых государств с целью вовлечения их в орбиту своего непосредственного влияния;

ж) обострившаяся для многих стран в связи с бурным развитием передовых технологий в мире опасность изоляции или самоизоляции, неизбежным следствием которых станет технологическое и иное отставание.

По мере нарастания глобализации, считает Ю. Шишков, все большая часть государственного суверенитета перераспределяется между локальными, регио­нальными и всемирными регулирующими инсти­тутами по принципу субсидиарности, согласно которому властные полно­мочия национальных государств делегируются на тот институциональный уровень – надгосударственный либо субгосударственный (региональ­ный, муниципальный), – на котором данная кон­кретная общественная потребность удовлетворя­ется наилучшим образом[443]. В особенностях экономического и социального развития мира В. Соколов видит создание предпосылок формирова­ния, с одной стороны, укрупненных региональ­ных объединений, а с другой – глобальных экс­территориальных общностей[444].

Изменения в публично-властной сфере накладывают отпечаток на граждан национальных государств. Современное состояние общественного и индивидуального сознания все чаще характеризуют категориями «упадок», «разочарование», «пессимизм». И. Валлерстайн главную причину подобного настроения видит в утрате веры в государство, как многовекового «проводника реформ и оплота личной безопасности». «Чем меньше легитимности признается за государствами, тем труднее им навязывать порядок или гарантировать минимальный уровень социального благополучия. И чем труднее становилось государству выполнять эти функции, которые для большинства людей являются raison d 'etre («разумное основание») существования государства, тем меньше легитимности за ним признавалось»[445], ­– считает И. Валлерстайн. Он говорит о том, что на фоне потери государством своей «ауры» (выраженной в силе и легитимности государственных структур), люди обращаются к дополнительным (альтернативным) источникам безопасности: этническим, религиозным, расовым группам, структурам, воплощающим «традиционные» ценности.

Этой же позиции придерживается и У. Альтерматт, считая, что именно «в период крушений люди возвращаются к коллек­тивной идентичности, которая придает им чувство безо­пасности. Однако духовная дезориентация способствует апартеидному мышлению, за которым стоят иррациональ­ные страхи перед «другими», иными»[446]. Оценивая негативные последствия данной ситуации, У. Альтерматт обращает внимание на то, что во времена соци­альных конфликтов «иные» кажутся угрозой status quo и местные жители апеллируют к нации, чтобы сделать го­сударство гарантом их традиционных прав владения. Он приводит слова А. Виммера о том, что «ксенофобский дискурс является следствием этнонационального диспута – какой нации принадлежит госу­дарство»[447]. Это своего рода одна из «превращенных» форм архаико-сепаратистского собственнического мышления, пример «приватизации государства». В качестве примера охранительной идеологии в современных государствах могут рассматриваться такие нормы национальных законодательств, как ограничение на приобретение земель и контрольных пакетов акций предприятий, запрет на работу в госаппарате и на финансирование политических партий со стороны иностранцев.

В.Е. Чиркин, признавая необходимость пересмотра роли государства, выступает за повышение саморегулирования общества и ответственности людей за собственную судьбу[448]. В качестве ориентира социального развития он называет государство благосостояния (всеобщего благоденствия) – welfare state (рассматриваемое с точки зрения социального подхода, под которым понимается государство, благоприятствующее труду, поддерживающее собственный труд человека), а также плюралистическое «социетальное» общество (основанное на взаимной поддержке индивидов и различных социальных слоев и сочетающее государственное регулирование и саморегулирование общества). Согласно этому подходу современное социальное государство обязано обеспечивать только основные нужды человека (инфраструктуру, образование, здравоохранение, прожиточный минимум), но при этом человек должен опираться на свой собственный труд, вкладывать его в развитие общества, получая пропорциональную долю общественного продукта[449]. В качестве отправных точек к пониманию проблемы В.Е. Чиркин приводит подходы таких ученых, как: К. Поппер (в качестве цивилизационного ориентира называет «открытое общество», отдавая предпочтение свободе перед справедливостью), Дж. Ролз (утверждает, что справедливость – первая необходимость для социальных институтов), Р. Нозик (предлагает возвратиться по существу к идее «государства – ночного сторожа», к принципу «минимального государства») и западные евромарксисты (разработка концепции «общечеловеческих ценностей»).

В «Манифесте Американской гуманистической ассоциации» читаем: «Приверженность общечеловеческим ценностям, приверженность, отменяющая все прежние узкие привязанности к церкви, государству, партии, классу или расе… Разве может быть у человека более возвышенная цель, нежели превращение каждого человека, в идеале и на практике, в гражданина мирового сообщества?»[450] В. Цаплин в книге «Странная цивилизация» перечисляет обычные аргументы в пользу демонтажа национальных государств: «Глобализация связана и с тем, что возникает необходимость совместного осуществления крупных проектов, которые не под силу одной стране или в них заинтересовано большинство стран: создание космических станций, освоение планет, разоружение, безопасность ядерной энергетики, борьба с наркоторговлей и терроризмом, развитие Интернета, глобальные экологические проблемы и т.д.»[451] Однако в отсутствие национальных государств нации и народы утратят всякую пользу от этих космических станций и освоения планет. А наркоторговлю и терроризм поддерживают сами глобалисты.

В условиях глобализации мира национальные государства существенно ограничиваются в возможности самостоятельно решать внутренние задачи, потому что их деятельность включена в контекст деятельности международных надгосударственных организаций и органов управления. Они неуклонно превращаются из национальных государств в государства-члены международного сообщества. Термин «государство-член международного сообщества» означает участие страны в интернациональных институтах и режимах. Государства, которые пытаются сохранить остатки национально-государственного суверенитета в глобализуемом мире вплоть до использования режима автаркии, рискуют столкнуться с трудностями блокады со стороны ведущих стран Запада.

Некоторые исследователи делают далеко идущие выводы о неминуемом отмирании национальных государств. Р. О`Брайен в книге «Глобальная финансовая интеграция. Конец географии» пишет: «Нация делается неуместна, хотя она еще и существует. Чем ближе мы подходим к глобальному интегральному целому, тем ближе мы к концу географии»[452] (т.е. государственно-национального деления мира). Это утверждения представляется весьма сомнительным. Деструктивные процессы глобализации не превращают мировую экономику в интегральное целое, а наоборот усиливают её диспропорцию. Увеличивается контраст между глобалистским центром, в котором проживает 1/6 населения, и периферией, сосредоточивающей основную массу жителей нашей планеты. Складывающаяся архитектоника мировой экономики крайне не стабильна и чревата большими потрясениями не только для стран периферии, но и для центра, т.к. мировая валютно–финансовая сфера превратилась в единую систему и обвал одного из её звеньев тяжело отражается на остальных. Передоверяясь международным структурам за эфемерные посулы, национальные государства рискуют быть втянутыми в мировой финансовый кризис или даже войну.

Институтами надгосударственного регулирования и контроля, в частности, являются Базельский комитет по банковскому регулированию и надзору, установивший «правило Кука» – минимально допустимый уровень соотношения между размерами собственного капитала коммерческих банков и их активами, а также разработавший меры по усилению контроля за ликвидностью банков; Международная организация по контролю над операциями с ценными бумагами, определяющая правила поведения субъектов рынка, необходимый уровень транспарентности их счетов, унификация систем расчетов. Несмотря на возросшее могущество и относительную независимость от государства крупнейших субъектов рынка – олигопольных структур, последние не в состоянии регулировать процессы мирового рынка, приобретающие все более непредсказуемый характер, и вынуждены опираться на институт государства. Роль этого института в выработке и проведении мирового рынка на международном уровне должен только усиливаться. Имеет место активизация действий правительств и центральных банков, направленная на координацию валютно-кредитной и общеэкономической политики в условиях финансового кризиса.

Наиболее продвинутым здесь оказался Европейский союз, в рамках которого не только создалась единая валютная система, но и заложены основы для ренессанса национальных государств – членов Союза (прежде всего Германии, Франции и Италии). Однако при всех благоприятных для будущего национальных государств тенденциях общий вектор развития большинства государств все-таки глобалистский. Противоречивость глобализационных процессов свидетельствует о переходном состоянии глобализации мира. Так, Маастрихтский договор предусматривает критерии конвергенции – предельные ставки банковского процента, допустимые величины государственного долга, дефицита госбюджета, темпов инфляции, что существенно ограничивает суверенитет членов ЕС в экономической сфере. Заключенный по настоянию ФРГ Пакт стабильности включает санкции, применяемые к государствам, нарушившим критерии конвергенции. Все права на проведение кредитно-денежной политики Союза переданы Центральному европейскому банку, который действует под контролем Комиссии ЕС. Таким образом, создаются структуры управления нового регионального объединения, берущие на себя ряд функций правительств входящих в него стран. По существу закладываются основы будущего федеративного государства.

В основу концепции европейской интеграции положен принцип субсидиарности (дополнительности), предусматривающий многоуровневую систему принятия решений. Всего выделяется четыре уровня: коммунальный, региональный, национальный и наднациональный. При этом решение каждой конкретной проблемы относится к компетенции той власти, которая обеспечивает ее оптимальное решение. Интеграция сочетается с федерализацией.

Итак, проявляется тенденция к перенесению части государственных функций на надгосударственный уровень. Помимо этого, развитие процессов глобализации мира подталкивает государства ко все большей координации их политики в области правового регулирования информационного пространства, экологии, борьбы с терроризмом, наркобизнесом и преступностью. Не менее важные изменения происходят в функциях государства внутри страны. В условиях глобализации общество испытывает возрастающие перегрузки, вызываемые ослаблением или разрывом традиционных экономических и социальных связей, социальным расслоением, межэтническими и межконфессиональными конфликтами. Отсюда напрашивается усиление исторической роли государства как гаранта социальной стабильности, призванного обеспечивать прежде всего необходимую помощь наиболее нуждающимся категориям населения и защищать общество от волны насилия, преступности и террора, приобретающего глобальные масштабы. Но глобализаторы мира не считаются с объективными потребностями обществ, их задача – придать объективный и необратимый характер своим субъективистским устремлениям на мировое господство.

Особую сложность представляет вопрос о возможностях и эффективности вмешательства государства в экономику в условиях глобализации. Как известно, научные школы сторонников либерализма и дирижизма занимают здесь диаметрально противоположные позиции. Несмотря на эти различия их объединяет одна общая черта – трактовка глобализации мира как единственно возможной для всех стран и регионов. Упускается из виду, однако, тот существенный факт, что мировая экономика отнюдь не гомогенна. По этому не может быть единой для всех стран модели развития и адаптации к новым условиям. Это, в частности, подчеркивает М. Турэн, анализируя процессы глобализации и фрагментации в результате взаимодействия которых, по его словам, вместо открытого мирового рынка, основы однородного общества, образуется многополюсное пространство, базирующееся на различных экономических, социально-политических и культурных моделях[453]. В дискуссии о роли национального государства в регулировании рынка сторонники как либерализма, так и дирижизма, игнорируют такую основополагающую категорию, как общество, и закономерности его динамики в условиях глобализации мира.

Тотальное установление принципа свободной торговли, предельное снижение таможенных пошлин и максимальная рыночная либерализация на практике усиливает то государство, которое давно и успешно двигается путем рыночного развития, но при этом экономически и политически ослабевает и подрывает то государство, которое развивалось по другим принципам. Лишаясь экономической самодостаточности, национальные государства утрачивают свою государственную независимость, становясь марионетками в руках могущественных транснациональных финансово-политических кланов.

Британский профессор З. Бауман пришел к выводу: «Международный капитал кровно заинтересован в слабых государствах. Преднамеренно международные организации вынуждают всех своих участников или зависимые от них государства систематически разрушать все, что способно замедлить свободное движение капиталов и ограничить свободу рынка. Широко распахнутые границы и отказ от всяких помыслов о самостоятельной экономической политике являются предварительными условиями получения финансовой помощи от мировых банков и валютных фондов. Слабые государства – это именно то, в чем новый мировой порядок нуждается для своего поддержания и воспроизведения. Слабые государства легко могут быть низведены до полезной роли местных полицейских участков, обеспечивающих тот минимальный порядок, который необходим бизнесу, но при этом не порождающих опасений, что они могут стать эффективным препятствием на пути свободы глобальных компаний»[454]. Действительно, в случае, когда национальное государство безоговорочно выполняет условия и ультиматумы глобалистских структур, оно не способно контролировать оборот капитала и информации. Такая открытость национальных государств используется глобализаторами мира исключительно для их демонтажа.

Для раскрытия этих закономерностей уместно использовать системный подход. В соответствии с ним государство – сложнейшая саморазвивающаяся система, основанная на богатстве и разнообразии связей, объединяющих его структуры, на общности культуры и права, моральных норм и духовных ценностей, без которых государство не может прогрессировать. Глобализация мира ведет к резкому усложнению внешних, по отношению к государству как системе, условий существования. Возникают мощные экзогенные связи и зависимости, интегрирующие отдельные элементы государства в глобальные сетевые структуры. Усиливаются центробежные тенденции, ослабляющие и деформирующие традиционные эндогенные связи и угрожающие в предельном случае распадом государства как системы. Такой распад не означал бы успешной интеграции в метасистему – глобальное сетевое общество, концепцию которого выдвинул, в частности, М. Кастельс[455]. Во-первых, потому, что такой метасистемы реально не существует. Мировое сообщество не гомогенно и, процессы глобализации усиливают эту его характеристику. Во-вторых, глобальные сетевые структуры, лишенные социальных корней, хотя и обладают большими возможностями для снижения факторных издержек производства, в перспективе не способны обеспечить социально-экономическое развитие и конкурентные преимущества на мировом рынке.

Транснациональные корпорации и неправительственные организации выступают ныне могильщиками национального государства. Транснациональные корпорации выступают альтернативой единым государствам. ТНК могут рассредотачиваться по всему миру. За счет потоков информации, сырья и капиталов транснациональные корпорации теряют пространственный объем. Суверенитет государств превращается для ТНК в досадную помеху. Транснациональным корпорациям очень выгодны мелкие государства, которые вынуждены конкурировать друг с другом за предоставление резидентных, налоговых, финансовых, инфраструктурных услуг для ТНК.

Национальные государства под влиянием глобализации мира переходят в форму государств-корпораций, государств-предприятий и даже государств-мафий. Они эволюционируют в сторону корпораций, которые предоставляют определенный набор услуг тем, кто заключил с ними контракт. Эти государства отрываются от народа, который в них живет, они не связаны с обществом. Государство-корпорация готово оказывать услуги любым антисистемным силам за соответствующее вознаграждение. О защите общесоциальных интересов не вспоминает никто. Государство превращается в рыхлый картель из слабо связанных друг с другом специализированных подразделений: армии, полиции, налоговиков.

Двойные стандарты глобализма проявляются в отношении Запада к своей государственности. Участие государства в инновационном прогрессе приобрело там такие масштабы, что в США появился специальный термин «полугосударственная (semipublic) экономика», отражающий тесные связи между частными фирмами и органами власти на федеральном уровне на местах. Развитие высокотехнологического «солнечного пояса» (Южная Калифорния, Техас, Флорида) в значительной мере идет благодаря прямой и косвенной помощи государства, его субсидиям и финансовым гарантиям. Западные исследователи глобализационных процессов в экономике подчеркивают, что формирование национальных конкурентных преимуществ зависит не только от ТНК и внешних инвестиций, сколько от политики государства как на национальном, так и региональном уровнях. В частности, отмечается активная роль местных органов власти земли Баден-Вюртемберг в ФРГ, провинции Эмилия-Ромеанья в Италии, которые обеспечивают необходимую правовую финансовую поддержку малому и среднему бизнесу, созданию институциональной основы (сетевых структур, кооперативных объединений, информационных и исследовательских центров, венчурных фондов) для инновационного развития своих регионов, их успеха на мировом рынке. Таким образом, демонтируя национальные государства по всему миру, Запад укрепляет свою государственность в качестве прообраза глобального Мирового государства.

Промышленная политика, ориентированная на стимулирование инноваций, невозможна без соответствующей социальной политики, направленной на развитие главного ресурса экономики – человека. Отсюда – значительное увеличение во всех экономически передовых странах затрат на образование, здравоохранение, социальное обеспечение. Общее увеличение роли государства в экономике находит выражение в динамики доли государства в ВВП. Если до Второй мировой войны в развитых странах она составляла в среднем 20%, то к середине 1990-х гг. – 47%[456].

Считается, что тесное сотрудничество государственных органов с профсоюзами, ассоциациями предпринимателей, экологистами, другими общественными организациями позволяет консолидировать общество, активизировать творческие силы нации на самом низовом и массовом уровне, адекватно подходить к решению обостряющихся социальных проблем, эффективно контролировать действия бюрократического аппарата и бороться с коррупцией. В действительности так называемое гражданское общество формируется в качестве антагониста государственности и в результате отделения государства от общественных структур и одновременно разгосударствления целого ряда общественных отношений. Разграничение сфер частных и публичных интересов под давлением глобалистов заводят так далеко, что государства оказываются неспособными контролировать ситуацию в собственной стране.

В конечном счете печальную судьбу глобализм уготовил как национальному государству, так и гражданскому обществу. В условиях глобализации гражданское общество хиреет и деградирует вместе с делигитимацией национального государства, с которым государство предметно соотносится. Им обоим на смену торопится тоталитарная антисистема, не терпящая существования демократических институтов.

Роль государственных институтов в условиях глобализации целенаправленно и неуклонно уменьшается и наряду с этим возрастают власть и влияние транснациональных корпораций. В результате осуществления глобализации национальные государства поначалу становятся зависимыми от транснационального капитала, а затем подвергаются демонтажу как таковые. Развитие национальных государств, их конкурентный потенциал, а значит, и первенство, будут во многом производными и от состояния духовных основ конкретного общества, его «нравственных устоев».

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Сформулируйте определение понятия «национальное государство, назовите признаки нацонального государства.
2. Какими причинами обусловлен демонтаж национальных государств

в современном мире?

3. Существуют ли в мире объективные основания для усиления института национальных государств?

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––