Реализация права перед вызовами глобализма

Реализация права в условиях глобализации мира встречает массу препятствий постольку, поскольку глобализаторы не заинтересованы в укреплении правового порядка. Их интересует хаос, в котором они рассчитывают породить идею мировой диктатуры.

В. Подорога высказал проницательную мысль: «Закон перестает действовать именно потому, что обществом не опознается черта нормализации, закон и бессилен потому, что лишается всякой возможности влиять на преступление, соотносить его с устойчивой нормой; общество не в силах оценить результаты применения закона. Черта нормализации почти стерта: в послеперестроечную эпоху всякое преступление оказывается в конечном итоге, преступлением экономическим (за ним – то ли обнищание и ожесточение, то ли открытое недовольство, то ли потеря ориентиров в новой социальной ситуации). За преступлением не оказывается преступника. Но в таком случае остается только сделать один вывод: все общество оказывается втянутым в производство преступных практик, кто не преступает, тот не выживает»[409].

Новые тенденции в процессе правореализации можно рассматривать как с позиции внутригосударственной практики так и в общемировом аспекте. В сфере правореализации глобализм ставит самые прагматические, но вместе с тем и противоречивые задачи. С одной стороны, требуется оптимизировать сам механизм претворения в жизнь юридических установлений, с другой стороны – сделать так, чтобы подлинное право больше не реализовывалось и все ограничивалось бы исполнением проекта глобализации.

С позиции общемировых тенденций можно заметить рост роли международных органов и организаций, основная деятельность которых носит правоприменительный характер. Уникально в этом плане положение Совета Безопасности и Международного суда. Они могут применять право при помощи юридически обязательных решений. Совершенно особое значение имеет то, что Совет Безопасности способен обеспечить, в том числе и путем применения силы, выполнение любых юридически значимых решений. Этот момент подчеркивался Генеральным секретарем ООН К. Аннаном в докладе, посвященном эффективности международного права: «Верховенство права в отношениях между государствами не может быть ограничено только правотворчеством. Уважение международных правовых обязательств является необходимым стержнем системы, к которой мы стремимся. Вот почему восстановление эффективности и роли Совета Безопасности должно стать краеугольным камнем наших усилий поддерживать мир и безопасность в следующем веке»[410].

Существенно возросла роль в правоприменительном процессе и Между­народного Суда. Об этом можно судить уже по росту числа рассматриваемых им дел. Исключительно важной новеллой является использование уголовно-правовых средств борьбы с правонарушениями. Особого внимания заслуживает факт формирования новой отрасли международного права – международного процессуального права, включающего подотрасль – право международной ответственности.

Глобализация как макромасштабный и многоплановый процесс нарастания общего в мировых правовых системах на уровне правоприменения во внутригосударственной практике выражается во влиянии общепризнанных стандартов правоприменительной деятельности и моделей ее организации.

Немало есть примеров манкирования международно-правовыми обязательствами. Так, все большее влияние на экономическую конъюнктуру и на политические отношения оказывает ситуация на рынке исчерпаемых природных ресурсов. Новым, с экономико-правовой точки зрения, является то, что в плане конкретного обсуждения и правовых решений ставятся (например, на всемирной экологической конференции в Бразилии) вопросы квотирования для отдельных стран потребления для производственных нужд атмосферного кислорода и (в соответствии с Киотским протоколом 1997 г.) квотирования норм выброса парниковых газов. В первую очередь – промышленных выбросов углекислого газа, с целью ослабления парникового эффекта и предотвращения глобального потепления климата. США в частности, должны сократить эти выбросы на 7%.При этом впервые в проектах решений предусматривается порядок " покупки-продажи" квот или их частей. Экономические программы являются объектом ожесточенной борьбы политических и экономических сил, среди которых важную роль играют ТНК, несущие большую долю ответственности за загрязнение природной среды. В рамках ООН был создан Центр по ТНК, который выработал жесткие экологические стандарты, регламентирующие их деятельность. Однако под давлением лобби этих корпораций стандарты не были введены в действие, а сам Центр непосредственно перед конгрессом в Рио-де-Жанейро был ликвидирован. Борьба идет не только по вопросам регламентации и установления экологических стандартов, по существу это – борьба за контроль над природными ресурсами планеты, включая воздух, воду, землю. Притом особое беспокойство вызывает то, что широкие массы населения отстраняются от участия в решении жизненно важных для них вопросов охраны окружающей их природной среды. Происходит институционализация бюрократической надгосударственной системы, претендующей на глобальное руководство в природоохранной сфере. По словам, Н. Хилдярда, издателя журнала «Экологист» (Великобритания), «экологический кризис используется для создания мировой технократии, управляющей ресурсами и экологическими рисками… Глобальные (наднациональные) менеджеры могут вызвать новую волну колониализма, так как экологической защитой теперь прикрываются коммерческие интересы»[411]. Профессор Э. Гудинас (Уругвай) пишет, что те природные ресурсы, которые ранее были вне сферы рыночных отношений, теперь включаются в неё; социальные связи и отношения сводятся к рыночным трансакциям и попадают в сферу частных интересов, а понятия солидарности и социальной справедливости утрачиваются[412].

Воздействие глобализационных процессов на внутригосударственную правоприменительную практику происходит в разных направлениях. Одно из них – это приведение в соответствие с международным правом юридических норм, регламентирующих правоприменительную деятельность и, прежде всего, охранительный процесс (инкорпорация международно-правовых норм во внутригосударственное право). Речь идет о значительном обновлении законодательной базы в сфере процессуального регулирования. В ходе проводимой с 1990 г. в Росии судебно-правовой реформы, направленной на повышение роли судебной власти в обществе, совершенствование судопроизводства, повышение доступности правосудия, существенно обновлено уголовно-процессуальное, административное, гражданское, арбитражное процессуальное законодательство, сформирована и функционирует система конституционной юстиции.

Одним из первых в российском законодательстве коренному реформированию подвергся уголовный процесс, что выразилось в изменении как процедуры уголовного судопроизводства, так и его сущности. Воздействие глобализационных процессов выразилось, в частности, в изменении принципов уголовного судопроизводства, система которых определена в соответствии с международно-правовыми стандартами. Новые принципы УПК РФ охватывают состязательную форму процесса, приоритет общечеловеческих ценностей и прав личности, главенствующую роль судебной власти, расширение начал диспозитивности. Вместе с тем, по мнению многих российских ученых и практиков, новый УПК РФ содержит явные пробелы, в нем имеются односторонние подходы, правовые конструкции, оторванные от реальных условий российской действительности, и другие недостатки. Все это связывают даже с тем, что новое уголовно-процессуальное законодательство России – яркий пример «проталкивания» своего собственного сценария «глобализации» со стороны США, во многом поспешного и непродуманного копирования западного опыта без учета российских реалий. Уже год спустя после вступления в силу УПК РФ был принят Закон РФ «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», изменивший более чем 100 его статей. Принятие нового УПК РФ оказалось лишь началом работы по совершенствованию российского уголовно-процессуального законодательства и практики его применения, в том числе по приведению их в соответствие с международными стандартами (после принятия УПК РФ в обозримо короткий срок было принято около 15 законов о внесении в него изменений).

Одним из факторов, вызвавших принятие нового гражданского и арбитражного процессуального законодательства, явилась необходимость приведения его в соответствие со стандартами Совета Европы, касающимися повышения эффективности и оперативности судебной защиты. Реформирование российских гражданского и арбитражного процессов, так же как и уголовного, прежде всего, связано с развитием состязательности. Новый ГПК РФ (как и АПК РФ 1995, 2002 гг.) ввел процедуру обмена состязательными документами, институты предварительного судебного заседания, назначения представителей судом, ряд институтов, направленных на ускорение судебной процедуры рассмотрения и разрешения дел (заочное решение и судебный приказ). В соответствие с международными стандартами была приведена стадия надзорного порядка пересмотра судебных актов.

Ряд новых институтов, ранее не свойственных отечественному законодательству, введен в АПК РФ. Это институты предварительного судебного заседания; рассмотрения дела в раздельных заседаниях суда; производства о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов и иностранных арбитражных решений. Многие институты претерпели существенные изменения, в частности, реформированы институты пересмотра судебных актов (апелляционное, кассационное и надзорное производства), институт обеспечения иска, дополненный нормами о предварительных обеспечительных мерах, возможность применения которых предусмотрена международными обязательствами России. Российское законодательство, регулирующее гражданское и арбитражное судопроизводства, претерпело и ряд других изменений, вызванных процессами глобализации и необходимостью соответствия динамично развивающейся практике.

Другое направление развития отечественного правоприменения под влиянием новых общемировых процессов связано с применением норм, принципов и прецедентов международного права в российской правовой системе. В последние годы в отечественной правовой практике появилось новое явление: применение общепризнанных принципов и норм международного права и международных прецедентов, а также более широкое применение положений международных договоров. И хотя эта практика находится в стадии становления, количество дел, разрешаемых на основе норм и прецедентов международного права, неуклонно возрастает[413].

Фундаментом такого правоприменения стала ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, которая включила общепризнанные принципы и нормы международного права и нормы международных договоров в правовую систему России и закрепила приоритет норм международного договора над нормами национального законодательства. Следующим шагом в этом направлении стало вступление в силу 5 мая 1998 г. для России Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Все государства – члены Совета Европы взяли на себя обязательства исполнять требования Конвенции и отвечать за их нарушения перед Европейским Судом по правам человека. Российская Федерация в ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» признала юрисдикцию Европейского Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней.

Европейский Суд установил единые стандарты правопорядка для государств-участников Конвенции. Эти стандарты оказывают прямое воздействие не только на внутреннее право государств, но и на правоприменительную практику непосредственно. Согласно Федеральному закону «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» постановления Европейского Суда, принимаемые в отношении Российской Федерации, являются составной частью правовой системы России. Указанные судебные акты обязательны для всех государственных и муниципальных органов Российской Федерации, а российским судам законодательно предписано учитывать в своей деятельности прецедентную практику Европейского суда. Более того, постановления Суда, вынесенные в отношении России, являются юридическим фактом для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебных решений, принятых национальными судебными органами.

Постановления, принимаемые Европейским судом в отношении иных государств-участников Конвенции, формально не являются частью правовой системы России. Однако данные судебные акты, как считал Уполномоченный РФ при Европейском Суде по правам человека П. А. Лаптев, не могут не учитываться в российской правоприменительной практике. Такой подход, по его мнению, безусловно, будет залогом того, что в дальнейшем по аналогичным делам против Российской Федерации не будет вынесено такого же по содержанию постановления[414].

Наиболее широкую практику применения норм и прецедентов международного права имеет Конституционный Суд РФ, который использует потенциал международных источников права для обоснования своих позиций при выработке решений. Правовые позиции Конституционного Суда, основанные на нормах и прецедентах международного права, содержащиеся в мотивировочной части, влияют на излагаемые в резолютивной части окончательные выводы о соответствии или несоответствии Конституции оспариваемых нормативных актов. «Конституционный Суд не только привлекает международно-правовую аргументацию в качестве дополнительного довода в пользу своих правовых позиций, вырабатываемых на основе Конституции, но и использует ее для разъяснения смысла и значения конституционного текста», – отметил Председатель Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькин[415]. Более того, «Конституционный Суд в ряде своих постановлений ссылается на решения Европейского Суда, которые фактически оцениваются им как источник права»[416]. Фактически каждое третье постановление Конституционного Суда мотивированно, в том числе с помощью отсылок к международно-правовым актам и решениям Европейского Суда по правам человека. Так, в мотивировочной части постановления КС РФ по делу о проверке конституционности ч. 2 ст. 16 Закона г. Москвы " Об основах платного землепользования в городе Москве" в связи с жалобой гражданки Т.В. Близинской от 13 декабря 2001 г. сказано, что " Европейский суд по правам человека исходит из того, что каждый имеет право на беспрепятственное пользование и владение своим имуществом, в том числе в рамках осуществления вещных прав, также подлежащих защите на основании указанного Протокола".

Ранее в том же Постановлении Конституционный Суд РФ отметил, что " согласно ст. 35 (часть 3) Конституции РФ никто не может быть лишен своего имущества, иначе как по решению суда. Раскрывая конституционно-правовой смысл понятия имущества, использованного в данной статье, Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что им охватывается не только право собственности, но и вещные права". Далее там же отмечено, что " таким образом, по смыслу статей 17 (часть 1), 35 (часть 3) и 55 (часть 1) Конституции РФ во взаимосвязи с соответствующими международно-правовыми нормами, в отношении права постоянного (бессрочного) пользования или пожизненного наследуемого владения земельными участками действует механизм защиты, гарантируемый статьями 35, 45 и 46 Конституции РФ".

К нормам международного права, применяемым в российской внутригосударственной практике, помимо рассмотренных международных прецедентов и норм международных договоров, относятся также и так называемые общепризнанные принципы и общепризнанные нормы международного права. Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» определил, что под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо. Во внутренней правоприменительной практике можно найти примеры использования международных принципов для разрешения дела по существу.

В связи с ратификацией Европейской конвенции по правам человека у Российской Федерации появилась обязанность учета в текущем законодательстве ее стандартов, в том числе практики их толкования в решениях Европейского Суда и самих решений Европейского Суда. Согласно Федеральному закону «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» постановления Европейского Суда, принимаемые в отношении Российской Федерации, являются составной частью правовой системы России. Указанные судебные акты обязательны для всех государственных и муниципальных органов Российской Федерации, а российским судам законодательно предписано учитывать в своей деятельности прецедентную практику Европейского Суда. Более того, постановления Европейского Суда, вынесенные в отношении России, являются юридическим фактом для пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебных решений, принятых отечественными судебными органами. Юридическое обоснование этого вывода было установлено в Постановлении Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1996 г. № 4-П. В нем сформулирована правовая позиция, суть которой состоит в том, что решения межгосударственных органов могут приводить к пересмотру конкретных дел высшими судами Российской Федерации.

В связи с признанием юрисдикции Европейского Суда отечественными учеными поднимается вопрос об использовании новых для России форм права и выработке рекомендаций по их применению в судебной и иной практике[417]. Речь, в частности, идет о том, что междунарордный (наднациональный) судебный прецедент в виде решений Европейского Суда становится обязательным источником, который должен учитываться и при необходимости применяться судами при рассмотрении конкретных дел. Практически каждое третье Постановление Конституционного Суда мотивировано с помощью отсылок к международно-правовым актам и решениям Европейского Суда по правам человека[418]. В.Д. Зорькин отмечал, что «Конституцонный Суд не только привлекает международно-правовую аргументацию в качестве дополнительного довода в пользу своих правовых позиций, вырабатываемых на основе Конституции, но и использует ее для разъяснения смысла и значения конституционного текста»[419].

Анализ практики Верховного И Высшего Арбитражного Судов Российской Федерации показывает, что ими принимаются решения по существу дела, прямо основанные на нормах международного права, прежде всего на нормах международных договоров РФ. Для этого подведена юридическая основа. В соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров 1969 г. и ст. 5 Федерального закона от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» международные договоры, положения которых не требуют издания внутригосударственных актов для их применения, то есть не нуждаются в конкретизации и способны порождать права и обязанности для субъектов национального права, применяются судами при осуществлении правосудия непосредственно[420].

Наряду с применением международных норм, принципов и прецедентов материального характера российское процессуальное законодательство (п. 3 ст. 1 УПК РФ, п. 2 ст. 1 ГПК РФ, п. 3 ст. 3 АПК РФ) предусматривает приоритет в применении процессуальных норм международного права. Неправильное применение или неприменение процессуальных норм международного права, равно как и материальных, является основанием к изменению или отмене судебного акта. Это положение не относится к международно-правовым нормам обычного происхождения. Они подлежат обязательному применению лишь при условии признания их обязательности участниками отношений.

Следующее направление влияния глобализации на правоприменительную практику в России проявляется в воздействии глобализационных процессов на организационный уровень правоприменения, что находит выражение в перестройке организации и деятельности правоприменительных институтов, в обеспечении их соответствия общепризнанным моделям.

Так принятые в 2001 г. законы, вносящие изменения в действующие законы «О Конституционном Суде Российской Федерации», «О судебной системе Российской Федерации», «О статусе судей в Российской Федерации», трансформировали деятельность судов и функционирование механизма исполнения их решений, укрепили статус судей, ввели гласный порядок назначения судей на должность а также изменили многие другие моменты в правореализационном процессе, которые теперь соответствуют западно-европейским стандартам. Но наиболее заметное и значительное влияние на организационный уровень правоприменения оказала проводимая в Российской Федерации административная реформа. Именно она повлекла за собой коренную ломку организации и деятельности наиболее значимой группы правоприменительных институтов – федеральных органов исполнительной власти.

Законодательное закрепление нового статуса федеральных органов исполнительной власти было осуществлено путем принятия специального Федерального конституционного закона от 19 июня 2004 г. № 4-ФКЗ «О внесении изменений и дополнений в Федеральный конституционный закон «О Правительстве Российской Федерации». В Российской Федерации была воспринята рекомендованная еще в 90-е гг. XX в. специалистами Всемирного банка модель разделения функций государственных органов на три группы — функции по правовому регулированию (федеральные министерства), контрольно-надзорные функции (федеральные службы) и функции по управлению государственным имуществом (федеральные агентства). Это стало еще одним свидетельством процессов глобализации в области применения положений конституционного и административного законодательства Российской Федерации. Стало очевидным, что основной целью административной реформы в России 1990-начала 2000-х гг. было отнюдь не повышение эффективности государственного управления, а слепое исполнение зарубежных инструкций. Все это немедленно привело к фактической дезорганизации управления во всех областях общественной жизни.

Юридической практикой практически не востребованы принципы права. Формальный, законнический подход господствует в административных, правоохранительных и даже судебных органах.

Правовое регулирование в условиях глобализации мира свидетельствует о различной юридической природе нормы и норматива, используемых в праве. Практика показывает парадоксальный, на первый взгляд, факт о том, что не всякий закон действует универсально, о том, что не всякий закон является выражением всеобщего интереса. Нередко законодательные акты содержат нормы права (абстрактное правило с неясным механизмом реализации), но не включают нормативов (предписаний с ясным механизмом реализации).

Обилие необеспеченных государством юридических актов обусловлено децентрализацией, федерализацией и делегированием полномочий государства. Актуализуется временем такой ранее не упоминаемый признак права как реализуемость его положений.

Ослабление института юридической отвественности обусловлено всеобщим пренебрежением чувствами долга и совести. Верхи общества отделались от необходимости служения слабым. Низы с готовностью поддались соблазну вседозволенности, не осознавая, что в итоге окажутся жертвами сильных. В идеологии глобализма слабые – это изгои, которые не приспособлены к рыночной конкуренции, а сильные – те, кто способен идти на любую подлость, включая жертвы ближних, ради личного успеха.

Можно заметить что влияние процессов глобализации на правоприменение в России вызвало значительные изменения в этом компоненте правовой системы. Однако не всегда они приводили к позитивному эффекту. Заимствование мировых достижений в сфере правоприменения, как, впрочем, и других, должно всегда происходить с учетом национальных традиционных особенностей и путем приспособления к российской действительности. Как уже доказали реформы конца прошлого века слепая вера в совершенство заимствуемых институтов не дают ожидаемого эффекта. Но еще Ш. Монтескье предупреждал, что «только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными для другого народа». Освоение чужого опыта должно быть осторожным и взвешенным.

На этапе кризиса национальных государств акты государственного правотворчества становятся преимущественно декларативными, не рассчитанными на реальное выполнение (особенно конституция, законы о социальной защите населения и социально-экономических правах граждан). Реализация права ориентирована на защиту богатых и сильных. Нарушается мера между обязанностями и правами в пользу последних. Воспользоваться преимуществами свободы могут самые недобросовестные представители общества.

На втором этапе глобализации мира (этапе регулируемого хаоса) институт юридической ответственности выхолащивается ради торжества вседозволенности. Правоохранительные структуры международного и внутригосударственного уровней после череды реформ оказываются бессильными справиться с волной преступности – особенно терроризмом и массовыми беспорядками.

На третьем, заключительном этапе, когда глобализация мира обретет законченный вид, правоохранительные структуры как таковые перестанут существовать, уступив место карательным силам планетарного тоталитарного режима. Право как таковое больше не реализуется. Реализации подлежит воля мирового диктатора, претендующего на обожествление. Нормативные предписания обеспечиваются открытым массовым насилием невиданной жестокости. Юриспруденция будет воплощать преимущественно нормы-запреты, нормы-обязывания, нормы-мифологемы и такие дозволения как право на инцест и педофилию. Свобода выбора вариантов поведения исключается под страхом мучительной смерти. По мере усугубления положения с продовольствием и энергообеспечением законодательство приобретет ультра-чрезвычайный характер. Реализация юридических предписаний глобальной власти будет отличаться оперативностью и процедурной упрощенностью.

–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Какие трудности реализации права обусловлены непосредственно глобализацией мира?
2. Какое внимание проект глобализации мира отводит процедурно-процессуальным вопросам реализации права?
3. Какую трансформацию претерпевает институт юридической отвественности в условиях глобализации мира?

––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––