Книга первая. Эпикуром. Сейчас же я буду говорить о наслаждении, и хотя, разумеется, я не скажу ничего нового, уверен

Эпикуром. Сейчас же я буду говорить о наслаждении, и хотя, разумеется, я не скажу ничего нового, уверен, что и сам ты убе­дишься в правильности этих мыслей". " Во всяком случае, - от­вечаю я, - я не стану упорствовать и охотно соглашусь с тобой, если ты докажешь истинность твоих слов".

29- " Докажу, - говорит он, - только ты оставайся таким же беспристрастным, каким являешь себя сейчас. Но я предпочел бы излагать предмет, не прерываясь на вопросы и ответы" 3. " Как тебе угодно". И он начал свою речь.

IX. «Итак, я начну с того, с чего начинал сам создатель это­го учения: я определю, что является предметом нашего иссле­дования и каково оно, и не потому, что полагаю, будто вы не знаете этого, но чтобы наше изложение продвигалось вперед строго методически¹. Итак, мы хотим выяснить, что является предельным и высшим из благ, которое, по мнению филосо­фов, должно быть таким, чтобы к нему сводилось все, само же оно не сводилось ни к чему². Это благо Эпикур видит в наслаж­дении, считая его высшим благом, а страдания - наивысшим злом. Он начинает так:

30. Всякое живое существо с самого момента рождения стремится к наслаждению и радуется ему как высшему благу, а страдание отвергает как величайшее из всех зол, отталкивает его от себя, насколько это в его силах³, и делает это еще не бу­дучи испорченным⁴, подчиняясь неподкупному и беспристра­стному суду природы. Поэтому Эпикур говорит, что нет необ­ходимости рассуждать и спорить о том, почему к наслаждению следует стремиться, а страдания избегать. Он полагает, что это воспринимается чувствами^ подобно тому, как то, что огонь горячий, снег белый, а мед сладкий, и нет никакой нужды под­тверждать что-либо из этого сложными доказательствами, а достаточно лишь указать на это. Ведь есть большая разница между доказательством и логическим выводом, с одной сторо­ны, и обыкновенным наблюдением и указанием на факт - с другой. Первое открывает нечто скрытое и как бы окутанное чем-то, второе - указывает на очевидное и ясное⁶. Ведь по-

О пределах блага и зла

скольку у человека, лишенного чувственных восприятий, не остается ничего, то необходимо, чтобы сама его природа суди­ла о том, что соответствует ей и что противоречит. А что, соб­ственно, она воспринимает или о чем судит, к чему стремится или чего избегает, кроме наслаждения и страдания?

31. Среди приверженцев нашего учения есть все же такие, кто хотел бы более глубокого исследования этого вопроса, не считая достаточным основанное на чувственных восприятиях суждение о том, чтб есть благо, а чтб - зло, и полагая, что толь­ко суждение разума может показать привлекательность на­слаждения самого по себе и отвратительность самого по себе страдания. Таким образом, они утверждают, что в нашей душе заложено своего рода естественное понятие (naturalis atque insita notio) о том, что к одному следует стремиться, другое же - отвергать⁷. Иные, с которыми я согласен, поскольку мно­жество философов приводило множество доказательств того, почему не следует относить наслаждение к числу благ, а стра­дание к категории зла, полагают, что не дблжно слишком дове­рять этому тезису, а надо более тщательно рассмотреть, чтб есть благо, а чтб есть зло, опираясь на тончайшие и логически обоснованные аргументы⁸.

X. 32. Но чтобы вы поняли, откуда возникает это преврат­ное представление людей, порицающих наслаждение и вос­хваляющих страдания, я раскрою перед вами всю картину и разъясню, что именно говорил этот человек, открывший ис­тину, которого я бы назвал зодчим счастливой жизни¹. Дейст­вительно, никто не отвергает, не презирает, не избегает на­слаждений только из-за того, что это наслаждения, но лишь из-за того, что тех, кто не умеет разумно предаваться наслаж­дениям, постигают великие страдания. Равно как нет никого, кто возлюбил бы, предпочел и возжаждал бы само страдание только за то, что это страдание, а не потому, что иной раз воз­никают такие обстоятельства, когда страдания и боль прино­сят некое и немалое наслаждение. Если воспользоваться про­стейшим примером, то кто из нас стал бы заниматься какими

Книга первая

бы то ни было тягостными физическими упражнениями, если бы это не приносило с собой некоей пользы? И кто мог бы по справедливости упрекнуть стремящегося к наслаждению, ко­торое не несло бы с собой никаких неприятностей, или того, кто избегал бы такого страдания, которое не приносило бы с собой никакого наслаждения? ²

33. Но мы порицаем и считаем безусловно заслуживающи­ми справедливого негодования тех, кто, будучи обольщенным и развращенным соблазнами представляющихся им наслажде­ний, в исступлении страсти не предвидят, какие страдания и какие несчастья их ожидают. Они виновны так же, как и те, кто по душевной слабости, то есть из желания избежать страданий и боли отказывается от исполнения своего долга. Впрочем, здесь очень легко и просто провести различия, потому что, когда мы свободны и нам предоставлена полная возможность выбора желаемого, когда ничто не мешает нам делать то, что нам больше нравится, любое наслаждение следует признать желанным, а любое страдание отвратительным. Но при неко­торых обстоятельствах - или по требованию долга^, или в си­лу какой-то необходимости часто приходится забывать о на­слаждениях и не бежать тягостей. Поэтому мудрец придержи­вается в этом случае следующего принципа выбора - или, от­казываясь от удовольствия, он получает какие-то иные и даже большие наслаждения, или, претерпевая страдания, он избав­ляется от более жестоких.

34. Если я буду придерживаться этого принципа, то мне не­чего бояться, что я не смогу согласовать с ним поступки наших Торкватов, которых ты только что привел в пример, проявив в этом как прекрасное знание истории, так и дружеское и доб­рожелательное отношение к нам; но тем не менее своими хва­лами моим предкам ты не подкупил меня и не заставил возра­жать тебе с меньшей решительностью. Ведь как ты, скажи на милость, толкуешь их поступки? Ты же утверждаешь, что они или нападали на вооруженного врага, или проявляли страш­ную жестокость к своим детям, к своей родной крови, нимало не помышляя ни о пользе, ни о собственных интересах; ведь