Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
|
|
Глава XX.
Мистер Домби предпринимает поездку - Мистер Домби, сэр, - сказал майор Бегсток, - Джой Б. вообще человекне сентиментальный, ибо Джозеф непреклонен. Но у Джо есть чувства, сэр, и ужесли они проснулись... Черт возьми, мистер Домби, - с неожиданной яростьювскричал майор, - это слабость, и я не намерен ей поддаваться! Майор Бегсток изрек эти фразы, встречая гостя, мистера Домби, переддверью своей квартиры на площади Принцессы. Мистер Домби приехал завтракатьк майору перед отбытием их в путь; злосчастный туземец уже перенес множествонеприятностей из-за сдобных булочек, а в связи с общим вопросом о вареныхяйцах жизнь стала ему в тягость. - Не подобает старому солдату из породы Бегстоков, - заметил майор, обретя спокойствие, - отдавать себя в растерзание своим чувствам, но - чертвозьми, ср! - вскричал майор, снова приходя в ярость, - я вам сочувствую! Багровая физиономия майора потемнела, а рачьи глаза майора выпучилисьеще сильнее, когда он пожимал руку мистеру Домби, придавая этомумиролюбивому действию такой вызывающий вид, словно оно являлось прелюдией кбою его с мистером Домби на пари в тысячу фунтов и на звание чемпиона Англиипо боксу. Затем, вращая головой с сопением, весьма напоминающим лошадиныйкашель, майор повел гостя в гостиную и (совладав к тому времени со своимичувствами) приветствовал его с искренностью и непринужденностью дорожногоспутника. - Домби, - сказал майор, - я рад вас видеть. Я горжусь тем, что вижувас. Немного людей найдется в Европе, которым сказал бы это Дж. Бегсток -ибо Джош прямодушен, сэр, - это у него в натуре, - но Джой Б. гордится тем, что видит вас, Домби, - Майор, - отвечал мистер Домби, - вы очень любезны. - Нет, сэр, - сказал майор. - Черта-с-два! Это не в моем характере.Будь это в характере Джо, Джо был бы в настоящее время генерал-лейтенантом, сэром Джозефом Бегстоком, кавалером ордена Бани, и принимал бы вас совсем вдругом доме. Вижу, что вы еще не знаете старого Джо? Но это событие, как изряда вон выходящее, является для меня источником гордости. Ей-богу, сэр, -решительно сказал майор, - для меня это честь. Ценя себя и свои деньги, мистер Домби чувствовал, что это весьмасправедливо, а посему не стал спорить. Но инстинктивное постижение сейистины майором и его откровенное признание были очень приятны. Для мистераДомби это служило подтверждением - если бы он в таковом нуждался, -подтверждением его правильней оценки майора. Это убеждало его в том, что еговласть простирается за пределы деловой сферы и что майор, офицер иджентльмен, имеет о ней столь же правильное представление, как и бидлКоролевской биржи *. И если вообще утешительно знать это или нечто подобное, то тем болееутешительно было знать это теперь, когда беспомощность его воли, зыбкостьего надежд, бессилие богатства были с такой беспощадностью ему раскрыты. Чтоможет сделать богатство? - спросил у него его мальчик. Иногда, размышляя обэтом ребяческом вопросе, он едва удерживался, чтобы не спросить самого себя: что же оно действительно может сделать? Что оно сделало? Но то были сокровенные мысли, рожденные в поздний час ночи, в мрачномунынии и тоске одиночества, и гордыня обрела без труда прежнюю своюуверенность в многочисленных свидетельствах истины, столь же непогрешимых идрагоценных, как свидетельство майора. Мистер Домби, не имея друзей, почувствовал расположение к майору. Нельзя сказать, что он питал к немутеплое чувство, но он слегка оттаял. Майор играл некоторую роль - не слишкомбольшую - в те дни на морском берегу. Он был человек светский и зналкое-кого из важных особ. Он много говорил и рассказывал забавные истории, имистер Домби склонен был считать его отменным умником, который блистает вобществе и лишен того ядовитого привкуса бедности, коим обычно отравленыотменные умники. Положение у него было бесспорно хорошее. Вообще майор былблагопристойным спутником, близко знакомым с праздной жизнью и с местами, подобными тому, которое они собирались посетить; он распространял вокругсебя атмосферу приличествующего джентльмену довольства, которая неплохосочеталась с его - мистера Домби - репутацией в Сити и отнюдь с нею неконкурировала. Если у мистера Домби и мелькала мысль, что майор, привыкший, в силу своего призвания, относиться небрежно к безжалостной руке, которая нетак давно сокрушила надежды мистера Домби, мог бы, сам того не ведая, научить его какой-нибудь полезной философии и спугнуть его бесплодныесожаления, - он скрыл эту мысль от самого себя и, не рассуждая, предоставилей покоиться под бременем его Гордыни. - Где мой негодяй? - сказал майор, гневно обозревая комнату. Туземец, который не имел определенного имени и потому отзывался налюбую бранную кличку, немедленно появился в дверях, но подойти ближе неотважился. - Злодей! - сказал холерический майор. - Где завтрак? Темнокожий слуга исчез в поисках завтрака, и вскоре они услыхали, какон снова поднимается по лестнице с таким трепетом, что блюда и тарелки наподносе, дрожавшем из сочувствия к нему, дребезжали всю дорогу. - Домби, - сказал майор, посматривая на туземца, накрывавшего на стол, и в виде поощрения грозно потрясая кулаком, когда тот уронил ложку, - вотмясо с острой приправой, зажаренное на рашпере, вот паштет, почки и прочее.Прошу садиться. Как видите, старый Джо может предложить вам только походнуюзакуску. - Превосходная закуска, майор, - отвечал гость и не только извежливости, ибо майор всегда относился к своей особе с величайшейзаботливостью и, в сущности, ел жирные блюда в количестве, вредном дляздоровья, так что его блистательный цвет лица доктора объясняли главнымобразом этой его склонностью. - Вы взглянули на дом напротив, сэр, - заметил майор. - Увидели нашуприятельницу? - Вы имеете в виду мисс Токс? - отозвался мистер Домби. - Нет. - Очаровательная женщина, сэр, - сказал майор с густым смешком, застрявшим в его коротком горле и едва не задушившим его. - Кажется, мисс Токс - очень приличная особа, - ответил мистер Домби. Высокомерно-холодный ответ как будто доставил майору Бегстокубесконечное удовольствие. Он раздувался и раздувался непомерно и дажеположил на секунду нож и вилку, чтобы потереть руки. - Старый Джо, сэр, - сказал майор, - пользовался когда-то некоторымрасположением в том обиталище. Но для Джо его денек миновал. Дж. Бегстокуничтожен... отставлен,.. разбит, сэр. Вот что я вам скажу, Домби. - Майорперестал есть и принял вид таинственно-негодующий. - Это чертовскичестолюбивая женщина, сэр. Мистер Домби сказал " вот как! " с ледяным равнодушием, к коемупримешивалось, пожалуй, презрительное недоверие: как может мисс Токс бытьстоль самонадеянной, чтобы посягать на такое возвышенное качество. - Эта женщина, сэр, - сказал майор, - в своем роде Люцифер. Для ДжояБ., сэр, его денек миновал, но Джой не дремлет. Он все видит, этот Джо. Егокоролевское высочество, покойный герцог Йоркский, на утреннем приеме сказалкак-то о Джо, что он все видит. Эти слова сопровождались таким взглядом, и от еды, питья, горячего чая, мяса, зажаренного на рашпере, сдобных булочек и многозначительных словголова майора так раздулась и покраснела, что даже мистер Домби проявилнекоторое беспокойство. - У этой нелепой старой особы, - продолжал майор, - есть честолюбивыестремления. Непомерные стремления, сэр. Матримониальные, Домби. - Весьма сожалею, - сказал мистер Домби. - Не говорите этого, Домби, - предостерегающим тоном возразил майор. - Почему же не говорить, майор? - спросил мистер Домби. Майор ответил только лошадиным кашлем и продолжал усиленно насыщаться. - Она возымела интерес к вашему семейству, - сказал майор, сноваотрываясь от еды, - и вот уже в течение некоторого времени часто посещаетваш дом. - Да! - с большим достоинством отвечал мистер Домби. - Первоначальномисс Токс была принята в нем как приятельница моей сестры в ту пору, когдаскончалась миссис Домби; и так как она оказалась особой благовоспитанной иобнаружила расположение к бедному малютке, она бывала у нас в доме, - могусказать, ее визиты поощрялись, она приходила вместе с моей сестрой; такпостепенно завязались в некотором роде близкие отношения с моимидомочадцами. Я, - продолжал мистер Домби тоном человека, который оказываетмисс Токс великое и неоценимое снисхождение, - я питаю уважение к мисс Токс.Она была так любезна, что оказывала много мелких услуг; быть может, майор, услуги маленькие и незначительные, но тем не менее не следует отзываться оних с пренебрежением. Надеюсь, я имел возможность отблагодарить за них темвниманием, какое в моей власти было уделить. Я почитаю себя в долгу передмисс Токс, майор, - добавил мистер Домби с легким мановением руки, - заудовольствие быть знакомым с вами. - Домби, - с жаром сказал майор, - нет! Нет, сэр! Джозеф Бегсток неможет оставить это замечание без возражений. Ваше знакомство со старым Джо, сэр, таким, каков он есть, и знакомство старого Джо с вами, сэр, возниклоблагодаря благородному мальчику, сэр, - замечательному ребенку, сэр! Домби! - продолжал майор, напрягаясь, что ему нетрудно было сделать, ибо вся егожизнь проходила в напряженной борьбе со всевозможными симптомами апоплексии, - мы узнали друг друга благодаря вашему мальчику! Мистер Домби - весьма вероятно, что майор на это рассчитывал, - был, казалось, растроган этими словами. Он опустил глаза и вздохнул, а майор, яростно воспрянув, снова повторил, что это слабость и ничто его не побудитей уступить, - имея в виду то расположение духа, опасность поддаться коемугрозила ему в этот момент. - Наша приятельница имела отдаленное отношение к нашему знакомству, -сказал майор, - Дж. Б. не хочет оспаривать честь, выпавшую на ее долю, сэр.Тем не менее, сударыня, - добавил он, отводя взгляд от своей тарелки иустремляя его через площадь Принцессы туда, где в тот момент видна была вокне мисс Токс, поливающая цветы, - вы - распутная интриганка, сударыня, иваше честолюбие - образец чудовищного бесстыдства. Если бы оно выставляло всмешном виде только вас, сударыня, - продолжал майор, обращая взгляд наничего не ведавшую мисс Токс, причем его выпученные глаза как будто хотелиперепрыгнуть к ней, - вы могли бы заниматься своими делами к полному своемуудовольствию, сударыня, не встречая, уверяю вас, никаких возражений состороны Бегстока. - Тут майор устрашающе захохотал, и этот хохот отразилсяна кончиках его ушей и венах на лбу. - Но когда вы, сударыня, компрометируете других людей, и к тому же людей великодушных, доверчивых, вблагодарность за их снисхождение, у старого Джо кровь закипает в жилах! - Майор, - краснея, сказал мистер Домби, - надеюсь, вы не намекаете нанечто столь невероятное со стороны мисс Токс, как... - Домби! - отвечал майор. - Я ни на что не намекаю. Но Джой Б. вращалсяв свете, сэр. Вращался в свете, глядя в оба, сэр, и навострив уши; и Джоговорит вам, Домби, что там, через дорогу, живет чертовски хитрая ичестолюбивая женщина, сэр. Мистер Домби невольно взглянул через площадь; брошенный им в этомнаправлении взгляд был сердитый. - Ни единого слова об этом предмете не сорвется больше с уст ДжозефаБегстока! - решительно сказал майор. - Джо не сплетник, но бывают случаи, когда он должен говорить, когда он не намерен молчать! Будь прокляты вашиуловки, сударыня! - вскричал майор, снова с великим гневом обращаясь к своейпрекрасной соседке. - Он будет говорить, если поведение слишком вызывающе, чтобы он мог долее безмолвствовать! Волнение, сопутствовавшее этой вспышке, вызвало у майора приступлошадиного кашля, который долго его терзал. Оправившись, он добавил: - А теперь, Домби, раз вы предложили Джо - старому Джо, у которого нетникаких достоинств, сэр, кроме тех, что он непреклонен и прямодушен, - развы ему предложили быть вашим гостем и гидом в Лемингтоне *, распоряжайтесьим по своему желанию, и он весь к вашим услугам. Не знаю, сэр, - сказалмайор, улыбаясь и потрясая своим двойным подбородком, - что находите вы всев Джо и чем вызван такой спрос на него; но мне известно, сэр: не будь оннепреклонен и упрям в своих отказах, вы все скорехонько прикончили бы егосвоими приглашениями и прочим и прочим! Мистер Домби в немногих словах заявил, что ценит предпочтение, оказанное ему перед другими выдающимися членами общества, которые старалисьзавладеть майором Бегстоком. Но майор тотчас его прервал, дав ему понять, что следовал своим собственным склонностям, каковые дружно воспрянули иединогласно заявили: " Дж. Б., Домби - тот, кого ты должен избрать своимдругом". Майор к тому времени насытился; сок пряного паштета выступал в уголкахего глаз, а зажаренное на рашпере мясо и почки стянули ему галстук, и к томуже близился час отхода поезда в Бирмингем, с которым им предстояло покинутьЛондон, а посему туземец с превеликим трудом напялил на майора пальто изастегнул его доверху, после чего его лицо с выпученными глазами и разинутымртом выглядывало из этого одеяния, как из бочки. Затем туземец подал ему поочереди, с подобающими интервалами, замшевые перчатки, толстую трость ишляпу; эту последнюю принадлежность туалета майор залихватски наделнабекрень, дабы оттенить свою незаурядную физиономию. Предварительно туземецуложил во все возможные и невозможные уголки коляски мистера Домби, котораяждала у двери, невероятное количество дорожных сумок и чемоданчиков, по видусвоему не менее апоплексических, чем сам майор; и, набив себе карманыбутылками сельтерской воды и ост-индского хереса, сандвичами, шалями, подзорными трубами, географическими картами и газетами, каковой легковесныйбагаж майор мог ежеминутно потребовать в пути, туземец объявил, что всеготово. Экипировка этого злополучного чужестранца (который, по слухам, был усебя на родине принцем), когда он уселся на заднем сиденье рядом с мистеромТаулинсовом, завершилась тем, что на него обрушилась груда плащей и пальтомайора, наваленных квартирным хозяином, который, как один из Титанов, металс тротуара этими тяжелыми снарядами, так что на вокзал туземец отправилсякак бы заживо погребенным. Но прежде чем отъехал экипаж и покуда погребали туземца, мисс Токс, появившись в окне, замахала лилейно-белым носовым платком. Мистер Домбипринял это прощальное приветствие очень холодно - очень холодно даже длянего - и, удостоив ее чуть заметного кивка, откинулся на спинку экипажа свесьма недовольным видом. Его подчеркнутая сдержанность, казалось, доставилачрезвычайное удовольствие майору (который очень вежливо раскланялся с миссТокс); и долго сидел он, подмигивая и сопя, как перекормленный Мефистофель. Во время предотъездной сутолоки, на вокзале мистер Домби и майорпрогуливались бок о бок по платформе; первый был молчалив и хмур, а второйразвлекал его - и, быть может, самого себя - всевозможными анекдотами ивоспоминаниями, в которых Джо Бегсток обычно играл главную роль. Ни тот, нидругой не заметили, что во время этой прогулки они привлекли вниманиерабочего, который стоял возле паровоза и приподнимал шляпу каждый раз, когдаони проходили мимо; ибо мистер Домби имел обыкновение взирать не на чернь, аповерх нее, майор же целиком погрузился в один из своих анекдотов. Наконец, когда они поворачивали назад, этот человек шагнул им навстречу и, сняв шляпуи держа ее в руке, поклонился мистеру Домби. - Прошу прощения, сэр, - сказал человек, - надеюсь, вы поживаетенедурно, сэр. На нем был парусиновый костюм, испачканный угольной пылью и маслом; вбакенбардах его был пепел, и вокруг себя он распространял запах пригашеннойзолы. Несмотря на это, вид он имел приличный, и, пожалуй, его даже нельзябыло назвать грязным, а короче, это был мистер Тудль в профессиональнойодежде. - Я буду иметь честь поддерживать для вас огонь в топке, сэр, - сказалмистер Тудль. - Прошу прошения, сэр, надеюсь, вы начинаете оправляться? В ответ на сочувственный тон мистер Домби посмотрел на него так, словноподобный человек был способен загрязнить даже его зрение. - Простите за дерзость, сэр, - продолжал Тудль, сообразив, что его какбудто не узнают, - но моя жена Полли, которую в вашем семействе звалиРичардс... Перемена в лице мистера Домби, как будто выражавшая, что он его узнал, - так оно и было, - но в значительно большей степени выразившая досадливоечувство брезгливости, заставила мистера Тудля запнуться. - Вероятно, ваша жена нуждается в деньгах, - сказал мистер Домби, опуская руку в карман и говоря высокомерным тоном (впрочем, так он говорилвсегда). - Нет, благодарю вас, сэр, - возразил Тудль, - не могу сказать, чтобыона нуждалась. Я не нуждаюсь. Теперь мистер Домби в свою очередь запнулся и не без смущения продолжалдержать руку в кармане. - Нет, сэр, - сказал Тудль, вертя в руках свою клеенчатую шапку, - намживется недурно, сэр; у нас нет причин жаловаться на жизнь, сэр. С той порыу нас прибавилось еще четверо, сэр, но мы помаленьку пробиваемся. Мистер Домби тоже не прочь был бы пробиться к своему вагону, хотя быдля этого пришлось ему сбить кочегара под колеса, но внимание его былопривлечено шапкой, которую тот все еще медленно вертел в руках. - Мы потеряли одного малютку, - сказал Тудль, - Этого нельзя отрицать. - Недавно? - осведомился мистер Домби, пристально глядя на шапку. - Нет, сэр, больше трех лет прошло, но все остальные здоровехоньки. Ачто касается до грамоты, сэр, - сказал Тудль с новым поклоном, как бы желаянапомнить мистеру Домби о том разговоре, который когда-то был между ними поэтому вопросу, - то мои мальчики сообща обучили меня в конце концов. Из менямои мальчики сделали неплохого грамотея. - Идемте, майор! - сказал мистер Домби. - Прошу прощения, сэр, - продолжал Тудль, по-прежнему со шляпой в руке, делая шаг им навстречу и снова почтительно их останавливая. - Я бы не сталвас утруждать этим разговором, если бы не хотел завести речь о моем сынеБайлере - крещен-то он Робином, - которого вы по доброте своей сделалиМилосердным Точильщиком. - Ну, и что же, любезный, - что с ним такое? - самым суровым своимтоном осведомился мистер Домби. - Да как же, сэр, - отвечал Тудль, покачивая головой с видом крайневстревоженным и удрученным, - приходится сознаться, сэр, что он сбился спути. - Сбился с пути? - переспросил мистер Домби с каким-то жестокимудовлетворением. - Он, знаете ли, джентльмены, попал в дурную компанию, - продолжалотец, пытливо всматриваясь в обоих и явно втягивая в разговор майора внадежде на его сочувствие. - Он повел себя дурно. Бог даст, он ещеобразумится, джентльмены, но сейчас он на плохой дороге! - Вероятно, это как-нибудь дошло бы до вас, сэр, - сказал Тудль, сноваобращаясь к одному мистеру Домби, - и уж лучше я сам все выложу и скажу, чтомой мальчик сбился с пути. Полли этим ужасно убита, джентльмены, - сказалТудль с тем же удрученным видом и опять взывая к майору. - Сыну этого человека я позаботился дать образование, майор, - сказалмистер Домби, беря его под руку. - Этим всегда кончается! - Следуйте совету прямого старого Джо и никогда не давайте образованиятакого сорта людям, сэр, - ответил майор. - Черт побери, сэр, от этогоникогда не бывает толку! Это всегда кончается плохо! Простодушный отец стал было почтительно выражать мнение, что его сын, бывший Точильщик, которого запугивало и колотило, пороло, клеймило иобучало, как учат попугаев, некое животное в лице школьного учителя, занимавшее это место с таким же правом, с каким могла бы занимать егоохотничья собака, - что этот его сын, быть может, получал образование вкаком-то отношении неправильное, но мистер Домби, с раздражением повторив: " Этим всегда кончается! " - увел майора. А майор, которого нелегко быловзгромоздить в вагон мистера Домби, стоявший высоко над землей, и который, не попадая ногой на подножку и падая назад на темнокожего изгнанника, клялся, что сдерет кожу с туземца, переломает ему все кости и предаст егодругим пыткам, - майор едва успел до отхода поезда повторить хриплымголосом, что от этого никогда не бывает толку, что это всегда кончаетсяплохо и что, если бы он дал образование " своему бездельнику", тот несомненнопопал бы на виселицу. Мистер Домби с горечью согласился; но его горечь и мрачный вид, с какимон откинулся к стенке вагона и, сдвинув брови, смотрел на мелькавший пейзаж, были вызваны не крахом благородной воспитательной системы, проводимойобществом Точильщиков. На шапке этого человека он заметил свежий креп и потону его и ответам понял, что он носит траур по его сыну. Да, с первого человека до последнего, дома и вне дома, начиная сФлоренс в его огромном доме и кончая неотесанным мужланом, которыйподдерживал огонь в паровозе, дымившем сейчас впереди, каждый предъявлялправа на его умершего мальчика и был соперником отцу. Мог ли он забыть отом, как эта женщина плакала у изголовья его сына и называла его своимродным малюткой? И о том, как мальчик, проснувшись, спросил о ней, приподнялся на кровати и просиял, когда она вошла? Подумать только, что этот самонадеянный кочегар едет там впереди, средиугля и золы, со своей траурной лентой! Подумать только, что он посмелприсвоить - хотя бы посредством такого обычного знака внимания - какую-тодолю горя и разочарования, скрытых в тайниках сердца надменного джентльмена! Подумать только, что этот умерший ребенок, который должен был разделить сним его богатства, надежды и власть и отгородиться от всего мира как быдвойною дверью из золота, - этот ребенок открыл доступ подобной черни, чтобыта оскорбляла его - Домби - своим пониманием обманутых его надежд ихвастливыми претензиями на общность чувств с ним, столь ей далеким! А бытьможет, и небезуспешными попытками пробраться туда, где он хотел властвоватьодин! Путешествие не доставило ему ни удовольствия, ни облегчения. Терзаемыйэтими мыслями, он вез с собою мимо пробегающего ландшафта свою тоску истремительно пересекал не богатую и живописную страну, а пустыню несбывшихсяпланов и мучительной ревности. Даже та скорость, с какою мчался поезд, издевалась над быстрым течением юной жизни, которая так последовательно итак неумолимо склонилась к предназначенному концу. Сила, которая мчала пожелезному пути - по своему пути, - презирая все другие дороги и тропы, пробиваясь сквозь все препятствия и увлекая за собой людей всех классов, возрастов и званий, была подобием торжествующего чудовища - Смерти! Вдаль, со скрежетом, и ревом, и грохотом, сквозь город, прокладываяноры среди людского жилья и наполняя улицы гулом, сверкнув на секунду влугах, уходя в сырую землю, гудя во мраке и духоте, вырываясь снова всолнечный день, такой яркий и широкий, - вдаль, со скрежетом, и ревом, игрохотом, по полям, лесам, пашням, лугам, сквозь мел, сквозь чернозем, сквозь глину, сквозь камень, мимо предметов, находящихся близко, почти подрукой, и вечно ускользающих от путника, тогда как обманчивая даль вечнодвижется медленно за окном, - словно по следам безжалостного чудовища -Смерти! По низинам, по холмам, мимо пустырей, мимо фруктовых садов, мимопарков, через каналы и реки, туда, где овцы пасутся, где мельница шумит, гдебаржа плывет, где лежат мертвецы, где завод дымит, где струится поток, гдеютится деревня, где возвышается гигантский собор, где раскинулась вересковаяпустошь, а неистовый вихрь по капризной своей воле приглаживает ее илиерошит, - вдаль, со скрежетом, и ревом, и грохотом, оставляя за собой толькопыль и пар, словно по следам безжалостного чудовища - Смерти! Навстречу ветру и свету, ливню и солнечным лучам, вдаль и вдаль онмчится и грохочет, неистовый и быстрый, плавный и уверенный, и огромныенасыпи и массивные мосты, по которым он проносится, мелькают, как полоскатени в дюйм шириною, и затем исчезают. Вдаль и вдаль, вперед и вечно вперед: мелькают коттеджи, дома, замки, поместья, фермы и заводы, люди, дороги итропы, на вид такие пустынные, маленькие, ничтожные, когда оставляешь ихпозади, - да и в самом деле они таковы, - ибо что, кроме мельканий, можетбыть на путях неукротимого чудовища - Смерти? Вдаль, со скрежетом, и ревом, и грохотом, снова ныряя в землю ипробиваясь вперед с такой бешеной энергией и напором, что во мраке и вихредвижение начинает казаться попятным и неистово устремленным назад, пока лучсвета на влажной стене не покажет ее поверхности, пролетающей мимо, словнонеудержимый поток. Вдаль, снова в день и сквозь день, с пронзительнымликующим воплем, ревя, грохоча, мчась вперед, разбрасывая все своим темнымдыханием, задерживаясь на минуту там, где собралась толпа, которой черезминуту уж нет; жадно глотая воду, и - прежде чем насос, который поит, перестанет ронять капли на землю, - скрежещет, ревет, и грохочет сквозьпурпурную даль! Громче и громче он гудит и скрежещет, пока неуклонно мчится вперед ксвоей цели, и путь его, словно путь Смерти, густо усыпан золой. Все вокругпочернело. Темные лужи, грязные переулки и нищенские лачуги где-то там, внизу. Зубчатые стены и ветхие хижины здесь, рядом, и сквозь дырявые крыши ив разбитые окна видны жалкие комнаты, где ютятся гибельная нужда илихорадка, а дым, нагромождение кровель, косые трубы, известь и кирпич, замкнувшие уродство тела и духа, заслоняют хмурую даль. Когда мистер Домбивыглядывает из окна вагона, у него не мелькает мысль, что чудовище, доставившее его сюда, только пролило дневной свет на всю эту картину, а несоздало ее и не послужило причиной ее возникновения. Это был подобающийконец путешествия, и таким мог быть конец всего - столь он был убедителен истрашен. Думая только об одном, он по-прежнему видел перед собой однобезжалостное чудовище. Все предметы взирали мрачно, холодно и мертвенно нанего, а он - на них. Во всем он находил напоминание о своем горе. Все, всебез исключения выступало, бессовестно торжествуя над ним, и раздражало изадевало его гордость и ревность, какую бы форму ни принимало, - и сильнеевсего, когда оно разделяло с ним любовь к его умершему мальчику и память онем. Было одно лицо - он смотрел на него прошлой ночью, и оно смотрело нанего глазами, читавшими в его душе, хотя они и были затуманены слезами ихотя их тотчас заслонили дрожащие руки, - лицо, которое часто представлялосьего воображению во время этой поездки. Он видел его таким, как прошлойночью, робко умоляющим. Оно не укоряло, но было в нем какое-то сомнение, пожалуй, - слабая надежда, которая походила на укор в тот миг, когда онувидел, как она угасает, уступая место безутешной уверенности в егонеприязни. Ему было мучительно думать о лице Флоренс. Потому ли, что он почувствовал какие-то угрызения совести? Нет. Нопотому, что чувство, этим лицом пробужденное, которое он смутно угадывалпрежде, теперь вполне оформилось и окончательно определилось, волнуя егочрезмерно и грозя усилиться и нарушить его равновесие. Потому что это лицобыло на каждом шагу, во всех поражениях и гонениях, которые, казалось, окружали его, как воздух. Потому что оно оставило зазубрины на стреле этогожестокого и неумолимого врага, на котором сосредоточились его мысли, ивложило ему в руку обоюдоострый меч. Потому что в глубине души он прекраснознал, когда, стоя здесь, окрашивал мелькающие перед ним сцены в болезненныетона своих собственных мыслей и превращал их в картину гибели и разрушения, а не благотворной перемены и надежды на лучшее будущее, - знал, что к егосетованиям смерть имела такое же отношение, как и жизнь. Одно дитя умерло, иодно дитя осталось. Почему отнят тот, на кого он возлагал надежды, а не она? Милое, тихое, кроткое лицо, представлявшееся его воображению, невызывало у него никаких иных мыслей. Она была нежеланна ему с самого начала; теперь она усугубляла его горечь. Если бы сын был единственным его ребенкоми порази его этот удар, тяжело было бы его перенести, но все же бесконечнолегче, чем теперь, когда удар мог поразить ее (которую он мог, или думал чтоможет, потерять безболезненно) и не поразил. Ее любящее и невинное лицо, обращенное к нему, не смягчало и не привлекало его. Он отверг ангела ипринял терзающего демона, приютившегося в его груди. Ее терпение, доброта, юность, преданность, любовь были подобны пылинкам золы, которую он попиралногами. Вокруг себя, в губительном мраке, он видел ее образ, не озарявший, но сгущавший тьму. Не раз во время этого путешествия и теперь снова, в концеего, когда он стоял, погруженный в размышления, чертя палкой узоры на песке, он думал о том, чем мог бы он заслониться от этого образа. Майор, который всю дорогу сопел и пыхтел, как паровоз, и чьи глазачасто отрывались от газеты и подмигивали, всматриваясь вдаль, словно тамтянулась длинная процессия потерпевших поражение мисс Токс, которых поездизвергал вместе с дымом, и они проносились над полями, чтобы спрятаться вкаком-нибудь укромном местечке, - майор оторвал своего друга от размышлений, сообщив ему, что почтовые лошади запряжены и карета подана. - Домби, - сказал майор, легонько ударяя его тростью по плечу, - незадумывайтесь. Это дурная привычка. Старый Джо, сэр, не был бы такимнепреклонным, каким вы его видите, если бы он ей предавался. Вы слишкомвеликий человек, Домби, чтобы задумываться. В вашем положении, сэр, выбесконечно выше всего этого. Майор даже в дружеских своих увещаниях принимал, таким образом, вовнимание достоинство и честь мистера Домби и явно понимал их значение, амистер Домби был более чем когда-либо расположен снизойти к джентльмену, отличающемуся таким здравым смыслом и таким трезвым умом. Посему он старалсяприслушиваться к повествованию майора, пока они рысью ехали по шоссе, имайор, находя, что эта скорость и дорога гораздо более соответствуют еготаланту рассказчика, чем способ передвижения, только что ими оставленный, принялся его развлекать. Этот прилив воодушевления и разговорчивости, прерывавшийся толькообычными симптомами, вызванными его полнокровием, а также завтраком игневными нападками на туземца, чьи темно-коричневые уши были украшены паройсерег и на ком европейское платье, непригодное для чужестранца, сиделонеуклюже по собственному своему почину и вне всякой зависимости от искусствапортного - длинное там, где ему полагалось быть коротким, короткое там, гдеему полагалось быть длинным, узкое там, где ему полагалось быть широким, иширокое там, где ему полагалось быть узким, каковому платью он придавал ещеособое изящество, съеживаясь в нем при каждом нападении майора, словновысохший орех или озябшая обезьяна, - этот прилив воодушевления иразговорчивости продолжался у майора весь день; посему, когда спустилсявечер и застал их, продвигающихся рысью по зеленой и обсаженной деревьямидороге близ Лемингтона, казалось, будто голос майора в результате болтовни, еды, хихиканья и удушья исходит из ящика под сиденьем позади экипажа или изближайшего стога сена. Он не изменился и в отеле " Ройал", где были заказаныкомнаты и обед и где майор столь утрудил свои органы речи едой и питьем, что, отправляясь спать, совсем потерял голос, которого хватало теперь толькона кашель, и, объясняясь с темнокожим слугой, мог лишь разевать на него рот. Однако наутро он не только встал, как окрепший великан, но и вел себяза завтраком, как великан подкрепляющийся. За этой трапезой они обсудилираспорядок дня. Майор брал на себя все распоряжения относительно еды ипитья; и они должны были каждое утро встречаться за поздним завтраком икаждый день за поздним обедом. Мистер Домби предпочитал оставаться у себя вкомнате или гулять в одиночестве в этот первый день их пребывания вЛемингтоне; но на следующее утро он с радостью будет сопровождать майора кГалерее минеральных вод и в прогулке по городу. Итак, они расстались дообеда. Мистер Домби удалился, чтобы на свой лад предаться благотворнымразмышлениям. Майор в сопровождении туземца, который нес складной стул, пальто и зонт, важно прохаживался по всем общественным местам, наводилсправки в списках приезжих, наносил визиты старым леди, у которыхпользовался большим успехом, и доводил до их сведения, что Дж. Б. сталнепреклонней, чем когда бы то ни было, и всюду превозносил своего богатогодруга Домби. Не было на свете человека, который поддерживал бы друга сбольшим рвением, чем майор, когда, превознося его, он превозносил самогосебя. Удивительно, какое количество новых историй извергнул майор за обедом икакую возможность доставил мистеру Домби оценить его общительность. Наследующее утро за завтраком он знал содержание последних полученных газет ив связи с этим затронул различные вопросы, по поводу коих его мнением не такдавно интересовались люди, столь влиятельные и могущественные, что на нихможно было только туманно намекать. Мистер Домби, который так долго жил, замкнувшись в самом себе, да и в прежние времена редко выходил иззачарованного круга, где развертывались операции Домби и Сына, началотноситься к знакомству с майором, как к приятной перемене в своейуединенной жизни; и вместо того чтобы провести в одиночестве еще один день, как думал он сделать прежде, он вышел под руку с майором.
Данная страница нарушает авторские права?