Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!
|
|
Глава XIX.
Уолтер уезжает Деревянный Мичман у двери мастера судовых инструментов, как и подобалотакому жестокосердному маленькому мичману, оставался вполне равнодушным котъезду Уолтера, даже тогда, когда самый последний день его пребывания взадней гостиной был на исходе. С квадрантом у круглой черной шишечки, изображавшей глаз, и в прежней позе, выражающей неукротимую бодрость, Мичманвыставлял напоказ в самом выгодном свете свои крошечные штанишки и, поглощенный научными занятиями, нимало не сочувствовал мирским заботам. Онлишь постольку поддавался внешним обстоятельствам, поскольку сухой деньпокрывал его пылью, туманный день посыпал его хлопьями сажи, дождливый деньненадолго возвращал блеск его потускневшему мундиру, а очень знойный деньобжигал его до волдырей; но в других отношениях он был бесчувственным, черствым, самодовольным Мичманом, сосредоточенным на своих собственныхоткрытиях и озабоченным тем, что происходило вокруг него на земле, небольше, чем Архимед во время осады Сиракуз. Во всяком случае, именно таким мичманом казался он в настоящее время.Как часто Уолтер, входя и выходя, посматривал на него с любовью; а бедныйстарый Соль, когда Уолтера не было дома, выходил и прислонялся к дверномукосяку, прижимаясь своим усталым париком к самым пряжкам на башмакахгения-хранителя его торговли и лавки. Но ни один свирепый идол со ртом, растянутым от уха до уха, и с кровожадной физиономией, сделанной из перьевпопугая, не бывал более равнодушен к мольбам своих диких почитателей, чемэтот Мичман - к таким знакам привязанности. У Уолтера тяжело было на сердце, когда он окидывал взглядом свою старуюспальню, там, наверху, на уровне крыш и дымовых труб, и думал о том, чтопройдет еще одна ночь, уже надвигающаяся, и он расстанется с нею, бытьможет, навсегда. Лишенная немногих принадлежащих ему книг и картин, комнатасмотрела на него холодно, укоряя за разлуку, и уже отбрасывала тень грядущейотчужденности. " Еще несколько часов, - думал Уолтер, - и эта старая комнатабудет моею меньше, чем любая из тех грез, какие посещали меня здесь, когда ябыл школьником. Греза может снова посетить меня во сне, и, быть может, явернусь сюда наяву; но греза, во всяком случае, не будет служить новомухозяину, а у этой комнаты их может быть два десятка, и каждый из них можетпренебречь ею или ее изуродовать, или все устроить на новый лад". Но не следовало оставлять дядю в маленькой задней гостиной, где онсидел сейчас в одиночестве, ибо капитан Катль, деликатный, несмотря на своюгрубоватость, умышленно, вопреки своему желанию, не явился, чтобы они моглипоговорить наедине, без свидетелей. Поэтому Уолтер, который только чтовернулся домой после дан, полного предотъездных хлопот, поспешно спустился кнему. - Дядя, - весело сказал он, положив руку на плечо старику, - что вамприслать с Барбадоса? - Надежду, дорогой мой Уоли. Надежду, что мы еще встретимся по сюсторону могилы. Пришли мне ее как можно больше. - Я это сделаю, дядя; у меня ее хватит с избытком, и я не поскуплюсь! Ачто касается живых черепах, лимонов для пунша капитана Катля, варенья квашему воскресному чаю и всяких таких вещей, то их я стану присылать целымикораблями, когда разбогатею. Старый Соль протер очки и слабо улыбнулся. - Вот и отлично, дядя! - весело воскликнул Уолтер и еще раз шестьхлопнул его по плечу. - Вы подбодряете меня - я подбодряю вас! Завтра утроммы будем веселы, как жаворонки, дядя, и так же высоко взлетим. Что касаетсямоих надежд, то сейчас они распевают где-то в поднебесье. - Уоли, дорогой мой мальчик, - отозвался старик, - я сделаю все, что вмоих силах, я сделаю все, что в моих силах. - Если вы сделаете то, что в, ваших силах, дядя, - сказал Уолтер сосвоим милым смехом, - то это лучшее, что может быть. Вы не забудьте, дядя, что вы мне должны посылать? - Нет, Уоли, нет, - ответил старик, - все, что я узнаю о мисс Домбитеперь, когда она осталась одна, бедная овечка, я буду сообщать. Но боюсь, это будет немного, Уоли. - Ну, так вот что я вам скажу, дядя, - начал Уолтер после недолгогоколебания, - я только что заходил туда. - Ну, и что же? - пробормотал старик, поднимая брови, а с ними и очки, - Не для того, чтобы увидеть ее, - продолжал Уолтер, - хотя, пожалуй, ямог бы ее увидеть, если бы попытался, так как мистера Домби нет в городе, -а для того, чтобы попрощаться с Сьюзен. Я, знаете ли, думал, что могу на этоотважиться при данных обстоятельствах, и если вспомнить о том дне, когда я впоследний раз видел мисс Домби. - Да, мой мальчик, да, - ответил дядя, очнувшись от раздумья. - И я ее видел, - продолжал Уолтер. - Я имею в виду Сьюзен; и сказалей, что завтра уезжаю. И я прибавил, дядя, что вы всегда живо интересовалисьмисс Домби с того самого вечера, как она побывала здесь, и всегда желали ейздоровья и счастья, и всегда почтете за честь и удовольствие оказать ей хотькакую-нибудь услугу; мне, знаете ли, казалось, что я могу это сказать приданных обстоятельствах. Как по-вашему? - Да, мой мальчик, да, - ответил дядя тем же тоном, что и раньше. - И я прибавил, - продолжал Уолтер, - что если она, - я имею в видуСьюзен, - когда-нибудь сообщит вам, сама, или через миссис Ричардс, иличерез кого-нибудь другого, кто заглянет в эти края, что мисс Домби здорова исчастлива, вы будете очень признательны и напишете об этом мне, и я тожебуду очень признателен. Вот и все! Честное слово, дядя, - сказал Уолтер, -прошлую ночь я почти не спал, потому что думал об этом; а выйдя из дому, никак не мог решить, сделать это или нет. И, однако, я уверен, что это былоистинное желание моего сердца и впоследствии я был бы очень несчастлив, еслибы не удовлетворил его. Его искренний тон соответствовал его словам- и подтверждал ихправдивость. - Так вот, дядя, если вы когда-нибудь ее увидите, - сказал Уолтер, -теперь я имею в виду мисс Домби, - быть может, вы ее увидите, кто знает? -передайте, как я ей сочувствовал, как много я о ней думал, когда был здесь, как я вспоминал о ней со слезами на глазах, дядя, в этот последний вечерперед отъездом. Передайте ей, как я говорил о том, что никогда не забуду ееласкового обращения, ее прекрасного лица и - того, что лучше всего - еедоброты. И так как эти башмачки я взял не у женщины и не у молодой леди, атолько у невинного ребенка, - продолжал Уолтер, - скажите ей, если можно, дядя, что я их сохранил - она вспомнит, как часто они спадали у нее с ног втот вечер, - и увез с собой на память! В этот самый момент они отправлялись в путь в одном из сундуковУолтера. Носильщик, отвозивший его багаж на тележке, чтобы погрузить в портуна борт " Сына и наследника", завладел ими и, прежде чем их хозяин успелдоговорить фразу, увез из-под самого носа бесчувственного Мичмана. Но этому старому моряку можно было простить его бесчувственноеотношение к увозимому сокровищу. Ибо в тот же момент перед его носом, какраз в поле его зрения, появились, войдя в сферу его напряженных наблюдений, Флоренс и Сьюзен Нипер; Флоренс не без робости заглянула ему в лицо иувидела его деревянный выпученный глаз. Мало того: они вошли в лавку и подошли к двери гостиной, не замеченныеникем, кроме Мичмана. И Уолтер, сидевший спиной к двери, и сейчас не узналбы об их появлении, если бы не увидел, как дядя вскочил со стула и чуть неупал, налетев на другой стул. - Ах, дядя! - вскричал Уолтер. - Что случилось? Старый Соломон ответил: - Мисс Домби! - Может ли это быть? - воскликнул Уолтер, оглянувшись и вскочив в своюочередь. - Здесь?! Да, это было и возможно и несомненно, ибо не успели эти слова сорватьсяс его уст, как Флоренс пробежала мимо него, схватила дядю Соля обеими рукамиза отвороты табачного цвета, поцеловала его в щеку и, повернувшись, протянула руку Уолтеру с простодушной искренностью и серьезностью, свойственными только ей и больше никому в мире! - Уезжаете, Уолтер? - сказала Флоренс. - Да, мисс Домби, - ответил он, но не так бодро, как ему бы хотелось, -мне предстоит путешествие. - А ваш дядя, - сказала Флоренс, оглянувшись на Соломона, - конечно, оногорчен тем, что вы уезжаете. Ах, я вижу, что это так! Дорогой Уолтер, ятоже очень огорчена. - Господи боже мой! - воскликнула мисс Нипер, - столько на свете людей, без которых можно обойтись, вот, например, миссис Пипчин; такую надсмотрщицуследовало бы приобрести на вес золота, а если требуется умение обращаться счерными невольниками, эти Блимберы - самые подходящие люди для такойситИвации! С этими словами мисс Нипер развязала ленты шляпки и, рассеянно заглянувв маленький черный чайник, стоявший на столе вместе с простым сервизом, тряхнула головой и жестяной чайницей и, не дожидаясь просьб, сталазаваривать чай. Тем временем Флоренс снова повернулась к мастеру судовых инструментов, который был и восхищен и изумлен. - Как выросла! - сказал старый Соль. - Как похорошела! И, однако, неизменилась! Все такая же! - Неужели? - сказала Флоренс. - Совсем не изменилась, - отвечал старый Соль, медленно потирая руки иговоря вполголоса, меж тем как задумчивый взгляд блестящих глаз, устремленный на него, привлек его внимание. - Да, такое же выражение лицабыло и в более юные годы! - Вы меня помните, - сказала с улыбкой Флоренс, - помните, какая ятогда была маленькая? - Дорогая моя юная леди, - отозвался старый мастер, - мог ли я васзабыть, когда я так часто о вас думал с тех пор и так часто о вас слышал? Даведь в ту самую минуту, когда вы вошли, Уоли говорил мне о вас и давалпоручение к вам и... - Правда? - сказала Флоренс. - Благодарю вас. Уолтер. О, благодарю вас, Уолтер! Я боялась, что вы уедете и не вспомните обо мне. И снова она протянула ему маленькую ручку так непринужденно и такдоверчиво, что Уолтер удержал ее на несколько секунд в своей руке и никак немог выпустить. Но Уолтер держал ее не так, как держал бы прежде, и это прикосновениене пробудило тех старых грез его отрочества, которые иногда проплывали передним, еще совсем недавно, и приводили его в смущение своими неясными ирасплывчатыми образами. Чистота и невинность ее ласкового обращения, безграничное доверие и нескрываемая привязанность к нему, которые так яркосияли в ее пристальном взоре и освещали ее прелестное лицо сквозь улыбку, его затенявшую, - ибо, увы, слишком печальна была эта улыбка, чтобы лицопрояснилось, - ничего общего не имели с теми романтическими порывами. Онизаставили его вспомнить о смертном ложе мальчика, у которого он ее видел, ио любви, какую питал к ней мальчик, и на крыльях этих воспоминаний она какбудто вознеслась высоко над его праздными фантазиями, туда, где воздух чищеи прозрачнее. - Думается мне, что я не смогу называть вас иначе, как дядею Уолтера, сэр, - сказала Флоренс старику, - если вы мне позволите. - Моя дорогая юная леди! - воскликнул старый Соль. - Если я вампозволю! Господи боже мой! - Мы всегда знали вас под этим именем и так о вас и говорили, - сказалаФлоренс, осматриваясь вокруг и тихо вздыхая. - Милая старая гостиная! Всетакая же! Как я ее хорошо помню! Старый Соль посмотрел сначала на нее, потом на своего племянника, апотом потер руки и протер очки и сказал чуть слышно: - Ах, время, время, время! Наступило короткое молчание; Сьюзен Нипер ловко выудила из буфета ещедве чашки и два блюдца и с задумчивым видом ждала, когда настоится чай. - Я хочу сказать дяде Уолтера, - продолжала Флоренс, робко кладя ручкуна лежавшую на столе руку старика, чтобы привлечь его внимание, - кое о чем, что меня беспокоит. Скоро он останется один, и если он разрешит мне... незаменить Уолтера, потому что этого я не могла бы сделать, но быть ему вернымдругом и утешать его по мере сил в отсутствие Уолтера, я буду ему оченьпризнательна. Хорошо? Вы позволите, дядя Уолтера? Мастер судовых инструментов молча поднес ее руку к своим губам, аСьюзен Нипер, скрестив руки и откинувшись на спинку председательскогокресла, которое она себе присвоила, закусила ленту шляпки и испустила тихийвздох, глядя на окно в потолке. - Вы позволите мне навещать вас, - продолжала Флоренс, - когдапредставится случай, и вы будете рассказывать мне все о себе и об Уолтере; иу вас не будет никаких секретов от Сьюзен, если она придет вместо меня, и выбудете откровенны с нами, будете нам доверять и полагаться на нас? И выпозволите вам помочь? Позволите, дядя Уолтера? Милое лицо, обращенное к нему, ласково-умоляющие глаза, нежный голос илегкое прикосновение к его руке, казавшиеся еще более привлекательнымиблагодаря детскому уважению к его старости, которое вызывало у нееграциозное смущение и робкую нерешительность, - все это, а также присущая ейсерьезность произвели такое сильное впечатление на бедного старого мастера, что он ответил только: - Уоли, скажи за меня словечко, дорогой мой. Я очень благодарен. - Нет, Уолтер, - с тихой улыбкой возразила Флоренс. - Пожалуйста, неговорите за него. Я его прекрасно понимаю, и мы должны научитьсяразговаривать друг с другом без вас, дорогой Уолтер. Печальный тон, каким она произнесла эти последние слова, растрогалУолтера больше, чем все остальное. - Мисс Флоренс, - отозвался он, стараясь обрести ту бодрость, какуюсохранил в разговоре с дядей, - право же, я не больше, чем дядя, знаю, какблагодарить за такую доброту. Но в конце концов будь в моей власти говоритьцелый час, я бы только и мог сказать, что узнаю вас, узнаю! Сьюзен Нипер принялась за другую ленту шляпки и кивнула окну в потолкев знак одобрения выраженному чувству. - Ах, Уолтер, - сказала Флоренс, - но я хочу еще кое-что вам сказатьперед вашим отъездом, и, пожалуйста, называйте меня Флоренс и неразговаривайте со мной, как с чужим человеком. - Как с чужим человеком? - повторил Уолтер. - Нет, я бы не мог такговорить. Во всяком случае, я, конечно, не мог бы так чувствовать. - Да, но этого мало, и я не это имею в виду. Поймите, Уолтер, -добавила Флоренс, заливаясь слезами, - он был очень привязан к вам и, умирая, сказал, что любил вас, и сказал: " Не забывайте Уолтера! " И если выбудете мне братом, Уолтер, теперь, когда он умер и у меня никого не осталосьна свете, я буду вам сестрой до конца жизни и буду думать о вас, как обрате, где бы мы с вами ни были! Вот что я собиралась сказать вам, дорогойУолтер, но я не могу сказать это так, как хотелось бы мне, потому что сердцемое переполнено. И от полноты сердца, с милым простодушием она протянула ему обе руки.Уолтер взял их, наклонился и коснулся губами заплаканного лица, которое неотстранилось, не отвернулось, не покраснело при этом, но было обращено кнему доверчиво и простодушно. И в это мгновение малейшая тень сомнения илисмятения покинула душу Уолтера. Ему казалось, что он откликается на ееневинный призыв у постели умершего мальчика и, оказавшись свидетелем тойторжественной сцены, дает обет с братскою заботливостью лелеять и оберегатьв своем изгнании самый ее образ, сохранить нерушимой ее чистую веру ипочитать себя негодяем, если когда-нибудь он оскорбит эту веру мыслью, которой не было в ее сердце, когда она доверилась ему. Сьюзен Нипер, которая закусила сразу обе ленты шляпки и во время этой, беседы поделилась многими своими чувствами с окном в потолке, переменилатему, осведомившись, кто хочет молока, а кто сахара; получив ответ на этивопросы, она начала разливать чай. Bсe четверо дружески уселись за маленькийстол и стали пить чай под зорким наблюдением этой молодой леди; иприсутствие Флоренс в задней гостиной озарило светом восточный фрегат настене. Полчаса назад Уолтер ни за что на свете не осмелился бы назвать ее поимени. Но он мог это сделать теперь, когда она его попросила. Он мог думатьо ее присутствии здесь без тайных опасений, что, пожалуй, лучше было бы ейне приходить. Он мог спокойно думать о том, как она красива, как обаятельнаи какой надежный приют найдет в ее сердце какой-нибудь счастливец. Он могразмышлять о своем собственном уголке в этом сердце с гордостью и смужественной решимостью, если не заслужить права на него - это он все ещесчитал для себя недостижимым, - то хотя бы заслуживать их не меньше, чемтеперь. Конечно, какая-то волшебная сила управляла руками Сьюзен Нипер, разливавшей чай, и порождала тот дух успокоения, который царил в маленькойгостиной во время чаепития. Конечно, какая-то враждебная сила управляластрелками хронометра дяди Соля и заставляла их скользить быстрее, чемкогда-либо скользил восточный фрегат при попутном ветре. Как бы там ни было, гости приехали в карете, которая ждала поблизости, на углу тихой улицы; хронометр, к коему случайно обратились, решительно высказался в том смысле, что она ждет очень долго, и невозможно было сомневаться в этом факте, опирающемся на сей непогрешимый авторитет. Если бы дяде Солю предстояло бытьповешенным согласно указанию его собственных часов, он никогда бы непризнал, что хронометр спешит хотя бы на самую малую долю секунды. Прощаясь, Флоренс вкратце повторила старику все, что говорила раньше, ивзяла с него слово соблюдать договор. Дядя Соль любовно проводил ее до ногДеревянного Мичмана и здесь уступил место Уолтеру, который вызвался довестиее и Сьюзен Нипер до кареты. - Уолтер, - сказала дорогой Флоренс, - я побоялась спросить при вашемдяде. Как вы думаете, вы уезжаете очень надолго? - Право, не знаю, - сказал Уолтер. - Боюсь, что надолго. Мне кажется, мистер Домби имел это в виду, назначая меня. - Это знак расположения, Уолтер? - после недолгого колебанияосведомилась Флоренс, с тревогой заглядывая ему в лицо. - Мое назначение? - отозвался Уолтер. - Да. Больше всего на свете Уолтеру хотелось бы дать утвердительный ответ, ноего лицо ответило раньше, чем губы, а Флоренс смотрела на него слишком: внимательно, чтобы не понять ответа. - Боюсь, что вы вряд ли папин любимец, - робко сказала она. - Для этого нет никаких оснований, - с улыбкой ответил Уолтер. - Никаких оснований, Уолтер?! - Не было никаких оснований, - поправился Уолтер, угадывая ее мысль. -Много народу служит в фирме. Между мистером Домби и таким юнцом, как я, расстояние огромное. Если я исполняю свой долг, я делаю то, что долженделать, и делаю не больше, чем все остальные. Не было ли у Флоренс опасений, которые она вряд ли сознавала, опасений, смутных и неопределенных, с той недавно минувшей ночи, когда она вошла вкомнату отца, - опасений, что случайный интерес к ней Уолтера и давнее егознакомство с нею могли навлечь на него это грозное неудовольствие инеприязнь? Не было ли таких подозрений у Уолтера и не мелькнула ли у негомысль, что они возникли у нее в тот миг? Ни он, ни она не заикнулись обэтом. Ни он, ни она не нарушили молчания. Сьюзен, идя рядом с Уолтером, зорко смотрела на обоих; и несомненно, мысли мисс Нипер шли в этомнаправлении, и вдобавок с большой уверенностью. - Быть может, вы очень скоро вернетесь, Уолтер, - сказала Флоренс. - Быть может, я вернусь стариком, - сказал Уолтер, - и увижу васпожилой леди. Но я надеюсь на лучшее. - Папа, - помолчав, сказала Флоренс, - вероятно... оправится от горя икогда-нибудь заговорит со мной более откровенно; и если это случится, яскажу ему, как сильно хочется мне, чтобы вы вернулись, и попрошу васвызвать. В этих словах об отце была трогательная неуверенность, которую Уолтерпонял слишком хорошо. Они подошли к карете, и он расстался бы с ней молча, ибо понял теперь, что значит разлука; но Флоренс, усевшись, взяла его за руку, и он нащупал вее руке маленький сверток. - Уолтер, - сказала она, ласково глядя ему в лицо, - я, как и вы, надеюсь на лучшее будущее. Я буду молиться и верю, что оно настанет. Этотмаленький подарок я приготовила для Поля. Пожалуйста, примите его вместе смоей любовью и не смотрите, пока не уедете. А теперь да благословит вас бог, Уолтер! Не забывайте меня. Вы стали для меня братом, милый Уолтер! Он был рад, что между ними появилась Сьюзен Нипер, иначе у Флоренсмогло бы остаться печальное воспоминание о нем. И он был рад, что больше онане выглянула из окна кареты и только махала ему ручкой, пока он мог еевидеть. Несмотря на ее просьбу, он не удержался и в тот же вечер, ложась спать, развернул сверток. В нем был маленький кошелек, а в кошельке были деньги. Во всем блеске встало наутро солнце по возвращении своем из чужихстран, с ним встал Уолтер, чтобы впустить капитана, который уже стоял удвери: он поднялся раньше, чем было необходимо, с целью тронуться в путь, покуда миссис Мак-Стинджер еще пребывала во сне. Капитан притворился, будтонаходится в прекраснейшем расположении духа, и принес в одном из кармановширокого синего фрака копченый язык к завтраку. - Уольр, - сказал капитан, когда они уселись за стол, - если твой дядятаков, каким я его считаю, он по случаю этого события достанет последнююбутылку той мадеры. - Нет, Нэд! - возразил старик. - Нет! Она будет откупорена, когдаУолтер вернется! - Хорошо сказано! - воскликнул капитан. - Слушайте, слушайте! - Там лежит она, - продолжал Соль Джилс, - в маленьком погребе, покрытая пылью и паутиной. И, быть может, и мы с вами, Нэд, покроемся пыльюи паутиной, прежде чем она увидит свет. - Слушайте! - крикнул капитан. - Прекрасное нравоучение! Уольр, моймальчик! Выращивай смоковницу так, как должно, а когда состаришься, будешьсидеть под ее сенью *. Перелистайте... А впрочем, - подумав, сказал капитан, - я не совсем уверен в том, где это можно найти, но когда найдете -отметьте. Соль Джилс, валяйте дальше! - Но там или где-нибудь в другом месте она пролежит до тех пор, Нэд, пока Уоли не вернется и не потребует ее, - заключил старик. - Вот все, что яхотел сказать. - И прекрасно сказали, - отозвался капитан, - и если мы трое неразопьем этой бутылки все вместе, я разрешаю вам обоим выпить мою долю! Несмотря на чрезвычайную веселость капитана, он не оказал должноговнимания копченому языку, хотя - когда кто-нибудь смотрел на него - весьмастарательно притворялся, будто ест с огромным аппетитом. Кроме того, онужасно боялся остаться наедине с дядей или племянником; казалось, он считал, что единственная возможность этого избежать, не преступая границы приличий, заключается в том, чтобы все трое все время были вместе. Этот ужас, испытываемый капитаном, повлек за собой остроумные выходки с его стороны: когда Соломон пошел надевать пальто, капитан подбежал к двери, якобы длятого, чтобы взглянуть на проезжавшую мимо необыкновенную наемную карету; ивыскочил на улицу под предлогом, будто из соседнего дымохода доносится запахгари, когда Уолтер поднялся наверх, чтобы попрощаться с жильцами. Эти уловкикапитан Катль почитал недоступными пониманию всякого непосвященного зрителя. Попрощавшись с верхними жильцами, Уолтер спустился вниз и проходилчерез лавку, направляясь в маленькую гостиную, как вдруг увидел знакомое емуувядшее лицо, заглянувшее с улицы, и бросился к прохожему. - Мистер Каркер! - воскликнул Уолтер, пожимая руку ДжонуКаркеру-младшему. - Войдите, пожалуйста! Очень любезно с вашей стороныприйти сюда так рано, чтобы попрощаться со мной. Вы, конечно, знаете, скакою радостью я еще раз пожму вам руку перед отъездом. Я и рассказать вамне могу, как я рад этой возможности. Войдите, пожалуйста! - Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся, Уолтер, - отозвался тот, мягко уклоняясь от его приглашения, - и я тоже радуюсь этой возможности. Ярешаюсь говорить с вами и пожать вам руку перед разлукой. Больше мне непридется противиться вашим попыткам познакомиться со мной ближе, Уолтер. Было что-то меланхолическое в его улыбке, когда он произнес эти слова, свидетельствующие о том, что даже в этих попытках он видел выражениедружеского участия. - Ах, мистер Каркер! - ответил Уолтер. - Зачем вы противились? Вы моглипринести мне только добро, в этом я уверен. Тот покачал головой. - Если бы я мог сделать что-нибудь доброе на этом свете, - сказал он, -я бы сделал это для вас, Уолтер. Видеть вас изо дня в день доставляло мнерадость и в то же время вызывало угрызения совести. Но радость перевешивалаболь. Это я знаю теперь, ибо понял, что я теряю. - Войдите, мистер Каркер, и познакомьтесь с моим славным старым дядею, - настаивал Уолтер. - Я часто рассказывал ему о вас, и он будет радповторить вам все, что слышал от меня. Я ничего не говорил ему, - добавилУолтер, заметив его замешательство и тоже смутившись, - я ничего не говорилему о нашем последнем разговоре, мистер Каркер; даже ему не говорил, поверьте мне! Седой Каркер-младший сжал ему руку, и слезы выступили у него на глазах. - Если я когда-нибудь и познакомлюсь с ним, Уолтер, - ответил он, - тотолько для того, чтобы получить известие о вас. Будьте уверены, что я незлоупотреблю вашей снисходительностью, и вниманием. Я бы злоупотребил ими, если бы не открыл ему всей правды, прежде чем добиваться его доверия. Кромевас, у меня нет ни друзей, ни знакомых, и даже ради вас я вряд ли стал бы ихискать. - Мне бы хотелось, - сказал Уолтер, - чтобы вы действительно разрешилимне быть вашим другом. Я, как вам известно, мистер Каркер, всегда этогохотел, но никогда не желал этого так сильно, как сейчас, когда нам предстоитрасстаться. - Достаточно того, что я в душе считаю вас своим другом, - ответил тот, - и чем больше я вас избегал, тем больше склонялось к вам мое сердце и былополно вами, Уолтер. Прощайте! - Прощайте, мистер Каркер. Да благословит вас бог, сэр! - с волнениемвоскликнул Уолтер. - Если, - начал тот, удерживая его руку, пока говорил, - если повозвращении вы не найдете меня в моем уголке и узнаете от кого-нибудь, где япохоронен, пойдите и взгляните на мою могилу. Подумайте о том, что я могбыть таким же честным и счастливым, как вы! А когда я буду знать, что мойчас пробил, позвольте мне подумать о том, что кто-то, похожий на меня впрошлом, остановится там на секунду и вспомнит обо мне с жалостью ивсепрощением! Уолтер, до свидания! Его фигура скользнула, как тень, по светлой, залитой солнцем улице, такой веселой и, однако, такой торжественной в это раннее летнее утро, искрылась медленно из виду. Наконец неумолимый хронометр возвестил, что Уолтер должен повернутьсяспиной к Деревянному Мичману; и они отправились - он сам, дядя и капитан - внаемной карете к пристани, откуда пароход доставил их вниз по реке к некоемуПункту, название коего, как объявил капитан, было тайной для всех сухопутныхжителей. По прибытии к этому Пункту (куда корабль пришел накануне с ночнымприливом), они были осаждены толпой неистовых лодочников и среди нихзнакомцем капитана, грязным циклопом, который, несмотря на свой единственныйглаз, высмотрел капитана на расстоянии полутора миль и с той порыобменивался с ним непонятными возгласами. Доставшись в качестве законногоприза этому субъекту, который устрашающе хрипел и органически нуждался вбритье, все трое были препровождены на борт " Сына и наследника". А на " Сынеи наследнике" " шла суматоха: грязные паруса были расстелены на мокройпалубе, люди спотыкались о ненатянутые канаты, матросы в красных рубахахбегали босиком туда и сюда, бочки загромождали каждый фут пространства, а всамом центре кутерьмы находился черный кок в черном камбузе, увязший по ушив овощах и полуослепший от дыма. Капитан тотчас увлек Уолтера в уголок и с великим усилием, от коеголицо у него очень раскраснелось, вытащил серебряные часы, которые были таквелики и так плотно засунуты в карман, что выскочили оттуда как пробка. - Уольр, - сказал капитан, протягивая их и сердечно пожимая ему руку, -прощальный подарок, мой мальчик. Переводите их на полчаса назад каждое утрои примерно на четверть часа вечером, и вы будете гордиться этими часами. - Капитан Катль! Я не могу их принять! - вскричал Уолтер, удерживаяего, ибо тот хотел убежать. - Пожалуйста, возьмите их. У меня есть часы. - В таком случае, Уольр, - сказал капитан, внезапно засунув руку в одиниз карманов и вытащив две чайных ложки и щипцы для сахара, которыми онвооружился на случай такого отказа, - возьмите вместо них вот эту мелочь изстолового серебра. - Нет, право же, не могу! - воскликнул Уолтер. - Тысячу раз благодарю! Не выбрасывайте их, капитан Катль! - Ибо капитан собирался швырнуть их заборт. - Вам они пригодятся гораздо больше, чем мне. Дайте мне вашу трость. Ячасто подумывал, что хорошо бы иметь такую. Ну, вот! Прощайте, капитанКатль! Берегите дядю! Дядя Соль, да благословит вас бог! В сутолоке они покинули корабль, прежде чем Уолтеру удалось еще раз наних взглянуть; а когда он побежал на корму и посмотрел им вслед, он увидел, что дядя сидит, понурившись, в лодке, а капитан Катль постукивает его поспине огромными серебряными часами (должно быть, это было очень больно) ибодро жестикулирует чайными ложками и щипцами для сахара. Завидев Уолтера, капитан Катль с полным равнодушием уронил свои ценности на дно лодки, явнозабыв об их существовании, и, сняв глянцевитую шляпу, громко приветствовалего. Глянцевитая шляпа очень эффектно сверкала на солнце, и капитан непереставал размахивать ею, покуда не скрылся из виду. Затем суматоха наборту, быстро нарастая, достигла своего апогея; отчалили с приветственнымивозгласами еще две-три лодки; развернутые паруса сверкали над головой, иУолтер следил, как они наполняются попутным бризом; вода серебрянымибрызгами разлеталась у носа; и вот " Сын и наследник" отправился в плаваньетак же бодро и легко, как до него отправлялись в путь многие сыновья инаследники, пошедшие ко дну. День за днем в маленькой задней гостиной старый Соль и капитан Катльследили за ходом судна и изучали его курс по карте, разложенной перед нимина круглом столе. По вечерам старый Соль, такой одинокий, поднимаясь вмансарду, где иной раз бушевал ураган, смотрел на звезды, прислушивался кветру и держал вахту дольше, чем пришлось бы ему держать на борту корабля.Последняя бутылка старой мадеры, которая когда-то совершила свой рейс изнала опасности, таящиеся в морских пучинах, тем временем лежала спокойно впыли и паутине, и никто ее не тревожил.
Данная страница нарушает авторские права?