Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава XIII.
Сведения о торговом флоте и дела в конторе Контора мистера Домби помещалась на небольшой площади, где издавнанаходился на углу ларек, торговавший отборными фруктами, и где разносчикиобоего пола предлагали покупателям в любое время от десяти до пяти часовдомашние туфли, записные книжки, губки, ошейники и уиндзорское мыло, аиногда пойнтера или картину масляными красками. Пойнтер всегда появлялся в расчете на фондовую биржу, где процветаетлюбовь к спорту (коренящаяся в тех пари, которые держат новички). Другиепредметы торговли предназначались для всех вообще; но торговцы никогда непредлагали их мистеру Домби. Когда он появлялся, владельцы этих товаровпочтительно отступали. Главный поставщик туфель и ошейников, который считалсебя общественным деятелем и чей портрет был привинчен к двери некоегохудожника в Чипсайде, подносил указательный палец к полям шляпы, когдамистер Домби проходил мимо. Носильщик с бляхой на груди, если только неотсутствовал по делу, всегда бежал угодливо вперед, чтобы распахнуть поширедверь в контору перед мистером Домби, и, стоя с непокрытой головой, придерживал ее, пока тот входил. Клерки в конторе нисколько не отставали в проявлении почтительности; когда мистер Домби проходил через первую комнату, водворялась торжественнаятишина. Остряк, сидевший в бухгалтерии, мгновенно становился таким жебезгласным, как ряд кожаных пожарных ведер, висевших за его спиною. Тотбезжизненный и тусклый дневной свет, какой просачивался сквозь матовыестекла окон и окна в потолке, оставляя черный осадок на стеклах, давалвозможность разглядеть книги и бумаги, а также склоненные над ними фигуры, окутанные дымкой трудолюбия и столь по виду своему оторванные от внешнегомира, словно они собрались на дне океана, а зарешеченная душная каморкакассира в конце темного коридора, где всегда горела лампа под абажуром, напоминала пещеру какого-нибудь морского чудовища, взирающего красным глазомна эти тайны океанских глубин. Когда Перч, рассыльный, который подобно часам занимал место намаленькой подставке, видел входящего мистера Домби, или, вернее, когдачувствовал, что тот входит, - ибо он всегда чутьем угадывал его приближение, - он бросался в кабинет мистера Домби, раздувал огонь, доставал уголь изнедр угольного ящика, вешал на каминную решетку газету, чтобы ее просушить, придвигал кресло, ставил на место экран и круто поворачивался в моментпоявления мистера Домби, чтобы принять от него пальто и шляпу и повесить их.Затем Перч брал газету, раза два повертывал ее перед огнем и почтительноклал у локтя мистера Домби. И столь мало возражений было у Перча противпочтительности, доведенной до предела, что если бы мог он простереться у ногмистера Домби или наделить его теми титулами, какими когда-то величаликалифа Гаруна аль Рашида, он был бы только рад. Так как подобное воздаяние почестей явилось бы новшеством иэкспериментом, Перч поневоле довольствовался тем, что раболепные заверения: " Вы свет очей моих, Вы дыхание души моей, Вы повелитель верного Перча! " -выражал как умел, на свой лад. Лишенный великого счастья приветствовать егов этой форме, он потихоньку закрывал дверь, удалялся на цыпочках и оставлялсвоего великого владыку, на которого через сводчатое окно в свинцовой рамевзирали уродливые дымовые трубы, задние стены домов, а в особенности дерзкоеокно парикмахерского салона во втором этаже, где восковая кукла, по утрамлысая, как мусульманин, а после одиннадцати часов украшенная роскошнымиволосами и бакенбардами по последней христианской моде, вечно показывала емузатылок. От мистера Домби к миру простых смертных, - поскольку к этому миру былдоступ через приемную, на которую присутствие мистера Домби в егособственном кабинете действовало, как сырой или холодный воздух, - вели двеступени. Мистер Каркер в своем кабинете был первой ступенью, мистер Морфин всвоем кабинете - второй. Каждый из этих джентльменов занимал комнаткувеличиной с ванную, которая выходила в коридор, куда открывалась дверьмистера Домби. Мистер Каркер, как великий визирь, обитал в комнате, ближайшей к султану. Мистер Морфин, как чиновник более низкого ранга, обиталв комнате, ближайшей к клеркам. Последний из упомянутых джентльменов был бодрый пожилой холостяк скарими глазами, одевавшийся солидно: что касается верхней его половины, - вчерное, а что касается ног, - в цвет перца с солью. Темные волосы на головебыли только кое-где тронуты крапинками седины, словно ее расплескалошествующее Время, хотя бакенбарды у него были уже совсем седые. Он питалглубокое уважение к мистеру Домби и воздавал ему должные почести; но так каксам он был веселого нрава и всегда чувствовал себя неловко в присутствиистоль важной особы, то отнюдь не завидовал многочисленным беседам, коиминаслаждался мистер Каркер, и испытывал тайное удовольствие оттого, что похарактеру своих обязанностей очень редко удостаивался такого отличия. Он насвой лад был великим любителем музыки - после службы - и питал отцовскуюпривязанность к своей виолончели, которая аккуратно раз в неделюпрепровождалась из Излингтона, его местожительства, в некий клуб пососедству с банком, где вечером по средам небольшая компания исполняла самыемучительные и душераздирающие квартеты. Мистер Каркер был джентльмен лет тридцати восьми - сорока, с прекраснымцветом лица и двумя безукоризненными рядами блестящих зубов, чья совершеннаяформа и белизна действовали поистине удручающе. Нельзя было не обратить наних внимания, ибо, разговаривая, он их всегда показывал и улыбался такойширокой улыбкой (хотя эта улыбка очень редко расплывалась по лицу запределами рта), что было в ней нечто напоминающее оскал кота. Он питалсклонность к тугим белым галстукам, по примеру своего патрона, и всегда былзастегнут на все пуговицы и одет в плотно облегающий костюм. Его манераобращения с мистером Домби была глубоко продумана, и он никогда от нее неотступал. Он был фамильярен с ним, резко подчеркивая в то же времярасстояние, лежащее между ними. " Мистер Домби, по отношению к человекувашего положения со стороны человека моего положения никакие знаки почтения, совместимые с нашими деловыми связями, я не считаю достаточными. Скажу вамоткровенно, сэр, я окончательно от этого отказываюсь. Я чувствую, что не могбы удовлетворить самого себя; и, видит небо, мистер Домби, вам бы следовалоизбавить меня от таких усилий". Если бы эти слова были напечатаны на афише имистер Каркер носил бы их на груди поверх своего сюртука так, чтобы мистерДомби в любой момент мог их прочесть, он не в силах был бы выразить яснеето, что уже выразил своим поведением. Таков был Каркер, заведующий конторой. Мистер Каркер-младший, приятельУолтера, был его братом, на два-три года старше его, но бесконечно ниже посвоему положению. Место младшего брата было на верхней ступеньке служебнойлестницы; место старшего - на нижней. Старший брат никогда не поднимался наследующую ступень и не заносил на нее ноги. Молодые люди проходили над егоголовой и поднимались выше и выше; но он всегда оставался внизу. Онсовершенно примирился с тем, что занимает такое скромное положение, никогдана него не жаловался и, конечно, никогда не надеялся изменить его. - Как вы себя сегодня чувствуете? - спросил однажды мистер Каркер, заведующий, входя с пачкой бумаге руке в кабинет мистера Домби вскоре послеего прибытия. - Здравствуйте, Каркер! - сказал мистер Домби, поднимаясь со стула истановясь спиною к камину. - Есть у вас тут что-нибудь для меня? - Не знаю, имеет ли смысл вас беспокоить, - отозвался Каркер, перебираябумаги. - Сегодня в три у вас заседание комитета, как вам известно. - И второе - без четверти четыре, - добавил мистер Домби. - Никогда-то вы ничего не забываете! - воскликнул Каркер, все ещеперебирая свои бумаги. - Если мистер Поль унаследует вашу память, беспокойной особой будет он для фирмы. Достаточно одного такого, как вы. - У вас тоже хорошая память, - сказал мистер Домби. - О! У меня! - отвечал заведующий. - Это единственный капитал у такогочеловека, как я. Мистер Домби сохранял напыщенный и самодовольный вид, когда стоял, прислонившись к камину, и осматривал своего (конечно, не ведающего об этом)служащего с головы до пят. Чопорность и изящество костюма мистера Каркера инесколько высокомерные манеры, либо свойственные ему самому, либо принятые вподражание образцу, за которым недалеко было ходить, придавали особую ценуего смирению. Он производил впечатление человека, который восстал бы противсилы, если бы мог, но был совершенно раздавлен величием и превосходствоммистера Домби. - Морфин здесь? - спросил мистер Домби после короткой паузы, напротяжении которой мистер Каркер шелестел бумагами и бормотал себе под носнебольшие выдержки из них. - Морфин здесь, - отвечал он, поднимая голову и неожиданно улыбаясьсвоей самой широкой улыбкой. - Мурлычет, предаваясь музыкальнымвоспоминаниям, полагаю, о последнем своем вечернем квартете, и все это - застеной, разделяющей нас, - и сводит меня с ума. Лучше бы он устроил костериз своей виолончели и сжег бы свои ноты. - Мне кажется, вы никого не уважаете, Каркер, - сказал мистер Домби. - Да? - отозвался Каркер, снова осклабясь и совсем по-кошачьи скалязубы. - Ну, что ж! Думаю, немногих. Пожалуй, - прошептал он, словноразмышляя вслух, - пожалуй только одного. Опасная черта характера, если она была подлинной; и не менее опасная, если она была притворной. Но вряд ли так думал мистер Домби, которыйпо-прежнему стоял спиной к камину, выпрямившись во весь рост и глядя насвоего старшего клерка с величественным спокойствием, за которым как будтоскрывалось сознание собственной власти, более глубокое, чем обычно. - Кстати, о Морфине, - продолжал мистер Каркер, вынимая из папки однубумагу, - он докладывает, что в торговом агентстве, на Барбадосе, умермладший агент, и предлагает поставить койку для заместителя на " Сыне инаследнике" - судно отходит приблизительно через месяц. Полагаю, вам всеравно, кто поедет? У нас здесь нет подходящего лица. Мистер Домби с величайшим равнодушием покачал головой. - Место незавидное. - заметил мистер Каркер, взяв перо, чтобы сделатьотметку на оборотной стороне листа. - Надеюсь, он предоставит егокакому-нибудь сироте - племяннику одного из своих музыкальных друзей. Бытьможет, это положит конец его музыкальным упражнениям, если есть у того такойталант. Кто там? Войдите. - Простите, мистер Каркер. Я не знал, что вы здесь, сэр, - сказалУолтер, появляясь с письмами в руке, не распечатанными и только чтодоставленными, - Мистер Кар-кер-младший, сэр... Услышав это имя, мистер Каркер-заведуюший был задет за живое илипритворился, будто почувствовав стыд и унижение. Он посмотрел в упор намистера Домби, лицо его изменилось, он потупился и помолчал секунду. - Мне кажется, сэр, - сказал он вдруг, с раздражением поворачиваясь кУолтеру, - вас уже просили не упоминать в разговоре о мистереКаркере-младшем. - Простите, сэр, - отозвался Уолтер, - я хотел только сказать, что, пословам мистера Каркера-младшего, вы ушли, иначе не постучал бы я в дверь, когда вы заняты с мистером Домби. Вот письма, мистер Домби. - Прекрасно, сэр, - сказал мистер Каркер-заведующий, резко выхватив иху него. - Можете вернуться к исполнению своих обязанностей. Но завладев ими столь бесцеремонно, мистер Каркер уронил одно на пол ине заметил этого; да и мистер Домби не обратил внимания на письмо, лежащее уего ног. Уолтер секунду колебался, надеясь, что кто-нибудь из них увидитэто; но, убедившись в обратном, он остановился, вернулся, поднял письмо иположил на стол перед мистером Домби. Письма были получены по почте; и то, окотором шла речь, оказалось очередным отчетом миссис Пипчин; адрес на нем, по обыкновению, был написан Флоренс, ибо миссис Пипчин не владела пером всовершенстве. Когда внимание мистера Домби было привлечено Уолтером к этомуписьму, он вздрогнул и грозно посмотрел на юношу, как будто считал, что тотумышленно его выбрал! - Можете удалиться, сэр! - надменно сказал мистер Домби. Он скомкал письмо и, проводив взглядом уходившего Уолтера, сунул его вкарман, не сломав печати. - Вы говорили, что вам нужно послать кого-нибудь в Вест-Индию? - быстросказал мистер Домби. - Да, - ответил Каркер. - Пошлите молодого Гэя. - Прекрасно, очень хорошо! Ничего не может быть легче, - сказал мистерКаркер, не проявляя ни малейшего изумления и беря перо, чтобы сделать набумаге новую пометку так же хладнокровно, как сделал это раньше. - " Послатьмолодого Гэя". - Верните его, - сказал мистер Домби. Мистер Каркер поспешил этосделать, а Уолтер поспешил явиться. - Гэй, - сказал мистер Домби, слегка повернувшись, чтобы взглянуть нанего через плечо, - есть... - Вакансия, - вставил мистер Каркер, растягивая рот до последнихпределов. - В Вест-Индии. На Барбадосе. Я намерен послать вас, - сказал мистерДомби, не унижаясь до прикрашивания голой истины, - на должность младшегоагента в торговом отделении на Барбадосе. Передайте от меня вашему дяде, чтоя выбрал вас для поездки в Вест-Индию. Дыхание у Уолтера прервалось от изумления, и он едва мог повторить: -...в Вест-Индию. - Кто-нибудь должен ехать, - сказал мистер Домби, - а вы молоды, здоровы и дела у вашего дяди идут плохо. Передайте дяде, что вы назначены.Вы поедете еще не так скоро. Быть может, пройдет месяц или два. - Я там останусь, сэр? - осведомился Уолтер. - Останетесь ли вы там, сэр? - повторил мистер Домби, слегкаповорачиваясь к нему. - Что вы хотите сказать? Что он хочет сказать, Каркер? - Буду ли я жить там, сэр? - запинаясь, выговорил Уолтер. - Конечно, - ответил мистер Домби. Уолтер поклонился. - Это все, - сказал мистер Домби, возвращаясь к споим письмам. -Конечно, Вы объясните ему заблаговременно, Каркер, все, что касаетсянеобходимой экипировки и прочего. Он может идти, Каркер. - Вы можете идти, Гэй, - повторил Каркер, обнажая десны. - Если, - сказал мистер Домби, прерывая чтенье и как бы прислушиваясь, но не сводя глаз с письма, - если ему больше нечего сказать. - Нет, сэр, - отвечал Уолтер, взволнованный, растерянный и почтиошеломленный, в то время как всевозможные образы представлялись еговоображению, среди которых капитан Катль в своей глянцевитой шляпе, онемевший от изумления в доме миссис Мак-Стинджер, и дядя, оплакивающий своюпотерю в маленькой задней гостиной, занимали видное место. - Я, право, незнаю... я... я очень благодарен. - Он может идти, Каркер, - сказал мистер Домби. И так как мистер Каркер снова повторил слова патрона и собрал своибумаги, словно также готовился уйти, Уолтер понял, что дальнейшеепромедление было бы непростительной дерзостью, - к тому же ему нечего былосказать, - и вышел в полном смятении. Проходя по коридору, не вполне отдавая себе отчет в том, что произошлои чувствуя свою беспомощность, как бывает во сне, он услышал, что дверьмистера Домби снова захлопнулась, это вышел мистер Каркер, и тотчас же сейджентльмен окликнул его: - Пожалуйста, приведите вашего друга мистера Каркера-младшего в мойкабинет, сэр. Уолтер прошел в первую комнату и передал это распоряжение мистеруКаркеру-младшему, который вышел из-за перегородки, где сидел один в углу, иотправился вместе с ним в кабинет мистера Каркера-заведующего. Этот джентльмен стоял спиной к камину, заложив руки за фалды фрака иглядя поверх своего белого галстука так же неумолимо, как мог бы смотретьсам мистер Домби. Он принял их, нимало не изменив позы и не смягчив суровогои мрачного выражения лица; только дал знак, чтобы Уолтер закрыл дверь. - Джон Каркер, - сказал заведующий, когда дверь была закрыта, ивнезапно повернулся к брату, оскалив два ряда зубов, словно хотел егоукусить, - что это у вас за союз с этим молодым человеком, из-за чего меняпреследуют и донимают упоминанием вашего имени? Или мало вам, Джон Каркер, что я - ближайший ваш родственник и не могу избавиться от этого... - Скажите - позора, Джеймс, - тихо подсказал тот, видя, что он ненаходит слова. - Вы это имеете в виду, и вы правы: скажите - позора. - От этого позора, - согласился брат, делая резкое ударение на этомслове. - Но неужели нужно вечно об этом кричать и трубить и заявлять даже вприсутствии главы фирмы? Да еще в доверительные минуты? Или вы думаете, ДжонКаркер, что ваше имя располагает к доверию и конфиденциальности? - Нет, - отвечал тот. - Нет, Джеймс. Видит бог, этого я не думаю. - Что же вы в таком случае думаете? - сказал брат. - И почему вы мненадоедаете? Или вы еще мало мне навредили? - Я никогда не причинял вам вреда умышленно, Джеймс. - Вы мой брат, - сказал заведующий. - Это уже само по себе вредит мне. - Хотелось бы мне, чтобы я мог это изменить, Джеймс. - Хотелось бы и мне, чтобы вы могли изменить и изменили. Во время этого разговора Уолтер с тоской и изумлением переводил взглядс одного брата на другого. Тот, кто был старшим по годам и младшим в фирме, стоял с опущенными глазами и склоненной головой, смиренно выслушивая упрекидругого. Хотя их делали особенно горькими тон и взгляд, коими онисопровождались, и присутствие Уолтера, которого они так удивили и возмутили, он не стал возражать против них и только приподнял правую руку с умоляющимвидом, словно хотел сказать: " Пощадите меня! " Так мог бы он стоять передпалачом, будь эти упреки ударами, а он героем, скованным и ослабевшим отстраданий. Уолтер, великодушный и порывистый в своих чувствах, почитая себяневольной причиной этого издевательства, вмешался со всей присущей емустрастностью. - Мистер Каркер, - сказал он, обращаясь к заведующему, - право же, право, виноват я один. С какой-то неосмотрительностью, за которую не знаю, как и бранить себя, я, вероятно, упоминал о мистере Каркере-младшем гораздочаще, чем было нужно; и иногда его имя срывалось с моих губ, хотя этопротиворечило выраженному вами желанию. Но это исключительно моя вина, сэр! Об этом мы никогда ни слова не говорили - да и вообще очень мало говорили очем бы то ни было. И с моей стороны, сэр, - помолчав, добавил Уолтер, - этобыла не простая неосмотрительность; я почувствовал интерес к мистеруКаркеру, как только поступил сюда, и иной раз не мог удержаться, чтобы незаговорить о нем, раз я столько о нем думаю. Эти слова вырвались у Уолтера из глубины сердца и дышали благородством.Ибо он смотрел на склоненную голову, опущенные глаза, поднятую руку и думал: " Я так чувствую; почему же мне не признаться в этом ради одинокого, сломленного человека? " - По правде говоря, вы меня избегали, мистер Каркер, - сказал Уолтер, укоторого слезы выступили на глазах, так искренне было его сострадание. - Яэто знаю, к сожалению моему и огорчению. С тех пор как я в первый раз пришелсюда, я, право же, старался быть вашим другом - поскольку можно притязать наэто в мои годы; но никакого толку из этого не вышло. - И заметьте, Гэй, - быстро перебил его заведующий, - что еще меньшевыйдет толку, если вы по-прежнему будете напоминать людям о мистере ДжонеКаркере. Этим не помочь мистеру Джону Каркеру. Спросите его, так ли это, поего мнению? - Да, этим услужить мне нельзя, - сказал брат. - Это приводит только ктаким разговорам, как сейчас, без которых я, разумеется, прекрасно мог быобойтись. Лишь тот может быть мне другом, - тут он заговорил раздельно, словно хотел, чтобы Уолтер запомнил его слова, - кто забудет меня ипредоставит мне идти моей дорогой, не обращая на меня внимания и не задаваявопросов. - Так как память ваша, Гэй, не удерживает того, что вам говорят другие, - сказал мистер Каркер-заведующий, распаляясь от самодовольства, - я счелнужным, чтобы вы это услышали от лица, наиболее в данном вопросеавторитетного. - Он кивнул в сторону брата. - Надеюсь, теперь вы вряд ли этозабудете. Это все, Гэй. Можете идти. Уолтер вышел и хотел закрыть за собой дверь, но, услышав снова голосабратьев, а также свое собственное имя, остановился в нерешительности, держась за ручку полуотворенной двери и не зная, вернуться ему или уйти.Таким образом, он невольно подслушал то, что последовало. - Если можете, думайте обо мне более снисходительно, Джеймс, - сказалДжон Каркер, - когда я говорю вам, что у меня - да и может ли быть иначе, если здесь запечатлена моя история! - он ударил себя в грудь, - у менясердце дрогнуло при виде этого мальчика, Уолтера Гэя. Когда он впервыепришел сюда, я увидел в нем почти мое второе я. - Ваше второе я! - презрительно повторил заведующий. - Не того, каков я сейчас, но того, каким я был, когда так же в первыйраз пришел сюда; такой же жизнерадостный, юный, неопытный, одержимый теми жедерзкими и смелыми фантазиями и наделенный теми же наклонностями, которыеравно способны привести к добру или злу. - Надеюсь, что вы ошибаетесь, - сказал брат, вкладывая в эти словакакой-то скрытый и саркастический смысл. - Вы бьете меня больно, - отвечал тот таким голосом (или, может быть, это почудилось Уолтеру?), словно какое-то жестокое оружие действительновонзалось в его грудь, пока он говорил. - Все это мне мерещилось, когда онпришел сюда мальчиком. Я в это верил. Для меня это была правда. Я видел, какон беззаботно шел у края невидимой пропасти, где столько других шли так жевесело и откуда... - Старое оправдание, - перебил брат, мешая угли. - Столько других! Продолжайте. Скажите - столько других сорвалось. - Откуда сорвался один путник, - возразил тот, - который пустился впуть таким же мальчиком, как и этот, и все чаше и чаще оступался, ипонемногу соскальзывал ниже и ниже, и продолжал идти спотыкаясь, пока неполетел стремглав и не очутился внизу, разбитым человеком. Подумайте, как ястрадал, когда следил за этим мальчиком. - За все можете благодарить только самого себя, - отозвался брат. - Только самого себя, - согласился он со вздохом. - Я ни с кем непытаюсь разделить вину или позор. - Позор вы разделили, - сквозь зубы прошипел Джеймс Каркер. И сколькобы ни было у него зубов и как бы тесно ни были они посажены, сквозь них онпрекрасно мог шипеть. - Ах, Джеймс! -сказал брат, впервые заговорив укоризненным тоном и, судя по его голосу, закрыв лицо руками. - С тех пор я служил для васпрекрасным фоном. Вы спокойно попирали меня ногами, взбираясь вверх. Неотталкивайте же меня каблуком! Ответом ему было молчание. Спустя некоторое время послышалось, какмистер Каркер-заведуюший стал перебирать бумаги, словно намеревалсяпрекратить эту беседу. В то же время его брат отошел к двери. - Это все, - сказал он. - Я следил за ним с таким трепетом и такимстрахом, что для меня это было еще одною карою; наконец, он миновал томесто, где я первый раз оступился; будь я его отцом, я бы не могвозблагодарить бога более пламенно. Я не смел предостеречь его и дать емусовет, но будь у меня повод, я рассказал бы ему о своем горьком опыте. Я нехотел, чтобы видели, как я разговариваю с ним, я боялся, как бы не подумали, что я порчу его, толкаю его ко злу и совращаю его, а может быть, боялся, чтои в самом деле это сделаю. А что, если во мне кроется источник такой заразы, кто знает? Припомните мою историю, сопоставьте ее с теми чувствами, какиемолодой Уолтер Гэй вызвал у меня, и, если возможно, судите обо мне болееснисходительно, Джеймс. С этими словами он вышел за дверь - туда, где стоял Уолтер. Он слегкапобледнел, увидев его, и стал еще бледнее, когда Уолтер схватил его за рукуи сказал шепотом: - Мистер Каркер, пожалуйста, позвольте мне поблагодарить вас! Позвольтемне сказать, как я вам сочувствую! Как сожалею о том, что явился злосчастнойпричиной всего происшедшего! Я готов смотреть на вас, как на моегопокровителя и защитника. Как я глубоко, глубоко признателен вам и жалею вас! - говорил Уолтер, пожимая ему обе руки и, в волнении, вряд ли сознавая, чтоделает. Так как комната мистера Морфина находилась поблизости и никого тамне было, а дверь была раскрыта настежь, они как будто по обоюдномусоглашению направились туда; ибо редко случалось, чтобы кто-нибудь непроходил по коридору. Когда они пошли и Уолтер увидел на лице мистераКаркера следы душевного смятения, ему почудилось, что он еще никогда невидел этого лица - так сильно оно изменилось. - Уолтер, - сказал тот, кладя руку ему на плечо, - большое расстояниеотделяет меня от вас, и пусть всегда будет так. Вы знаете, кто я таков? " Кто я таков? ", казалось, готово было сорваться с губ Уолтера, пристально смотревшего на него. - Это началось, - сказал Каркер, - раньше, чем мне исполнилось двадцатьодин год - к этому уже давно клонилось дело, но началось примерно в товремя. Я их ограбил в первый раз, когда стал совершеннолетним. Я грабил их ипосле. Прежде чем мне исполнилось двадцать два года, все открылось. И тогда, Уолтер, я умер для всех. Снова эти его слова готовы были сорваться и с губ Уолтера, но он не могих выговорить и вообще ничего не мог сказать. - Фирма была очень добра ко мне. Небо да вознаградит старика за егоснисходительность! И этого также - его сына, который в ту пору только-тольковошел в дела фирмы, где я пользовался огромным доверием! Меня вызвали в тукомнату, которую занимает теперь он, - с тех пор я ни разу туда не входил, -и я вышел из нее таким, каким вы меня знаете. В течение многих лет я занималнынешнее мое место - один, как и теперь, но тогда я служил признанным инаглядным примером для остальных. Все они были милостивы ко мне, и я осталсяжить. С годами мое горькое искупление приняло иную форму, ибо теперь, заисключением трех руководителей фирмы, мне кажется, нет здесь никого, кто бызнал подлинную мою историю. К тому времени, когда подрастет мальчик и емурасскажут ее, мой угол, быть может, опустеет. Хотел бы я, чтобы так ислучилось! Вот единственная перемена, происшедшая со мною с того дня, когдая в той комнате распрощался навсегда с молодостью, надеждой и обществомчестных людей. Да благословит вас бог, Уолтер! Сохраните себя и всех, ктонам дорог, от бесчестья, а если не удастся, лучше убейте их! Смутное воспоминание о том, как он дрожал с головы до ног, словно вознобе, и залился слезами, - вот все, что мог добавить к этому Уолтер, когдастарался полностью восстановить в памяти то, что произошло между ними. Когда Уолтер снова его увидел, он сидел, склонившись над своейконторкой, по-прежнему молчаливый, апатичный, приниженный. Тогда, видя егоза работой и понимая, как твердо он решил прекратить всякое общение междуними, и обдумывая снова и снова все, что видел и слышал в то утро за такойкороткий промежуток времени в связи с историей обоих Каркеров, Уолтер едвамог поверить, что получил приказ ехать в Вест-Индию и скоро лишится дядиСоля и капитана Катля и редких мимолетных встреч с Флоренс Домби, - нет, онхотел сказать - с Полем, - и всего, что он любил, к чему был привязан и очем мечтал день за днем. Но это была правда, и слухи уже проникли в первую комнату, ибо пока онсидел, с тяжелым сердцем размышляя об этом и подпирая голову рукой, рассыльный Перч, спустившись со своей подставки из красного дерева и тронувего за локоть, извинился и осмелился шепотом его спросить, не удастся ли емупереправить домой, в Англию, банку имбирного варенья по дешевой цене дляподкрепления миссис Перч, когда она будет поправляться после следующихродов?
Данная страница нарушает авторские права?