Если бы Христос взял на Себя искушение сопротивляться нашей «склонности» делать зло, нуждался бы Он Сам в Спасителе? Его «тление» должно было бы облечься в «нетление»?

«Страсти» идентичны «злым наклонностям согрешить», которых Христос не имел «ни на одно мгновение». «Страсть» в этом контексте — это принудительная капитуляция перед грехом. Однако ее использование кардинального «но», показывает как она желала сохранить истину, что Христос был искушен во всех «страстях». Она говорит: «Его ум, подобно вашему, мог быть обеспокоен и озадачен... Его враги могли раздражать Его... Иисус был подвергнут борьбе и искушению, как человек» (Наше высокое призвание, стр. 57). Иисусу было знакомо проявление гнева, так как Он часто справедливо сердился; и способность быть справедливо разгневанным «как человек» предполагает также способность быть искушенным неправедным гневом. «Страсти» не могут быть унаследованы генетически, но они наследуются от окружающей среды. Но для любого человека невозможно уступить побуждению злых страстей, если он имеет веру, которую имел Христос.

Мы не можем прочесть в этом утверждении больше, чем сказала Елена Уайт, подразумевая, что так как Христос не воспринял и не обладал «страстями нашего человеческого естества, падшей природы», Он не мог принять нашу падшую природу. Слово «человеческая», в ее контексте связано с «падшей». Если мы интерпретируем это утверждение, подразумевая, что Он не взял нашу падшую природу, мы должны также заставить его подразумевать, что Он не брал нашу человеческую природу. «Немощи», которые Он взял, очевидно связаны с нашими искушениями, а это гораздо больше, чем физические слабости.