Х 19 х 14 см.

Как стало известно осенью, подобные следы на этих отрогах были летом того же года были в разное время были зафиксированы ещё несколь-кими группами.

Благодаря “недоумённой” записи Ломанова мы получили возможность с абсолютной точностью отслеживать перемещения “Гиссарского великана” по его четырёхпалым следам.

Хотя в этих местах летом работало несколько групп, собрать их в одно место и бросить на поиски “Гиссарского великана” не было никакой возмож­ности, так как связи с группами не было. Получив перед выездом задания, группы направлялись каждая в вы­деленный ей район и расходились по своим плановым маршрутам, связи между ними были только случайными. Руководи­тели экспедиции в каждый конкретный момент даже не знали места расположения их базовых лагерей, так как их выбирали руководители групп в зависимости от полученной на месте информации. О результатах работы групп становилось известно из их отчётов только осенью. Очевидно, это было ошибкой, так как планового взаимодействия групп не происходило, хотя случайные встречи и обмен информацией, конечно, бывали достаточно чаcто.

Осенью того же 1981 года я решил подробнее познакомиться с ущельем Каратага, о котором много писал профессор Поршнев. Компанию мне составил приятель Дехканова тоже геофизик Анатолий Филатов. (в то время мы ещё ничего не знали о четырёхпалых следах, обнаруженных весной группой Дехканова).

В кишлаке Хакими, состоящем из трёх небольших домиков с плоски-

ми крышами, мы познакоми­лись с местным егерем Гафором Джафаровым, который не только знает о “диких людях” - гулях, но да­же в 1976 году выстрелил в одного из них, когда тот подошёл к нему во время сенокоса. Охотник, участник Отечественной войны, опытный разведчик так испугался появления волосатого человека, что промахнулся и упал в об­морок. Когда он очнулся, то никого рядом уже не было.

Гафур рассказал также, что лет десять назад в Хакими пропала девушка. Она пошла к речке за водой и не вернулась. Её бросились искать, но не нашли. На третий день она вернулась и рассказала, что когда она наклонилась, чтобы набрать в кувшин воды, её кто-то схватил и потащил куда-то в гору. От страха она потеряла сознание, и кто и куда её нёс, не помнит. Потом она очнулась и долго не могла понять, где она находится. Затем стала пробираться в сторону ущелья, которое виднелось невдалеке. Но уже стало темнеть. Она нашла какое-то укрытие от холодного ночного ветра и дрожа от холода просидела там всю ночь. На другой день она вышла на склон, увидела знакомое ущелье и домики родного кишлака.

Когда в начале 60-х годов ущелье Каратага посетил Б.Ф.Поршнев, ему рассказывали, что в этом ущелье живёт семья “диких людей” и что это и соседнее ущелье реки Шеркент раньше являлись владением эмира Бухарского, и здесь было нечто вроде заповедника, куда доступ простым смертным был строго запрещён. Слово “Хакими” означает “лекари”, и жившие в этом кишлаке люди занимались сбором лекарственных растений и приготовлением лекарств. Самым ценным из них было “мумиё-ассиль”, которое якобы приготовлялось из тканей трупа “дикого человека”. По этой причине эти существа там находились под охраной.

Мы расположились на берегу озера Тимур-Дара, где по словам чаба­нов довольно часто видят гулей, бродящих по склонам. Даже как-то виде­ли двух сразу. Ежедневно мы на весь день уходили осматривать склоны, а по вечерам сидели у палатки, прислушиваясь к доносящимся звукам. С ве­чера разметали песок на отмели, чтобы увидеть следы ночных посетителей.

Через несколько дней, возвращаясь под вечер с осмотра соседнего ущелья, я вышел из-за поворота, за которым открывался вид на нашу па­латку и склон над ней. При этом моя фигура должна была быть видна на фоне неба. В этот момент со склона над палаткой раздался пронзительный свист и сразу же в ответ на него свист с соседнего склона. Увидеть, кто это свистел, в сумерках я не смог.

Сидя вечером у костра, на котором только что сварил пшенную кашу со сгущенкой и скипятил чай, и осматриваю окружающие склоны. Все тихо и спокойно, слегка доно­сится журчанье воды в речке. Ни малейшего ветерка. В зеркальной глади озера отражаются горы. И вдруг на одной из вершин краем глаза замечаю какое-то движение. Хватаю 12-кратный бинокль и вижу две гибкие фигуры каких-то животных. Они поднимаются на задние лапы, изгибаются, обхва­тывают друг друга передними лапами, борются. Целиком их не видно, так как задние лапы скрыты травой. Их движения были так ловки и гибки, что я решил, что это два молодых барса или леопарда. Хотя мне было известно, что и тот и другой якобы никогда не нападают на человека, стало как-то неуютно. Чуть позже, глядя в бинокль, я разглядел спускающуюся по скло­ну этой горы медведицу. Она спускалась не торопясь, загребая своими огромными косолапыми передними лапами. Иногда останавливалась и что-то выковыривала из земли. Очевидно, она позвала медвежат, так как они внезапно прекратили игру на вершине и в припрыжку поспешили к ней. В мощный би­нокль медведица выглядела очень большой и, казалось, что она совсем близко. Почему-то я решил, что медведица с двумя медвежатами лучше, чем два молодых барса или леопарда.

На следующий год мы выехали в ущелье Каратага с А.Филатовым (тоже геофизиком из Кадамжая). Как-то утром он позвал меня и показал следы босых ног - ноч­ной посетитель прошёл по песчаной отмели, перепрыгнул через одну из проток впадающей в озеро речки и ушел на скалы. Сфотографировали эти следы и сделали гипсовые слепки. Следы были размерами 26 х 12 см.

Малые следы с отмели

Чуть выше по течению, возле скалистого берега мы обнаружили следы более крупных размеров - 32 х 15 см. След был глубокий, дна не видно. Сфотографировали и на авось сделали слепок – получилось. Следы подоб­ных размеров попадались в 1980-83, 1987 годах.

Большой след с отмели (правая нога). 32 см.

Тем же летом в ущелье Каратага работала группа Н.Ватутина.. В урочище Кош-Хасана они обнаружили едва заметные на тропе следы, направлявшиеся к мосту через Каратаг. Около моста, где гоминоид наступил на влажную почву, удалось сделать слепок, показанный ниже.

Слепок Н.Ватутина. длиной 32 см.

Хорошо видно сходство со слепком с Тимур-Дары.

Таким образом, сообщение чабанов о двух гоминоидах, увиденных ими возле озеера Тимур-Дара, получило подтверждение в виде следов. Кроме указанных следов нам попадались следы длиной 40-42 см, но слепки с них по разным причинам сделать было нельзя, так как они были оставлены либо на тропе, покрытой тонким слоем пыли, либо на траве.

Однажды ночью мы с Филатовым дежурили на берегу Тимур-Дары, прислушиваясь к ночным звукам. Вдруг оба услышали со стороны склона чёие шаги двуногого существа – под его тяжёлыми ногами громко хрустели камешки щебёнки. У нас был бесподсветный прибор ночного виденья. Посмотрев в сторону загадочных шагов, я с разочарованием увидел стоящего на краю обрыва большого кабана. Вот вам и “чёткие шаги двуногого существа”.

Через несколько дней, возвращаясь под вечер с осмотра соседнего ущелья, я вышел из-за поворота, за которым открывался вид на нашу па­латку. При этом с противоположного склона моя фигура должна была быть хорошо видна на фоне неба. В этот момент с той стороны, где на склоне находился выход из небольшого цирка, раздался пронзительный свист и в ответ на него свист с соседнего склона. В быстро сгущавшихся сумерках увидеть, кто свистел, я не смог. Со стороны палатки выход цирка загоразива скальный выступ и Филатов ничего не слышал.

У Филатова кончился отпуск, и он ушел вниз, а я на несколько дней остался на берегу озера, с надеждой что-нибудь увидеть. И увидел!

Сидя вечером у костра, на котором только что сварил пшённую кашу со сгущенкой, приготовил чай, и осматриваю окружающие склоны. Все тихо и спокойно, слегка доно­сится журчанье воды в речке. Ни малейшего ветерка. В зеркальной глади озера отражаются горы. И вдруг на одной из вершин краем глаза замечаю какое-то движение. Хватаю 12-кратный бинокль и вижу две гибкие фигуры каких-то животных. Они поднимаются на задние лапы, изгибаются, обхва­тывают друг друга передними лапами, борются. Целиком их не видно, так как задние лапы скрыты травой. Их движения были столь ловки и гибки, что я принял их за двух молодых барсов или леопардов. Хотя мне было известно, что и тот и другой якобы никогда не нападают на человека, стало как-то неуютно.

Чуть позже, глядя в бинокль, я разглядел спускающуюся по скло­ну этой горы медведицу. Она спускалась не торопясь, загребая своими огромными косолапыми передними лапами. Иногда останавливалась и что-то выковыривала из земли. Очевидно, она позвала медвежат, так как они неожиданно прекратили игру на вершине и в припрыжку поспешили к ней. В мощный би­нокль медведица выглядела огромной, и мне показалось, что она совсем близко.

Почему-то я решил, что медведица с двумя медвежатами лучше, чем два молодых барса или леопарда. Медведи к этому времени уже воспринимались почти, как домашние животные. Правда, это теоретически, когда видишь следы и не видишь самого зверя. А тут вот она, красавица. Я, забыв, что разглядывал её в бинокль, который приблизил её в двенадцать раз, бросился срочно заго­тавливать дрова для костра. На самом деле до склона медведицы было около километра. Но с хорошим костром всё-таки стало как-то спокойнее, и я вскоре заснул. Как показал утренний осмотр окрестностей, медведица к моей палатке не приближалась.

Постоянными соседями наших стоянок были разных размеров гюрзы, волосатые фаланги, здоровенный старый филин и собаки чабанов. Эти верные стража стоянок своих хозяев и их овец, к которым они не подпускают никого постороннего, вдали от них превра­щались в хитрых попрошаек, которые чуть не ползком, на брюхе, изо всех сил виляя хвостами, выпрашивают подачку. Хозяева их вообще держат на подножном корме, и они рады любой корке хлеба.

На озере Пайрон напротив нашего лагеря располагалась небольшая колония сурков. Утром эти упитанные пушистые зверьки размерами с кошку выбираются из своих нор и первым делом подолгу занимаются туалетом, тщательно вылизывая и расчесывая свою пу­шистую шкурку. Потом все по своим дорожкам разбегаются на кормёжку и несколько часов кормятся. При этом где-нибудь на камне столбиком сидит дежурный, громким свистом предупреждающий о появлении орла или другой опасности. По этому сигналу все зверьки стремглав бросаются к своим норкам и мгновенно скрываются в них.

Через некоторое время опасность минует и все возобновляют прерванное занятие. Взрослые обычно мирно дремлют на солнышке, а малыши играют. Они гоняются друг за другом, поднявшись на задних лапках обхватываю противника и борются, затевают детские драки. А иной раз один малыш забирается не небольшой бугорок или камень, а несколько других нападают на него, пытаясь столкнуть и занять его место. Интересно, что в такую игру играют очень многие животные: выдры, бобры, даже морские котики и тюлени.

В сентябре 1981 года автор и Дехканов заночевали на небольшой тер­расе, чуть выше впадения Пайрона в Каратаг. Рядом располагалась отара овец, бдительно охраняемая собаками, с двумя чабанами. Ночью собаки на кого-то громко лаяли, и слышался топот скачущего по поляне над нашей палаткой осла, где кто-то за ним гонялся. Чабаны утверждали, что это медведь.

Но утром они неожиданно собрались и погнали отару куда-то дальше. Через некоторое время один из них вернулся верхом на лошади и спросил, не видели ли мы хромого барана. Мы только что вылезли из палатки и ни­чего не видели. Чабан уехал, а мы пошли осмотреть местность. Неподалё­ку от палатки, за кустами мы обнаружили мёртвого барана с разорванным брюхом и выпущенными на несколько метров кишками. Как приезжавший на лошади чабан ее не обнаружил? У туши отсутствовали печень и одна нога, отор­ванная каким-то хищником. Кроме барана, рядом лежал огромный мёртвый пес, размерами с хорошего дога, только помассивнее. Такого среди сторожей отары мы накануне не видели. Странным было то, что на собаке не было ни одной раны, только тонкая струйка крови из закрытой пасти. Очевидно, она была убита одним мощнейшим ударом лапы (или руки) по голове (от медвежьей лапы неизбежно должны были бы остаться следы когтей – прим.автора).

Вспоминая об этом эпизоде, я потом отметил несколько странностей: убитый пёс; лежащий на открытой площадке, мёртвый баран с оторванной ногой, разодранным брюхом и вырванной печенью; то, что мы не нашли никаких следов и то, что мы поспешили уйти с этой площадки, хотя пара дней у нас в запасе ещё оставалась. Почему хищник забрал только печень и ногу, а не унёс всю тушу? Ведь медведь всегда уносит свою добычу и прячет её, укрывая ветками и буреломом. Баран не такое уж крупное животное, и вот он лежал на открытой площадке, доступный любым наземным и летающим хищникам (мы с Мэлсом как-то раз видели, как в этом же ущелье пировали с десяток грифов, разрывая тушу убитого козла).

По каплям крови мы проследили, что добычу (оторванную ногу и печень) кто-то унёс в небольшой кулуар, заросший густым кустарником, со стороны которого ощущался звериный запах. Но ни медвежьих следов, ни каких-либо других нигде видно не было.

В тот день мы довольно долго промучились, отрезая тупым ножом одну из оставшихся ног барана, потом долго варили её, так как баран был очень старый. Но после обеда, ничего детально не обсуждая, мы быстро собрали палатку и ушли на Пайрон. Очевидно, у нас обоих в подсознании сидела мысль, что оставаться рядом с могучим хищником, не имея оружия, кроме маленького туристского топорика и небольшого тупого ножа, слишком рискованно. Это позже, собрав больше сведений и о местных медведях и о реликтовых гоминоидах, которые не представляют опасности для человека, мы бы остались.

По какой-то причине у нас с Мэлсом во время всех этих событий не возникло ассоциации, связанных с 4-хпалыми следами, а ведь мы-то и были теми, кто больше других знал тогда об этих следах. Вероятно, в тот момент мы оба ещё не очень верили этим следам. Ну а в тот момент мы с ним поднялись на Пайрон. Он вскоре вынужден был уехать, а автор некоторое время подежурил в районе озера, а потом решил проведать террасу, где несколько дней назад были убиты баран и соба­ка. При осмотре террасы туши барана на месте уже не было, звериного запаха нигде не ощущалось, но на северном краю террасы на глаза попались знакомые следы - четырёхпа­лые, шириной 19 см и длиной около 50 см. Длину точно измерить не уда­лось, так как следы были оставлены на крутом участке тропинки и слегка проскользнули. Они уходили в глубину густых кустов, окаймлявших большую ка­менистую осыпь. Вот в этот момент я поверил здесь бродит трёхметровый великан. В кусты я лезть не рискнул. Обойдя их, я осмотрел весь склон. Он был каменистый, с редкими пучками высохшей травы и на нём никаких следов было не видно.

.