Киргизский хребет.

В 1978 году на северные склоны Киргизского хребта выехала группа в составе В.Ю.Макарова, М.Ю.Трахтенгерца и двух студентов-биологов из города Ижевска. Первоначальным планом предусматривалось пройти маршрутом группы юных археологов Анатолия Павловича Печерского, о которой речь шла в предыдущей главе.

Схема ущелья Меркенки..

Проехав часть 18-километро-

вого пути на машине знакомых геологов, дальше двинулись пешком, что было не очень трудно и полезнее для адаптации к местным условиям, хотя высота тут не больше 500-600 метров. До источника, как видно на снимке, дорога вполне приличная, но регулярного транспорта здесь нет – только раз в день автобус подвозит к источнику отдыхающих санатория.

Дорога кончается перед грандиозным скальным выступом, из-под которого вытекает струйка насыщенной радоном воды, которая из небольшой лужицы бежит ручейком в Меркенку. Стены у скалы отвесные и в одной из них на высоте человеческого роста прорублено входное отверстие штольни, которую нам настойчиво рекомендовал обследовать Анатолий Павлович

Перед входом в штольню.

Забравшись внутрь, я обнаружил, что штольня представляла собой прямой горизонтальный туннель диаметром примерно три метра с несколькими небольшими ответвлениями. Дно штольни отполированное тысячами подмёток посетителей как будто выметена, но у стенок сохранился нетронутый многодневный слой пыли. Первые десятки метров ничего интересного не дали – обычный туннель.

При дальнейшем осмотре штольни в одном из её дальних ответвлений на этом слое пыли у самой стены были обнаружены хорошо сохранившиеся следы босых ног. Их было несколько, но часть их сместилась на гладкую поверхность пола и стала неразличима. Самый полный и чёткий отпечаток при свете электрического фонарика удалось обмерить и зарисовать. Его размеры: 27 х 11 см. Может быть, при свете нескольких фонарей фотография и получилась бы, но до этого в тот момент никто из нас не догадался.

По длине они соответствовали следам рослого че­ловека, но ширина их была слишком велика и соотношение ширины плюсны и пятки было не такое, как у человека. В группе не было электровспышки и сфотографировать следы не было возможности, пришлось ограничиться масштабным рисунком. Можно было бы попытаться сделать снимок, осветив его несколькими фонариками (а их только в нашей группе было четыре), но мы в тот момент об этом не подумали.

.

После осмотра штольни мы направились по менее комфортабельной, но всё же проезжей дороге вверх по ущелью. Крутой противоположный берег представлял собой то крутые скальные обрывы, то большие каменные осыпи, по которым изящно перепрыгивая с камня на камень цепочкой пробирались группы коз или баранов.

Иногда они останавливались

и, склонив свои рогатые головы, с явным любопытством разгля-

дывали нас.

Полюбовавшись друг дру-

гом, мы продолжали свой путь, а рогатые попутчики некоторое время сопровождали нас, ловко перескакивая с камня на камень по крутой осыпи. Сверху над нами всё время парила пара орлов.

Дойдя до ответвления тропы, ведущей на перевал в сторону Каракыстака, мы остановились. Находясь под впечатлением отпечатка босых ног в глубине штольни, мы пришли к выводу, что, если гоминоид недавно находился в ущелье Меркенки, то зачем нам идти куда-то в сторону. ”От добра добра не ищут” - говорит народная мудрость. И мы решили не сворачивать на тропу, ведущую на перевал Сандык, как шла группа А.П.Печерского, а осмотреть расположенное выше ущелье Узунбулака - правого притока Меркенки.

Пройдя вверх по ущелью ещё километров восемь и расположившись базовым ла­герем на берегу Меркенки при впадении в неё Узунбулака, группа занялась обследованием окрестных склонов. Боковые саи образуют что-то подобное небольшим циркам. Долгое время ничего интересного не попадается. Но вот при осмотре очередного цирка обходим его по идущей по склону тропе. Впереди узкая расщелина, в которую углубляется наша тропа. Над тропой в самом узком месте расщелины нависает выступ скалы – удобнее места для засады охотника не придумаешь.

Осматривая склон по сторонам расщелины, обнаруживаем довольно много винтовочных гильз, свидетельствующих об использовании скалы для засады. Но, что гораздо важнее, на левом склоне виден чёткий отпечаток передней части узкой босой человеческой стопы. На приведенной фотографии отчётливо видны отпечатки 4 и 5-го пальцев, отпечатки 1, 2 и 3-го едва различимы. Очертания пятки только угадываются и поэтому точно измерить его длину и ширину не удалось. Но оба отпечатка – этот и тот, что штольне, вполне могли быть оставлены одним и тем же существом.

След в цирке Узунбулака.

Неподалёку от этого места возле тропы валяется обрывок шкурки сурка. Тушки грызуна, головы или каких-то других её фрагментов нигде видно не было.

Местные охотники усердно истребляют этих зверьков ради их красивой светло-коричневой шкурки, но они никогда не обдирают тушку таким варварским способом. Медведь пожирает свою жертву целиком. Правда, в Калининградском зоопарке в конце 90-х годов жил бурый медведь, который обдирал кроликов, которые ему давали, но это исключительный случай. Но вот эжень, живший у охотника Фу-Цая, поедал пойманных белок после того, как хозяин снимал их шкурки.

Найденные нами обрывки шкурки, очевидно, тоже оставлены были нашим гоминоидом, так как охотники стреляют сурков ради их ценных шкурок и стараются её сохранить, а тут валяется возле тропы содранный бесформенный кусок. У охотников чаще бывает наоборот – аккуратно снятая шкурка вчерне обрабатывается и убирается, а тушка зверька за ненадобностью выбрасывается. Это, конечно, всё только косвенные доказательства существования в данный момент в этом районе объекта наших приисков. Но ведь наша экспедиция только началась.

Для нас это были сигналы о том, что надо быть внимательными. Пе­ред входом в цирк, который (вход) представлял собой узкую расщелину, из которой с уступа небольшим водопадиком вытекал ручей. Под ним образовалась небольшая лужа прозрачной воды размерами примерно 2 х 3 метра и глубиной 3-5 см. Дно её выстилала мелкая галька.

Когда забирались в цирк, то возле этой лужи мы оставили все свои рюкзаки. Когда же выбрались обратно, то с удивлением увидели, как на крупнозернистом песке, покрывающим дно лужицы, взвешенные чьими-то ногами частицы ила заполняют углубления от пальцев и пятки стопы - точной копии той, которую мы видели в штольне. Очевидно, субъект, оставивший эти следы, выбрался непос­редственно перед нами из цирка, неожиданно для себя увидел яркие раз­ноцветные рюкзаки и, то ли испугавшись их, от ли услышав звуки нашего приближения, поспешил убежать. Обшарили всё кругом, но, сколько не искали, никаких следов не нашли.

Решили остановиться непода­лёку и понаблюдать ночью. За ночь ничего интересного не произошло. Правда, утром обнаружили несколько нечётких вмятин на сухих кротовых кучках, но сказать что-то определённое об этих вмятинах было нельзя.

Неподалеку стоит палатка “травников”, собирающих целебные травы для Чимкентского химического комбината. Собирают, главным образом, эфедру. Володя Малеев, один из травников, показал мне, как выглядит в естест­венных условиях знаменитое мумие. Мы даже слазали с ним на скалы, и я собрал там примерно 50 граммов этого, похожего на гудрон, чёр­ного вещества. Шарики мумие были сложены из слипшихся частичек, похо­жих на испражнения либо летавших больших рыжих мух, либо маленьких мы­шей. Поскольку те и другие питаются растущими в окрестностях травами, многие из которых целебные, выделяемые ими остатки переваренной пищи тоже являются целебными. Такова моя версия происхождения мумие.

Время нашего пребывания в этом районе подошло к концу, так как за нами в условное место должна была приехать машина геологов, любезно согласившихся (по просьбе Анатолия Павловича) перевезти нас к началу тропы, ведущей в урочище Каракыстак (одно название чего стоит!).

Машина геологов приехала во время и доставила нас до того места, где кон­чается проезжая дорога и начинается тропа, ведущая в урочище. В этом месте расположена пасека и сюда машину обещали прислать через три дня. Дальше нам предстояло пройти примерно 20 км по тропе. По пути несколько раз останавливались. Невозможно было пройти мимо склонов, буквально усеянных кустиками целебного “Золотого корня“ (родиолы розовой). Накопали по мешочку прекрасных сочных розоватых корней. Плавно поднимаясь по пологим склонам, вышли на перевал, с которого открылся прекрасный вид на урочище Каракыстак, которое представляет собой покрытую сочной травой овальную долину, окружённую кольцом гор диаметром примерно 3-4 км - миниатюрную копию африканского кратера Нгоро-Нгоро в Серенгети.

Присев отдохнуть после довольно утомительного подъёма, мы залюбовались открывшейся перед нами картиной. Прямо под нами послышалось чьё-то недовольное бормотанье - прошёл небольшой дикобраз. В стороне, метрах в ста от нас на скале, напоминающей постамент памятника, застыла неподвижная фигура живого архара. По прилежащим склонам рассыпались стада коров, отары овец и небольшие табуны лошадей. Если овцы и коровы спокойно кормятся на одном месте, издали напоминая тлей на листе дерева, то лошади ведут себя совсем по-другому. Табун молодняка какое-то время кормится на одном месте, а потом вдруг неожиданно срывается с места и несколько сотен метров скачет по склону. Особенно приятно смотреть, как несутся маленькие жеребята – их тоненькие ножки как будто не касаются земли, а только стригут траву. Недаром их зовут “стригунками”.

Если табун переходит границы своего пастбища, к нему устремляется табунщик. Как и у всех ковбоев, у местных табунщиков особая посадка. На полном скаку он держит повод одной рукой, другой же размахивает свёрнутым в кольцо арканом, при этом его тело отклонено назад и в седле он держится только ногами. Догнав табун, он бросает аркан на бегущую где-то в его средине его лошадь и каким-то чудом не промахивается.

Окруженная невысокими горами цирко-образная долина, покрытая в это время года свежей зеле­ной травой, достаточно густо заселена и рассчитывать обнаружить здесь что-то интересное не имеет смысла. Сходили на раскопки средневекового караван-сарая, которые проводят археологи из Алма-Аты под руководством А.Волчкова. Ночью слышался лай собак, крики сов и шорох каких-то небольших животных. Днём побродили по склонам. Было желание пройти вниз по руслу Каракыстака, но речка уходила в узкую расщелину с отвесными скальными стенками, и что там может ожидать, понять было нельзя, а дно речки очень скользкое.

После безрезультатного трёхдневного пребывания в живописных верховьях Кара­кыстака группа отправилась в обратный путь. Единственным достижением было то, что мы набрали “Золотого корня”, кустики которого сплошь покрывали склоны вокруг перевала.

Правда, на обратном пути, при спуске с перевала прои­зошло странное приключение. Тропа проходила вдоль небольшого ручья, дальний берег которого, метрах в десяти от нас, зарос густыми кустами, из-за которых при нашем приближении вдруг раздался леденящий душу рёв какого-то крупного животного. Он был похож на рёв разъярённого самца антилопы гну (кто слышал этот рёв, согласится, что он звучит гораздо страшнее, чем рёв тигра или рыканье льва - примечание автора). Вся группа оцепе­нела. Мы были так испуганы, что никто не решился пойти взглянуть на “автора” этого звука. А ведь в группе из четырёх взрослых человек были два топора и два ледоруба. Но что поделаешь - испугались!

Придя в себя, мы не придумали ничего лучшего, как двинуться дальше. Через пару километров остановились возле пасеки – в начальном пункте нашего маршрута, куда должна подъехать машина, чтобы отвезти группу в город. Приготови­ли обед. Ждём.

Неожиданно из-за бугра выехал молодой рослый казах на коне, с ружьём в руках. Увидев нас, он поинтересовался, откуда мы пришли. Узнав, что со стороны перевала, спросил, не видели ли мы там человека. Услышав, что мы нико­го не видели, он ничего не сказал, повернул коня и скрылся за тем же бугром. Там, очевидно, была стоянка его отары, потому что оттуда слышалось блеяние овец и лай собак. То и другое в светлое время дня было необычно? То и другое было необычным, так как овцы и собаки в это время дня должны были быть на пастбище. Примерно через полчаса там всё затихло. Интересно, что три дня назад на этой дороге никакой отары не было, так что она появилась тут совсем недавно.

Прождав несколько часов и поняв, что ждать машины не имеет смысла, мы двинулись своим ходом в сторону шоссе, до которого оставалось примерно 10-12 км. Пройдя около километ­ра и обогнув бугор, на который выезжал казах, мы увидели площадку, где совсем недавно стояла отара. Было заметно, что её покидали в спешке - всю­ду валялись дрова, какие-то крышки кастрюль, тряпки, верёвки. Почему так вдруг, на ночь глядя, вооружённый чабан угоняет отару со своего места и при этом в такой спешке? Так поступают все чабаны только в од­ном случае - когда вблизи стоянки появляется “дикий человек”. Что было на самом деле, мы так и не узнали. Но не о таком ли “человеке” спрашивал подъехавший к нам казах?

Зато по возвращении в город, от А.П.Печёрского мы узнали, что к нему заходил руководитель экспедиции архео­логов А.Волчков, который уехал из Каракыстака на день раньше нас. Он сообщил ему, что в Луговом (небольшой городок, расположенный в 40 км к западу от Мерке) он узнал интересную вещь. Оказывается, в мае этого года чуть ниже нашей стоянки в цирке Каракыстака, группа школьников встретилась с “диким человеком”. Подробнее об этом рассказано в главе 3, но мы ведь тогда об этом не знали. Не этот ли “человек” так напугал нашего казаха?

Срок пребывания нашей группы в горах истёк, и надо было возвра­щаться домой.

В 1980 году группа горных туристов под руководством В.Чередовой со­вершала поход по перевалам Западного Тянь-Шаня. В верховьях реки Пскем им попались следы какого-то очень крупного животного. Встреченный ими чабан, сказал, что это не медведь и не барс, но назвать, кто это, отка­зался. Не был ли это тот гоминоид, который в 1963 году оставил “Чаткальский след” в верховьях Пскема?

В 1982 году в этот район была направлена поисковая группа, в ос­новной массе состоявшая из студентов Ташкентского Государственного университета. Ребятам не везло - всё время шли дожди, энтузиазм у них постепенно пропал и немудрено, что ничего интересного на маршруте они не обнаружили. На обратном пути они вышли в верховья Пскема и остановились переночевать на метеостанции, где им неожиданно крупно повезло.

Начальник метеостанции рассказал, что он живёт здесь с женой нес­колько лет. Первые годы жена очень пугалась криков “дикой женщины”, которая появлялась возле метеостанции каждую весну. Потом жена привыкла. Са­му “дикую женщину” они не видели, но у них останавливался как-то раз один геолог-художник. Однажды он ушёл в горы и пропал. Когда через несколь­ко дней он вернулся, то был явно “не в себе” - вместо пейзажей он теперь стал рисовать только “дикую женщину”. Потом он уехал, и метеоролог о нём ни­чего не знает.

Впоследствии удалось установить, что этот геолог работал в Сары­джасской экспедиции и действительно ”свихнулся” на почве “дикой женщины”, но в остальном он оставался хорошим специалистом и впоследствии завербовался на работу в Анголу, уехал, и там затерялся. Так и валяются где-то за шкафом сде­ланные им портреты “дикой женщины”.

Вполне естественно, что руководство экспедиции решило оставить этот перспективный район за Ташкентской группой, но... За все последу­ющие годы ни один человек из этой группы так и не собрался выбраться на метеостанцию весной, с магнитофоном и фотоаппаратом (от Ташкента до Пскема всего 2 часа езды на рейсовом автобусе и километров 20 по дороге вдоль Пскема до метеостан­ции).

Во время одной из командировок во Фрунзе я в поезде разговорился с группой студентов-биологов из Самарканда. Они рассказали мне несколько случаев встречи с реликтовыми гоминоидами.

Так во время практики в “Зааминском заповеднике” они познакомились со старым егерем, живущим в ущелье речки Ак-Су. Он рассказал, что несколько лет назад к нему регулярно приходил “дикий человек”. Он подолгу стоял у изгороди и с интересом наблюдал, как старик работал у себя на участке: копал грядки, сажал овощи и т.д. А потом егерь увидел, что его “приятель” взял лопату и тоже стал копать землю. Но он не понимал смысла выполняемой работы и копал всё подряд – перекопал одну из грядок с посаженной свёклой, а потом перекопал и дорожку. Он был очень сильный, и мог копать долго-долго.

Кроме этого они рассказали, что на склонах небольшого хребта Нурату, расположенного к северу от Туркестанского хребта, отдыхающие из Джамбула часто видят бродящего там “дикого человека”.

Член “Общества криптозоологов” житель Ташкента В.Толокнов во вре­мя своих служебных командировок много слышал о “диком человеке”. Дваж­ды проезжая зимой по дороге в долине Сусамыра он видел в свете фар пе­ребегавшего дорогу волосатого человека. Оба раза это было в зимнее время, в сумерках.

Летом 1988 года Толокнов совершил кратковременный рекогносциро­вочный поход по перевалам Пскемского и Сандалашского хребтов. Во время спуска в ущелье реки Сандалаш (правый приток Чаткала) он присел отдох­нуть. Осматривая в бинокль окрестности, он увидел на противоположной стороне ущелья, метрах в двухстах от себя, на небольшой заросшей тра­вой и кустами терраске человекоподобное существо, покрытое тёмно-ко­ричневой шерстью. Яввои-адам что-то поднимал с земли и подносил ко рту. Подобраться ближе без специального альпинистского снаряжения То­локнов не мог и несколько минут просто наблюдал за этим существом. Вскоре солнце скрылось за гребни гор, и даже в бинокль ничего рассмот­реть было уже нельзя...

Геофизик из Кадамжая (Киргизия) Мэлс Мухамеджанович Дехканов (в последующем участник Среднеазиатской экспедиции) во время командировки в долину Чаткала заехал в Янгибазар (районный центр), где побеседовал с местными егерями. На вопрос знают ли они что-нибудь о “диком человеке” старший егерь сказал, что в верховьях Сандалаша живёт большой яввои-адам, оставляющий следы длинной около 40 см. Заметим, что верховья Сандалаша отстоят примерно на 30 км от верховьев Кок-Су, где был сфотографирован “Чаткальский след” длиной 38 см. А что такое 30 км для волосатого великана, прославленного бродяги, совершающего миграции протяжённостью в сотни километров.

У самого Дехканова во время работы на Терексае (это место расположено на дороге, ведущей из Янгибазара через Чаткальский хребет в Ферганскую долину) был случай, явно имеющий отношению к реликтовому гоминоиду. Как-то раз он ночью проснулся от того, что чья-то мощная рука схватила его за ногу и тащит из палатки. С трудом ему удалось отбиться и освободить свою ногу. Неудачливый похититель не стал поднимать шума и удалился. Время было летом, погода стояла сухая и на утро никаких следов возле палатки и нигде поблизости обнаружить не удалось

Все три приведенных факта косвенно подтверждают один другие.