Схемы, сценарии и прототипы

Семантические сети и схемы — две тесно связанные гипотетичес­кие формы репрезентации (представления) информации в памяти. Каж­дая из них имеет свои достоинства, и поэтому полное теоретическое опи­сание, вероятно, будет включать обе эти формы. Но одни только сети и схемы не выдержат испытания на достаточность. Требуется нечто боль­шее. [Здесь] я хочу рассмотреть некоторые недостатки обоих способов представления информации, а также предложить ряд дополнений к ним.

Семантические сети полезны для представления формальных отно­шений между вещами — для того, чтобы показать, что Сэм, охотничья соба­ка моего сына, относится к разряду собак и что собаки, будучи животными, живыми организмами и физическими телами, должны обладать определен-

Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

ными свойствами и признаками. Сети наиболее эффективны всюду, где воз­можна достаточно простая и последовательная классификация.

Схемы представляют собой организованные пакеты знания, собран­ные для репрезентации отдельных самостоятельных единиц знания. Моя схема для Сэма может содержать информацию, описывающую его физи­ческие особенности, его активность и индивидуальные черты. Эта схема соотносится с другими схемами, которые описывают иные его стороны. Например, одна из схем описывает прототипическую активность: доста-вание палки, заброшенной в море (собака плывет за палкой по волнам и возвращается с нею).

Рассмотрим схему доставания палки. Она содержит информацию разного рода. Речь идет о деревянной палке — удержится ли она на воде? Вероятно, вы предположили, что удержится, исходя из ваших знаний о свойствах дерева. Такого рода свойства можно вывести из семантических сетей. Так же обстоит дело со свойствами собак. Я полагаю, что вы пред­ставили себе собаку с четырьмя ногами, хвостом и другими признаками всех собак.

В истории с доставанием палки есть и другие аспекты. В ней име­ется типичная последовательность событий. Я нахожу палку и показы­ваю Сэму. Он сидит около меня, когда я бросаю ее как можно дальше в море. По сигналу Сэм бросается за палкой. Бели он не находит ее, то начинает плавать кругами, сначала постепенно подвигаясь в мою сторо­ну, а затем удаляясь от меня. В конце концов он или находит палку, или (редко) возвращается без нее. Он бежит " о мне, останавливается непода­леку, отряхивается, хватает палку и подносит ее к моей протянутой руке (поразительный пес этот Сэм!).

В моей памяти об этом сохраняются и специфические моменты, и общее представление о действиях собаки. При некоторых бросках Сэм может не дожидаться сигнала; иногда он кладет палку в мою руку только после нескольких попыток. И все же когда я мысленно просматриваю, что делает Сэм на берегу, то вспоминаю более простой, стереотипный вариант. У Сэма установилось закономерное, рутинное поведение. У меня такое чув­ство, словно каждый из нас разыгрывает свою роль в пьесе. Каждый выпол­няет приятный ритуал.

Такая ритуализация поведения привлекла внимание некоторых тео­ретиков. Получается так, будто мы обладаем собранием сценариев для многих ситуаций: в подходящих случаях мы просто извлекаем один из них и следуем ему; такие ритуализованные действия называют «сценари­ями», «играми» или «стереотипами». На этом представлении основан один из аналитических приемов — так называемый transactional analysis. Попу­лярная книга на эту тему называется «Игры людей» («Games people play»). Некоторые теоретики памяти разрабатывают идею о том, что многое в че­ловеческом поведении — ив памяти об этом поведении — управляется сценариями. Слово «сценарий» имеет здесь особый смысл, который лишь

Норман Д. [Схемы]

отчасти соответствует определению этого термина в обычном словаре, так как это не текст роли в пьесе, где точно записано каждое слово или дей­ствие. Скорее это общая инструкция о порядке действий и взаимоотноше­ниях между участниками события. Основная идея состоит здесь в том, что некоторые цепочки действий сравнительно стереотипны, как будто они за­писаны в сценарии, направляющем поведение. Такие сценарии позволяют наблюдателю какого-то события предсказать, что произойдет дальше; при повторении достаточно привычного события сценарий указывает, как по­ступать. Например, поведение Сэма с палкой, ход событий при посещении ресторана или прием у врача следует рутинной схеме. Выдвигается мысль, что структуры человеческой памяти содержат единицы знания типа сцена­риев, позволяющие толковать и предсказывать текущие события, а также хранить в памяти и вспоминать события прошлого.

Посмотрим, каким может быть в общих чертах сценарий поведения в ресторане. Вы входите в ресторан и находите свободный столик — иног­да сами, а иногда ждете, чтобы вам его указали. Садитесь и ждете. Через некоторое время подходит официант и подает вам меню (а в Соединен­ных Штатах также стакан воды). Официант уходит, потом возвращается, чтобы принять заказ. Немного погодя он приносит кушанья, и вы едите. Затем официант вручает вам счет, и вы платите или ему самому, или в кассу. Оставляете чаевые, даже если еда вам не понравилась.

Все знают, что бывают исключения из такого сценария. В некото­рых ресторанах вы сначала платите, потом получаете еду. В других вы только подписываете счет, а платите в конце месяца. Иногда поведение официанта предсказуемо иное. В кафетериях порядок иной. В других странах рестораны иные. Чтобы охватить разные варианты, может потре­боваться несколько сценариев —возможно, 10 или 12 (но, как говорят сто­ронники этой теории, не 100 и не 1000). Мне кажется вполне возможным, что несколько ресторанных сценариев могут охватить большой комплекс повседневного опыта. Когда я вхожу в новый для меня ресторан, я изу­чаю его интерьер, смотрю на других посетителей, на официантов. Я ре­шаю, как мне себя вести (в кафетериях сразу сажусь, в ресторанах жду, пока меня усадят, и т.п.). Когда я определил тип ресторана, я уже знаю сценарий, знаю, как поступать. Если я ошибусь, это несоответствие будет достаточно заметно, чтобы привлечь внимание других посетителей.

Удивительно, какая большая доля нашего поведения следует про­стым сценариям: посещение кино, библиотеки, портного, врача; урок в школе; деловой завтрак.

Представление о сценариях несколько спорно. С одной стороны, они полезны как примерное руководство для многого в деятельности челове­ка. С другой стороны, они, пожалуй, слишком жестки и упрощенны, что­бы охватить реальные ситуации. Однако они оказались полезными ору­диями для тех, кто работает в области искусственного интеллекта и за­нимается машинными программами, которые «разумно» взаимодействуют

Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

с пользователем. Исследователи в Йельском университете распределили много различных типов событий по разным сценариям. У них имеются простые сценарии для событий, происходящих при сильных землетрясе­ниях, правительственных кризисах, экономических бойкотах, гражданских беспорядках. Это знание событий заложено в машинную программу, ко­торая обладает достаточным знанием английского, чтобы читать сообще­ния телеграфных агентств, относить их к сценариям того или иного рода, а затем выдавать общие сведения любому сотруднику лаборатории, кото­рый интересуется данным вопросом. «Землетрясение в Гватемале», «ОПЕК повышает цены на нефть», «Террористы захватили аэропорт», «Иран от­зывает своего посла» — для каждой из этих новостей имеется краткий конспект, основанный на сценарии подобного события. Программа просто вписывает подробности и таким образом резюмирует мировые события по подлинным текстам сообщений телеграфных агентств, причем дела­ет это сразу, по мере их поступления по телефонной связи. Так ли дей­ствует человек? Сомневаюсь, но сценарии кажутся мне полезным первым приближением, одним маленьким шагом из множества тех, которые нам предстоят. Как бы мы ни оценивали концепцию сценариев в связи с про­блемой механизмов памяти, эта концепция пытается объяснить один из самых важных моментов, а именно то, что наши впечатления от событий следуют определенному стереотипу. Представление о сценариях — один из способов отображения этого факта. Подобные же рассуждения приме­нимы к нашим знаниям о понятиях. В самом деле, наиболее серьезное возражение против концепции семантических сетей состоит в том, что они не объясняют упомянутой стереотипности.

Семантические сети были придуманы для того, чтобы отображать связи между понятиями. И они вполне справляются с этим, но, с точки зрения психолога, который хотел бы создать модель человеческой памя­ти, они справляются с этим слишком успешно. Например, прямолиней­ная интерпретация семантических цепей приводит к следующему: если человек узнал, что губка — животное, то это знание можно закодировать точно так же, как знание того, что волк — животное. В этом-то и заклю­чается проблема.

Животное ли губка? Ну конечно, животное. Все мы откуда-то узна­ем об этом. Но если только мы не разбираемся хорошо в зоологии, то тот факт, что губка — животное, не столь очевиден, не столь удобопонятен, как то, что волк — животное.

Рассмотрим следующих животных: волк; человек; пингвин; губка.

Эти животные расположены в списке в порядке убывающего «соот­ветствия» понятию животного. Такой порядок говорит об определенной репрезентации; он таков, как будто существует идеальное животное-про­тотип, а другие тем меньше соответствуют общему представлению о жи-

Норман Д. {Схемы]

вотном, чем они дальше от этого «идеала». Такую концепцию подтверж­дают и экспериментальные данные. Для учащихся средней школы в Се­верной Каролине «идеальное животное» оказывается чем-то вроде волка или собаки. Интересно, что таково же «идеальное млекопитающее»; для этих учащихся понятия «животное» и «млекопитающее» очень близки. Более того, они не относят людей и птиц к животным. Хотя, как я пола­гаю, испытуемые в этом эксперименте хорошо знали правильную биоло­гическую классификацию животных, их мысленные представления дели­ли весь животный мир на людей, животных, птиц, рыб и насекомых. Жи­вотное — это нечто подобное волку. Птица — какой-то сплав из голубя, воробья и малиновки. Кит гораздо ближе к прототипу рыб, чем к прото­типу млекопитающих. Безусловно, так организованы и мои мыслитель­ные структуры, хотя я прекрасно знаю, что биологическая классификация совсем иная. Я с трудом воспринимаю губку как животное. Обычно губ­ка для меня — это то, что я покупаю для уборки в доме (иногда бывают и пластмассовые «губки»). Я видел настоящих, живых губок, растущих на кораллах в тропических водах, но там они не соответствуют ни моему представлению о животном, ни моему представлению о губке (и уж тем более о кухонной губке). Структуры моего знания о животных, вероятно, вполне хороши и упорядочены, когда животные близки к прототипу. Но эти структуры становятся совсем спутанными в нетипичных случаях, ког­да речь идет, например, о пауках и губках, пингвинах и летучих мышах. Некоторые психологи углубленно исследовали представления, связанные у людей с рядом основных понятий, и нашли, что они опираются на мало обоснованные, весьма спутанные структуры знания, иногда взаимно про­тиворечивые. Мне очень не хотелось бы открыто признать это, но мое истолкование некоторых основных понятий, наверное, тоже противоречи­во. Вероятно, таковы структуры знания у всех людей.

В теоретическую модель репрезентации знания в человеческой па­мяти необходимо включить представление о прототипах и о «соответ­ствии» прототипам. Семантические сети плохо справляются с задачей отобразить эту идею. Нужен какой-то механизм, посредством которого мысленные прототипы понятий могли бы быть закодированы так, чтобы каждый конкретный случай оценивался по тому, насколько он близок к этому прототипу или типичному представлению. Кодирование — это, по существу, то, что можно проделывать со схемами, т.е. с теми организован­ными пакетами знания, о которых мы говорили несколько раньше. Схе­ма может быть теоретической моделью «прототипного» знания понятий, подобно тому, как сценарий явился моделью прототипного знания после­довательностей событий.

Как используются схемы и сценарии в интерпретации повседневных событий и восприятий, а также в памяти о них? Выяснению этого вопроса существенно помогают наблюдения над ролью прототипного знания. Схе­мы должны быть организованы вокруг некоторого идеала или прототипа, и

604 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

должны содержать значительную информацию о соответствующих поняти­ях, в том числе о типичных особенностях обозначаемых ими объектов.

Добавление «типичных особенностей» придает схемам значитель­ную силу и неожиданно помогает объяснить некоторые аспекты поведе­ния человека. Так, например, схема «животное» может сообщать, что у такого организма есть одна голова; схема «млекопитающее» — что у него четыре конечности, а схема «человек» — что у него две руки и две ноги. Схема «птица» может констатировать, что это животное летает, а схема «почтовый ящик США» — что он синий. Эти сведения о типичных чер­тах выполняют несколько функций. Во-первых, людям эта информация знакома, и, если спросить их, они сообщат ее. Во-вторых (что более важ­но), если нет прямых указаний на обратное, то типичные схемы скорее всего действительны. Например, если я говорю о собаке, вы будет считать, что у нее есть голова, четыре ноги и хвост. В самом деле, вы решите, что если бы у данной собаки было три ноги, то я сказал бы об этом. В разго­воре мы вполне полагаемся на наше общее знание, и нет нужды расска­зывать все об обсуждаемом предмете.

Эти типичные особенности можно назвать подразумеваемыми: пред­полагается, что они есть в любом случае, когда нет специального указа­ния на что-либо иное. Именно так я предполагаю, что вы ростом от по­лутора до двух метров, что вы едите три раза в день (в обычные часы), что у вас две ноги и т.д. Я мог ошибиться, и тогда я изменю эти призна­ки в той схеме, которую построил для вас в памяти. В целом принятие подразумеваемых особенностей очень упрощает переработку информации.

Понимание любого конкретного случая определяется тем, насколько он соответствует существующей схеме (прототипу). По-видимому, мы оце­ниваем вещи по их соответствию прототипам, и плохо построенные прото­типы могут привести к ошибочным интерпретациям и предположениям.

Что происходит, когда мы применяем схемы к нашему знанию лю­дей? Обладаем ли мы схемами для «толстяков» (означающими, что они ве­селые), для «напористых» или для «скаредных» людей? Служат ли схемы механизмами стереотипизаций? И если да, то заметьте, что стереотипизация вообще является ценной операцией, так как она позволяет делать обшир­ные выводы на основе частичного знания. Но стереотипы людей могут ока­заться предательскими, так как из-за них кому-нибудь, кого мы сочтем близким к стереотипу, мы можем ошибочно приписать определенные ка­чества. И что еще хуже, стереотипы могут быть использованы подсозна­тельно, без зловредного намерения. Не будет большой беды, если я по ошиб­ке припишу свойства рыб китам или свойства птиц летучим мышам. Но для общества может быть далеко не безразлично, если я сознательно или неосознанно приду к необоснованным выводам о каких-либо социальных или этнических группах.

У. Найссер

[ПЕРЦЕПТИВНЫЙ ЦИКЛ. СХЕМЫ И ИХ ФУНКЦИИ]¹

Световая информация

Гибсоновская теория восприятия начинается не с сетчаточного изоб­ражения. Она начинается с рассмотрения света, отражаемого от объектов и доступного для анализа в любой точке пространства. Сложные структур­ные свойства этого потока света определяются природой и положением объектов. Эта структура и специфицирует данные объекты, информация о них содержится в свете. Когда наблюдатель или объект движутся, некото­рые характеристики потока света остаются инвариантными, тогда как дру­гие меняются; эти инвариантные во времени характеристики еще более точно специфицируют «топографию» среды. Наблюдатель воспринимает благодаря тому, что он попросту «улавливает» эти инварианты. Может быть, ему и приходится специально искать информацию, но у него нет нужды перерабатывать ее, поскольку она вся уже содержится в свете.

Подход Гибсона имеет некоторые явные преимущества перед тради­ционным подходом. Организм для него не является чем-то пассивным, действующим под влиянием стимульных воздействий, скорее, он сам все время подстраивается к свойствам окружающей его среды, которые объек­тивно существуют, точно специфицированы и адекватно воспринимаются. Акцент на протяженном во времени сборе информации делает теорию Гиб­сона приложимой к гаптической (связанной с осязанием) и акустической информации точно так же, как и к световой, по крайней мере в принципе. Наиболее важной особенностью этой теории является указание на то, что исследователям восприятия следует стремиться скорее к созданию новых и более богатых способов описания информации, содержащейся в стимулах, чем к построению все более тонких гипотез относительно внутренних пси-

¹ Найссер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981. С. 40-52, 71-82.

Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

хических механизмов. «Экологическая оптика» Гибсона представляет со­бой попытку такого описания. (С моей точки зрения, недавнее описание оптической информации как совокупности пространственных частот¹ явля­ется еще одной перспективной попыткой этого рода, хотя сам Гибсон в этом сомневается.)

Несмотря на указанные достоинства, теория эта остается в некото­рых отношениях неудовлетворительной. В ней, совершенно очевидно, ни­чего не говорится о том, что происходит в голове воспринимающего. Ка­кие когнитивные структуры необходимы для восприятия? Чем отлича­ются воспринимающие субъекты друг от друга? Что происходит, когда мы выбираем то, на что смотреть, и как мы научаемся видеть лучше? Почему возможны иллюзии и ошибки, если восприятие — это всего лишь сбор уже существующей и вполне специфической информации? Как следует по­нимать другие когнитивные процессы — воображение, запоминание, мыш­ление, где двусторонняя связь между организмом и средой слаба или во­обще отсутствует?

Некоторые из этих вопросов, особенно касающиеся когнитивного развития и перцептивного научения, рассматриваются в работе Элеоно­ры Гибсон². Как она показала, различие между тренированным и нетре­нированным наблюдателями состоит не в том, что первый добавляет не­что к стимулу, а в том, что он способен извлечь больше информации из него: он обнаруживает признаки и структуры высших порядков, к кото­рым не восприимчив «наивный» наблюдатель. Новорожденный игнори­рует информацию, которую старшие дети и взрослые усваивают без вся­ких усилий. Для обоих Гибсонов задача психологии состоит в том, что­бы описать эту информацию. Однако этого, видимо, недостаточно; другая, не менее важная, задача состоит в том, чтобы понять внутренние когни­тивные структуры воспринимающего и способы их изменения.

¹ В качестве простой пространственной волновой структуры может рассматриваться
не только вертикальная решетка, образованная равноотстоящими линиями; любая опти­
ческая структура может быть представлена с помощью Фурье-анализа как результат на­
ложения ряда таких волновых структур - точно так же, как любая меняющаяся во време­
ни акустическая волна может быть представлена в виде суммы синусоид. Этот способ
анализа, предложенный Кэмпбеллом и Робсоном (см.: Campbell F.W., Robson J.G. Application
of Fourier analysis to the visibility of gratings // Journal of Physiology. London, 1968.197.
P. 551-556.), позволил получить замечательные результаты. Последний обзор их см. в
работе Секьюлера (Sekuler R. Spatial vision // Annual Review of Psychology. Potomac:
Md._r Lawrence Erlbaum Associates, 1974. 25. P. 195-232.).

² В дополнение к систематическим «Principles of perceptual learning and develop­
ment. N. Y.: Appleton-Century-Crofts, 1969* Э.Гибсон выполнила недавно изящный и
убедительный критический разбор всей концепции переработки информации (см.:
GibaonEJ. How perception really develops a view from outside the system // La Berge D.,
Samuels S.J. (Ms.). Basic processes in reading: perception and comprehension, 1977.). O
важном применении ее теории см.: Gibson EJ., Levin Я. The Psychology of Reading.
Cambrigde: Mass., MIT Press, 1976.

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

Перцептивный цикл

По моему мнению, важнейшими для зрения когнитивными струк­турами являются предвосхищающие схемы, подготавливающие индиви­да к принятию информации строго определенного, а не любого вида и, таким образом, управляющие зрительной активностью. Поскольку мы способны видеть только то, что умеем находить глазами, именно эти схе­мы (вместе с доступной в данный момент информацией) определяют, что будет воспринято. Восприятие, действительно, — конструктивный процесс, однако конструируется отнюдь не умственный образ, возникающий в со­знании, где им восхищается некий внутренний человек. В каждый мо­мент воспринимающим конструируются предвосхищения некоторой ин­формации, делающие возможным для него принятие ее, когда она оказы­вается доступной. Чтобы сделать эту информацию доступной, ему часто приходится активно исследовать оптический поток, двигая глазами, голо­вой или всем телом. Эта исследовательская активность направляется все теми же предвосхищающими схемами, представляющими собой своего рода планы для перцептивных действий, так же как и готовность к вы­делению оптических структур некоторых видов. Результат обследования окружения — выделенная информация — модифицирует исходную схе­му. Будучи таким образом модифицированной, она направляет дальней­шее обследование и оказывается готовой для дополнительной информа­ции. Цикл этот представлен на рис. 1.

Рис. 1

608 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

Информация, собираемая зрением, по необходимости является опти­ческой и состоит из пространственных и временных световых структур. Однако оптическая информация может специфицировать объекты и со­бытия на различных уровнях абстракции и значения, причем схема, фун­кционирующая на одном уровне, не обязательно должна быть чувстви­тельной к другим уровням. Если мы видим, например, что кто-то улыба­ется, в наличии может быть информация, позволяющая определить (а) форму его зубов; (б) изменение положения его губ; (в) тот факт, что он выполняет некий культурно-значимый акт, например улыбается; (г) не­что касающееся его настроения: улыбка может быть либо веселой, либо сардонической, либо просто вежливой — в зависимости от контекста, в котором она имеет место. Когда мы воспринимаем настроение, мы нахо­димся в другом перцептивном цикле, чем когда мы воспринимаем дви­жение губ. У нас формируется иной (хотя, может быть, частично совпада­ющий) набор предвосхищений; мы выделяем информацию, распределен­ную в иных временных границах; мы пользуемся этой информацией для других целей и в результате по-иному запоминаем это событие. Таким образом, понятие перцептивного цикла объясняет, как можно восприни­мать значение наряду с формой и пространственным расположением.

Схема двумя различными способами обеспечивает непрерывность вос­приятия во времени. Поскольку схемы суть предвосхищения, они являют­ся тем посредником, через которого прошлое оказывает влияние на буду­щее; уже усвоенная информация определяет то, что будет воспринято впос­ледствии. (Таков механизм, лежащий в основе памяти, хотя последний термин лучше сохранить для тех случаев, когда образование схемы и ее использование разделены временем и изменившейся ситуацией.) Кроме того, некоторые схемы являются временными по самой своей природе. Если, например, объект движется, в световом потоке имеют место непрерыв­ные и сложные изменения. Если объект движется по направлению к вос­принимающему, оптические проекции каждого элемента текстуры поверх­ности движутся к периферии сетчатки; конфигурация на сетчатке наб­людателя подвергается непрерывному расширению. Нет необходимости предполагать, что это расширение воспринимается в виде серии дискрет­ных и по отдельности предвосхищаемых кадров, хотя его и можно смоде­лировать в виде такой серии в кино. Схема настраивается на оптическое событие в целом. Можно предвосхитить временные структуры, так же как и пространственные. Эта особенность схем еще более очевидна в случае других сенсорных модальностей, как мы это вскоре увидим. <...>

Совершенно очевидно, что треугольник, названный схемой, имеет сложную структуру. Но эту структуру не следует понимать как простой поток от периферии к центральным отделам мозга; она обслуживает про­цесс непрерывного взаимодействия. Мне кажется, что ее компоненты луч­ше рассматривать как вложенные в нее схемы, взаимодействующие со сре­дой по своим собственным законам <...>, а не как дискретные уровни с

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

входом и выходом. Более того, хотя схема играет решающую роль в каж­дом перцептивном акте, она не является «перцептом» и не порождает перцепты где-либо в голове воспринимающего. Акт восприятия вообще не завершается перцептом¹. Схема — лишь одна из фаз непрекращающей­ся активности, связывающей воспринимающего с окружающей средой. Термин «восприятие» относится ко всему циклу, а не к какой-то отдель­ной его части. Разумеется, схемы могут отделяться от тех циклов, внутри которых они изначально существовали; такое отделение составляет осно­ву всех высших психических процессов. Однако в таких случаях имеет место не восприятие, а воображение, планирование или намерение.

Это не означает, что мы не можем воспринять непредвосхищенную информацию. Как правило, однако, функция неожиданного стимула состо­ит в запуске цикла собственно восприятия; обычно в среде имеется дос­таточно непрерывной информации для того, чтобы поддержать начавший­ся цикл. И даже если ее нет, сам акт поиска такой информации создает для того, что воспринимается, своего рода контекст. Если этого не проис­ходит — если стимул и не предвосхищен, и не вызвал перцептивной ак­тивности, — случившееся окажет на нас лишь ограниченное и преходя­щее действие.

Предложенное здесь понимание восприятия² мыслится нами не как радикальная альтернатива классическим теориям, а лишь как средство согласования их между собой и с повседневной реальностью. Гибсоны, несомненно, правы, утверждая, что световой поток (по отношению к под­вижной точке наблюдения) дает точную информацию о среде, которую и воспринимает индивид. Как это может быть неверным? Те, кто рассмат­ривает восприятие как процесс переработки информации, также правы: прием этой информации действительно обеспечивается сложными нейро­физиологическими механизмами. То же можно сказать и о третьей груп-

¹ Некоторые философы были вынуждены постулировать существование перцептов
потому, что иногда мы как будто бы видим вещи, которых на самом деле нет: кино,
последовательные образы, двоящиеся образы, галлюцинации, сны и т.д. В большинстве
этих случаев имеет место своего рода «моделирование»: иными словами, наблюдатель
оказывается систематически неправильно информированным. Либо в реальной среде, либо
в какой-то части его зрительной системы моделируется информация, которая была бы в
наличии, если бы объект реально присутствовал. Механизм моделирования очевиден в
случае кино и едва ли менее очевиден в случае последовательных образов, двоящихся
образов и подобных феноменов. Такое моделирование обычно имеет незавершенный ха­
рактер и легко обнаруживается: мы узнаем кино или последовательный образ, когда
видим их. В этих случаях «перцепт» можно определить как тот конкретный объект (или
размытая форма и т.д.), который скорее всего обеспечил бы эту же самую информацию,
если бы он действительно присутствовал. Когда объект присутствует, нет никакой необ­
ходимости в постулировании отдельного перцепта.

² Сходная точка зрения независимо была обоснована Хохбергом (см.: Hochberg J.
Attention, organization, and conciousness // Mostovsky D.J. (Ed.). Attention: contemporary
theory and analysis. N. Y.: Appleton-Century-Crofts, 1970; Hochberg J. Motion pictures, eye
movements, and mental maps: perception as purposive behavior. Address presented at the

American Psychological Assosiation. Chicago, 1975).

39 Зак. 2228

610 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

пе теоретиков, включающей Брунера и Грегори¹, которые описывают вос­приятие как процесс проверки и подтверждения гипотез. Каждая из на­званных точек зрения выделяет какой-то один аспект того, что обычно представляет собой непрерывную и циклическую активность.

Гаптическое восприятие

Ранее мы отметили, что осязательная чувствительность в значитель­но меньшей степени привлекала внимание ученых по сравнению со зрени­ем и слухом. Оптике и акустике, исследованиям зрения и нарушениям слуха посвящены специальные журналы; целые лаборатории занимаются психоакустикой и исследованиями зрения; за открытие фундаментальных механизмов этих двух модальностей вручались Нобелевские премии. Ося­зание же лишено для исследователей такой привлекательности и прести­жа, соответственно мы и знаем о нем гораздо меньше².

Это объясняется рядом причин. Наиболее очевидно то, что зрение и слух имеют свои специализированные органы — осязаемые (!) и провоци­рующие внимание исследователя объекты. «Как работает глаз?», «Как ра­ботает ухо?» — эти вопросы звучат так, как будто правомерность постанов­ки их самоочевидна, и действительно ответы на них всегда находились. Осязание, гаптическое чувство кажется не имеющим столь специфичных механизмов. Поток гаптической информации поступает в нервную систе­му не через какую-либо единственную структуру, подобную сетчатке или базилярной мембране. Когда вы в темноте ощупываете предмет пальцами, пытаясь определить его форму, происходят изменения нервной активности в рецепторных клетках на всем пути от кожи кончиков пальцев до локте­вых суставов и выше. Такое место, где мог бы начаться процесс внутренней переработки информации, отсутствует <...>, и, следовательно, отсутствует очевидная отправная точка для исследования.

Столь же трудно изолировать или определить то, что является «сти­мулом» для осязания. Ничто в нем не соответствует моментальному еет-чаточному образу, служащему входным сигналом в большинстве иссле­дований зрения, или же спектру частот слышимого звука, в течение дол­гого времени выполнявшего ту же роль в психоакустике. В активном

¹ См.: Bruner J.S. Personality dynamics and the process of perceiving // Blake R.,
Ramsey G.V. (Eds.). Perception - an approach to personality. N. Y.: Roland Press, 1951;
Bruner J.S. Beyond the information given: studies in the psychology of knowing. N. Y.:
W.W. Norton, 1973; Gregory R.L. The intelligent eye. N. Y.: McGrow-Hill, 1970; Gregory R.L.
The confounded eye // Gregory R.L., Gombrich E.H. (Eds.). Illusion in nature and art. London:
Duckworth, 1973).

² Единственная известная мне современная работа, посвященная активному осяза­
нию, - это статья Дж. Гибсона (см.: Gibson JJ. Observations on active touch // Psychological
Review. 1962. 69. P. 477-491).

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

осязании налицо только непрерывно происходящая деформация кожи, изменения положения суставов, скорости движения конечностей и дру­гие сложные феномены. Само различие между стимулом и ответом нео­пределенно: наблюдатель двигает рукой и воспринимает объект в одно и то же время.

Наконец, активное осязание нельзя навязать испытуемому в экспе­рименте. В большинстве исследований зрения испытуемый абсолютно неподвижен, в то время как экспериментатор по своему усмотрению зас­вечивает ему сетчатку. Аналогично психоакустики почти исключитель­но полагаются на исследования, где строго определенные звуковые вол­ны подаются в ухо испытуемому через прикрепленные к голове науш­ники. Использование этих пассивных процедур не ограничивается только испытуемыми-людьми; не в меньшей степени пригодны живот­ные и даже изолированные части нервной системы. Понятия, используе­мые в таких исследованиях — пороги, эквивалентные стимулы, рецептив­ные поля и т.п. — одинаково применимы как к отдельным нейронам сенсорной системы, так и к реальным индивидам. Ни эти методы, ни эти понятия не являются сколько-нибудь полезными при изучении осяза­ния. Разумеется, кожу пассивного животного можно трогать и стимули­ровать, и испытуемые могут различать предъявляемые таким образом стимулы. Такого рода исследования время от времени проводятся. Они, однако, вызвали мало энтузиазма, поскольку «восприятие» в этих усло­виях оказывается значительно менее точным по сравнению с ситуацией, когда воспринимающий имеет возможность передвигаться и обследовать окружение естественным для него способом.

Защищаемая в этой книге точка зрения предполагает иной подход к проблеме. Утверждение, что восприятие является процессом непрерывного обследования окружения и сбора информации, которое может показаться радикальным в отношении зрения, применительно к осязанию представ­ляется самоочевидным. Последовательность «исследовательское движе­ние» — «восприятие информации» — «последующее исследование» наблю­дается всякий раз, когда человек ощупывает объект рукой. Гаптическое восприятие, очевидно, не происходит в одно мгновение и не является ре­зультатом переработки единичного сенсорного стимула. Мы, конечно, слиш­ком мало знаем о том, как оно осуществляется. У нас нет адекватных тер­минов ни для описания типов информации, доступных осязанию, ни для описания типов движений, которые наблюдатель должен выполнять для получения этой информации. Но это справедливо и для зрения, о котором мы знаем меньше, чем обычно принято думать. Мы в состоянии объяснить его работу только в искусственно ограниченных ситуациях и в терминах сверхупрощенных моделей.

Еще один важный аспект перцептивного цикла особенно очевиден в случае осязания. Исследующие движения дают информацию не только об осязаемом объекте, но также и о конечности, трогающей этот объект.

Тема 16, Основные теоретические подходы к изучению познания

Гаптическая информация может специфицировать как форму осязаемо­го объекта, так и движения самих рук. Позднее <...> станет ясно, однако, что это в равной мере относится и к зрению. Любая перцептивная актив­ность дает информацию как о воспринимающем, так и о воспринимаемой

среде, о Я и о мире.

Слушание

Слушание является протяженной во времени активностью. Звуко­вые волны существуют только во времени; обычно нет какого-то опре­деленного момента, когда человек начинает слышать. Начальный момент звукового давления можно зарегистрировать, но услышать его нельзя. К концу некоторой акустической последовательности — например, шаги или произнесенное слово — слушающий оказывается уже слушавшим на протяжении некоторого времени; в начале ее он еще совсем ничего не слышал.

Хотя слух не требует исследующих движений, подобных движениям глаз или руки, в сущности, это та же самая циклическая активность. (Даже в случае зрения, разумеется, движения глаз являются лишь обычным со­провождением функционирования схем, но не обязательными его компо­нентами¹.) Слушающий постоянно формирует более или менее специфичес­кие состояния готовности (предвосхищения) в отношении того, что должно последовать, основываясь на уже воспринятой информации. Эти предвосхи­щения — которые также следует описывать в терминах временных струк­тур, а не изолированных моментов — управляют тем, что будет выделено в следующий момент, и в свою очередь модифицируются воспринятым. В отсутствие их индивид слышал бы только бессмысленное, хаотическое сме­шение звуков.

Все мы располагаем предвосхищающими схемами в отношении структурированных звуков родного языка; именно поэтому мы слышим их как отчетливые и отдельные слова, в то время как разговор иностран­цев часто кажется почти непрерывным потоком. Мы формируем такие предвосхищения в процессе слушания каждого отдельного предложения; поэтому нам значительно легче опознавать слова в контексте, чем по от­дельности². Именно из-за этой особенности восприятия речи его так труд­но смоделировать. Даже сегодня ЭВМ типа HAL, как в кинофильме «2001»,

¹ Зрительное восприятие возможно, хотя и меаее эффективно, в -теж случаях, когда
движения глаза блокируются инструкцией на фиксацию; см., например, Llttman D.,
ВесЫеп R. Selective looking with minimal eye movements // Perception and Psyehophysies.
1978. 20. P. 189-196.

² См.: Miller GA,, Helse GA„ Lichten W. The intelligibility of speech as a function of the
context of the test material // Journal of Experemental Psychology. 1951. 41. P. 329-335.

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

продолжают относиться к области научной фантастики; никому еще не удалось так запрограммировать машину, чтобы она понимала речь в сколь­ко-нибудь широком объеме¹.

Предвосхищения слушающего, равно как и смотрящего, не слиш­ком специфичны. Он не знает в точности, что он сейчас услышит; иначе зачем бы ему было и слушать? Было бы ошибкой полагать, что воспри­нимающие постоянно формулируют весьма специфические гипотезы относительно того, что произойдет в следующий момент, и отбрасывают их в пользу более подходящих, только когда обнаруживается их непригод­ность². Перцептивные гипотезы редко имеют определенный характер. В каждый конкретный момент то, что было воспринято, предсказывает про­странственный источник и общую природу того, что будет получено в следующий момент, но не определяет это точно. Восприятие является проверкой гипотез лишь в очень общем смысле. Возможно, что это и наиболее подходящий смысл. Плодотворные научные гипотезы также имеют общий характер, они скорее направляют исследование, чем пред­писывают в точности, что будет обнаружено. Точные гипотезы, постули­руемые некоторыми специалистами в области философии науки, всегда уязвимы для противоречащих им фактических данных и играют лишь незначительную роль в осуществлении действительно продуктивных ис­следований.

Объединение информации разных модальностей

До сих пор мы обсуждали лишь одну модальность: зрение, осяза­ние или слух. Это соответствует давно сложившейся традиции. Неизмен­ное правило авторов книг по восприятию состоит в том, чтобы рассмат­ривать каждую модальность в одной или нескольких самостоятельных

¹ Наилучшим приближением является программа HEARSAY, разработанная в универ­
ситете Карнеги-Меллона (см.: Erman L.D. Overview of the HEARSAY speech understan­
ding research // Computer Science Research Review 1974-1975. Pittsburgh: Carnegie-Mellon
University, 1975).

² Эта ошибка была допущена мною. В 1967 г. я предположил, вслед за Халле и Сти-
венсом (см.: Halle M., Stevens K.S. Speech recognition: a model and a program for research
// Foder J.A., Katz J.J. (Eds.). The structure of language: readings in the psychology of
language. Bnglewood Cliffs, N. Y.: Prentice-Hall, 1964), что речь воспринимается по схеме
«анализ через синтез», имея в виду, что слушающий формулирует серию специфических
гипотез относительно сообщения и затем проверяет их по мере поступления акустичес­
кой информации. Теперь я не думаю, что дело обстоит именно так; это потребовало бы
постоянного генерирования невероятно большого числа ложных гипотез. Активные кон­
струкции слушающего должны быть более открытыми и менее специфическими, чтобы
они не подтверждались только в редких случаях.

614 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

главах. Я и сам так поступил в «Когнитивной психологии»¹ где просле­живал движение сначала зрительной, а затем слуховой информации, начиная от стимула, по всем возможным уровням переработки. Такая организация вполне естественна с точки зрения модели внутренней пе­реработки информации. Если мы считаем, что информация выделяется специфическими детекторами признаков и перерабатывается в перцепт, то отдельный поток ее в каждой модальности является, очевидно, про­стейшим случаем. Поэтому это наиболее изученный случай. В 99 из каждой сотни экспериментов на восприятие (или, может быть, в 999 из каждой 1000) испытуемому предъявляются стимулы только одной мо­дальности.

В повседневной жизни дело обстоит совершенно иначе. Большин­ство событий, по крайней мере те, которые нам интересны и на которые мы обращаем внимание, связаны со стимуляцией более чем одной сен­сорной системы. Мы видим, что кто-то идет, и слышим звуки его шагов, или же слушаем, что он говорит, одновременно видя его лицо. Мы смот­рим на вещи, которые мы трогаем, и ощущаем движения нашего тела как кинестетически, так и визуально. Мы не только чувствуем вкус того, что у нас во рту, но и осязаем это; мы чувствуем движения органов речи, слышим звук произносимых нами слов. За рулем автомобиля мы чув­ствуем, как реагирует на управление машина, и вместе с тем наблюдаем за ее движением по дороге; участвуя в разговоре, мы замечаем жесты и позы наших собеседников в той же мере, в какой слышим слова и инто­нацию, с которой они произносятся.

Эта множественность источников информации, несомненно, исполь­зуется в акте восприятия. Схемы, обеспечивающие прием информации и направляющие дальнейший ее поиск, не являются зрительными, слуховы­ми или тактильными — они носят обобщенно перцептивный характер. Следить за событием — значит искать и принимать любую информацию о нем независимо от модальности, а также интегрировать всю эту инфор­мацию по мере ее поступления. Услышав нечто, мы стараемся увидеть это; и то, что мы видим, определяет локализацию и интерпретацию услы­шанного. Увидев нечто, мы протягиваем руку, чтобы потрогать это, и то, что ощущает наша рука, координируется с тем, что мы видим. Если бы в онтогенезе эти координации усваивались лишь в результате накопления значительного прошлого опыта, то можно было бы как-то оправдать иг­норирующих их исследователей. Однако в действительности эти коорди­нации, видимо, свойственны младенцам в той же мере, что и взрослым. Мы обращаем внимание на объекты и события, а не на сенсорные сигна­лы. <...> Важно помнить, что перцептивный цикл, как правило, предпо­лагает координированную параллельную активность нескольких сенсор­ных систем. <...>

¹ См.: Neisser U. Cognitive psychology. N. Y.: Appleton-Century-Crofts, 1967.

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

(Определение схемы)

Здесь едва ли уместно подробно защищать или развивать ту точку зрения, что действие организуется так же, как восприятие, направляясь ожиданиями, которые в свою очередь, изменяются последствиями дей­ствия. Такую защиту следовало бы начать с обращения к истории воп­роса. Поколение назад главный спор между теорией «стимул — реак­ция» и «когнитивной» теорией научения у животных велся как раз по поводу того, что управляет поведением — подкрепление или ожидание. Сейчас я считаю, что обе стороны были правы в этом споре, так же как я думаю, что и Дж.Гибсон, и теоретики, подчеркивающие значение про­верки гипотез, в равной мере правы в своем понимании восприятия. Действительно, существует удивительная аналогия между этими теорети­ческими оппозициями. Гибсон, подобно радикальным бихевиористам, на­деется объяснить активность исключительно в терминах структуры сре­ды, все гипотетические объяснительные конструкты (включая «схему»!) представляются ему опасно менталистскими. Представителей крайних вариантов теории переработки информации или конструктивистских концепций, с другой стороны, мало интересует вопрос о том, какую имен­но информацию содержит реальная среда. Они, так сказать, оставляют воспринимающего запутавшимся в его собственной системе переработки информации, подобно тому как о старых когнитивных теориях говорили, что они позволяют «крысе, находящейся в лабиринте, блуждать в своих собственных мыслях». Не исключено, что, если предпринимаемая мною попытка примирить эти точки зрения посредством концепции перцеп­тивного цикла будет иметь успех, она сможет подсказать, каким обра­зом подойти к решению более старых проблем, касающихся поведения в целом.

Хотя восприятие не меняет мира, оно меняет воспринимающего. (То же, разумеется, относится и к действию.) Схема подвергается тому, что Пиаже называет «аккомодацией», и те же изменения претерпевает вос­принимающий. Он становится тем, что он есть, благодаря тому, что было им воспринято (или сделано) в прошлом; он продолжает создавать и из­менять себя, воспринимая и действуя в настоящем. Как говорят экзистен­циалисты, «существование предшествует сущности». Возможности каж­дого человека в отношении восприятия и действия совершенно уникаль­ны, поскольку никто другой не занимает его места в мире и не имеет в точности такого же жизненного опыта.

Видимо, нет лучшего слова, чем бартлеттовская «схема», для обозна­чения главной когнитивной структуры восприятия. (Вартлетт не был впол­не доволен им¹, то же самое я могу сказать и о себе.) Поскольку этот тер-

¹ См.: Bartlett Ж.С. Remembering. Cambridge, England: Cambridge University Press, 1932. P. 201-202.

616 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

мин уже ранее широко употреблялся во множестве значений¹, я попытаюсь как можно более четко определить, что я под ним понимаю. Схема — это та часть полного перцептивного цикла, которая является внутренней по отношению к воспринимающему, она модифицируется опытом и тем или иным образом специфична в отношении того, что воспринимается. Схема принимает информацию, как только последняя оказывается на сенсорных поверхностях, и изменяется под влиянием этой информации; схема на­правляет движения и исследовательскую активность, благодаря которым открывается доступ к новой информации, вызывающей в свою очередь дальнейшие изменения схемы.

С биологической точки зрения схема — часть нервной системы. Это некоторое активное множество физиологических структур и процессов; не отдельный центр в мозгу, а целая система, включающая рецепторы, афференты, центральные прогнозирующие элементы и эфференты. Внут­ри самого мозга должны существовать какие-то образования, активностью которых можно было бы объяснить организацию схемы и ее способность к модификации: объединения нейронов, функциональные иерархии, флук­туирующие электрические потенциалы, а также другие, пока неведомые нам вещи. Маловероятно, что столь сложная физиологическая активность может быть описана в терминах однонаправленного потока информации или единой временной последовательности операций. Она не просто на­чинается на периферии и через какое-то время достигает определенного центра; подобная активность должна включать в себя много различных реципрокных и латеральных связей. Она не может также начинаться в какой-то определенный момент времени и завершаться в другой; непре­рывное функционирование различных подсистем тем или иным образом накладывается друг на друга, порождая тем самым множество «храни­лищ информации* самых разных видов. Важно, хотя и чрезвычайно труд-

¹ Среди тех, кто пользуется термином схема, особенно заслуживают упоминания Пи­аже (см.: Piaget J. The origins of intelligence in children. N. Y.: International Universities Press, 1952), Вудвортс (см.: Woodworth R.S. Experimental Psychology. N. Y.: Holt, 1938), Кэган (см.: Kagan J. Change and continuity in infancy. N. Y.: Wiley, 1971) и Познер (см.: Posner M.J. Cognition: an introduction. Glenview, Illinois: Scott, Foresman, 1973). Новым важным систематическим употреблением этого термина мы обязаны Рамелхарту, Нор­ману и их сотрудникам из Калифорнийского университета в Сан-Диего (см.: Bobrow D.G., Norman DA. Some principles of memory schemata //Bobrow D.G., Collins A.M. (Eds.). Representation and Understanding. N. Y.: Academic Press, 1975; Rummelhart D.E. Notes on a schema for stories // Bobrow D.G., Collins A.M. (Eds.). Representation and Understanding. N. Y.: Academic Press, 1975; Rummelhart D.E. Understanding and summarizingbrief stories // La Berge D., Samuels S.J. (Eds.). Basic processes in reading: perception and comprehension, 1977; Rummelhart DJ5., OrtonA. The representation of knowledge in memory // Anderson R.S., Spiro R.J., Montague W.E. (Eds.). Schooling and the acquisition of knowledge. Hillsdale, N. Y.: Lawrence Erlbaum Associates, 1976). Хотя Рамелхарт употребляет эти термины в связи с проблемами памяти и понимания, а не восприятия (подобно Бартлетту, он оперирует схемами применительно к заданиям на составление вербальных описаний), его подход вполне совместим с тем, что предлагается здесь мною. Привлекательной стороной подхо­да Рамелхарта является его конкретность.

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

но, понять, что представляют собой эти структуры с физиологической точ­ки зрения. Сейчас, однако, моя цель состоит лишь в том, чтобы понять их связь с перцептивным циклом, частью которого они являются. Восприя­тие предполагает реальный мир в той же мере, как и нервную систему.

Некоторые аналогии

Функции схем можно проиллюстрировать посредством нескольких аналогий. Если рассматривать схему как систему приема информации, то ее можно в каком-то смысле уподобить тому, что на языке программиро­вания вычислительных машин называют форматом (format). Форматы определяют, к какому виду должна быть приведена информация, чтобы можно было дать ей непротиворечивую интерпретацию. Другая информа­ция будет либо игнорироваться, либо вести к бессмысленным результа­там. Эта предварительная спецификация, однако, не должна быть чрезмер­но строгой. Как уже упоминалось, схема способна работать на различных уровнях обобщенности. Вы можете быть готовыми к тому, чтобы увидеть «что-то*, или «кого-то», или своего шурина Джорджа, или улыбку на лице Джорджа, или даже циничную улыбку на лице Джорджа.

Схема эта не просто формат; она функционирует также в качестве плана того типа, о котором писали Миллер, Галантер и Прибрам в своей богатой плодотворными идеями книге¹. Перцептивные схемы — это пла­ны сбора информации об объектах и событиях, получения новой инфор­мации для заполнения формата. Одной из их важнейших функций в слу­чае зрения является направление исследовательских движений головы и глаз. Но схема определяет воспринимаемое даже тогда, когда явные дви­жения отсутствуют (слушание — хороший тому пример), поскольку лю­бая информация воспринимается только в том случае, если имеется раз­вивающийся формат, готовый к ее приему. Информация, не соответству­ющая такому формату, остается неиспользованной. Восприятие по самой своей природе избирательно.

Аналогия между схемами, форматами и планами не является полной. Настоящие форматы и планы предполагают резкое разграничение между формой и содержанием, которого нет в случае схем. Информация, заполня­ющая формат в какой-то момент циклического процесса, становится частью

¹ См.: Miller GA., Galanter E, Pribram K.H. Plans and the structure of behavior. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1960. Другая, видимо полезная, аналогия предлагается Рамел-хартом (см.: Rummelhart D.E. Understanding and summarizingbrief stories // La Berge D., Samuels S.J. (Eds.). Basic processes in reading: perception and comprehension, 1977): связь между схемой и конкретным примером перцептивной активности можно уподобить связи между пьесой и ее конкретным сценическим воплощением. Однако и эта аналогия, и ана­логия с форматом не слишком точны; схемы более открыты и гибки по сравнению с ними.

618 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания

формата в следующий момент, определяя то, как будет приниматься даль­нейшая информация. Схема не только план, но также и исполнитель пла­на. Это структура действия, равно как и структура для действия.

Активность схемы не зависит от какого-либо внешнего источника энергии. При наличии информации нужного вида схема примет ее и, может быть, вызовет действия, направленные на поиск новой информации. Но у организма имеется много схем, связанных друг с другом сложным образом. Экстенсивные схемы, как правило, содержат в себе менее широкие схемы <...>. В таких случаях экстенсивные схемы часто определяют, или «моти­вируют», активность содержащихся в них схем. Мотивы — это не чужерод­ные силы, вызывающие к жизни обычно пассивные системы; это просто более широкие схемы, принимающие информацию и направляющие дей­ствия в более крупном масштабе. Следует отметить также, что активности, направляемые двумя схемами, могут вступить в конфликт друг с другом или даже оказаться совершенно несовместимыми. То, что происходит в та­ких случаях, называется избирательным вниманием <...>.

Если прибегнуть к генетическим аналогиям, схема в любой данный момент времени напоминает скорее генотип, чем фенотип. Она делает воз­можным развитие по некоторым определенным направлениям, но конк­ретный характер такого развития определяется только взаимодействием со средой. Было бы ошибкой отождествлять схему с воспринимаемым, точ­но так же как ошибочно отождествлять ген с какой-то определенной час­тью взрослого организма. Можно сказать, что восприятие определяется схемами в том же смысле, в каком наблюдаемые свойства организма оп­ределяются соответствующими генами; восприятие является результатом взаимодействия схемы и наличной информации. В действительности вос­приятие и есть такое взаимодействие.

В предыдущей книге я настаивал на том, что восприятие — «кон­структивный процесс»¹. Воспринимающий активен. В значительной мере он сам определяет то, что увидит, выбирая объекты для внимательного рассматривания и воспринимая одни их характеристики скорее, чем дру­гие. Это, безусловно, так, но, видимо, нелишне предупредить возможность впечатления, что у воспринимающего в голове имеется конечный, скон­струированный им продукт, что мы видим какие-то внутренние пред­ставления, а не реальные предметы. Я полагаю, что такое впечатление было бы неверным. Конструируя предвосхищающую схему, воспринима­ющий осуществляет некий акт, включающий как информацию от среды, так и его собственные когнитивные механизмы. Он сам изменяется в ре­зультате получения новой информации. Это изменение не сводится к со­зданию внутренней копии там, где раньше ничего не было; речь идет об изменении перцептивной схемы, так что следующий акт потечет уже по другому руслу. Из-за таких изменений, а также из-за того, что мир от-

¹ См.: Nelaser V. Cognitive psychology. N. Y.: Appleton-Century-Crofts, 1967.

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

крывает квалифицированному наблюдателю бесконечно богатую инфор­мационную фактуру, два перцептивных акта никогда не являются тож­дественными.

Рамки

Обсуждая понятие схемы, нельзя обойти молчанием два важных по­нятия, имеющих с ним по крайней мере фамильное сходство. Первое пред­ложено Марвином Минским и относится к области искусственного ин­теллекта и робототехнике¹, другим мы обязаны социологу Эрвину Гоффма-ну². Любопытно, что оба воспользовались одним и тем же словом рамка (frame). Хотя на первый взгляд эти понятия имеют мало общего, оба они отражают попытку подчеркнуть решающую роль контекста и значения в когнитивной активности. (Акцент на контексте в настоящее время делает­ся и в других областях психологии, начиная с психологии памяти³ и кон­чая социализацией ребенка⁴. Это можно считать признаком того, что соци­альные науки начинают наконец всерьез заниматься сложно организован­ными компонентами повседневной человеческой жизни.)

К настоящему времени попытки создания программ, которые позво­лили бы ЭВМ распознавать конфигурации, имеют уже довольно долгую историю. Последние годы ознаменовались значительным прогрессом в этой области. Некоторые реально существующие машинные системы, на­пример, делают возможным трехмерное описание неупорядоченной груды имеющих разную, подчас довольно сложную форму кубиков на основе лишь одной фронтальной фотографии, анализируемой входным сканирующим устройством⁵. Минский (в лаборатории которого главным образом были выполнены эти работы) пришел тем не менее к выводу, что адекватное рас-

¹ См.: Mtnsky MA. Framework for representing knowledge // Winston P.H. (Ed.). The
Psychology of Computer Vision. N. Y.: McGraw-Hill, 1975.

² См.: Goffman E. Frame analysis. Cambridge: Mass., Harvard University Press, 1974.

³ См.: Jenkins J J. Remember that old theory of memory? Well, forget it! // American
Psychologist. 1974. 29. P. 785-795.

⁴ См.: Bronfenbrenner U. Developmental research, public polisy and the ecology of childhood
// Child Development. 1974. 45. P. 1-5.

⁵ См.: Guzman A. Computer recognition of three-dimensional objects in a visual scene.
Cambridge: Mass., MIT Project MAC, MAC-TR-59, 1968; Waltz D. Understanding line drawings
of scenes with shadows // Winston P.H. (Ed.). The Psychology of Computer Vision. N. Y.:
McGraw-Hill, 1975; Winograd T. Understanding natural language // Cognitive Psychology.
1972. 3. P. 1-191. Программа Уолца, вероятно, наиболее интересна для психолога, занима­
ющегося перцептивными процессами, поскольку в ней остроумно используются ограни­
чения самих естественных оптических структур. Уолц заметил, что число различных
типов затенения выпуклых и вогнутых поверхностей реальных объектов весьма ограни­
чено, и включил знание об этих ограничениях в свою программу.

620 Тема 16, Основные теоретические подходы к изучению познания

познавание и описание ситуаций реальных сцен никогда не будет возмож­ным на основе одних только полученных в данный момент входных сиг­налов. Он полагает, что для каждой новой ситуации у ЭВМ должна быть готова рамка или иерархия рамок, предвосхищающих основные моменты того, что должно появиться. Если ЭВМ осматривает комнату, она должна ожидать, что найдет стены, двери, окна, мебель и т.д.; только таким обра­зом можно интерпретировать наличную информацию, оказывающуюся в противном случае принципиально неоднозначной. Минский считает, что в отсутствие информации такая система будет осуществлять «априорное оз­начивание», например, постулировать существование стены с правой сторо­ны, даже если она не получила каких-либо релевантных подтверждений.

Точка зрения Минского имеет много общего с позицией, излагаемой в данной книге. Имеются и существенные различия, но рассматривать их здесь значило бы уйти слишком далеко в сторону¹. Такое сближение между исследованиями искусственного интеллекта и когнитивной психо­логией является весьма обнадеживающим, несмотря на то что (насколь­ко мне известно) никакой сколько-нибудь эффективной программы для ЭВМ, основанной на теории рамок, до сих пор еще не было создано.

Гоффман пользуется термином «рамка» совсем иначе. В своем бле­стящем анализе повседневных событий социальной жизни он отмечает, как часто они протекают в конвенциально установленных рамках, полнос­тью или частично меняющих их значение. Его центральным примером является театральное представление, когда зрители знают, что наблюдае­мые ими поступки и высказывания должны восприниматься не буквально, а как-то иначе. Повседневная жизнь полна таких примеров. Одни и те же похвальные слова могут быть искренними в одном случае, ироническими — в другом, пересказом чужих слов — в третьем; пьянство может восприни­маться одними как болезнь, а другими как сознательный безнравственный поступок; политические организации проводят конференции исключитель­но с целью быть показанными по телевидению (т.е. показаться в определен­ных рамках), мошенники тщательно инсценируют (обрамляют) ситуацию таким образом, чтобы она была неправильно понята их жертвой. Если ис­ходить из того, что психология действительно должна серьезно занимать­ся изучением восприятия событий повседневной жизни, ей надо быть го­товой к столкновению с теми сложностями, о которых говорит Гоффман. Во многих отношениях его подход к анализу воспринимаемого социального

¹ Наиболее важное различие состоит, вероятно, в том, что у Минского рамки, в сущно­сти, статичны. Он не учитывает эффекты движения, а также временные структуры света, порождаемые движением. Более того, для него рамки - это, видимо, скорее места для размещения информации, чем планы получения новой информации. Кроме того, я счи­таю, что перцептивные схемы устраняют двусмысленность путем выбора конкретной аль­тернативы, а не посредством получения дополнительных сведений, как это происходит в случае рамок. Наконец, понятие априорное означивание требует более тщательного ана­лиза, чтобы его можно было применить к восприятию у человека. В нынешнем виде применение его повлечет за собой смешение восприятия и воображения.

Найссер У. [Перцептивный цикл.Схемы и их функции]

мира аналогичен концепции экологической оптики Дж.Гибсона, анализи­рующего воспринимаемое физическое окружение и информацию, которую оно содержит.

Сбор и сохранение информации

Понятие сбора информации является центральным как в моих рас­суждениях, так и в аргументации Гибсона. Согласуется ли оно с класси­ческой точкой зрения на информацию как на нечто допускающее кван-тификацию, передачу, хранение и переработку? ¹ Я считаю, что эти две точки зрения вполне совместимы², однако связь между ними нуждается в пояснении.

Согласно определению Шеннона, информация — это в первую оче­редь выбор альтернатив. Об информации можно говорить тогда, когда данная система находится в каком-то одном из ряда возможных состоя­ний. Информация считается переданной (по определению), когда состоя­ние одной системы, Б, таким образом обусловлено состоянием другой системы, А, что в принципе наблюдатель может узнать нечто об А, ис­следовав В. Если Б было передано достаточно информации (без шума), то А можно описать с большими подробностями. Именно такая связь суще­ствует между доступным глазу структурированным световым потоком (Б) и объектами, от которых этот свет отражен (А). Информация об объ­ектах присутствует в свете, поскольку в силу оптических законов между ними существует зависимость. (Эта зависимость обычно является совер­шенной, т.е. свободной от того, что в теории информации называют «шу­мом».) Информация, содержащаяся в свете, специфицирует простран­ственное расположение и многие другие свойства окружающих нас объ­ектов. Дж.Гибсон утверждает, что в нормальной среде эта спецификация всегда единственна; нет такого мыслимого мира, в котором могла бы появиться оптическая структура, тождественная актуально существую­щей. (Оптическая структура в данном случае означает как изменения во времени, так и распределение в пространстве.)

Воспринимающий также представляет собой физическую систему, находящуюся в контакте с оптическим потоком. Состояние такой систе­мы отчасти определяется структурой этого потока; это означает, что сис­теме передается информация. Когда это происходит — т.е. когда не-

¹ См.: Shannon СЕ. A mathematical theory of communication // Bell System Technical
Journal. 1948. 27. P. 379-423, 632-656; Broadbent D.E. Perception and communication.
N. Y.: Pergamon Press, 1958; Garner W.R. The processing of information and structure.
Potomac: Md., Lawrence Erlbaum Associates, 1974.

² В частных беседах Дж.Гибсон высказывал противоположную точку зрения. Он счи­
тает, что его концепцию нельзя согласовать с традиционной.

622 Тема 16. Основные теоретические подходы к изучению познания<