💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

XXVIII. В Веригове

Огнянов выздоравливал, хотя и не так быстро, как предсказывал дядя Марин. Гостеприимная семья старика ухаживала за раненым, всячески стараясь облегчить его страдания. Лечил его сам дядя Марин — он кое-что смыслил в медицине, — а бабка Мариница блистала своим кулинарным искусством. Почали бочонок белого среднегорского вина; каждое утро во дворе резали цыпленка — и только для Огнянова, остальные не ели мясного, потому что был рождественский пост.

Окруженный теплым вниманием и заботой, Огнянов прожил в этом болгарском доме три недели, с каждым днем чувствуя себя все лучше и лучше. Но ему не терпелось поскорее узнать, что делается в Бяла-Черкве, что сталось с Радой, с друзьями, с делом, от которого его оторвали. Он просил дядю Марина послать кого-нибудь разузнать обо всем этом, но тот не соглашался.

— Нет, не пошлю я никого, а на той неделе сам поеду в город купить кое-что к празднику. До тех пор потерпи, сынок… Только не волнуйся, а то не скоро поправишься. Господь милостив!

— Но на будущей неделе я сам смогу поехать.

— Так я тебя и пущу! Это мое дело. Я твой лекарь, у меня и надо спрашиваться, — возражал с отцовской строгостью крестьянин.

— Хоть бы Раде сообщили, что я жив.

— Учительница и так это знает — не попался туркам в лапы — значит, жив.

Огнянов смирился.

Некоторые крестьяне — всё свои люди, — с трудом выпросив у Марина разрешение, время от времени навещали больного. Они всей душой жаждали услышать пылкие речи учителя и всякий раз уходили от него с бодрыми лицами и горящими глазами. Чаще других к Огнянову допускали отца Иосифа, председателя местного комитета.

Он уже теперь был избран воеводой и в церкви под облачениями прятал знамя. Приходил также старик учитель, дед Мина. Огнянов был уверен, что, кроме них и семьи дяди Марина, никто в деревне не знает его тайны. В этом его уверял и хозяин дома. Между тем раненый с удивлением замечал, что с каждым днем стол его становится богаче: ему подавали жареных цыплят, масло и яйца, молочную рисовую кашу, пироги, а нередко даже диких уток и зайцев; появлялись на его столе и вина разных сортов. Подобная роскошь внушала ему беспокойство: ему было неловко, что хозяева тратятся на него. Изредка выходя во двор, Он замечал, что курятник пустеет.

— Дядя Марин, да ты разоришься, — говорил Огнянов хозяину. — Возьмись за ум, не то я откажусь от твоего угощения и буду покупать себе в лавке хлеб и брынзу… Этого мне достаточно.

— Ты меня не спрашивай, разорюсь я или нет. Я твой лекарь и, как умею, так тебя и лечу. Тут ты мне не указ. «Кто как умеет, так и мелет…» Не вмешивайся не в свое дело.

И Огнянов умолкал, глубоко тронутый.

Он и не подозревал, что все местные жители соперничали друг с другом, стараясь получше угостить любимого учителя.

Его тайна была известна всей деревне. Но здесь не могло быть и речи о предательстве.

Сочувствие к нему было всеобщим. Слух о том, что он убил двух кровожадных злодеев, высоко поднял его в глазах даже самых равнодушных. Отвага подкупает простой народ больше, чем все прочие добродетели.

Но рана у Бойчо заживала медленно. Живой и нетерпеливый, он был прикован к постели и постоянно мучился беспокойством. Добрый дед Мина лучше других умел облегчать его страдания. Огнянов каждый день проводил с ним по нескольку часов и, привыкнув к нему, уже не мог без него обходиться.

Дед Мина был своего рода «памятник старины», живой осколок вымершего поколения тех учителей, что учили детей читать псалтырь и Часослов и первые открыли в Болгарии прославленные келейные школы[74]. Это был беловолосый, широкоплечий, круглолицый старик лет семидесяти. Ходил он постоянно в широчайших шароварах. После многих лет подвижнической жизни дед Мина бросил якорь в этой глухой деревушке и в тишине доживал свои долгие дни. В те времена учить детей по старинке уже нельзя было, и дед Мина, оставшись не у дел, только пел безвозмездно в церкви, куда нововведения не имели доступа. В праздничные дни крестьяне, обступив деда Мину, слушали, затаив дыхание, его увлекательные рассказы о старике, смахивающие на проповеди и подкрепленные цитатами из Священного писания. Из всех книг старик читал только эту одну, и она служила ему единственной духовной пищей. Огнянов любовался этим памятником прошлого и с удовольствием слушал мудрые речи поседевшего труженика — живого отголоска забытой эпохи. Когда человек страдает нравственно или физически, душа его настраивается на религиозный лад; он находит нежданное утешение в словах великой книги. Она, как бальзам, утоляет его душевную боль. Впервые испытал Огнянов обаяние боговдохновенных слов, которыми старец озарял свою речь. Придя в первый раз навестить Огнянова, лежащего в постели, дед Мина проговорил строго:

— Еще одна христианская жертва! Опять невинно пролитая кровь!.. «Доколе, боже, поносит враг?.. Вскую отвращаеши десницу твою… Восстани, боже! Суди! Воздвигни руце твои на гордыню их в конец!»

И, поздоровавшись, он стал участливо расспрашивать Огнянова. Тот попытался было повернуться на другой бок и вскрикнул от острой боли.

— Крепись, сынок! «Блаженни плачущии, яко тин утешаться», — скорбно проговорил старик.

— Конечно, дедушка Мина, приходится потерпеть… недаром же мы назвались апостолами, — улыбаясь, сказал Огнянов.

— Трудна, учитель, трудна ваша деятельность на земле, но зато достойна похвалы и славы, ибо сам бог вразумил вас, да служите народу. «Вы есте свет мира: не может град укрытися верху горы стоя». Разве не сказал Христос своим апостолам: «Жатва убо многа, делателей же мало… Идите: се аз посылаю вы яко агнцы посреде волков!»

Эти простые слова вносили сладостное успокоение и бодрость в душу Огнянова. Он попросил старца дать ему почитать какую-нибудь священную книгу, и дед Мина принес ему псалтырь. Огнянов со страстным интересом читал это вдохновенное сочинение, в котором бьет ключом источник высокой поэзии. Эти песни борьбы, эти вопли отчаяния и восторженные молитвы вызывали отклик в его смятенной душе. Он не выпускал из рук книги псалмов Давида.

И вот настал день, когда дядя Марин отправился в Бяла-Черкву. С тревогой ждал Огнянов его возвращения. В голову ему лезли всякие мысли, одна горше другой. Ведь он уже больше месяца ничего не знал о людях, дорогих его сердцу. Что с Радой? Какие оскорбления, какие гонения ей, наверное, пришлось вынести после его побега! На нее, конечно, обрушилось возмущение общества, а может быть, и ярость властей. Не суждено он было, бедняжке, найти счастье с Бойчо! И вот теперь она, несчастная, брошенная на произвол судьбы, похоронившая свои лучшие мечты, в довершение всего опозорена общественным мнением. Жестокие люди вменят ей в преступление ее любовь к Бойчо, и тяжким горем заплатит она за те редкие минуты радости, которые дало ей это чувство. И нет с нею Бойчо, чтобы утешить и поддержать ее, слабую, как дитя…

Расстроенный этими грустными мыслями, Огнянов очень обрадовался приходу деда Мины. Теперь было хоть с кем поделиться своим горем. Дед Мина озабоченно выслушал его.

— Надейся, надейся на бога, учитель, не предавайся унынию; всевышний не оставляет страждущих, кои уповают на милость его. «Надеющиеся на господа яко гора Сион… Яко не оставит господ жезла грешных на жребий праведных… Сеющие слезами радостию пожнут…»

И тут, как бы в подтверждение этих слов, дверь открылась, и вошел дядя Марин.

Дрожа от нетерпения, Огнянов старался узнать новости по его лицу.

— Добрый вечер! Подожди, подожди, учитель! Все расскажу по порядку… А ты не слишком ли много двигался? — сказал дядя Марин, снимая тяжелый плащ. — Ваши горожане, — продолжал он, — уж больно чудные… прямо как тени какие-то, — ни поймать их, ни расспросить…

— Разве ты не пошел прямо к доктору?

— Он арестован.

— А к дьякону в монастырь?

— Дьякон скрывается.

— Деда Стояна не нашел?

— Он приказал долго жить, прости его боже; умер от побоев в ту самую ночь, когда его арестовали; говорят, будто не вынес пыток бедняга, все выдал.

— Несчастный!.. А Радка, Радка?

— Не видал я твою Раду.

— Почему? Что с нею? Огнянов побледнел.

— Да там она, не беспокойся, но из школы ее выгнали.

— Ты бы поискал ее у монахинь, у Хаджи Ровоамы! — в тревоге воскликнул Огнянов.

— Монахиня вытолкала ее взашей.

— Боже мой, она осталась на улице. Она погибла!

— Чорбаджи Марко пристроил ее к своим родственникам, только я не мог найти их дом, а мои спутники торопились… Но я кое-кого расспросил, — девушке там хорошо.

— С дядюшкой Марко мне не расплатиться за всю жизнь… А что говорят обо мне?

— О тебе? Тебя там все зовут по-другому… Пока я сообразно, что это тебя так кличут, чуть не поседел вконец.

— Графом, что ли?

— Да, Графом. О Графе все говорят, будто его подстрелили охотники в Ахиевском лесу.

— Это правда.

— Правда, да не совсем: ты жив, а тебя считают мертвым, и так-то оно и лучше.

Огнянов подскочил на кровати, как ужаленный.

— Как? И она? И она думает, что меня убили? Только этого ей недоставало, несчастной!

Огнянов встал и, словно желая испробовать свои силы, зашагал по комнате.

— Не надо ходить, рану разбередишь.

— Я уже могу ехать, — проговорил Огнянов решительно.

— Куда ехать? — спросил удивленный дядя Марин.

— В Бяла-Черкву.

— Ты с ума сошел!

— Нет еще, но сойду, если задержусь здесь хоть на день. Достань мне одежду. Дашь мне своего коня?

Зная упрямство Огнянова, дядя Марин не пытался его удерживать.

— Можешь взять и коня и одежду. Только жаль мне тебя, молодой ведь совсем, — проговорил он, помрачнев. — По всем дорогам снуют проклятые турки, грабят народ, и нет числа их зверствам… Неужто тебе не жалко самого себя?

— За меня не беспокойся, я вернусь к тебе, как сокол, живым и здоровым. Если не прогонишь… — добавил Огнянов полушутя.

Старик посмотрел на него хмуро.

— Нет! Ты не поедешь! — сказал он решительно. — Я созову всю деревню, и тебя силком запрут здесь. Ты нам нужен, как причастие божие, а собираешься идти на верную смерть! Я не хочу, чтобы потом люди говорили: дядя Марии послал на смерть учителя Бойчо, нашего апостола! — сердито кричал он.

— Потише, дядя Марин, вся деревня услышит, — остановил его Огнянов.

Дед Мина улыбнулся в усы.

И у Марина лицо засияло каким-то веселым лукавством. Огнянов посмотрел на друзей с удивлением. Почему их рассмешили его последние слова?

— Чего вы смеетесь? — спросил он.

— Эх, дай тебе бог здоровья, учитель! Кого ты боишься? Все наши деревенские, даже дети, знают, что ты у меня… О твоем пропитании вся деревня заботилась… Мы простые люди, по христиан не выдаем, а за таких, как ты, душу отдадим!

Теперь и Огнянов улыбнулся, поняв, что его тайна была известна всей деревне.

Они спорили еще долго, но Огнянов рассеял опасения хозяина, и его отъезд был решен.