💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

XXVI. Незваные гости

Полицейские быстро подбежали к монастырским воротам. Шериф-ага оставил здесь двух стражей с обнаженными саблями и заряженными револьверами.

— Никого не пропускать ни туда, ни оттуда! — приказал он и вместе с остальными своими людьми ворвался во двор.

Налет полиции переполошил обитательниц монастыря, посеяв страх и сумятицу во всех кельях. Монахини выскакивали за двери и метались по галереям; за ними выскакивали и их гости. Поднялся крик, шум; суматоха была неописуемая. Онбаши, стараясь внести успокоение, махал рукой и кричал что-то по-турецки, но никто не понимал его, да и попросту не слышал. Между тем полицейские забрали всех священников, попавшихся им под руку, всех людей в очках — хотя бы и не синих, — а двух мужчин задержали только потому, что их звали Бочо, и всю компанию заперли в одной комнате. Сюда же попали студент Кандов и фотограф Бырзобегунек, но фотограф, как подданный австрийского императора, а не турецкого султана, был немедленно освобожден, и онбаши даже извинился перед ним. Высунувшись в окно, Кандов громко протестовал против этого наглого посягательства на его свободу и прямо-таки бесился. Его сотоварищи вели себя спокойнее, хорошо зная, что собой представляют турецкие власти.

— Эх, Кандов, видно, ты и не нюхал еще турецкие порядки! — заметил один из священников.

— Но ведь это насилие, произвол, беззаконие! — кричал студент.

— На произвол и беззаконие отвечают не криками, — в башку этого Шериф-аги все равно ничего не втемяшить, — а вот чем! — проговорил Бочо-мясник, обнажив свой нож.

В спешке Шериф-ага не догадался разузнать, кто видел Огнянова, когда тот входил в монастырь, и как он был одет, но тотчас же приступил к обыску на галерее, где, как ему сказали, спрятался беглец. На эту галерею выходила и келья Хаджи Ровоамы. Придя в себя от первого потрясения, монахини стали горячо протестовать и даже обижаться, что их подозревают в укрывательстве человека, которого считают врагом султана. Болыше всех возмущалась этим недостойным подозрением Хаджи Ровоама. Зная турецкий язык, она ругательски ругала онбаши и, наконец, с позором прогнала его. Но в остальных кельях поиски продолжались с еще большим рвением. Полиция усердствовала — ведь в конце концов Огнянов должен же был найтись. Для Шериф-аги поимка беглеца была вопросом чести, и он яростно обыскивал шкафы, сундуки, чуланы и всякие укромные уголки. Люди со страхом ждали, что несчастного Графа вот-вот выволокут из какой-нибудь кельи.

И вдруг кто-то зловеще крикнул: «Поймали!» Но оказалось, что поймали не Огнянова, а господина Фратю, которого вытащили из-под лавки в келье матери Нимфодоры и сразу же отпустили.

Прислонившись к перилам галереи, Рада напряженно следила за ходом поисков. Она была сама не своя от страха за Огнянова и заливалась слезами. Позабыв об осторожности, она дала волю своим чувствам, и все окружающие сразу поняли, что она любит Огнянова. На нее стали коситься, но Раду мало беспокоило мнение этих болтливых баб, равнодушных к опасности, грозившей ее любимому, и слезы ее лились безудержно.

Две монахини, стоя в стороне, шушукались, указывая глазами на келью Хаджи Дарий, тетки доктора Соколова и защитницы Бойчо. Скорее всего, Огнянов был там, а полицейские уже приближались к келье Хаджи Дарии. Сердце у Рады разрывалось. Она окаменела от ужаса… Боже, что делать?

К ней подошел Колчо, узнав ее по голосу, хотя она только громко всхлипывала.

— Рада, ты здесь одна? — тихо спросил он.

— Одна, Колчо, — ответила Рада, задыхаясь от слез.

— Не беспокойся, Радка, — прошептал Колчо.

— Как же не беспокоиться, Колчо? А если его найдут? Ведь он здесь… Ты сам сказал, что его видели в монастыре.

— А по-моему, его здесь нет, Радка.

— Все говорят, что он здесь.

— И первый это сказал я… Бойчо в церкви сам попросил меня пустить слух, что он скрылся в монастыре. Надо было задержать полицию… Сейчас Огнянов свободен, как волк в лесу.

Бедная девушка чуть не бросилась на шею слепому. Лицо ее просветлело, как небо после грозы. Спокойная и сияющая, пошла она к Хаджи Ровоаме, которая сразу же заметила непонятную перемену в настроении своей воспитанницы.

«Неужто эта негодница узнала, что его нет в монастыре?» — подумала монахиня со злобной досадой и, смерив девушку испытующим взглядом, сказала:

— Ну что, Рада, наревелась? Так, так, хорошо, будь посмешищем для людей, плачь из-за этого разбойника и кровопийцы.

Но сердце у Рады было переполнено счастьем.

— И буду плакать, — ответила она дерзко, — пусть хоть один человек плачет, когда другие радуются…

Столь смелый отпор показался монахине чем-то совершенно неприличным. Она не привыкла, чтобы ей так отвечали.

— Ах ты, бесстыдница! — прошипела она сквозь зубы.

— Я не бесстыдница!

— Нет, бесстыдница и сумасшедшая! Твой проклятый разбойник уже сегодня будет качаться на виселице!

— Если его поймают! — язвительно отрезала Рада. Хаджи Ровоама вскипела:

— Вон, проклятая! Чтоб ноги твоей у меня больше не было! — закричала она, чуть не задохнувшись от ярости, и вытолкнула Раду за дверь.

Девушка вышла на галерею как ни в чем не бывало. Что для нее значило презрение Хаджи Ровоамы? Ее грубо вытолкали из кельи, но и это ее не обидело. На сердце у нее было спокойно, весело. Она даже радовалась, что окончательно порвала со своей жестокой покровительницей.

Завтра, а может быть, и сегодня ее, вероятно, выгонят из школы, и она останется одна, под открытым небом и без куска хлеба. Но не все ли равно? Она знает, что Бойчо спасен. Он теперь свободен, словно волк в лесу, как сказал Колчо. Боже мой, как добр этот Колчо! Какая участливая, сердобольная у него душа, как он отзывчив к чужому горю; а своего горя не видит, забывает о нем, бедняга! Сколько зрячих жестоко и умышленно не видят людских страданий! А Стефчов, этот зверь, с каким нетерпением он, должно быть, ждет сейчас гибели Бойчо!.. Но Бойчо уже избежал опасности… Врагам не придется торжествовать, а честные люди будут радоваться. Но никто никогда не будет так счастлив, как она!.. Вся во власти этих чистых, светлых чувств, она вдруг заметила Колчо, который медленно спускался но лестнице.

— Колчо! — крикнула она, сама не зная зачем.

— Радка, ты меня зовешь? Колчо повернулся к ней.

«Боже мой, зачем я его позвала? Только мучаю беднягу», — подумала девушка, устыдившись. Но сразу же побежала к слепому, остановила его и сказала:

— Колчо, я просто так… Позволь мне пожать тебе руку.

И она с глубокой благодарностью сжала его руку в своей.

Поиски продолжались. Выбившись из сил, Шериф-ага предоставил своим подчиненным искать беглеца, а сам пошел к задержанным камилавкам и очкам, только сейчас сообразив, что их пора отпустить.

Кандов снова принялся выражать протест против насилия над его личностью и нарушения элементарной справедливости.

Онбаши, удивленный, попросил перевести ему слова этого рассерженного господина.

— Кандов, повтори еще раз, чтоб я мог перевести твои слова эфенди, — попросил его Бенчо Дерман, лучше других знавший турецкий язык.

— Скажи ему, пожалуйста, — начал Кандов, — что моя личная неприкосновенность, мое самое дорогое человеческое право вопреки всякой законности и без достаточных оснований…

Бенчо Дерман безнадежно махнул рукой.

— Да в турецком языке и слов-то таких нет! — сказал он, — Брось ты, Кандов!

В конце концов незваные гости убрались из монастыря и отправились обыскивать город и его окрестности.