К>1 1 страница

[ Тот, кто практикует учение Будды, должен познать известное. Mid познать? Что знают буддисты? Что знает тот, кто познал исти-|г. р Тот, кто познал истину, понимает, что эти изменяющиеся усло-им пусты от са.мобытия. Нет никакой вечной души, нет никакой и шест вен нос г и в предметах, которые можно было бы назвать своим i постоянным имуществом. Тот, кто познал истину, понимает, что все |в|икающее рано или поздно исчезает. Для того чтобы быть Буд-HL вовсе не нужно знать больше.

Быть Буддой значит познавать на собственном опыте, а не |онсрчиво полагаться на священные писания или мои слова. Ш^навайте самостоятельно. Просто попытайтесь найти условие, Второе возникает, но не исчезает. Есть ли то, что рождается, но не Ьирает? Будьте Буддой, который познает, вкладывая свою энергию I познание жизни прямо здесь и сейчас, не заблуждаясь на тот счет, Он уже Будда. Не говорите: «Я и есть Будда, я все знаю». Иногда

уже Будда. Не говорите: «Я и есть Будда, я все знаю». Иногда желание даже принимает форму Будды. По сути, нет того, кто знает. Понять, что вы Будда, не значит просто быть Буддой.

Последователи тхеравады говорят об анатте, тогда как последователи махаяны говорят о шуньяте («анатта» переводится как несамость, а санскр. слово «шуньята» означает пустоту - прим. ред.), но вообще-то они имеют в виду одно и то же. Для того чтобы пережить анатту, человек исследует себя и понимает, что цепляние за эго, неврозы, которые есть у всех нас, мысли, жадность, ненависть и заблуждение - все это анатта. Нет самости, которую следует спасать, просто пустые условия возникают из пустоты и возвращаются в нес без следа. Итак, мы отпускаем вещи, позволяем вещам и явлениям быть такими, какие они есть. И они совершенно естественно меня ются сами собой. Вам не нужно силой вызывать перемены. Если у вас появляются неприятные чувства, вам не нужно избавляться от них, они уйдут сами собой. Тщеславная самость говорит: «Мне не нравится это обстоятельство. Я должна избавиться от него, стереп его». Тогда ситуация еще больше усугубляется. Вы пытаетесь что-то оттолкнуть, воткнуть голову в песок и сказать: «Я исправил ситуацию». Но желание избавиться от чего-то просто создает условия для последующего возникновения столь нежеланного обстоятельства, потому что мы не поняли, что оно отмирает совершенно естественным образом.

Сейчас мы сидим в комнате, полной кармических потоков, которые мы воспринимаем как постоянные личности. Мы носим эти личности в себе как «мешок с представлениями о жизни», поскольку на концептуальном уровне мыслей мы считаем друг друга постоянными личностями. Вы носите в себе множество разнообразных мыслей и чувств: зависть, безрассудную страсть, страхи и переживания прошлого. Мы можем потерять присутствие духа, просто вспомнив имя человека, который заставил нас страдать. «Как он смел так поступить со мной! - восклицаете вы про себя. - Он скверно обошелся со мной». Вы думаете о том, что случилось двадцать лет назад! Некоторые люди очень часто ведут в себе недоброжелательные внутренние диалоги и тем самым разрушают свою жизнь.

Но мы практикуем медитацию и выходим за пределы памяти. Вместо того чтобы вспоминать людей из своего прошлого, считая их ныне существующими, мы понимаем, что в этот самый миг горестное воспоминание представляет собой изменяющееся условие. Мы видим, что наше воспоминание это аникка, дукха, анатта («аникка» значит непостоянство, мимолетность, «дукха» - несовершенство, неудовлетворительность, «анатта» - безличность, несамость. По

foeaM Будды, эти три качества характеризуют все мирские явления прим. ред.). Они формируются во времени как песчинки Ганга.»ш песчинки могут быть прекрасными, уродливыми, белыми или •ирными, но они все равно просто песчинки.

Итак, слушайте свои внутренние мысли и чувства. Слушайте 1Й ум, когда вы начинаете ощущать в теле боль. Вы услышите го-, который скажет: «Я не хочу чувствовать боль. Когда, наконец, втрезвонит этот проклятый колокольчик?» Слушайте ноющий неудовлетворенный голос. Вы можете также слушать этот голос, когда у вас замечательное настроение. «Какое блаженство! - восклицаете им. - Мне так хорошо!» Слушайте девату (ангельское существо), Купающееся в счастье и блаженстве, и вместе с тем займите позицию безмолвного слушателя. Не делайте никаких предпочтений в Пользу положительных или отрицательных переживаний. И помните О том, что всякое условие когда-нибудь исчезает.

Осознавайте свои мысли и чувства, позволяйте им приходить и уходить, поскольку в действительности просто меняются кармиче-вкие условия, поэтому не следует вмешиваться в них. Современный Человек склонен полагать, что глубоко внутри него скрывается великан-людоед, который только и ждет подходящий момент, чтобы Щброситься на вас и постоянно сводить вас с ума. Некоторые люди К ю жизнь проводят в таком страхе, они предчувствуют появление довища. Но чудовища это еще одна санкара (сложное явление), е одна песчинка из Ганга. И пусть эта песчинка отвратительна, но а не более, чем песчинка. Если вы будете падать духом всякий раз и виде отвратительной песчинки, то поймете, что в вашей жизни вляется все больше трудностей. Иногда мы должны признавать, ^некоторые песчинки отвратительны. Пусть они будут отврати-ьными, не огорчайтесь. Если бы вы увидели, как я сижу у Ганга, рю на отвратительные песчинки и причитаю: «Я схожу с ума», бы подумали: «Аджан Сумедо и в самом деле сошел с ума». Да-поистине отвратительная песчинка это всего лишь песчинка. Итак, мы просто смотрим на общий фактор всех этих различных ЮЙств (скрытые чудовища, подавленные энергии, сила архетипов) Понимаем, что все они просто санкары, вот и все. Вы становитесь Ддой, вы и есть знание.

Мы воспринимаем непознанное как всего лишь еще одно изме-

Ьющееся условие. Иногда есть знание, иногда есть незнание, одна

(Ктуация обусловливает другую. Ночной мрак, солнечный свет, ночь

день - все это сменяет друг друга. Если вы и есть знание, тогда нет

мости, нечем становиться. Но если вы отзываетесь на все качества

сары (непросветленное, неудовлетворительное переживание жиз-

НИИ & gt;

сии

жизни, обусловленный неведением мир - прим. ред.), то становитеа настоящим невротиком. Тогда вашим реакциям не будет конца, вед; это все равно что реагировать на все песчинки Ганга. Сколько вре мени вам понадобится для того, чтобы эмоционально отозваться н; все песчинки Ганга, впадать в экзальтацию при виде красивых пес чинок и падать духом при виде уродливых песчинок? Но люди поступают именно так. Они теряют силы, тупеют из-за того, что все время находятся во взвинченном состоянии. В конце концов, им хочется наложить на себя руки. Тогда они начинают принимать наркотики, часто прикладываются к бутылке, чтобы как-то защититься.

Мы не сооружаем защитные укрепления и не убегаем от страха и тупости, потому что понимаем, что все наши мысли и чувства пусты от самобытия. Поэтому нам не нужно защищаться. Мы можем стать даже еще более чувствительными, разумными и восприимчивыми. В этой ясности понимания проявляется знание о том, что все возникающее исчезает. Буддам известно об этом!

3. Пять препятствий

(буддистская летняя школа, 1979 г.)

В медитации человек постигает пять препятствий (Будда говорцл о пяти препятствиях на духовном пути: 1. желание (жадность, похоть), 2. недоброжелательность (гнев), 3. тупость (вялость, лень), 4 беспокойство (возбуждение) и тревожность, 5. скептицизм, сомнения - прим. ред.). Когда вы сталкиваетесь с каким-то препятствием то исследуете и постигаете его, принимаете его присутствие и учи, тесь взаимодействовать с ним. Иногда вы можете просто велеть препятствию сойти с вашего пути, и оно подчиняется вам. Иногда вам приходится позволять препятствию оставаться у вас до тех пор пока оно само не потеряет силу.

Мы находим тонкие способы реагировать отвращением на то, что нам неприятно, и не склонны откровенно признавать свои намере, ния. Мы привычно пытаемся устранить, стереть то, что нам кажется неприятным. До тех пор пока мы будем поступать таким образом, у нас не будет самадхи, концентрации. Только когда отсутствуют пять препятствий, или мы уже не привязаны к ним, мы обретаем душев. ный покой, иначе говоря сосредоточенное сердце.

Мы можем проникнуть в препятствие, только когда оно по. настоящему возникает, тогда у нас может случиться проблеск пр0. светления. Наверно, вы уже заметили, что можете посещать духов, ные лекции, на которых вас учат ясно понимать Дхамму, но вы все равно гневаетесь, пугаетесь или желаете заполучить ту или ину^

щь. Когда возникает настоящая ситуация, вы не внимательны. Вы склонны сопротивляться, возмущаться или осуждать.

Первый год своего ученичества я провел в монастыре на северо-токе Таиланда. Мне не дали никаких заданий, я должен был про-

жить в небольшой хижине. Монахи каждый день приносили мне оду. Я не говорил на тайском языке, и ни один монах не говорил по-

пийски, поэтому я ни с кем не разговаривал. Моя чувственная вфсра не испытывала сильного воздействия окружающего мира, и Ю-за отупения чувств я ощутил в себе глубокий покой. Во мне царица безмятежность, и я даже обретал состояния блаженства и экс- ШЛ. Я сидел на пороге моей маленькой хижины, и из моих глаз лилии, слезы из сострадания к комарам, которые кусали меня. Я мог думать на абстрактные темы - например, обо всех наделенных чув-

5нами существах вселенной. При этом я ощущал волну любви ко ем существах мира. Я даже простил своих врагов, всех людей, ко-ГОрмс заставляли меня в прошлом страдать. Я мог позволить себе |Слаждаться своими высокими чувствами в отношении «всех су- Нртв» главным образом потому, что мне не приходилось жить с

«л\. Однажды я поехал в консульский отдел продлить визу. Мне при- рсь ехать в местечко, которое называется Нонг Хаи. Оно распо-Цдксно на реке Меконг, за которым уже виднеется Лаос. К тому мо-нту я сильно развил свою чувствительность, поэтому по дороге в ^ВД лучше прежнего осознавал жизнь. Я видел на лицах людей Вть грусти и страха. Когда я вошел в кош ору, то почувствовал, щв меня летят свинцовые стрелы ненависти. Позднее я узнал о " Что главный монах провинции позвонил этим чиновникам и Ьазным тоном потребовал продлить мне визу. Но согласно зако- ш должен был пройти определенную бумажную процедуру, по-н^Ш чиновники почувствовали, что с ними обошлись несправедли-шН| результате они стали ощущать по отношению ко мне столь ^ое отвращение, что просто отказали мне в визе. Я очень сму-р, поскольку мой уровень осознанности был высок. Мое чувство кжой любви ко всем существам мгновенно улетучилось. В" дая возвратился в монастырь, во мне кипела целая буря силь-" " И*УВСТВ- Я пошел в свою хижину и целых три дня успокаивал.....I ум, который очень возбудился, когда я разговаривал с чинов-

TMK.

^устя несколько месяцев я очень полюбил отшельническую В таком образе жизни есть что-то романтическое. Когда не Jb горести людей, когда не приходится огорчаться из-за их покои, на душе становится очень спокойно. Сама природа излуча-

ет покой, так приятно жить на лоне природы. Даже комары, которые вы считаете отвратительными существами, на самом деле не так сильно досаждают, как люди. На самом деле, искусство совместной жизни с другим человеком гораздо более сложное, чем искусстве, жизни в окружении комаров.

Я очень привык к своему образу жизни, но через несколько месяцев мне пришлось поехать по делам в Бангкок. Я помню, как ехал в поезде из Нонг Хаи в столицу. Я не хотел ни с кем говорить. Прежде я просто сидел в своей хижине и тешил себя великодушными мыслями о помощи всем существам, о том, как прекрасно посвятить свою жизнь благу всех наделенных чувствами существ, я думал о Дхамме и Будде. Меня охватило пьянящее чувство блаженства. «До чего же замечательное у меня состояние!» - думал я. Но такое состояние мгновенно слетело, стоило мне вступить в грохочущий, суетливый и неприятный город, буквально через полчала мой ум был сильно смущен.

Подобные переживания научили меня тому, что путь к просвет лению не предполагает, что непременно нужно закрываться от всего неприятного. Напротив, следует пытаться понять все, что мы считаем неприятным или трудным. Эти конкретные состояния призваны преподать нам урок. И не важно, что нам неприятны обстоятельства, в которых мы оказались, что мы хотим жить в других условиях. Все равно подобные обстоятельства будут то и дело настойчиво возникать в нашей жизни до тех пор, пока мы не поймем и не перерастем их.

Скоро после той поездки в Бангкок пришел конец моей отшельнической жизни. Я собирался принять монашество и жить вместе с моим мастером Аджаном Ча в монастыре, где мне не будет доступно счастье аскетической практики. Мне предстояло жить в обществе монахов и исполнять свой долг, выучить все правила монашеской дисциплины и жить под чьим-то руководством. К тому времени я решился принять монашеское посвящение. Я понял, что хочу для себя именно такой образ жизни. Разумеется, я больше не нуждался в экстатических, блаженных состояниях, которые исчезли сразу же, стоило лишь возникнуть пустяковому затруднению.

В монастыре Аджана Ча, который называется Ват Па Понг, мне постоянно что-то досаждало. Благодаря разным досадным недоразумениям я получил возможность научиться преодолевать Пять Препятствий. В других монастырях Таиланда, в которых мне довелось жить, монахи, узнав о том, что я приехал с Запада, сразу же предоставляли мне все самое лучшее, что было у них. Я мог отлынивать от работы и прочих мелких обязанностей, которые должны

urn выполнять другие монахи. Например, я мог просто заявить:

ейчас я особенно глубоко медитирую. У меня нет времени подме-i.11 ь пол. Пусть этой работой займется кто-нибудь другой. Я серьезно практикую медитацию». Когда я приехал в монастырь Ват Па I 1онг, монахи стали говорить: «Он приехал из Америки. Наверно, он in- сможет есть то же самое, что и мы». Но мастер Аджан Ча отрезал: «Пусть учится». Мне предложили хижину, а я попросил другое жи-

, которое мне больше приглянулось, но Аджан Ча и на этот раз hi непреклонен.

Мне пришлось вставать в три часа утра, петь мантры и медитировать. Мы также читали Винаю (правила монашеской жизни). Эта книга читалась на тайском языке, который я поначалу совсем не понимал. И даже когда я выучил этот язык, мне все равно было мучи-и-цьно скучно слушать эту книгу. Например, нам говорили, что, если монах порвал робу на определенном расстоянии от каймы, он Обязан зашить прореху до рассвета. Я при этом думал: «Я принял монашество не для такой чепухи!» Я завяз в мелочных правилах монашеской жизни и пытался выяснить, располагается прореха на моей робе выше четырех дюймов от каймы или нет, следует ли мне спешно штопать робу, пока еще не наступил рассвет. Или нам читали о том, что подстилка для сидячей медитации должна быть опре-

генной длины и ширины, и какой-нибудь монах замечал: «Я видел много других подстилок». И монахи порой даже начинали спорить о цмере подстилки. «Лучше бы мы говорили о более серьезных вещах, - досадовал я про себя. - Хорошо бы нам поговорить о Дхамме».

у И тут я осознал, что вся моя духовная практика свелась к мелочной ежедневной рутине, что мне приходится жить бок о бок с людьми самых разных характеров и темпераментов, умы которых необя-шгельно столь устремлены к истине, как мой ум, и я загрустил. Тогда я на практике столкнулся с Пятью Препятствиями, и мне было куда бежать от них. Я был вынужден выучить урок, который вы-^Нп мне.

) Первое препятствие это жадность. Вы даже не представляете, какие формы порой принимает у монахов этот порок. У мирянина есть РОзможность по своей воле подбирать себе вещи, которые он счита-» полезными и нужными, но монахи практикуют воздержание, и у них очень мало вещей, поэтому их жадность сосредоточивается вокруг таких вещей, как роба или чаша для подаяний. Нам разрешалось есть только один раз в день, поэтому часто мы питали жадность и in отвращение к еде. В монастыре Ват Па Понг нам приходилось Довольствоваться той хижиной, которую нам давали, поэтому ино-

гда мне везло, и я селился в очень милом домике, а иногда мне приходилось довольствоваться халупой. Но в таком случае человек получает хорошую возможность наблюдать за отвращением, которое возникало, когда ему давали то, что ему не нравилось, или удовольствие, когда ему давали то, что пришлось ему по душе.

Верите вы мне или нет, но первые несколько месяцев я как одержимый носился со своей робой. В монастыре, в котором я жил прежде, монахи носили робы кислотно-оранжевого цвета, мне этот цвет не нравился. Когда я переселился в монастырь Ват Па Понг, то увидел, что тамошние монахи носят робы охрового или желто-коричневого цвета, и мне очень захотелось носить именно такую робу. Сначала мне отказали в новой робе, и мне пришлось носить прежнюю кислотно-оранжевую робу. Я испытывал алчное желание заполучить новую, охровую робу большого размера. В Таиланде робы никогда не приходились мне впору, а в монастыре Ват Па Понг монахи шили робы по мерке. Наконец, примерно через месяц Аджан Ча попросил одного монаха сшить мне несколько роб, но тогда я стал одержим цветом. Я не хотел, чтобы роба получилась слишком коричневой. И мне не хотелось, чтобы в ней было слишком много красного. Я прямо-таки отчаялся найти нужный цвет робы и пал духом!

Буддистским монахам не разрешается есть после полудня, но Винам все же кое-что позволяет, например сахар. Тогда я обнаружил в себе маниакальное влечение к сладостям, хотя прежде я вообще не испытывал тягу к сладкому. В нашем монастыре через каждые два или три дня устраивали сладкое чаепитие, и я с нетерпением ждал, когда же наступит тот день, когда мне подадут чашку со сладким чаем или кофе. Иногда монахи даже варили какао! Стоило в монастыре появиться слуху о том, что сегодня вечером нас угостят какао, и никто уже не мог думать о чем-то другом.

В те времена половое влечение мне не досаждало из-за того, что я был одержим сахаром и прочими сладостями. Ночью мне снились кренделя и булки с маком. Я сидел за столом и собирался отправить в рот кусок торта, но тут я просыпался и думал: «Эх, даже во сне мне не удалось поесть как следует!»

Перед отъездом в Таиланд я несколько лет жил в Беркли, штат Калифорния, где я был предоставлен самому себе. Я не чувствовал, что кому-то чем-то обязан, что мне надо придерживаться какого-то строгого образа жизни. Но в монастыре мне пришлось жить согласно традиции, которая мне не всегда нравилась, с которой я не всегда был согласен, к тому же у меня не было авторитета. В принципе, я охотно слушался указаний Аджана Ча, поскольку уважал его. Но

мне иногда приходилось подчиняться монахам, которые не нрави-шсь мне, и я считал, что я умнее их. В монастыре Ват Па Понг мо-п; |хи не давали мне спуску, тогда как в других тайских монастырях " ми без конца нахваливали меня. Мне часто говорили, что я очень тлковый ученик. Я тогда впервые в жизни почувствовал себя ска-шчным красавцем, ведь монахи при виде меня восхищались: «Какая v гебя красивая кожа!» Просто им нравилась белая кожа, а моя кожа, ь и не блещет красотой, все же белая. Однако в монастыре Ват I la Понг монахи говорили: «У тебя некрасивая рябоватая кожа». То-i i.i мне было чуть больше тридцати лет, и я был очень чувствительным к отзывам о своей внешности. Меня спрашивали: «Сколько тебе лет?». Я отвечал: «Тридцать три». «В самом деле? - удивлялись монахи. - А мы-то думали, что тебе не меньше шестидесяти лет». Мотом они критиковали мою походку. «Ты неправильно ходишь, -говорили монахи. - Тебе недостает внимательности во время движения». Мне дали мешок. Я просто бросал его на землю, думая, что не Т«к уж и важно задумываться об обращении с каким-то мешком. Но говорили: «Положи мешок правильно. Обхвати его руками, а ртом медленно поставь на землю», t Монахи высмеивали мою манеру есть, мою походку - ни одна |Влочь во мне не могла ускользнуть от их глаз, и все же я решил ос-ься и выдержать это испытание. На самом деле, я учился приспо-ииваться к традиции и дисциплине. Для этого мне пришлось рань много лет, потому что во мне возникало сильное противодействие. Но я начал понимать мудрость дисциплины Винаи, а эта муд-!. проявляется не только в строках этой книги. Если у вас уже мнение относительно традиций и самих правил поведения мо-тогда вы можете подумать: «Это правило необязательно». Вы ге почти целый день логически рассуждать, а потом заявить: *воре двадцатый век, эти правила соблюдать необязательно», яснее чувствуете, что вы не цельны, и спрашиваете себя:)но, я страдаю?» Вы постоянно наблюдаете за своими реак- ли, когда вас поправляют, критикуют или хвалят. Ёвстепенно вы развиваете невозмутимость и со временем пони-р, что гнев, раздражительность и отвращение начинают исче-Когда ваш ум утрачивает привычку реагировать отвращением, приобретаете радость и душевный покой.

неровал в практику, учителя и монастырь, поэтому сильно |1нич олся ко всему этому. Я не видел в своей новой жизни никаких Ьстатков и чувствовал, что таким образом должны жить все люди Когда в наш монастырь приходили люди, я считал своим дол-5ратить их в буддизм. Теперь я понимаю, что чувствуют мис-

сионеры. Вы ощущаете воодушевление и сильную привязанность к тому, что помогло вам, что сделало вас счастливыми, благодаря чему вы пережили проблеск просветления. И вы чувствуете, что ваш долг - рассказывать всем людям о своем опыте независимо оттого, хотят они слушать вас или нет.

Я не испытывал никаких затруднений, разговаривая с западными людьми, которые соглашались со мной. Мы очень мило беседовали. Я поддерживал их духовный поиск, и они начинали ощущать ту же преданность буддизму, что и я. Мы находились в одинаковом состоянии. Мы гуляли и разговаривали о нашей традиции, называли нашего учителя самым лучшим на свете, признавались друг другу в своих чудесных открытиях. Все эта идиллия продолжалась до тех пор, пока однажды не случилось неизбежное событие: к нам приехал один высокомерный американец и начал громить буддизм.

На меня это событие произвело сильное впечатление. Шел пятый год моей буддистской практики. И тут к нам из США приехал чело-1 век, который практиковал в дзен-центре Сан-Франциско. Он начал находить изъяны в Аджане Ча, в нашем монастыре, в буддизме Тхе-равады, в правилах монашеского поведения - во всем. Этот человек оказался очень эрудированным. Он ездил по монастырям, разговаривал с разными учителями и искал в них недостатки. Своими словами он сильно смущал людей. «Может быть, в мире уже есть более совершенные и быстрые способы самореализации, - думали они. -Возможно, Аджан Ча сильно отстал от времени». Этот американец побывал в Индии у одного гуру, который устраивал сессии медитаций, уверяя людей в том, что человек, проходя его курс, почти мгновенно становится сотапанной (первая стадия освобождения из четырех. Арахант это высший пик освобождения - прим. ред.). «Я так и не понял, стал я сотапанной или нет, - пожал плечами этот человек. - Пусть ваш учитель подтвердит мое очередное достижение на духовном пути». Но Аджан Ча ответил молчанием. Тогда я почувствовал сильное отвращение к этому американцу. Мне хотелось стереть остальные ветви буддизма, отказать всем прочим учителям в звании духовного мастера. Я начал с большим скептицизмом относиться к другим философским системам. Стоило кому-то сказать, что ему известна более совершенная система, как я сразу же (даже не поинтересовавшись, почему человек считает ее более совершенной), находил множество аргументов, чтобы доказать ее слабость. Итак, я завел привычку пренебрежительно относиться к другим учителям и традициям. Но такое умонастроение не принесло мне радость. Я понял, что страдаю, так как мне приходится постоянно отстаивать одну философию, одновременно отвергая все, что угрожает безопасности существования, обретенной мною благодаря привязанности к моей традиции.

Если вы не понимаете природу сомнений, свойственный уму механизм нерешительности, тогда вы будете часто колебаться. Когда вто-то говорит: «Мне известен более совершенный и быстрый способ достижения просветления», вы сразу же впадаете в нерешитель- Ярс состояние и думаете: «Может быть, в самом деле есть более со-Цршенный и быстрый способ». Затем человек начинает описывать

|етод, и вы думаете: «Наверно, именно этот метод следует практи-^Ьать». Но если вы привязаны к своему учителю, чувствуете пре-fiiiHOCTb ему, то думаете: «Я не могу воспользоваться другим методом. Лучше я буду практиковать медленно, но верно». И затем вы |И1чинаете отвергать всех, кто советует вам более совершенный и быстрый способ. Но очень важно изучать сомневающийся ум. Я понял, что не могу ределить самый совершенный и быстрый путь к просветлению, Ни* могу ясно осознать свою неуверенность. Поэтому я начал исцеловать состояние своего ума, когда сомневался. Со временем я Начал принимать свои сомнения, считая их частью переменчивого Мира.

ы Однажды в Бангкоке люди принялись сравнивать разные религии. Я пытался проявлять терпимость и признавать, что все религии Мввной степени хороши, хотя в действительности я придерживался кто мнения. Я всегда старался сказать что-нибудь приятное, отме-

К, что у всех нас одна цель, призвать всех любить христиан и пы-

Ьться развивать доброжелательность (метту) ко всем христианам.

I про себя я отмечал, что буддисты лучше христиан! Однажды я iHb рассердился при мысли о том, что, если меня спросят, какая

Нгия лучшая в мире, то я непременно отвечу, что это буддизм. В i у минуту я понял, что просто у меня создалось такое мнение, а все и|ши установки непостоянны, пусты от самобытия, поэтому не нвкно цепляться за свои мнения, принимать их всерьез. Мне не нИкно было брать на себя ответственность решать, что лучше. И я к& gt; Шествовал, что больше не должен думать о таких вещах, силиться

Щи ответ. Мне стало ясно, что мне следует лишь осознавать в се-i и (келание знать и способность сказать, что одно лучше другого, другой раз я стал одержим завистью. Я был главным монахом, ому подумал, что мне нужно подавать пример хорошего пове-

Вя. Я начал завидовать другим монахам, которых хвалили. На-ищЦмер, кто-то говорил: «Тот монах лучше Сумедо», и в моем уме

Вралось яркое чувство зависти. В человеке вспыхивает дух со-Ииичества, когда он думает, что должен постоянно утверждаться в

^^ft монахов, и все же я обнаружил, что на сонливости можно

ю юточиваться. Я созерцал ощущения в области глаз, чувства в чувства в

}, исследовал ментальное условие и свое привычное сопротивле-

щ ему. Таким образом, данное препятствие скоро перестало доку-

^Ъ мне.

ШВ жизни мы приобретаем мудрость, когда понимаем то, что пе-

|* и пасм здесь и сейчас. Вам не нужно делать ничего особенного.

| не должны переживать сильную боль для того, чтобы выйти за

■ ределы. Боли в вашей обычной жизни вполне достаточно для

t, чтобы достичь просветления. Голод, жажда, беспокойство, за-

■ V страх, похоть, жадность, сонливость - все эти чувства можно

Н^ть своими учителями. Лучше не сокрушайтесь, стеная: «Чем я

^■ Кил такие муки?», а скажите: «Я очень благодарен своему

^■ Гатку. Рано или поздно мне все равно пришлось бы выучить

В|. Лучше сделать это прямо сейчас, чем откладывать урок на

Щ^ущее».

глазах окружающих. Но затем я понял, что зависть мне не нравится, I она приносила мне очень неприятные ощущения. Поэтому я старал-1 ся подавить ее. Я начал взращивать в себе счастье при виде чужих удач и достоинств, радость сочувствия. Теперь, когда кто-то говорил: «Тот монах лучше Сумело», я восклицал про себя: «Как хорошо, что ему удалось превзойти меня! Я очень рад за этого монаха, он лучше меня». Но я все равно продолжал завидовать. Тогда я понял, что мне следует исследовать эту эмоцию, но трудность заключалась в том, что я все время пытался избавиться от зависти. Я решил проявить зависть и начал концентрироваться на ней. Я воображал всевозможные ситуации, которые могли бы вызвать во мне зависть. Я неотрывно концентрировался на зависти и просто наблюдал ее изменчивую природу. Со временем зависть начала блекнуть. Когда исчезло чувство обиды и отвращения, я увидел, что я переживал естественное состояние ума, пустое от самобытия.

' Когда вас уже не вдохновляет монашеский образ жизни, вы становитесь сонным, вы с трудом мыслите. Такое состояние становится еще одним вашим хорошим учителем на духовном пути. Когда вы только что получили посвящение, то чувствуете сильное воодушевление (по крайней мере, я его чувствовал), и у вас много энергии. Затем вы начинаете отмечать умственную вялость. Во время сидячей медитации или лекции вас клонит в сон. Вы сидите и сосредоточиваетесь на своей вялости, позволяя уму проникнуть в состояние тупости без всяких усилий. Или же вы пытаетесь сопротивляться слабости ума.

В Таиланде мы в особые дни лунного месяца постоянно медитировали всю ночь до рассвета. В первый раз я, типичный американец, привыкший конкурировать, захотел покрасоваться перед товарищами. Поэтому я сидел на одной только силе воли, решил стойко держаться всю ночь. Я видел, что тайские монахи клюют носом, что мои товарищи заваливаются на бок, и ликовал про себя: «Я лучше их! Я не позволю себе поддаться сонливости и вялости». Но спустя какое-то время моя сила воли ослабела, и очень скоро я стукнулся лбом о пол. Я почувствовал отвращение к вялости и заставил себя бодрствовать.