Элементы кинопроизведения

Фабула

Говоря о составных частях (элементах) траге­дии, Аристотель пишет: «Важнейшая из этих частей — состав событий (т.е. то, что мы называем фабулой), так как трагедия не есть изображение людей как таковых (т.е. не описание характеров^ вне их жизнедного проявле-ния, — вне событий), а действий и злоключений жизни (т.е. жизненных коллизий, имеющих значение сами по себе, а не только потому, что они связаны именно с дан­ными действующими лицами). Но счастье и злосчастье проявляются в действии, поэтому цель трагедии — изоб­разить какое-нибудь действие, а не качество характера само по себе (т.е. вне действия, изображающего данное счастье или злосчастье). Ввиду этого поэты заботятся не о том, чтобы изображать характеры как таковые: они зах­ватывают характеры, изображая действие (т.е., изображая действие, создают характеры, наделяя их чертами, необ­ходимыми для того, чтобы задуманное действие оправды­валось характерами героев)». «Кроме того, — пишет Ари­стотель, — без действия (изображающего счастье или зло­ключение жизни) трагедия невозможна, а без характеров возможна». "

Этот крайний вывод нельзя понимать так, что Аристо­тель вообще пренебрегает изображением характеров: он хочет только сказать, что при наличии действия, изобра­жающего жизненную коллизию, хотя бы и при слабой об­рисовке характеров, все-таки трагедия осуществима, в то время как одно наличие характеров, без изображения жизненной коллизии, трагедии не создаст. Однако в такой крайней формулировке, которую дает своей мысли Арис­тотель, отражается взгляд древних на характеристику ге­роев в трагедии и недостаточность этой характеристики,

которую отметил Энгельс в своем письме к Лассалю. Ари­стотель далее пишет: «...Если кто-нибудь стройно соеди­нит характерные изречения в прекрасные слова и мысли (т.е. если кто-нибудь предоставит своим героям только красиво и умно разговаривать и не заставит их действо­вать), тот не выполнит задачи трагедии, а гораздо более достигнет этой задачи трагедия, хотя использовавшая все это (т.е. характерную речь, красивые слова и умные мыс­ли) в меньшей степени, но имеющая фабулу, т.е. надлежа­щий состав событий...

Доказательством вышесказанного служит еще то, что начинающие создавать поэтические произведения (т.е. неопытные еще авторы) могут раньше достигнуть успеха в диалогах (т.е. в характерных речах, красивых словах и умных мыслях) и изображении нравов (т.е., в описании быта, в отдельных характерных сценках, в характерных персонажах), чем в развитии действия».

«Итак, — суммирует свои рассуждения Аристотель, — начало и как бы душа трагедии — это фабула, а второе — характеры. Ведь трагедия - это изображение действия глав­ным образом, через него — изображение действующих лиц». (Формулировка чрезвычайно четкая, в которой каждое слово на месте; следует обратить внимание на то, что главным образом изображение характеров дается в дей­ствии, но, очевидно, по мысли Аристотеля, не исключе­на возможность дополнительной характеристики — в «ха­рактерных изречениях, прекрасных словах и мыслях» и в «изображении нравов», не перегружая, однако, траге­дии этими вспомогательными моментами, не останавли­вая и не замедляя развертывания фабулы, т.е. движения событий, действия.)

Лессинг в «Гамбургской драматургии» пишет: «Характе­ры должны быть для писателя гораздо более священны­ми, чем факты (под «фактами» Лессинг разумеет события, т.е. фабулу. — В. Т.). Во-первых, потому, что при строгой определенности характеров факты, поскольку они опре­деляются характерами, не могут возникать из самых раз­личных характеров. А во-вторых, потому, что поучитель­ное и заключается не в голых фактах, а в уразумении

того, что такие-то характеры при таких-то обстоятель­ствах порождают подобные факты и даже должны их по­рождать».

Развитие драмы в новое время внесло существенные поправки в только что изложенные взгляды Аристотеля. При этом не то чтобы стали отрицать значение фабулы и действия для драмы, но было выдвинуто на первый план значение характеров в драме, а значит, и качество харак­теристики.

Вот что пишет Г. Фрейтаг в своей «Технике драмы»*: «С тех пор, как новейшей драме была поставлена задача при помощи поэзии и драматического искусства давать на сцене точное, доходящее до полной иллюзии отражение индивидуальной жизни, — с тех пор изображение харак­теров приобрело такое значение для искусства, какого в древности оно не имело.

Сила поэтического дара всего непосредственнее ска­зывается у драматурга в изображении характера. При по­строении действия, приспособлении его к сцене поэту помогают другие свойства: солидное образование, муже­ственные черты его характера (очевидно имеется в виду активное отношение к действительности, восприятие ее в аспекте движения, действия, борьбы. — В. Т.), хоро­шая школа и опытность; не обладая же достаточной способ­ностью к резкой обрисовке характеров, драматург напишет, пожалуй, сценическую пьесу, но никогда не создаст крупного произведения. Но когда своеобразный замысел делает привлекательными отдельные роли, — тогда можно пи­тать большие надежды [на успех пьесы], если даже соеди­нение отдельных фигур в общую картину и обнаруживает значительные недочеты». (Другими словами, при нали­чии интересного замысла и интересных ролей для актеров_ Фрейтаг прощает недочеты в построении дей­ствия; напротив, Аристотель прощал недостаточность

*Gustaw Freytaq. Die Technik des Dramas. 1-е издание, 1863. С тех пор эта книга неоднократно переиздавалась. Русский перевод опубликован в журнале «Артист»: 1891 г. — № 15, 16, 18; 1892 г. - №№ 5, 9, 13; 1894 г. - №№ 37, 41, 44.

характеристик в случае наличия надлежащего состава со­бытий, надлежащего развития действия.)

Заметим, что, подчеркивая значение обрисовки ха­рактеров для создания произведения крупного, значи­тельного, Г. Фрейтаг отнюдь не отрицает значения дей­ствия (фабулы). Хорошо построенное действие уже может дать сценическую пьесу (что утверждает и Аристо­тель), но без интересных и значительных образов, — та­кая пьеса, может быть, развлечет зрителя, но не окажет на него глубокого воздействия. Недостатки в построении фабулы автор может возместить (конечно, до известно­го предела, за которым уже нет сценической пьесы) спо­собностью в обрисовке характеров. Но, конечно, идеаль­ным является такое положение, когда автор совмещает в себе и хорошего мастера фабулы и хорошего мастера человеческих образов (характеров). Во всяком случае не следует пренебрежительно или легкомысленно относить­ся к работе над фабулой на том основании, что характе­ры важнее. Хорошая фабула помимо того, что сама по себе повышает интерес к пьесе, еще создает наилучшие и разнообразные поводы для раскрытия характеров в действии, для наиболее яркого их проявления. Эта рабо­та может оказаться более трудной для автора, чем рабо­та над характерами. Но не потому, что труднее изобре­тать фабулу, чем создавать характер. Мы думаем, что Г. Фрейтаг прав, когда утверждает, что в создании харак­теров всего очевиднее проявляется сила поэтического дара, в то время как искусству строить фабулу можно на­учиться, но, конечно, не только теоретическим путем, но и настойчивой и вдумчивой работой над конкретной пьесой. Можно не быть блестящим фабулистом (что со­ставляет особый дар), но следует вдумчиво относиться к вопросам событийного построения произведения, стара­ясь давать достаточно продуманную и крепкую конструк­цию фабулы. Если художник делает упор на обрисовку и раскрытие характеров, необходимо, чтобы задуманные образы не остались нераскрытыми только потому, что он не мог создать для их проявления надлежащих обстоя­тельств, убедительных и благодарных поводов и не мог

причинной связи, в ясной логической форме изложить от начала и до конца последовательный ряд событий.

Вот почему такое большое значение как для эпическо­го, так и для драматического произведения имеет состав событий, который называется фабулой.

Но что такое событие? И что такое состав событий, если под составом разуметь не случайный их набор, а органическую их связь, их органическое единство?

Под событием в обычном понимании разумеется про­исшествие нежданное, нарушившее вдруг привычное для нас течение жизни (внезапная смерть близкого человека, неожиданная счастливая находка чего-либо, неожиданная встреча, неожиданное приятное или трагическое извес­тие, подарок, которого не ждали, и т.п.). Но событием мы также называем и всякий значительный момент в жизни человека, в движении последнего к определенной цели, в его борьбе с теми или иными препятствиями (в этом смысле событием может явиться экзамен, решающее испы­тание нового изобретения, дебют артиста, решительное объяснение с обманувшим доверие товарищем, другом, с нелюбящей или нелюбимой женой, объяснение в люб­ви, признание в совершенном преступлении или проступ­ке и т.д.).

Событием в драматическом произведении (в пьесе для сцены или в пьесе для экрана) в широком смысле слова является каждый момент действия, имеющий значение для развития последнего, для движения его вперед, будет ли оно

неожиданным и возникшим по случайному поводу или за- ранее подготовленным и ожидавшимся как осуществле- ние намерений действующих лиц, как результат накопив­шихся противоречий, взаимного непонимания, взаимных претензий и т.д. \ -

Состав событий (фабула) драматического произведе- ния — это соединение в последовательный причинный ряд событий, имеющих значение для развития действия, для движения его вперед. Каждое из событий драматическо- го произведения является необходимой частью целого, Необходимым моментом становления единого действия. События, составляющие фабулу, должны представлять

собою единство, т.е. должны иметь единый корень (основа­ние, причину), должны развиваться в едином направле­нии, должны приводить к единственно и необходимо вы­текающему из их начала и развития концу, разрешающе­му все линии действия и подтверждающему их необходимую взаимосвязь, их единство - от завязки (нача­ла) и до развязки (конца).

Поток действия в целом (и линия основного дей­ствия, и необходимые вспомогательные линии), берущий начало от завязки действия и приводящий к его развяз­ке, называется единым действием драмы или кинодрамы (кинопьесы). В этом потоке все необходимо и все связа­но между собою, ни один момент действия не может быть выброшен или заменен другим без того, чтобы не разру­шилось единство и связность целого (отсюда вывод: если из вещи без вреда для нее можно что-нибудь выбросить, то надо выбрасывать как лишнее; если же можно выбра­сывать сколько угодно и заменять другим, то в пьесе во­обще не сделано единого действия, т.е. нет пьесы, нет сценария).

Не следует думать, что единое действие — это обязатель­но простое однолинейное и прямолинейное действие, какая-либо не сложная по составу событий или по количеству участников бытовая семейная или психологическая дра­ма. Единое действие может быть и сложным соединением многих отдельных линий действия в широком полотне социальной драмы или эпопеи, изображающем массовые конфликты, захватывающем много лиц и много отдель­ных линий действия. Такое сложное построение все рав­но должно отвечать требованиям единого действия, пони­маемого как необходимая взаимосвязь отдельных линий действия и их подчинение единой теме, основной, веду­щей линии действия.

«Фабулы в ней (т.е. в эпопее), - пишет Аристотель, — долж­ны быть драматичны по своему составу и группироваться вокруг одного цельного и законченного действия, имеющего начало, середи­ну и конец». Эта формулировка Аристотеля, особенно сво­им упоминанием о «середине», служит серьезным предуп­реждением тем авторам, которые в эпопее зачастую заг-

оомождают действие побочными эпизодами и именно к се­редине вещи забывают о ведущей линии, возвращаясь к ней только в конце, в развязке. «По своей композиции она не должна быть похожа на историю, в которой изображает-ся не одно действие, а одно время, те события, которые в течение этого (одного) времени произошли с одним лицом или со многими (лицами) и каждое из которых имеет слу­чайное (т.е. не обязательное) непосредственное отноше­ние к другим (событиям)... Так в непрерывной смене вре­мен иногда (в истории) происходят одно за другим собы­тия, не имеющие общей цели».

Отсюда вывод, что нарушение принципа единого дей­ствия приводит к построению событий только в последо­вательности времени, т.е. к хронике исторических событии; зна­чительная часть наших так называемых киноэпопей явля­ется именно такими хрониками, поскольку их события обычно слабо организованы в единое действие так, как оно понимается в драме или эпопее.

Аристотель прав, когда противопоставляет организо­ванную в единое действие трагедию не организованному в такое единство изложению исторических событий, свя­занных между собою только тем, что они происходят в одно время или в хронологической последовательности.

Однако вполне возможно и реальные исторические со­бытия сорганизовать как «единое действие», т.е. осмыслив их в органической связи, в едином причинном ряду собы­тий, имеющем «начало, середину и конец». Охватить в одном кинофильме большой — по пространству и време­ни — круг исторических событий нельзя. Но драматически изобразить отдельный значительный исторический эпи­зод, через него раскрывая целую эпоху и ее людей, мож­но. Так был сделан «Броненосец «Потемкин»» режиссера С.М. Эйзенштейна. Так сделан фильм «Мы из Кронштадта» Драматурга Вс. Вишневского и режиссера Е.Л. Дзигана.

Все сказанное имеет в виду тот вполне возможный случай, когда самый исторический эпизод является основ­ной фабулой пьесы, вокруг которой группируются побоч­ные фабулы (судьбы отдельных героев) как «документаль­ные», так и сочиненные художником.

Если возможно организовать в единое действие исто­рические события сами по себе, то тем более этого сле­дует требовать от художника, когда он пользуется истори­ческими событиями как фоном для развертывания дей­ствия, группируя показ событий вокруг придуманной им фабулы.

Несоблюдение этого правила о единстве действия привело к «ослабленным» или «разрушенным» фабулам во многих из наших киноэпопей (начиная с фильма «Конец Санкт-Петербурга»).

Эпопея — это не только «большая форма» (с грандиоз­ными массовками), а прежде всего органически единое «большое содержание», очень часто — реальное историчес­кое событие, в преломлении понимания и воображения ху­дожника, организующего исторический материал сред­ствами и способами всего искусства в крепкой сюжетной форме.

Все, что не достигает этой формы, уже не эпопея, а инсценированная историческая хроника или даже не хро­ника (если изображаются нереальные события), а лишь вольное подражание исторической хронике.

В исторической эпопее нас интересует вовсе не то, как художник-формалист, стараясь нас удивить, будет со­стязаться с историей в организации «своей» собствен­ной истории, «своих» стачек, демонстраций, уличных боев и т.д. Мы ждем от эпопеи совсем другого: чтобы художник средствами своего искусства оживил и увеко­вечил большие события прошлого или настоящего, что­бы отдельный исторический эпизод или цикл событий он изложил правдиво и убедительно, при этом не как бесстрастную историческую летопись, а как волнующую повесть, как интереснейший сюжет, с глубокими и ярки­ми характеристиками участников событий, а не с исто­рическим «типажем».

Движущей силой событий, составляющих фабулу, яв-ляется~какое-нибудь жизненное противоречие, несоответ­ствий одних интересов, желаний, чувств, взглядов на жизнь, политических идеалов другим интересам, стрем­лениям, чувствам, господствующей морали, бытовому ук-

ладу социальному строю, политической системе и т.д.; при этом противоречие, доходящее до конфликта (колли­зии), т.е. до столкновения противоречивых действую­щих сил. Развитие такого противоречия или конфликта в сознании и поведении действующих лиц в драматичес­кой борьбе и составляет событийное содержание драма­тического произведения, его фабулу, его единое действие.

Таким образом,.фабула драматического произведения (следовательно, и кинопьесы) является единым и законченным действием, представляющим собой развитие конфликта в ряду последовательных событий, - от события, завязывающего этот конфликт, до события, его разрешающего благополучным или трагическим образом. —- '

Драматическая борьба может носить разный характер; это может быть: 1) борьба человека с природой или обстанов­кой, с препятствиями физическими (например, борьба че­люскинцев с ледяной стихией; борьба туриста с опаснос­тями пути в горах; борьба отважного бортмеханика с ото­рвавшейся от самолета лыжей, ставшей вертикально и мешающей совершить посадку самолета; борьба с огнен­ной стихией, пожаром и т.д.); 2) борьба сои, иальной средой, с людьми (борьба политическая; борьба с бытовым укла­дом, с бытовыми предрассудками; борьба в семье; несог­ласия, расхождения и столкновения в служебных, товари­щеских, дружеских, любовных и других отношениях — от расхождений принципиальных до разногласий на почве несходства темпераментов) или, наконец; 3) борьба внут­ренняя, психологическая (неудовлетворенность, подозре­ния, сомнения, колебания, самообвинение и всякого рода смены чувств, настроений, решений, — внутренние пере­живания человека от более или менее спокойных форм поведения до страстных душевных метаний).

Мечта, вторгающаяся в жизнь человека, может уже явиться драматическим событием, поскольку она может свидетельствовать о каком-то несоответствии между дей­ствительностью и запросами человека

Акты борьбы человека с природой, с внешними пре­пятствиями, столкновения человека с человеком, борьба внутренняя, обнаруживающаяся во внешнем поведении

человека, являются событиями-действиями, составляющи­ми основной материал и содержание как событийной ли­тературы, так в особенности действенных, драматических произведений, написанных для сцены или для кино.

Противоречия и несоответствия в сознании челове­ка, акты внутренней борьбы, колебания, сомнения, меч­ты, настроения, не выражающиеся вовне, в поступках, в поведении людей, именуются обычно состояниями.

Если литература в повествовании, в рассказе способ­на в высшей степени полно, глубоко и интересно раскры­вать внутренний мир человека, не заставляя его совер­шать какие-либо конкретные поступки, проявлять свое состояние во внешнем поведении, то в драме (в сценичес­кой или кинематографической пьесе) передача внутренних состо­яний вообще возможна лишь в той мере, в какой возможно най­ти внешние средства их передачи. ~ ~~~

Способы развития конфликта в ряде последователь­ных событий прежде всего предопределяются обстанов­кой, в которой возникает конфликт, характерами героев, содержанием конфликта. Приведя в столкновение своих героев, автор затем изображает их поведение, их разви­вающиеся конфликтные взаимоотношения, их борьбу, руководствуясь своим знанием жизни, знанием человечес­кой психологии. Как будет вести себя жена, партийка, комсомолка, если она узнает, что ее муж — классовый враг? Как будет вести себя не плохой, но слабовольный и трусливый человек, если он должен рисковать жизнью, выполняя свой долг? Как будет вести себя привязанный к своей семье муж, если он узнал, что жена собирается его оставить? Или как будет вести себя молодая женщина, собирающаяся стать матерью, если человек, которого она полюбила, оказался негодяем, если он против того, чтобы она имела ребенка, если вдруг открывается, что он уже женат? Для того чтобы правдоподобно и убеди­тельно изобразить поведение своих героев, автор дол­жен знать жизнь и представлять себе, как они могут и должны в отдельных случаях действовать.

Разнообразие тем бесконечно. Еще более разнообраз­но конкретное содержание фабул. Каждая отдельная тема

допускает различные решения в зависимости от точки зрения автора, от выбранной им обстановки действия, характеров, ситуаций драматической борьбы.

Можно, однако, установить основные требования, ко­торым должна удовлетворять каждая фабула кинопьесы. Эти требования таковы:

1. Фабула должна иметь строго определенный объем. Это

требование имеет такое же важное значение для кино­пьесы, как и для пьесы сценической, и вытекает из того, что кинофильм, так же, как и сценический спектакль, ограничен во времени (1, 5-1, 75 часа), и в это ограничен­ное время нужно уложить всю фабулу. В.Б. Шкловский очень основательно утверждает, что «сценарий по своей емкости равен не роману, а рассказу. Роман для передачи на экране нужно чрезвычайно упростить».

О необходимости соблюдения определенного объема в сценической пьесе писал еще Аристотель в своей «По­этике»: «Трагедия есть воспроизведение действия закон­ченного и целого, имеющего определенный объем (и пред­ставляющего)... не случайную величину. Фабулы должны иметь определенную и притом легко запоминаемую (точнее, позволя­ющую легко запомнить их — В. Т.) длину».

О том же пишет Буало («Поэтическое искусство»):

Не предлагайте нам событий слишком много...

...Ваш сюжет

Богаче чаще, коль излишества в нем нет.

Быть сжатым и живым должно в повествованьи...

Размеры верные иметь ваш должен труд.

Выше были указаны размеры (количество страниц) полного изложения фабул в форме расширенного либ­ретто (тритмента) или сценария. Труднее определить размер фабулы, исходя из ее содержания. Фредерик Пальмер находит, что среднее количество инцидентов (отдельных событий, происшествий, отдельных сцен) в сценарии выражается числом 50. У нас, исчисляя объем сценария в эпизодах (под эпизодом разумеется группа сцен, образующая единый тематически завершенный ку­сок действия, обычно В едином времени и в едином месте), определяют количество эпизодов в сценарии

числами 24-30 (по 4-5 эпизодов на каждую часть в шес-тичастной картине). Такое определение очень условно, поскольку по своему объему эпизоды могут быть различ­ны, — в одной части фильма может быть больше чем 5 эпизодов, а может быть даже только один большой эпи­зод. Но с этой оговоркой приведенные исчисления коли­чества инцидентов или эпизодов в сценарии могут дать хотя бы приблизительную ориентировку при работе над фабулой и проверке ее объема.

2. Основной конфликт в фабуле должен быть значителен и драматичен. Иными словами, коллизии, которые ле­жат в основе фабулы, должны быть: а) достаточно значи­тельными по своему содержанию, т.е. живо интересовать и волновать зрителя, отвечать каким-то серьезным и ак­туальным его запросам, ставить глубокие и важные жиз­ненные проблемы и б) достаточно напряженными, в смыс­ле силы их проявления в конкретной обстановке, между конкретными характерами. Это одинаково относится и к эпопее и к драме, о чем уже было сказано выше. Рав­ным образом это относится и к комедии, которая быва-ет значительной и действенной только в том случае, если в основе ее лежит достаточно содержательная и острая коллизия.

Только содержательный и напряженный конфликт мо­жет послужить источником достаточно длительной, глубо­ко воздействующей и интересной драматической борьбы. Из ничтожного и лишенного глубокой страстности конф­ликта невозможно «выжать» продолжительное и насыщен­ное подлинным внутренним драматизмом действие.

3. Фабула должна развертываться драматично, т.е. в дра-матических событиях, в действенном развитии основного кон-фликта. Это значит, что, наметив основной конфликт, не­обходимо уметь развить его в действии, уметь вскрыть и использовать все таящиеся в нем возможности драмати­ческого развития, находя для этого достаточные поводы и убедительные средства. При этом нужно искать именно драматические пути развития конфликта. Необходимо, чтобы каждая новая ситуация, новое событие, новая

на представляли шаг вперед в развертывании драматичес-кой борьбы, ее новую стадию в неуклонном приближении к завершающему моменту борьбы и к ее развязке. Очень часто бывает, что, наметив интересную драматическую коллизию, автор не умеет ее использовать, не видит зало­женных в ней действенных возможностей, не может со­здать напряженную и волнующую драматическую борьбу, цепь живых и ярких драматических событий.

4. Фабула должна развиваться необходимо и последова­тельно (логично) от начала (завязки) до конца (развяз-ки). Это значит: каждый_момент_.действия должен„бьгть оправдан, мотивирован*, должен быть необходимым и естественным следствием определенных причин. Он

должен быть подготовлен всеми_предшествовавшими

ему событиями и непосредственно увязан с ближайшим

*Не следует смешивать термины «мотивировка» и «мо­тив». Мотивировка — это обоснование какого-либо момента дей­ствия необходимыми и достаточными причинами или создание необходимых и достаточных оснований для того, чтобы осуществи­лось определенное действие, определенное событие. Мотив вооб­ще имеет значение побудительной причины; в этом смысле этот термин применяется и в обычной речи, например: «Какие моти­вы вы можете привести в оправдание вашего поведения?» и т.п. Но в литературоведении термин «мотив» употребляется в другом, отходящем от первоначального, значении «простейшей повество­вательной единицы» или «темы неразложимой части произведе­ния». В своей «Теории литературы» Б. Томашевский дает следую­щие примеры мотивов: «Наступил вечер», «Раскольников убил ста­руху», «Герой умер», «Получено письмо» и т.д. Конечно, в таком своем содержании термин «мотив» не имеет права на существова­ние. Под мотивом следует разуметь сюжетный мотив, сюжетную ситуацию, которая сама по себе, в отвлечении от данного сюжет­ного контекста, является образным выражением определенной идеи определенных жизненных отношений, конфликтов и т.д. Та­ким образом, «Наступил вечер» не будет мотивом, так же как не будет мотивом «На его часах было без четверти пять». Не будет мотивом и «Раскольников убил старуху». Но будет мотивом: «Бед­ный студент Раскольников убил старуху-процентщицу, оправдывая Это убийство соображениями высшей справедливости и своего пра­ва на такое убийство». Не будет мотивом «Герой умер». Но будет Мотивом: «Герой умер, всеми оставленный и забытый».

предшествующим моментом действия. Наконец, каж­дый момент действия должен иметь необходимые и доста­точные основания в обстановке и обстоятельствах действия и в характеристиках действующих лиц.

«Существует хороший способ испытания логичности фабулы, заслуживающий внимания, — пишет Фредерик Пальмер. — Надо перед каждым инцидентом поставить «потому что» (или «так как») и проследить, является ли каждый последующий момент действия результатом пре­дыдущего (выводом из него, его следствием)».

Пальмер приводит такой пример (излагаем его в сво­ей редакции, которая кажется нам более отчетливой):

1. (Так как) героиня замужем за мужем-пьяницей

2. (и так как) она ищет случая освободиться от тяжелой домашней жизни,

3. (то) она поступает на работу в состоятельный дом в качестве швеи.

(Это один причинный ряд, затем мы переходим к другому причинному ряду, который приведет к ре­зультату, подготовленному обоими рядами причин.)

4. (Так как) хозяин этого дома хочет уговорить героя, молодого миллионера, сделать вклад в банк

5. (и так как) жена хозяина желает помочь в этом деле своему мужу,

6. (поэтому) она приглашает героя на обед, обещая, что на обеде будет присутствовать красивейшая девушка Нью-Йорка. Герой принимает приглашение.

7. (Так как) званый обед должен в назначенное время состояться

8. (и так как) в последний момент выясняется, что кра­сивейшая девушка Нью-Йорка не может приехать на обед, (и так как) хозяйка не хочет огорчать гостя,

9. (то) она решает представить герою под видом «кра­сивейшей девушки Нью-Йорка» героиню, работаю­щую у нее швеей,

10. (потому что) она обнаруживает, что героиня красива и привлекательна, и т.д. (Фильм «Счастливый случай», по сценарию Дженни Макферсон, постановка режис­сера Сесиля де Милль, 1915.)

Действие должно развиваться прежде всего и в осно­ве своей по внутренней необходимости. Это значит, что

основной движущей силой событий являются не какие-либо привходящие, внешние обстоятельства, а прежде всего сам конфликт, — волевая, эмоциональная и интел­лектуальная активность самих замешанных в конфликте героев, активность, сама по себе достаточная, чтобы, однажды — в завязке — приведенная в действие, она пре­допределила поступательное движение драматической борьбы и привела к необходимой и по существу разреша­ющей ее развязке. Из этого не следует, однако, что ряд привходящих обстоятельств не может оказывать влияние на ход драматической борьбы, на' конкретные ее прояв­ления. Действие совершается не в безвоздушном про­странстве, и герои являются конкретными лицами, живу­щими в определенной обстановке, входящими в многооб­разные отношения с окружающей средой, с другими людьми. Эта среда может создавать различные поводы для стимулирования драматической борьбы, с одной сто­роны, для торможения и затруднения ее — с другой. В тех случаях, когда выбор тех или иных внешних поводов для

стимулирования действия или его торможения кажется неубедительным, мы говорим о случайности. Проще все- го, конечно, прекратить драматическую борьбу героев, обрушив верхний карниз дома на голову злодея и избавив от печального конца положительного героя. Но такой способ ведения драматической борьбы и ее разрешения недопустим.

Тем не менее нельзя вообще отвергать случайные по­воды в развитии драматического процесса, если: 1) слу­чайность соответствует нашим представлениям и совпа­дениям, встречающимся в жизни и знакомым нам из опыта, и легко может быть оправдана; такая случайность не будет представляться нарочитой для зрителя; 2) слу­чайность вполне оправдывает себя как удачная и необходи­мая для завязки действия, его стимулирования или даже Для придания ему живости и занимательности; такая слу­чайность, которая удачно стимулирует развитие действия по его внутренней линии и создает благодарные поводы Для живого и интересного действия, для убедительного и яркого раскрытия характеров, вполне допустима в

искусстве. Дело, в конце концов, только в мере пользова­ния случайными поводами для ведения драматического действия и в способе пользования ими. Если автор всю линию судьбы своих героев построит на счастливых и злосчастных случайностях, то большое количество этих случайностей может придать произведению особое каче­ство, свидетельствующее или о драматургической беспо­мощности автора, или о специальной философской уста­новке его произведения (так, например, многие воспри­нимают идеологический аспект «Парижанки» Чарли Чаплина как «философию случайности»).

5. Фабула не должна быть схематична Нельзя ограни­читься тем, что в логическом порядке будут следовать одна за другой отдельные ситуации", в которых констати­руется положение действия в каждый данный момент.

Надо уметь каждую ситуацию дать в развитии, в дви­жении, в действии, в драматической сцене, драматйчес-ком эпизоде. Надо уметь найти динамичные, оправдан­ные психологией героев, напряжением драматической борьбы, обстановкой действия переходы от одной ситуа­ции к другой. Ситуации должны представляться возника­ющими естественно в соответствии с нашими представле­ниями об общественной среде, об ее обычаях и нравах, о производственной и бытовой обстановке, о человечес­кой психологии. Каждая ситуация должна быть использо­вана для создания действия содержательного, интересно­го, волнующего, в котором проявят себя характерны (ге­рои). В этом отношении на очень высоком уровне стоит картина «Чапаев». В ней нет «голых» ситуаций, каждая ситуация разрешена в содержательной сцене с живой, естественной, разнообразной игрой, с раскрытием пси­хологически сложных человеческих образов.

6. Фабула должна вызывать и поддерживать интерес и напряжение от начала ее и до конца.

* Ситуация (франц situation), буквально значит «положе­ние». Драматическая ситуация — это положение драматической борь­бы в тот или иной момент действия, или иначе — расположение дей­ствующих сил, их взаимоотношение в тот или иной момент действия-

Интерес и напряжение связаны между собой. Не может быть создано напряжение в действии, если само действие неинтересно. С другой стороны, создание напряжения повышает интерес к действию. Но те особые качества дей­ствия, которые обозначаются этими понятиями, могут рас­сматриваться и отдельно друг от друга. Может быть инте­ресно повествование, в котором отсутствует напряжен­ное действие, хотя повествование, в котором есть напряженное действие, будет сильней, интересней, значи­тельней. Но трудно представить себе драму, которая под­держивала бы глубокий и живой интерес к действию, не создавая напряжения. Всякая_борьба без напряжения и на­растания есть видимость борьбы, не настоящая борьба. Драматическая борьба тоже не мыслится без напряжения и нарастания, без волнующих перипетий, без напрягаю­щих внимание и чувство кризисов. Все туже завязываю­щийся драматический узел, все настойчивее развивающая­ся и усиливающаяся борьба, все растущие в числе трудно­сти или препятствия на пути достижения героями своих целей, может быть, кризис борьбы и перелом в середине действия (кульминация) и решительный ее момент в кон­це действия (последняя кульминация, «катастрофа»), — та­ково содержание понятия напряжение (spannung — шпан-нунг) в драме в широком значении этого слова. В узком значении под напряжением понимают точки наивысшего напряжения действия в середине драмы (кульминация) или в ее конце (последняя кульминация, или «катастрофа»). Важно только всегда помнить, что напряжение достигается не чисто внешними приемами (искусственным оживлени­ем темпа, нарочито убыстренным монтажом), а прежде всего_содержанием действия, созданием активного инте­реса к нему и напряженного ожидания его исхода. Вне-шние_приемы могут только усилить воздействие нарастаю­щего напряжения или кульминационных моментов драма­тической борьбы, но не создать их.

В кино очень часто напряженное и захватывающее своим темпом действие называется динамичным. Это словоупотреб­ление правильно. Но неправильно динамичной называть всякую быструю смену явлений, быстрый монтаж кадров.

Один темп показа событий, сам по себе, не способен произвести динамический эффект, создать глубокое воз­действие. Приведем несколько примеров, разъясняющих разницу между воздействием действенно-смысловым, ди­намическим, с одной стороны, и внешним, кинематичес­ким — с другой. Картина может начинаться с показа боль­шого уличного движения в городе — мчатся трамваи, ав­тобусы, спешат люди; это воздействует на нас, но это будет простая реакция на внешнее, чисто механическое раздражение, и более глубокого воздействия мы не полу­чим. Если скачут один за другим два всадника, это может быть очень эффектно, но эффект этот будет чисто вне­шний, кинематический. Но если вы всадников знаете, если вы одному из них сочувствуете, а другого ненавиди­те, если вы знаете, что это злодей гонится за вашим по­ложительным героем, тогда действие от скачки (соединя­ющее кинематическое воздействие с динамическим) бу-дет чрезвычайно сильным. Больше того, сильный динамический эффект может быть достигнут и без помо­щи эффекта кинематического. Так, например, момент ка­тастрофы в «Броненосце «Потемкине»» (встреча броне­носца с эскадрой), воздействуя, правда, грандиозностью зрелища, в то же время лишен всех тех эффектов внеш­него движения, которыми создатели грандиозных филь­мов любят уснащать свои финалы. Для создания динами­ческого (всегда и смыслового) напряжения нужно нали­чие предчувствия, ожидания, опасения за судьбу героев, нужно наличие столкнувшихся сил; вот почему финал «Потомка Чингис-хана» (скачка монголов по степи) не производит глубокого эффекта; люди скачут в полной безопасности, потому что все усилия возможных пресле­дователей парализованы вихрем, который их сбивает с ног, к тому же они пешие, в то время как монголы ска­чут на великолепных лошадях; в результате получается не динамический эффект, а апофеоз, построенный на кине­матическом воздействии. Нужно принять за правило, что кинематический эффект (вообще могущий приме­няться в разных целях) не может заменить собою дина-мического эффекта при разрешении задач создания на-

пряжения действия, его нарастания. Напряжение (куль­минации, «катастрофы») и нарастание — явления динами­ческие. Кинематический эффект может только добав­ляться к динамическому эффекту, внешними средствами усиливая его воздействие. Так пользовался внешними эффектами В. Шекспир (буря, гром и молнии в кульмина­ционной сцене в «Короле Лире»). Так в кино пользуется внешними эффектами в своих финалах Дейвид Гриффит: он создает напряженную ситуацию и добавляет к ней снежную метель, ледоход, скачку с препятствиями и т.д. Можно указать еще на следующие существенные фак­торы, которые способствуют созданию и поддержанию интереса к действию:

1) Разнообразие содержания. Требование разнообра­зия действия нельзя понимать в том смысле, что необ­ходимо показывать возможно больше мест действия и действующих лиц, хотя перемена места действия и. переход к другой линии действия, к другим персонажам тоже, конеч­но, имеет значение для активизации восприятия действия. Основным и решающим для поддержания и усиления интереса является богатство и разнообразие содержа­ния фабулы, проистекающее из все более полного раскры­тия характеров в действии, изобретательно и разнообраз­но построенном, с интересными и обогащающими наше понимание и наше эмоциональное восприятие происходящего живыми и выразительными деталями, живыми психологичес­кими нюансами.

Требование разнообразия действия не исключает воз­можности повторения интересных деталей характерис­тики или отдельных ситуаций в других условиях, в изме­нившейся обстановке.

2) Перипетии. По определению Аристотеля, «перипе­тия — это перемена происходящег к противоположному и притом... по вероятности и необходимости (т.е. моти­вированно, оправданно, а не по явно нарочитой случай­ности. — В. Т.). Так, например, в «Линкее» одного ведут на смерть, другой, Данай, идет за ним, чтобы убить его. Но вследствие перемены обстоятельств пришлось погиб­нуть последнему, а первый спасся» («Поэтика»).

Интересно построенное действие, по мнению Фредери­ка Пальмера, основано на сочетании ожидаемого с нео­жиданным.

Перипетия и представляет собою переход от ожидае­мого к неожиданному.

Перипетия (перелом от счастья к несчастью, от слез к смеху, от надежды к отчаянию, или наоборот) может являться решающим моментом в движении единого дей­ствия, в его целом, в его композиции (простейший при­мер, когда бездеятельный, апатичный, спокойный стано­вится вдруг энергичным; в комедии «Трус» мирно настро­енный герой, которого все считают трусом, во второй части фильма становится предметом страха и уважения со стороны самых отъявленных злодеев).

Перипетийно могут строиться и отдельные эпизоды и сцены, даже сцены героя с самим собой (монологи).

3) Заинтриговывание читателя (сценария) или зрителя (фильма) какой-либо тайной.

Поучительные и вполне правильные мысли о приеме тайны можно найти у Питкина и Морстона:

«Большинство начинающих писателей полагают, что тайна является необходимым условием хорошо сделан­ной, интересной фабулы. Такое представление неверно, но вполне простительно, — поскольку очень часто инте­рес рассказа, действительно, покоится на тайне. Но это далеко не является общим правилом... мы часто встречаем превосходные фабулы, в которых тайна совершенно отсутству­ет. Уже с самого начала мы догадываемся или даже прямо узна­ем, чем окончится действие, и весь наш интерес сосредоточива­ется на том, каким путем действие придет к такому концу». (Картина «Варьете» начинается с показа героя в тюрьме, и затем рассказывается история его преступления.)

Защищая принципы реализма в искусстве, глубокого и полноценного изображения характеров, Лессинг в «Гам­бургской драматургии» решительно высказывается про­тив заинтриговывания зрителя всякого рода тайнами и умолчаниями. Эти мысли Лессинга могут быть полезны для тех, кто, переоценивая значение тайны, интриги, полагает, что необходимо держать зрителя в абсолютной

неизвестности относительно дальнейшего направления действия и возможной его развязки.

«Я, — пишет Лессинг, повторяя Дидро, — далек от мнения, высказанного большинством писавших о драма­тической поэзии и требующего, чтобы развитие плана (т.е. направление действия, возможный ход событий) ос­тавалось тайной для зрителя. Я, напротив, полагаю, что у меня хватит силы задумать и написать произведение, в котором развитие плана выяснилось бы публике в самом первом акте и само по себе возбудило бы самый горячий интерес в зрителе».

Не переоценивая значения тайны для содержательно­го и интересного развития действия, нельзя все же забы­вать о том существенном значении, которое она часто имеет в построении драматической интриги.

Различают следующие виды тайн:

а) читатель или зритель знает, а действующее лицо не зна­ет (т.е. тайна, загадка существует не для зрителя, а для ге­роя). Герой может не подозревать об опасностях, о при­ятных или неприятных сюрпризах, которые ему предсто­ят, но читатель или зритель знает о них, и это создает для него интерес и. ожидание, как встретит герой пред­стоящее ему испытание, или заставляет его заранее пере­живать (предвкушать) ту радость, которая ожидает героя, и т.д. Такой «прием тайны», заставляющий лас волновать­ся за героя или с сочувствием ожидать счастливой пере­мены в его судьбе, способен оказывать очень глубокое воздействие; " - '

б) действующее лицо знает, а читатель или зритель не зна­ет или только догадывается по состоянию героя. Такой «прием тайны», когда зритель догадывается о том, что герой знает что-то, чего он, зритель, еще не знает, мо­жет создать хорошую подготовку дальнейших событий. Впоследствии зритель может с облегчением убедиться, что герой, которому он отдал свои симпатии, все пред-видел, предусмотрел и в конце концов оправдал то вы­сокое мнение, которое сложилось о нем у зрителя. Или же зрителю будет преподнесен героем приятный и со-вершенно неожиданный сюрприз, за который зритель

оценит последнего по заслугам, будет им восхищен, мо­жет быть, переменит мнение о нем к лучшему. Может, наконец, быть и так, что, несмотря на то, что герой знал, он не умеет найти выхода из положения, ошибает­ся в расчете, попадает впросак, и тогда зритель посочув­ствует ему, поймет его тягостное состояние, колебания;

в) не знают ни зритель, ни действующее лицо. Этот прием имеет большое применение при построении всякого рода загадочных историй, сюжетов, тайн. Необходимо только, чтобы тайна не была только тайной одного авто­ра, никак не воздействующей на ход событий; тайна должна быть задана в действии, чтобы ее наличие предоп­ределяло ход событий. Такая тайна может раньше рас­крыться герою (например, Шерлоку Холмсу тайны рас­крывались раньше, чем читателю). Тайна может раньше раскрыться читателю или зрителю. Но может быть, нако­нец, так, что тайна раскроется одновременно и для героя и для читателя или зрителя.

Все эти три вида тайн могут выступать в драматичес­ком произведении в одной из двух функций:

1) в качестве органической составной части сюжета, его доминирующего мотива (если разоблачение тайны есть основная задача и конечная цель действия), или же в ка­честве необходимо связанного с действием мотива (если зашиф­рованы полностью или частично биографии, характерис­тики и намерения персонажей).

Тайна может быть органическим элементом не только романа тайн, приключенческих или детективных исто­рий, но и иных литературных и драматических жанров; разнообразно пользовался приемом тайны в своих рома­нах Ф.М. Достоевский; на тайне построены киносцена­рии «Крестьяне» и «Анна» («Партийный билет»);

2) в качестве приема оживления действия, интерес­ного и интригующего его изложения, когда автор по ходу действия в какой-то момент ставит зрителя, чита­теля или своих героев в положение неосведомленности, неподготовленности, с тем чтобы затем с хорошо рас­считанным эффектом раскрыть им то, чего они еще не знали.

С приемом тайны связано узнавание, или узнание, под которым следует разуметь не разоблачение тайны для зрителя, а сцены узнания_тайн. героем или героями пьесы.

Хорошо известно, какую важную роль в построении действия трагедии отводил узнанию Аристотель.

«Узнавание, — пишет он, — это переход от незнания к знанию... Самые лучшие узнавания те, которые соеди­нены с перипетиями, например в «Эдипе» (Эдип узнает, что именно он оказался причиной бедствий, ниспослан­ных богами на его город: он является невольным убийцей своего отца и — по неведению — женится на своей мате­ри. — В. Т.). Бывают, конечно, и другие узнавания. Они могут происходить по неодушевленным предметам и по различным случайностям. Можно узнать также по тому, совершил кто-либо или не совершил какой-нибудь посту­пок (например, человека подозревают в наклонностях к воровству, ему дают возможность украсть вещь, которая ему очень нравится или нужна, а он ее не берет, доказы­вая тем самым неосновательность подозрений и т.п.). Но самое важное для фабулы — это вышеуказанное узна­вание, т.е. соединенное с перипетией, потому что такое узнавание, соединенное с перипетией, будет вызывать или сострадание или страх... при таком узнавании будет возникать несчастье или счастье».

На узнании, что его обманули, построен перелом в психологии крестьянского парня Ивана (сцена в конторе, драка) в фильме «Конец Санкт-Петербурга».

Узнание, что его старый друг оказался предателем, яв­ляется трагическим моментом для героя «Аэрограда», ста­рого партизана; узнание повлекло за собой трагическую перипетию: герой убивает своего бывшего друга с вели­кой скорбью («Будьте свидетелями моей печали», — обра­щается он к зрителю).

Из факторов, которые ближайшим образом определя­ют напряженность действия, можно назвать следующие:

а) нарастание действия, т.е. все большее углубление кон- фликта, усиление драматической борьбы, усложнение об­становки действия, усугубление препятствий на пути к Достижению героями своих целей. При этом очень

важную роль играет все большее усиление (интенсифика­ция) чувственного тона наших впечатлений (углубление и усиление симпатии к одним героям и антипатии к другим, нарастание восхищения, тревоги, сострадания, возмуще­ния, презрения и т.п.);

б) подготовка значительных моментов действия, явля­ющихся основными этапами драматической борьбы. Под­готовку следует отличать от мотивировки. Мотивировка -это необходимое основание для того, чтобы могла воз­никнуть та или другая ситуация, осуществиться то или другое событие. Подготовка же — это особое качество мотивировки, способ мотивировки с особым психологи­ческим эффектом, чтобы заранее возбудить интерес, на­правленный на будущее, создать напряженное ожидание предстоящих событий. Для того чтобы осуществить подго­товку там, где она необходима, нужно уметь усилить, на­прячь ожидание зрителя, сделать толчки к далънейшему разво­роту событий отчетливо ощутимыми и настойчивыми.

Подготовка обычно осуществляется путем предвари­тельной диспозиции действующих сил, выявления их со­стояний, намерений, подготовленности к предстоящей борьбе или предстоящему испытанию. Эта подготовка бу­дет тем эффективней, чем больше интереса она возбудит к предстоящему событию, например, если она заранее посеет тревогу за исход предстоящего столкновения или заставит с нетерпением ожидать справедливого возмез­дия злодею, счастливой встречи товарищей, друзей, лю­бовников и т.п. В сценарии «Привидение, которое не возвращается» эпизоду выхода Хозе Реаля на свободу предшествует основательная подготовка: тюремная адми­нистрация договаривается с полицией о сопровождении Хозе Реаля лучшим агентом, который не промахнется, когда ему придется стрелять в Хозе; полиция в родном селении Хозе получает предписание оказывать всяческое содействие сопровождающему его агенту и принять меры против возможных выступлений рабочих в защиту Хозе; с другой стороны, семья Хозе Реаля и его товарищи гото­вят план его спасения; и когда уже силы, которые будут бороться за и против Хозе Реаля, представлены зрителю

и показаны в состоянии готовности к предстоящей борь-

бе только тогда показывается выход Хозе Реаля на свободу.

В подготовке событий, которые должны__наступить нео- значение незнание героем предстоящих

ему испытаний или удачи и знание зрителем, того, что_не известно герою. Здесь будет применен первый прием тайны (см. выше). Но в подготовке могут применяться и другие приемы тайны. Может быть показано, что герои что-то знают и к чему-то готовятся, но зрителю может быть не сообщено о том, что узнают герои. Грубый при­мер: герой получил таинственное письмо, прочел (зрите­лю текст письма не показывается), заволновался, уходит из дома сильно расстроенный; герой живет в одной ком­нате с товарищем; последний, вернувшись домой в отсут­ствие героя, случайно обнаруживает таинственное пись­мо; читает его и приходит в веселое настроение; зритель не знает содержания этого письма, он заинтригован этим разным отношением главного героя и его товарища и подготовлен к тому, чтобы с усиленным интересом вос­принимать дальнейшие события, с нетерпением ожидать разгадки тайны письма.

Подготовка может быть прямой, приводящей именно к тем событиям и с тем их исходом, которых зритель ожидал. Но подготовка может строиться с расчетом на об май ожиданий зрителя, на иное течение и иной исход тех событий, которые предвидятся, ожидаются зрителем (с установкой на перипетию). Такую подготовку иногда назы­вают подготовкой по контрасту. Пример такой подготовки: героя подстерегает беда, он о ней не подозревает и мир­но работает, проводит время в кругу семьи, товарищей и т.д. Художественно акцентированный показ этого спокой­ного времяпрепровождения перед грянувшей затем бе­дой и будет подготовкой по контрасту;

в) торможение. Подготовка обычно бывает связана с тор­можением действия, с оттягиванием решительного столкно­вения действующих сил для создания нетерпения у зрителя, Заинпересованного ожиданием, тревоги за их судьбу. Надо толь­ко помнить, что злоупотреблять этим терпением нельзя,

нельзя забывать о значении темпа действия, нужно иметь чувство меры. Но умелое торможение играет роль не только в подготовке, но и в построении отдельной сцены, когда автор не форсирует развязки завязавшегося столкновения в заранее предопределенном направлении, а задерживает ее, создавая для этого достаточно убедительные поводы. Поучительно сделан эпизод с обыском у Павла в «Матери» Н. Зархи. Первое появление полиции в квартире Павла оканчивается ничем, околоточный с полицейским уходят, у зрителя отлегло от сердца; но это для него только вре­менное успокоение, маленькая передышка; пристав, встре­тивший во дворе уходящих околоточного и полицейских, возвращает их обратно, сам руководит обыском и сам ве­дет допрос, и надежда зрителя на благополучный исход со­бытий рассеивается, зритель со все возрастающим волне­нием следит за тем, как мать отдает спрятанное оружие и тем самым выдает своего сына. -^%

Торможение хода и исхода нависшей над героями уг­розы в соединении с показом спешащей на выручку помо­щи создает так называемый прием запаздывающей помо­щи, имеющий широкое применение в авантюрных филь­мах. Эпизоды в быстрой смене моментов нарастающей угрозы и торопящейся на выручку помощи строятся при­мерно по такой схеме: 1) герой не подозревает об опас­ности; 2) его друзья обнаруживают возможную для него опасность и хотят ее предотвратить, но не успевают; 3) герой попадает в опасное положение; 4) друзья спешат к нему на выручку; 5) во все убыстряющейся перебивке од­ной линии действия (борьбы героя с опасностью) другой (показом спешащей на выручку помощи) приближается счастливый финал: в последний момент, когда герой вы­бился из сил, пришла, наконец, долгожданная помощь. Может быть и другая схема: 1) герой попадает в опасное положение и посылает кого-нибудь за помощью; 2) по­сланный встречает на пути различные препятствия, за ним может быть погоня, но он сам или через других лиц (так сказать — эстафетой) в конце концов сообщает куда нужно об опасности, угрожающей герою; 3) спешат люди на помощь герою и в последний момент спасают его.

Может быть и так, что герой попадет в опасное поло­жение, но об этом никто не знает; однако к месту, где находится в опасном положении герой, направляются по какому-нибудь своему делу какие-то люди (может быть, не знающие героя, может быть, близкие ему); случайно они прибывают как раз вовремя, чтобы спасти героя. Одним словом, вариантов запаздывающей помощи можно изоб­рести довольно много;

г) нерешенность (американские авторы называют это suspense: буквально — беспокойство, неизвестность, нео­пределенное состояние). Для того чтобы интерес к дра­матической борьбе не ослабевал до конца, необходимо, чтобы конкретная ее картина и возможный ее исход не были совершенно очевидцы и предрешены заранее. Но совсем уже недопустимо, когда автор не только заранее предрешает развитие и исход конфликта, но разрешает его задолго до конца картины. Это вызывает досаду и убивает интерес к действию. Поэтому до самого конца произведения на каждом этапе драматической борьбы автор должен оставлять ее в состоянии нерешенности: со­здавать достаточно солидные поводы для ее дальнейше­го движения, вводить обстоятельства, препятствующие немедленному завершению борьбы, создавать необходи­мые толчки для последующего действия и ожидания даль­нейших событий.

7. Фабула должна быть проста и доходчива. Это значит, что значительные идеи и сложные по своим социальным опосредствованиям и психологической природе явления и характеры должны раскрываться в фабуле с совершен­ной ясностью и в простой форме при подлинной глубине идейного содержания и высокой художественности.

Замечательный фильм «Чапаев» может служить ярким примером простой художественной формы, обращенной к миллионам и доводящей до этих миллионов большие идеи, сильные чувства, яркое содержание.

Фабулы бывают различными по своему содержанию, и этим содержанием прежде всего предопределяется выбор и то или иное использование различных средств, придаю­щих ей драматизм, занимательность, напряженность.

Фабула всегда должна быть крепка, но она не обяза­тельно всегда должна быть сложна. Есть множество зна­чительных произведений литературы и драматургии, в основе которых лежат простые фабулы (таковы фабулы «Евгения Онегина», «Горя от ума», «Обломова», «Егора Бу­лычева» и др.). В такого рода произведениях не слож­ность фабулы определяет художественную ценность про­изведения, а значительность вложенных в него идей и глубокое и яркое изображение характеров. Социалисти­ческий реализм основную свою цель видит вовсе не в событийной занимательности, а прежде всего в правди­вом отражении действительности, в «типичных характе­рах», раскрывающихся в «типичных обстоятельствах» (Ф. Энгельс).

Если под структурой сюжета разуметь то или другое соотношение между событийным ее составом и изображе­нием характеров, то можно говорить о разных видах, или типах, сюжетных структур.

Первый тип сюжетной структуры можно назвать собы­тийным, или типом сюжета положений. Таковы: мелодра­ма, являющаяся драмой положений, комедия положения, трюковая комедия в кино, авантюрный роман или аван­тюрная драма. В этом типе сюжетной структуры характе­ры обычно даются в несложной обрисовке, без глубокой психологической разработки, действие развивается с неожиданностями и перипетиями, разнообразно и эф­фектно.

Во втором типе сюжетной структуры интерес сосредо­точивается не только или не столько на внешних собы­тиях, сколько на глубоких психологических воздействиях и на изображении характеров.

В произведениях В. Шекспира сочетается богатство событийное со сложными характеристиками героев. В своем письме к Лассалю, очень высоко оценивая шекс­пировский метод характеристики героев, Энгельс отдает должное также и шекспировскому уменью строить дей­ствие, при этом он высказывает глубокую и верную мысль, заключающую в себе осуждение поисков новой художе­ственной правды на путях бессюжетного искусства: «Пол-

ное слияние большой идейной глубины... с шекспировс­кой живостью и богатством действия... именно в этом слиянии я вижу будущее драмы»*).

В дальнейшем (см. главу «План и композиция») будут рассмотрены практические способы построения фабул и основные проблемы, связанные с таким построением.

Здесь же мы ограничимся перечислением и определе­нием следующих основных составных частей фабулы.

1. Прежде всего необходимо ввести зрителя в обста-новку действия, познакомить его с действующими лица-ми, дать им предварительную характеристику, а если это требуется — дать представление о времени действия, об эпохе. Эту функцию выполняет та часть фабулы, которая называется экспозицией. Не всегда экспозиция ограничи­вается только описанием обстановки действия и людей; сплошь да рядом она содержит в себе уже подготовку за- вязки действия, вскрывая наличие или возможность конфликтных взаимоотношений между героями. Обыч­но изложение фабулы начинается экспозицией, но это бы­вает не всегда. Иногда действие начинается без предва­рительной подготовки, с драматического события, вво­дящего нас сразу в процесс" драматической борьбы (так называемое зачинание действия — ex abrupto). В этом случае обычно экспозиция дается в подходящий для это­го момент после первого «возбуждающего» момента дей­ствия. Экспозиция как особая часть фабулы иногда может быть сведена до минимума (ограничиться, например, коротким показом обстановки, в которой в данный мо­мент находится герой, и краткой портретной характе­ристикой только этого героя), с тем чтобы обстановка Действия и другие действующие лица получили необхо­димую характеристику по ходу действия. Это не всегда бывает возможно и целесообразно, но можно рекомен­довать всегда стремиться к возможному сокращению предварительной экспозиции, скорейшему завязыванию Действия. Кроме экспозиции как первой составной части фабулы, вводящей завязку главного действия, могут быть

экспозиции новых мест и обстоятельств действия или но­вых действующих лиц, вводимых по ходу действия и при своем появлении представляемых зрителю в коротких описаниях, в коротких характеристиках.

2. Завязка действия - это исходная драматическая си-туация, с которой начинается развитие драматической борьбы, единого действия. Эта ситуация может быть, вскрыта сразу в сцене, отчетливо означающей начало дра­матической борьбы, определяющей действующие и про­тиводействующие силы, направление, а может быть, и конкретную цель борьбы. Так сделана завязка в сцена­рии О.М. Брика «Потомок Чингисхана»: монгольский охотник надеется получить большую сумму денег за шку­ру убитой им черно-бурой лисы; скупщик мехов, европе­ец, берет у него шкуру и дает за нее ничтожно малую сум­му; обиженный охотник не хочет отдавать свою шкур) за эту сумму, хочет ее взять обратно, но ему ее не отдают, он пытается возвратить ее силой, возникает драка, в ко­торой кто-то из европейцев пострадал; монгол должен бежать, чтобы спасти свою жизнь. С этого начинается ос­новное действие сценария: европейцы разыскивают мон­гола, чтобы расправиться с ним. В других случаях бывает труднее установить, какой, собственно, момент следует считать исходным моментом драматической борьбы, — завязка действия дается рядом сцен, рядом отдельных событий, взаимно связывающихся в драматический узел и незаметно вырастающих в решающие события единого действия сценария. Так сделана, например, завязка в «Ма­тери» Натана Зархи: драматическая активность матери подготовлена рядом моментов. Иногда исходная динами­ческая ситуация возникает по какому-нибудь случайному поводу. Такой повод, первый толчок, который вскрыл су­ществование каких-то конфликтных взаимоотношений между людьми и привел их к драматической активности, иногда называют завязкой действия. Но это неточно. Такой повод только элемент завязки (завязка завязки), элемент той части фабулы, которая цбязательно включа­ет в себя исходную драматическую _ ситуацию, ставит «тему» драматической борьбы.

3. Развитие действия от завязки к катастрофе. Это раз­витие может идти непрерывно, приближаясь к катастро­фе, с постепенным усложнением действия, с нарастани­ем препятствий, с перипетиями. Но иногда драматичес­кая борьба в своем развитии проходит через момент высокого напряжения, кризиса, в середине действия. Эта высшая точка напряжения действия в середине пье­сы носит название кульминации. Кульминация обычно бывает связана с переломом (решающей перипетией) в действии.

В зависимости от наличия в фабуле перелома (перипе­тии) Аристотель делит фабулы на простые и сложные.

«Я называю, — пишет он, — простым такое действие, которое развивается без перипетии и узнавания, а запу­танным (сложным) — такое, которое развивается с узна­ванием или перипетией или с обоими вместе. Это долж­но вытекать из самого состава фабулы, так чтобы переме­на (перелом) возникала из предшествующих событий по необходимости или по вероятности» (иными словами, построение действия с кульминацией и переломом в се­редине зависит исключительно от содержания действия, а не является приемом, который может быть применен к любому действию безразлично).

Таким образом, развитие действия после завязки в одних фабулах может идти в простом нарастании к ка­тастрофе, а в других фабулах может распадаться на следу­ющие моменты: а) движение (нарастание) действия к кульминации; б) кульминация (сцена или ряд сцен, обра­зующих кульминацию). Кульминация может быть связана с переломом (перипетией) в судьбе героев в течение дра­матической борьбы; в) движение (нарастание) действия к катастрофе. _k

4. Катастрофа. Катастрофа буквально значит перево-рот. В обычном словоупотреблении катастрофа — это по­трясающее событие с гибельными последствиями. В дра­матургии катастрофа - это последний, заключительный акт драматической борьбы, который может быть безыс­ходен, трагичен в трагедии или драме, но носит иной

характер в комедии или драме (мелодраме) с благополуч­ным, счастливым концом (например, американский happy end).

5. Действие (особенно трагическое) может заканчи­ваться катастрофой. Но иногда после заключительного акта драматической борьбы дается сцена или эпизод, в которых, сейчас же после катастрофы, определяются конечные результаты драматической борьбы, подводятся ее итоги для действующих лиц. Эта обычно короткая часть фабулы называется развязкой (иногда развязкой на­зывают катастрофу, но это неточно). Таково типичное строение фабулы сценической драмы. Но так же строят­ся фабулы определенного состава и в кинодраматургии. Кроме перечисленных основных частей фабула киносце­нария может содержать еще следующие части:

1) Предыстория. В предыстории излагаются обстоя­тельства или события, непосредственно во времени не связанные с единым действием кинопьесы, имевшие мес­то в более или менее отдаленном прошлом. Это бывает необходимо для выяснения тех или иных черт в характе­рах героев, для мотивировки событий, объяснение кото­рым можно найти лишь в отдаленном прошлом. Предыс­тория может предшествоват