Недооценка роли отца

Столь распространенная недооценка значения отца в развитии ребенка является следующим обще­ственным фактором⁶⁴. Эта недооценка многолика.

Большую роль здесь играет отождествление по­нятия «воспитание» с понятием «материнская функ­ция». Я думаю о тех матерях, которые заявляют: «Я и одна могу!». И это даже в тех случаях, когда разве­денный отец предлагает свою помощь и готов и даль­ше исполнять свою отцовскую роль. Но, к сожале­нию, лишь немногие отцы готовы к исполнению та­кого задания. Я думаю о тех многочисленных (и не обязательно разведенных) отцах, которые избегают забот о детях и всю ответственность перекладывают на плечи матери.

И, конечно, я думаю о практике су­дей по семейному праву, которые в случае развода почти автоматически отдают право на воспитание ма­тери. Отцу это право отдается лишь тогда, когда об­стоятельства говорят не в пользу личности матери. Этой практике соответствует и общественное мнение.

В то время как разведенный мужчина завоевывает признание как хороший отец уже тогда, когда он каж­дые две недели посвящает свои выходные детям, жен­щины, если они отказываются от права на опеку, должны рассчитывать на осуждение, их считают бе­зответственными матерями.

Недооценка отцовской роли проявляется и в тенденции рассматривать семейные отношения ребенка с позиции отношений двоих. Если сравнить отношения матери и ребенка н отношения отца и ре­бенка, действительно, можно подумать, что отец иг­рает в жизни ребенка (уже на основе своего более ред­кого присутствия) относительно небольшую роль.

Не говоря уже о том, что физическое присутствие ма­ло говорит о том значении, которое придает отцу сам ребенок, следует отметить, что семья, состоящая из от­ца, матери и ребенка — это нечто большее, чем сумма трех двойственных отношений. Семья образует систе­му. Если эта система изменяется или распадается, из­меняются и эти двойственные отношения, а также представления каждого о других и о себе.

Взгляд на эти обстоятельства позволяет придти к выводу, что решение о праве на воспитание должно приниматься не только исходя из того, какие из отношений ребен­ка (с матерью или отцом) были для него важнее в про­шлом, но и из того, какие из (теперь измененных) от­ношений могут быть для него важнее в будущем. Пра­во посещений тоже должно решаться по-иному. Эти размышления касаются также и проблемы так назы­ваемого «совместного права на воспитание».

Дальнейший аспект занижения роли отца за­ключается в том феномене, что дети сегодня практи­чески имеют дело только с женщинами: начиная с акушерки, бабушки, няни и далее с воспитательни­цами детских садов и групп продленного дня, с учи­тельницами начальных школ.

Даже в гимназии жен­щин-преподавателей намного больше, чем мужчин. Более того, и в такой, казалось бы, мужской профес­сии, как медицина, педиатрия находится преимуще­ственно в женских руках. То же самое с лечебной пе­дагогикой, детской психологией и психиатрией.

От чего зависит эта недооценка роли отца или роли мужчины для ребенка? Прежде всего, конечно, от традиционного разделения роли мужчины и жен­щины: дети - это в основном женское дело; детям для их здорового развития необходимо «материнст­во» и именно женщина в состоянии дать детям то, что им нужно.

Это общее убеждение как женщин, так и мужчин, но это также и обратная сторона соци­ально-экономической дискриминации, которая все еще направлена против женщины. Само собой разу­меющееся предположение, что воспитание детей, прежде всего дело матери или женское дело, означа­ет не только некую обделенность для женщины -в связи с вытекающими отсюда нагрузками и умень­шением профессиональных шансов, но и то, что мужчины (отцы) в той или иной степени лишаются прекраснейшей стороны жизни: видеть, как ребе­нок, твой ребенок, растет, прочувствовать, как он развивается с твоей помощью.

Естественно, что из этого вырастала бы большая близость к собственным детям, которая, может быть, в случае конфликтов с матерью, осложнила бы мужчине отказ от дальней­ших контактов с детьми. И дети тогда не просто «принадлежали бы матери», а воспринимались как нечто, что сотворено совместно, а это оказало бы благотворное влияние на обоюдные отношения раз­веденных родителей и не позволило бы видеть в дру­гом только врага.

Но и наука несет здесь свою часть ответствен­ности.

До сегодняшнего дня основное направление научной педагогики и науки о воспитании частично базируется на существующих антропологических предпосылках⁶⁵: от понимания человека как рацио­нального существа, когда эмпирические отклонения объясняются лишь степенью зрелости, до опасной иллюзии, будто педагогические процессы могут быть актами руководства (со стороны педагогов) си­стемой возбуждения реакций (у детей).

Эмоциональ­ное самочувствие и противоречия, которые проти­востоят планам педагогов, оправляются в некие «пред-педагогические» помещения, в «современ­ную» воспитательную науку, которая возлагает от­ветственность на недостаточное дидактическое пла­нирование, то есть на отдельных педагогов, а те, в свою очередь, перекладывают ее на родителей и уповают на компетентность психотерапии. Само собой разумеется, что в педагогике такого характера феноменам «мать» или «отец»⁶⁶ просто не остается места.

Известная «вина» лежит и на классическом психоанализе". Хотя отец и играет центральную роль в классической психоаналитической теории, но здесь эдиповы конфликтные ситуации рассматриваются как ключевые переживания для любого душевного развития.