Глава V

«На тональности сердца»

Холодный дождь хлестал каплями по лицу, ветер шумел в ушах, завывая чуть ли не стаей волков, ботинки только что попали в весьма грязную лужу, но Билл так сильно торопился, что ему было плевать на все эти нерадужные факторы. Всё о чём он грезил сейчас: чтобы школа за выходные не исчезла, уроки не отменили и, главное, быстро найти Тома. На огромную радость Каулитца первые два пункта его ожиданий оправдались, а вот третье не сбылось на все сто процентов — Трюмпера нигде не было. Либо он пришёл слишком рано и уже был на уроке, либо опаздывал, либо… О последнем Билл предпочёл не думать, а, глянув на расписание девятого класса, поднялся на третий этаж. В кабинете был точно такой же хаос, как и в день самоуправления. При виде Каулитца девчонки махом расплавились и стали здороваться. Билл выдал подобие улыбке и спросил, не видели ли они Тома, на что девятиклассницы недоумённо пожали плечами и стали перешёптываться.

⋆ ⋆ ⋆

— Почему всегда так? — невзирая на протесты Густава, Билл сел рядом с Ирмой, даже не здороваясь.

— Что?

— Я пришёл в кои-то веки поговорить, а этой скотины нет в школе!

Генрих и Клаус обернулись на весьма нервозно-громкий голос Каулитца.

— Не ори. Ты про Тома?

— А про кого же ещё? — шёпотом закричал Билл, кидая на парту учебник по физике.

— Не все же такие пунктуальные как ты, может, он опоздает или…

— Плевать.

Вести разговор дальше Билл не захотел. Вместо этого он молча уткнулся в свои записи, повторяя предыдущую лекцию. Всё, конечно же, было сделано напоказ, и Каулитц знал, что палится, как только может, но ему больше всего хотелось умерить свой гнев, происхождение которого он никак не мог установить. Подумаешь, не явился человек на первый урок, придёт ко второму. Подумаешь, убил всё воскресенье на взвешивание «за» и «против»… Только вот Билла это ничуть не успокаивало. С большим трудом парень стал вникать в речь фрау Брехен, которая уже сидела за учительским столом и открыла журнал. Вообще, физику Каулитц любил, хотя в первом полугодии десятого класса у него и было три четвёрки за тесты. В тот год их класс вёл нешуточную войну с недавно поставленным на должность учителя преподавателем физики, за что и поплатились — фрау Брехен была в три раза строже и требовательнее. Как они насчитали с Георгом перед прошлыми зимними каникулами, щедрая фрау Брехен поставила ровно семьдесят две четвёрки на всех. Зато к концу десятого класса каждый знал первый законы термо и электродинамики на зубок и даже применял их на практике. Обозначение значков в формулах всегда давались тяжело, потому что ученики вечно путали давление с плотностью, скорость с площадью, частоту колебаний с объёмом, но с приходом квалифицированной учительницы они стали без труда щёлкать задачи, которые Каулитцу всегда было интересно решать. Наверное, все девчонки, кроме Ирмы, бежали к нему за разъяснением и помощью. Фрау Брехен, конечно же, догадывалась о том, что он помогал чуть ли не всему классу, но против этого ничего не имела, хотя позже и отправила Билла на школьную олимпиаду, где он занял второе место.

Но даже один из любимых предметов никак не мог отвлечь брюнета от мыслей, почему Том не пришёл. «Наверное, заболел», — думал он, но потом вспомнил, что в субботу Трюмпер выглядел более чем здоровым. «А может, проспал?» — тоже вряд ли, потому как их с Денни мама была владелицей аптек по всему городу и уходила рано, значит, Тома будили точно так же, как и его самого.

— Каулитц? — Билл и не заметил, как к нему подошла фрау Брехен. — Ты не повторишь, что я только что сказала?

Быстро глянув на содержание темы на доске, парень заговорил:

— Дифракция — это отклонение от прямолинейного распространения волн, огибание волнами препятствий. Дифракция присуща любому волновому процессу в той же мере, как и интерференция. Происходит на предметах любых размеров, а не только соизмеримых с длиной волны. Дифракция хорошо наблюдается на расстоянии.

Накрашенные розовой помадой губы скривились усмешке:

— Ни слова из того, что я сказала, но всё правильно. Ещё раз отвлечешься, влеплю пятёрку, и о единице за четверть можешь забыть.

Безусловно, никакую пятёрку фрау Брехен бы ему не поставила, так как Билл знал, что является её любимчиком. Иногда она ласково называла его «Билли», за что одноклассники часто над ним подшучивали. Выбора не оставалось, поэтому Каулитц решил хотя бы сделать вид, что вникает в тему урока — портить отношения с учительницей никак не хотелось.

⋆ ⋆ ⋆

— Каулитц, ты рехнулся? — выражение лица Ирмы выражало глубокий шок.

— Я тебя очень прошу. Ну, блин. Ты сама представь, если я опять попрусь к нему в класс, и что обо мне подумают? Я же не просто одиннадцатиклассник, Шнейдер, я — их старшак.

— Как же меня бесит ваша дедовщина, кто бы знал… — Ирма сдула выбившуюся из высокого хвоста чёлку. — Только если его там не будет, больше я не пойду.

— Хорошо.

Шнейдер почти скрылась за поворотом, как её голова высунулась из-за косяка:

— А вообще, послал бы щегла за ним и всё. Старшак недоделанный.

Билл не нашёлся, что ответить, поэтому отвернулся к окну.

На первый взгляд парень выглядел очень даже спокойно, только вот постукивающая по линолеумному полу ступня в ботинке ломала всё впечатление. Прошло бесконечных пять минут, прежде чем он услышал, что Трюмпер на уроки так и не явился.

— Мне кажется, или я веду себя как идиот?

— Я всегда ценила твою самокритичность.

— Может, он понял, что я увидел фотку и поэтому в школу не пришёл?

— Не знаю. У тебя его телефон есть?

— Телефон! Точно! Шнейдер, я говорил тебе, что люблю?

— Раз двадцать точно.

Билл нашёл нужный номер и, нажав кнопку вызова, слушал гудки в динамике, которые…

— Сбросил! Он меня сбросил!

— О, Боги, помогите мне это перенести… — загробным голосом озвучила Ирма.

— Ну и чёрт с ним тогда. Хочет тариться дальше — пожалуйста. Мне глубоко по хрену это всё. Пойдём, пока Густ и Гео нас на британский флаг не порвали.

Без сомнений, Ирма видела, что Каулитц не успокоился, но заводить разговор с разъярённым Биллом — себе дороже, поэтому девушка молча шла рядом, молясь про себя, чтобы друг не ляпнул какую-нибудь глупость очень уж развесёлым Листингу и Шефферу. Но Билл, похоже, догадывался о мыслях подруги и ничего не говорил. Вообще.

— У тебя всё нормально? — осторожно спросил его Густав, шагая рядом.

— Нет.

— Я чем-нибудь могу помочь?

— Только если прострелить мне башку, а так — ничем.

— Я серьёзно.

— И я.

На этом беседа закончилась. Ирма под руку с Густавом пошли в сторону дома Шнейдеров, Георг остался ждать Лизу во дворе. Каулитц попрощался с другом молчаливым рукопожатием и медленно побрёл по асфальтированной дороге домой.

Он чувствовал себя крупинкой, оставшейся на другой стороне песочных часов. Ему невыносимо хотелось перебраться к таким же, как и он — одинаковым, но точно невидимая рука задержала стеклянную колбу, и ничего нельзя было сделать. Билл ощущал какую-то обреченность, глубокую обиду, разочарование. Будто кто-то сидел внутри него и резал сердце ржавым ножом. А ещё ему было страшно. До дрожащих коленей, потому что он отчётливо понимал, что не сможет повернуть назад. Утром парень проснулся с твёрдой решимостью поговорить с Томом, всё выяснить, поделиться своей тревогой. Теперь он видел, что план рухнул, как карточный домик, и никаким терпением и невидимым клеем его не соберёшь. Единственным оправданием было то, что Билл для осуществления задуманного сделал всё возможное. Почти всё.

⋆ ⋆ ⋆

— Билли? — парень был на чердаке около часа. Подсветку в комнате он решил не включать. — Билли, ты тут? — Мари темноты очень боялась, и голосок немного дрожал.

— Тут, маленькая, на полу лежу. Иди сюда, не бойся. Здесь никого кроме нас нет.

В тишине раздался топот двух маленьких ножек, и Билл почувствовал, как сестрёнка доверчиво прижалась к его правому боку.

— Я тебя по всему дому искала и не нашла. Тебе грустно?

— Нет, — лгать сестрёнке Билл очень не любил, но сейчас нельзя было поступить иначе.

— Врушка ты. — Девочка ткнула бок брата маленьким пальчиком, отчего он выгнулся. — Я же знаю, когда у тебя комочек в душе, ты всегда сидишь в темноте.

Каулитц не понимал, откуда Мари берёт такие сравнения, но она была права. Даже слишком. Парень действительно чувствовал необъяснимый вакуум внутри и никак не мог избавиться от этого ощущения, что очень его злило. Чёртов Том не выходил из головы. Ни на минуту.

— Погода тоску навевает.

— Опять врёшь, тебе ведь нравится дождь.

— Блин…

— Наверное, ты просто влюбился, а эта девочка тебя не замечает. Или боится тебе признаться в том же самом.

— Откуда в твоей крохотной голове всё это взялось? — Билл взъерошил мягкие волосы девочки.

— Я по телевизору видела. — Важно ответила Мари. — Ты как будто первый день живёшь. — Маленькая ладонь погладила немного колючую от щетины щеку. — Всё хорошо будет. Правда-правда.

Билл ничего не ответил девочке, а просто прижал её крепче. Устами ребёнка глаголет истина? Именно сейчас верить пословице хотелось больше всего.

Так они и пролежали минут двадцать, за которые малышка успела нарисовать невидимых кукол на груди брата, спеть любимую песенку о медвежонке и уснуть, уткнувшись в крепкое плечо, закрытое футболкой. Позже девочка оказалось на розовом облаке своей постели, а Билл, поцеловав нежную щеку Мари, ушёл к себе в комнату. Интернет — самый чудодейственный способ убить время, и Каулитц прекрасно это знал. Когда стрелка застыла на трёх часах ночи, парень уснул прямо за компьютерным столом, не замечая, как молчавший весь день телефон завибрировал и затих. На дисплее минуту сиял конвертик, после чего аппарат погас.

⋆ ⋆ ⋆

Билл проснулся с ужасной головной болью, кости ломило, мышцы от неудобной позы затекли и невообразимо ныли. Компьютер так и продолжал работать, разве что монитор «уснул» как и его хозяин. Пробурчав что-то нечленораздельное, Каулитц решил, что в школу сегодня не пойдёт, и рухнул на чудом разобранную кровать. Как ни странно, будить парня никто не пришёл, поэтому Каулитц пребывал в царстве Морфея почти до обеда. Вернее, он бы проспал ещё больше, не нажми кто-то дверной звонок. Поднявшись с кровати и походкой зомби достигнув «причины пробуждения», Билл распахнул дверь, громко и смачно зевая.

— Здр… — раздалось напротив, и Каулитц открыл глаза. Прямо перед ним стоял Том — озябший, грустный и будто потерянный. — Доброе утро, Билл.

— Оно совсем не доброе и уже не утро.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, брюнет направился в кухню. Пить хотелось неимоверно. Том тихонько шагал сзади, ничего не говоря.

— Что-то случилось? — плеснув в лицо воды, Билл махом пробудился, соображая уже отчётливее.

— Думаю, да. — Том сел за стол, упираясь в его поверхность локтями.

— Думаешь?

— Случилось. Совершенно уверен.

— Ну, значит, я слушаю.

Билл понимал, что был похож на последнюю скотину, но менять линию своего поведения не собирался, так как считал, что Том этого заслуживает. Каулитц сел напротив, повторяя позу Трюмпера.

— Я знаю, что ты искал меня вчера.

— О, неужели тебя проинформировали?

— Да. Сегодня.

Билл ничего ответил, и Том продолжил:

— Хотел набить мне морду?

— С чего вдруг?

— Бл*дь, Билл, мы ведь оба знаем за что.

— А… — Каулитц изобразил великое удивление. — Ты о заставке своего телефона? — Том громко сглотнул. — Ну да, за этим я тебя и искал.

Брюнет чувствовал себя сейчас так, будто его посадили на газовую конфорку и включили её на всю мощность. Он прекрасно осознавал, что говорит совсем не то, не теми словами, не с тем лицом. Всё было иначе, чем он себе представлял.

Том поднялся со стула и подошёл к пристально на него глядящему Биллу.

— Бей.

Каулитц не растерялся и встал напротив, только вот расстояние не очень-то походило на то, что сейчас посреди кухни начнётся драка.

— И защищаться не будешь? — сжав пальцы в кулаки, спросил брюнет.

Том отрицательно закачал головой, не отводя взгляда. Билл никогда в жизни не видел, чтобы в глазах было столько всего одновременно: от растерянности и боли к необъяснимому блеску и мольбе. Очень хотелось разбить что-нибудь или кинуть в стену, но вместе этого Каулитц замахнулся и ударил Тома в правую скулу кулаком:

— Это тебе за трусость и за то, что я весь день вчера промучился.

Трюмпера немного занесло, но он принял первоначальное положение и зажмурился, мысленно готовясь к следующему хуку слева, но не поверил тому, что произошло дальше: его губ, сжатых в тонкую полоску, коснулись чужие — немного сухие после сна. Том распахнул глаза от удивления, но, увидев дрожащие веки Билла, расслабил губы, сразу же вовлекая Каулитца в глубокий, немного жадный поцелуй. Ладони обоих зажили своей жизнью, ложась на талию друг друга и прижимая к себе до невозможности близко. От мест прикосновений точно бежала раскалённая лава и обжигала как внутри, так и снаружи. Каулитц шумно выдохнул через нос, когда язык Тома коснулся его собственного, сплетаясь и требовательно лаская. Парню казалось, будто его сердце прямо сейчас разорвёт грудную клетку, падая на паркетный пол. Билл сжимал толстовку в пальцах, словно хотел разорвать её, Том же наоборот — проводил вдоль позвоночника линии, отчего Каулитц со стоном выгибался.

— Том, ты просто сука. Я, бл*дь, вчера извёлся весь. Сука ты… сука… — Билл уткнулся лбом в лоб Тома.

— А я-то думал, ты материться не умеешь. — Трюмпер улыбнулся, за что получил весьма ощутимый удар в левый бок. — Думаю, живым я из этого дома не выйду.

— Ты собираешься уйти?

— Ты этого хочешь?

— Не отвечай вопросом на вопрос.

— Нет.

— Тогда пойдём на чердак.

— Зачем?

— Я тебя там убью, а потом скину тело со второго этажа, имитируя суицид. Даже записку от твоего имени напишу.

— Страшный ты человек, Каулитц.

— Не страшнее тебя.

До чердака парни добрались быстро и уже лежали на ворсяном ковре, тихо ведя беседу.

— Ну, и когда же ты стал моим фанатом? — Билл лёг к Тому лицом, наблюдая поистине смущённый вид Трюмпера.

— Давно.

— Насколько?

— Два года. И не фанат я твой!

— Да, да, фотография на телефоне просто картинкой работала, конечно же…

— Никогда бы не подумал, что тебе нравятся парни. — Том повернулся боком к Каулитцу, оказываясь в считанных сантиметрах от его лица.

— А мне они и не нравятся. — Хмыкнул брюнет, глядя на ошарашенного напротив Трюмпера. — Мне нравишься ты, хотя это тоже нонсенс.

На чердаке воцарилась двухминутная тишина, во время которой парни разглядывали каждую чёрточку вокруг глаз, каждую ресницу и родинку.

— Кстати, на путь истинный меня вывела Ирма.

— Я так и знал, что не зря она за мной наблюдает…

— Слышал бы ты нашу беседу… Я чувствовал себя дауном. Эта девушка — вселенское зло.

— Не думаю.

— Да, конечно же, нет, просто умничает много. Она обещала о нас роман написать.

— Правда? — наигранно обрадовался Трюмпер.

— Не удивлюсь, если она действительно это сделает. Наглости и навыков у неё для этого хватает.

— Она писательница?

— Можно сказать и так. По крайней мере, собирается серьёзно заниматься литературой.

— Здорово.

Билл лёг на спину и закрыл глаза. Дыхание после «кухонного события» ещё не до конца восстановилось, оттого грудная клетка вздымалась часто и высоко. Том лежал рядом с брюнетом и не верил в происходящее, что теперь он мог в любой момент коснуться этих губ, целовать их, обрисовывать ключичные косточки, обязательно выделяя ямочку между ними, сжимать узкие ладони в своих. Каулитц прекрасно знал, что рядом лежащий парень на него смотрит и никак не препятствовал этому. Вчера он был готов метать молнии в его сторону, ведь Трюмпер не появился в школе. Билл знал, что подобные изменения в жизни уже необратимы, и загвоздка была в том, что хотел ли он до конца окунуться в пучину этих изменений? В одном он был уверен точно — выбор сделал не его разум, а учащённо сейчас колотящееся сердце.

— Том?

— М?

— А я ведь абсолютный чайник в отношениях с парнем.

— Ты хочешь отношений со мной?

— Будто этого не хочешь ты…

— Эм…

— Вот и не задавай тупых вопросов.

Сегодня их разговоры часто прерывались молчанием. Наверное, так происходит всегда, потому что сближение душ осуществляется циклически. Медленными скачками, налаживая общий биоритм.

— У тебя уже были парни?

— Да.

Каулитц почувствовал, как внутри что-то кольнуло. Он прекрасно понимал, что это за чувство, хотя ранее оно и не появлялось.

— Понятно… А девушки?

— Начальные классы считать?

— У тебя не было девушки?

— Тебя это удивляет?

— И секса с ними не было?

— Два одноразовых считается?

— А с парнями был?

— Билл, — Трюмпер взял Каулитца за подбородок, поворачивая лицом к себе. Брюнет открыл глаза, — тебе не кажется, что мы разговариваем вопросами?

— Ну да… Так был или нет?

Том тяжело вздохнул и приблизился к парню, повторяя движение на кухне — лоб в лоб.

— Был.

Теперь тяжело вздохнул Каулитц.

— Но разве это имеет какое-то значение? — продолжил Том.

— Верно… никакого.

Билл прикрыл глаза, не веря в то, что находился сейчас на расстоянии дыхания от лица Трюмпера. Он и не думал, что всё так быстро закончится. Или… начнётся?

— Ты моё СМС читал?

— Какое?

— Ясно…

— Говори уже, раз начал.

Том достал из кармана чехол со своим телефоном и, кликнув пару раз на сенсорный экран, показал обсуждаемое Биллу: «Я не хочу терять тебя как друга. Бл*дь. Нам надо поговорить. Бл*дь. Надо же было так спалиться. Бл*дь. Я просто олух, Билл. Бл*дь[2]».

— Весьма содержательно, могу сказать. — Брюнет тихо рассмеялся. — Подожди, — Том хотел было вернуть КПК, но Каулитц так просто отдавать его не хотел. Он свернул все окна и стал пристально разглядывать фотографию на заставке: волосы были короче, чем сейчас, спадали вниз, так как голова была наклонена из-за чтения, одна рука упиралась в подбородок, вторая держала не перелистанную страницу. — Когда ты сделал это фото?

— На свой день рождения.

— А когда у тебя?

— Восемнадцатого сентября.

— Это было подарком что ли?

— Угу.

— Кстати, я хотел узнать: тебе сколько лет вообще? Не скажешь, что ты одного возраста со своими одноклассниками.

— Мне семнадцать.

— Как так?

— Долго рассказывать.

— А я никуда не тороплюсь.

Билл вернул аппарат хозяину и, уперевшись локтём в ковёр, стал пристально слушать историю Тома.

— Как ты уже знаешь, я родом из Великобритании. Оксфорд город не такой уж большой, но жить там мне очень нравилось. Нет загазованности, как в Лондоне, люди не такие чопорные и излишне серьёзные, короче говоря, мирный и уютный городок. Когда мой отец был ещё жив, мы с ним часто на рыбалку ездили, на велосипедах гоняли, хотя он и был очень известным адвокатом. Папа-то и привил мне любовь к гитаре. Лет в пять мне поставили диагноз: лёгкая форма дислексии. Её можно было вылечить, но процесс был очень длительным. — Том лёг на спину, устремляя в потолок стеклянный взгляд. — Меня отдали в школу, как и всех детей — в шесть лет, но я очень отставал. Дополнительные занятия особого эффекта не оказывали, мама очень переживала по этому поводу всегда. В итоге моим родителям предложили обучение на дому, с нагрузкой чуть выше средней. В первом классе я оказался только в девять лет. Отца уже тогда не было. Он погиб в автокатастрофе. Один год я проучился в оксфордской школе, потом мы переехали в Германию. Маме было очень тяжело и каждое место в городе напоминало моего отца.

— А как его звали?

— Грегор.

Больше Том ничего не говорил. Билл видел, что он сжал губы в полоску и прикусывал их зубами.

— Прости, что лишний раз заставил вспомнить. — Каулитц не знал, что сделать. Если утешить девушку было проще простого, то как в подобной ситуации вести себя с парнем он не имел ни малейшего понятия.

— Вы с ним похожи очень.

— В смысле?

— Он был таким же упрямым, упорным, начитанным, боевым… и глаза того же цвета.

— Откуда ты знаешь, что я такой?

— Чувствую.

Больше вопросов он задавать не стал, а, приняв такую же позу, как и Том, сжал его ладонь в своей, переплетая пальцы. Ему очень хотелось забрать всю боль парня себе, она пульсировала, превращалась в лёгкую дрожь. Билл знал, что именно в этот момент Трюмпер был очень слабым, и в глубине души его разрывало криком совести за удар на кухне.

— Не надо хмуриться. Морщина меж бровей будет. — Том расплылся в улыбке, хотя глаза были полны грусти.

— Ничего. Вколю себе яд в кожу, как Мадонна, и никакие морщины мне не страшны.

Парни засмеялись, и напряжённость атмосферы немного спала.

— Спасибо тебе, Билл.

— За что?

— За то, что не выгнал взашей, не забил до смерти и…

— Не надо. Мне ужасно стыдно за удар в столовой.

— Да ладно, похожу с синяком недельку, не умру ведь.

Второй раз за день Том удивился поведению Каулитца — нависнув над парнем, он мягко поцеловал покрасневшую скулу. Сердце Тома гулом билось в груди, и он чувствовал, что биоритмы Билла были точно такими же. Их тональности совпадали.