Глава VI. — Густав, ты реально с ума сошёл или тупо притворяешься?

«Новый год»

— Густав, ты реально с ума сошёл или тупо притворяешься? — Билл поправлял немного покосившегося ангела на макушке ели, то и дело сдувая чёлку с лица. Корни его волос были чёрными, несмотря на то, что с момента первой покраски прошло достаточно времени — Каулитцу очень понравилось быть брюнетом, поэтому он «освежил» цвет.

— Зато, прикинь, какая авантюра? Рождество-то уже позади, а значит, с семьёй сидеть уже не надо.

— Хорошо. Я-то без проблем уеду, Том тоже… — новоиспечённая парочка до сих пор не призналась друзьям в своих отношениях, хотя, судя по взглядам этих самых друзей, они уже и сами обо всём догадались, — а что с вашими дамами? Их отпустят?

— Георг уже договорился с родителями Лизы, герр Шнейдер даже обрадовался, что я «наконец-то освобожу его дом от этой несносной девушки хотя бы на день».

— Так и сказал? — Билл опасно дёрнулся на стуле, и сердце ёкнуло от страха.

— Угу, я тоже был в шоке, если честно.

Брюнет ничего не ответил. На пухлых губах расцвела улыбка. Густав этого мимического выражения не понял, тем более что взгляд парня был направлен не на него, а куда-то за спину. Шеффер обернулся: на пороге каминной стоял, руки в карманы, Том и покачивался на месте, причем на его лице было написано то же самое, что и у Билла.

— Привет, парни. — Тихо сказал он, медленно проходя в комнату. Улыбка становилась шире, по мере того как воспоминания наполняли его изнутри: разбитая игрушка в четыре часа утра, когда весь дом спал, а они с Биллом, с бокалами домашнего вина в руках, целовались возле праздничного дерева и, не справившись с управлением, всё-таки задели его, отчего стеклянная морковка со звоном разлетелась на кусочки; или снеговики, вылепленные не в самом трезвом состоянии, с огурцами во всех приличных и неприличных местах; стучащие друг о друга челюсти, когда они, стоя с телескопом на чердаке, жались друг к другу от холода. Это Рождество, без сомнений, было одним из лучших в его жизни.

— Привет, Том. — Как можно спокойнее произнёс Билл, снова грозясь свалиться с очень неустойчивого предмета мебели.

Каулитц уже и не задумывался над тем, что делает что-то неправильно. После проведённой рождественской ночи вместе, после всего того, что он испытал в те часы, Билл не хотел поворачивать назад. Ни в коем случае.

— Привет, — ответил Билл, пожимая руку Тома и неотрывно глядя в его до неприличия счастливые глаза. — Ты как после вчерашней попойки? — Конечно же, Билл знал, как чувствовал себя Трюмпер после их винного приключения, но перед другом палиться совсем не хотелось, оттого он и задал этот вопрос.

— Как, как, вполне себе сносно. Только сушняк достал. Такое ощущение, будто мой организм превратился в пустыню Сахару.

— Ты огуречный рассол пил?

— Угу.

— А ванную сразу принял, как пришёл?

— Угу.

— Микстуру алкоголика принял, как я тебе говор… — Билл фразу не окончил, так как его перебил почти истеричный смех Густава, который похрюкивал, подобно молодому хряку в брачный период, и стучал ладонью по коленке.

— Парни, я говорил вам, что вы — полные дебилы?

Билл и Том хлопали ресницами в ответ.

— Вы — полные дебилы.

— А в глаз? — Каулитц поравнялся с другом.

— А в ответ? — парировал Густ.

— А обоим по башке? — присоединился к спору Том, и все трое рассмеялись.

— Будь добр, объяснись. — Билл скрестил руки на груди, чуть наклонившись в сторону ели, а точнее в сторону нервно покусывающего губы Тома.

— Вам сказать точную дату, когда вы спалились?

— Э-э-э… — в один голос произнесла парочка.

— Вы начали встречаться спустя неделю после Осеннего бала.

— Ни хрена! — воскликнул Том.

— Раньше что ли?

— Хрен! — поддержал Трюмпера Билл.

— Ну, вот вы и попались. — Густав уже откровенно ржал над раздосадованными друзьями, окончательно сев на пол с мягким ковром.

— Вы с Ирмой одного поля ягоды. Что ты, что она, оба — великие разводилы! — Билл явно психовал, но сдержать улыбки всё-таки не смог. Так глупо сдать себя с потрохами. Чувства к Трюмперу делали его глупым, или он всегда таким был?..

— Мы всё ждали, когда вы нам расскажете.

— М-да… друзья-террористы с параноидально-преследовательским синдромом, — выдал Том, отчего глаза Билла округлились ещё больше.

— Так что, в санаторий едем, нет? — Густав прекрасно знал, что лучшим оружием в любой неловкой ситуации был прыжок на совершенно другую тему для разговора. Этим он и воспользовался.

— Едем, но…

— Не будем мы над вами прикалываться. Ну… — Густав попятился назад, проходя мимо дивана, — разве что са-а-а-амую малость, — показав крохотный отрезок между указательным и большим пальцами, Шеффер, дабы оставить свою тушку в сохранности, с диким криком пустился бежать наверх. Билл, с устрашающим выражением лица направился следом. Том же, облегчённо выдохнув, подошёл к камину и сел, наблюдая за танцующими в воздухе языками пламени. Тело до сих пор накрывало горячей волной от вспыхнувших в голове слов Билла тогда, возле почти сваленной на пол ёлки: «Я тебя хочу», а посланный пару секунд назад взгляд карих глаз подтверждал ранее услышанное, и от этого очень хотелось облизывать губы в предвкушении.

⋆ ⋆ ⋆

— И, бл*дь, для этого я два с половиной часа собирал сумку?! — ноздри Билла вздувались, как у разъярённого быка, глаза, чернее ночи, почти убивали Ирму и Георга взглядом. — Я как долбан носился по дому в поисках грёбаных лыж, а вы мне заявляете, что мы и не едем никуда?! Что за ептвоюмать, а?!

— Том, успокой как-нибудь этого тигра. Желательно надолго. Желательно поцелуем. — Шнейдер испытывала поистине садистское удовольствие, видя, как лицо Каулитца меняет цвет с розового на багровое.

— Р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!!! — Билл бросил дорожную сумку на пол и со скоростью торпеды прошёл мимо Листинга и ещё больше повеселевшей Ирмы.

— У него что, ПМС? — поинтересовался Георг, хватая «мягко» оставленную ношу Каулитца.

— Просто он бесится из-за того, что вы всё он нас знаете. — Том поставил длинные бело-голубые лыжи в угол, закрывая окно, так как в коридоре стало неимоверно холодно.

— Никогда его тараканов не понимал. Ну, встречаетесь вы и что? Вечно он всё превращает во вселенский пи*дец.

— Перфекционист и в Африке перфекционист, м? — Том улыбнулся, забирая вещи Билла, чтобы унести их наверх, куда, собственно, его «Золушка» и убежала.

— Просто ему нужно время, чтобы свыкнуться с тем, что его близкие друзья остались с ним, несмотря на то, что он несколько изменил своим предпочтениям. — Сделала заключение Ирма, уходя на кухню к Лизе, которая уже вовсю готовила праздничный ужин. Парни спорить с весьма умной мыслью не стали и разошлись по своим делам.

⋆ ⋆ ⋆

— Билл? — Том чуть приоткрыл дверь. — Ты тут?

— Здесь я. — Голос был недовольным.

Бочком зайдя в комнату для гостей, Трюмпер закрыл за собой дверь.

— Что с тобой?

— Что со мной? Ты ещё спрашиваешь?! Наши друзья в курсе того, что мы вместе, понимаешь?! — Билл выхватил сумку из рук Тома, начиная что-то судорожно в ней искать.

— Не вижу в этом ничего глобально-ужасного. — Парень сел рядом со своим любимым перфекционистом, но не очень близко — попасть под горячую руку не хотелось совершенно.

— А что хорошего?

— Нам не придётся скрываться перед ними.

— Но я не думал, что они сами догадались! Твоюмать, я забыл зубную щётку! — сумка полетела на пол.

— У меня есть запасная.

— И…

Билл замолчал, потому что говорить какие-либо слова человеку напротив, взгляд которого особой вменяемости не выражал, было бесполезно, тем более что этот человек повалил его на кровать, накрывая всем телом.

— Главное, что они с нами. Главное, что мы теперь можем запросто обнять друг друга или поцеловать у них на глазах. Да и вообще, они сделали нам большую услугу, намекнув о своей осведомлённости. Ты себе представляешь этот разговор: мы сидим где-нибудь в кафе или у кого-нибудь дома всей нашей компанией и, как арестанты на допросе, выжимаем из себя признание.

— Хах… — шумно вздохнул Билл, кладя ладони на чуть выгнутую поясницу Трюмпера.

— Поэтому не надо преувеличивать ничего, а лучше наслаждаться нашей весьма странной поездкой в санаторий, которая на самом деле проходит в пустом доме Лизы.

— Я идиот, да? — брюнет с грустью заглянул в такие же блестящие карие глаза напротив.

— Вовсе нет. Просто малость нервный.

— Что?! — Билл зашевелился под парнем, но Том предугадал возможные действия Каулитца, поэтому вдавил его в кровать сильнее.

— А ещё ты меня с ума сводишь. — Прошептал Трюмпер в самые губы, которые впоследствии накрыл поцелуем.

Билл посопротивлялся для виду около минуты, потом же, прижав парня к себе ещё плотнее, углубил поцелуй, засасывая пирсинг в губе Тома. Трюмпер издал ряд каких-то непонятных звуков и завёл руки брюнета над его же головой. Их поцелуи больше походили на борьбу — оказываясь поочередно то сверху, то снизу, они жались друг другу, будто благодаря только этим объятьям они могут существовать. Хотелось всего и сразу: коснуться широкими ладонями под футболкой, рисуя линию к низу живота и ещё ниже; сделать так, чтобы губы болели, и кусать их до бесконечности; сжимать, шептать что-то рваное, слушать хриплое дыхание в ответ. Только этим желаниям сбыться было не суждено — за дверью раздался голос Лизы, которая звала парней помочь ей во дворе, а именно создать из снега пародию на всю их компанию. Удовлетворившись не очень-то связным ответом парней, девушка спустилась вниз.

— Ты — скотина. — Дрожащими руками Билл поправлял взъерошенные волосы.

— Хм, тогда ты от меня далеко не ушёл. — Том был явно счастлив, потому что знал, что не приди сейчас георговская Джульетта, так просто бы всё не закончилось.

— Как тебе это удаётся? — Накидывая на плечи пальто (на самом деле он бы и так не замёрз, но скрыть вздувшуюся ширинку было просто необходимо), спросил Каулитц.

— Просто я знаю, что ты чувствуешь ко мне то же самое, поэтому, когда наши тела взаимодействуют, меж нас будто искры летают. Как молнии.

— Поэт-физик. — Билл по-доброму рассмеялся и ещё раз чмокнул немного распухшие и влажные от поцелуев губы Тома. — Но ты прав — я чувствую к тебе неслабое притяжение.

— Знал бы ты, как я счастлив, слышать это, — Том надел только шапку, отчего его дреды красиво обрамляли лицо, и Билл не удержался, чтобы лишний раз не прикоснуться к ним.

— Я знаю, Том, и вижу это в твоих глазах.

— Сказать, что вижу я в твоих глазах?

— М?

— Свободу. Нашу с тобой свободу.

Каулитц ничего не ответил, а просто обнял Тома. Эти объятья очень успокаивали и одновременно будоражили, поэтому, решив, что на некоторое время им лучше держаться подальше друг от друга, парни вышли из комнаты второго этажа. Перед лестницей их уже ждали любопытные друзья. Молча. Так ничего и не говоря, толпа вышла на улицу.

К концу оживления снеговых скульптур все были по уши мокрыми, жутко замерзшими, но невероятно счастливыми. Поскольку Георг умудрился откусить острую часть морковки, которая предназначалась «Биллу», овощ прикрепили к нижней части снеговика, на что его прообраз в виде смеющегося до коликов в животе брюнета пообещал обязательно отомстить горе-скульптору Листингу. А ещё… как бы парни ни старались оказаться друг от друга на максимально дальнем расстоянии, почему-то пальцы очень часто переплетались, обязательно поглаживая ладонь прямо посредине, а дыхание на пару секунд обжигало шеи обоих.

⋆ ⋆ ⋆

— Георг, неси шампанское! Быстро, ептвоюмать! — на кухне раздался топот. — Ещё быстрее! — в потоке голосов одновременно разговаривающей молодёжи было не очень понятно, кому сии слова принадлежали, но, судя по хитрющей моське Каулитца, фраза принадлежала всё-таки ему.

— Да иду я, иду!

— Новый год придёт быстрее, пока ты свои костыли сюда притащишь!

— Иди на кол, Каулитц!

Стол ломился от обилия блюд, которые в рекордные строки приготовили их немногочисленные девушки. Слюна парней чуть ли не капала на стол, тем более что Лиза и Ирма не пускали никого на кухню до тех пор, пока последняя веточка укропа не легла вокруг запечённой индейки. «Джульетта» была горда тем, что буквально вчера сделала генеральную уборку в каминной, и теперь она сверкала не хуже разноцветно-стеклянных шаров на новогодней ёлке. Пахло жареной птицей, шоколадом (Лиза очень любила ароматические свечи), корицей, соусами, коих было целых три вида, свежим хлебом и хвоей. От запаха и бурлящей в крови радости кружилась голова у всех.

Стрелки напольных часов по правую сторону камина остановились на двенадцати часах. Густав впопыхах открывал шампанское. Пробка вылетела из горлышка, но искрящийся пузырьками напиток почти не пролился на красивую кружевную скатерть — шесть хрустальных фужеров постепенно наполнились вином. Бой сопровождался поздравлениями, обоюдными поцелуями, широкими улыбками и хлопками фейерверков за окном. В эти мгновения идея сменить зону отдыха на уют и маленькое тесное счастье была уже совсем не дикой. Все шестеро были рады этому празднику.

Конечно же, без танцев до упада на льду не обошлось: Билл очень удачно, по мнению остальных, сделал сальто назад, после чего весьма живописно приземлился на пятую точку, Том не смог оставить своего парня в беде и отправился спасать ржущего на весь квартал Каулитца, в итоге уже оба лежали лицом к небу. Друзья в стороне не остались и грациозно попадали кто на колени, кто на бока, кто, опять-таки, на чувствительные филейные части. Соседи выходили на улицы, поздравляли друг друга, распевая новогодние песни, не любящий которые Билл тоже почему-то исполнял.

За всем этим праздничным хаосом Биллу и Тому удалось незаметно убежать от друзей. Взяв со стола в каминной шампанское и вазу с клубникой, парни с тихим смехом пошли наверх. В комнате, где они остановились, обнаружился музыкальный центр с инструментальной музыкой, в которой больше преобладали гитарные мотивы.

— Знаешь, давно у меня не было таких праздников. — Том скинул толстовку, оставшись в футболке, и помог Биллу снять пальто — парень долго не знал, куда пристроить украденные с торжества трофеи.

— Угу. У меня тоже. Предлагаю выпить. Я почти трезвый.

— Аналогично.

Расположившись на полу, парни пили прямо из горла, заедая клубникой. Вели неторопливые беседы о школе, о совершенно нелепых происшествиях в детстве. Через час Билл лежал возле Тома, положив ладонь на левую сторону его груди, которая мерно вздымалась. Они безмолвно смотрели друг на друга, не обращая внимания на то, что песни на диске играли по второму кругу.

— Знаешь, что я больше всего в тебе люблю? — тихо произнёс Билл, придвигаясь ближе.

— А… — Том не ожидал услышать из уст брюнета что-то связанное с любовью как минимум месяца два, но сейчас он был готов прыгать от радости.

— Глаза. У тебя потрясающие глаза. Такое ощущение, словно они вылиты из самого сладкого мёда, который только есть в мире.

— Билл…

— Подожди, иначе потом у меня смелости не хватит это сказать. Ты не подумай, я не пьян. Разве что совсем кроху, но наутро я буду помнить всё, что говорю сейчас. Сначала я жутко боялся соскочить. Я боялся сделать тебе больно. Боялся, что влюблюсь и не получу взаимности. Мне вообще противопоказано кого-то в сердце пускать. Но ты… словно сломал все эти предрассудки. Ты своим появлением изменил что-то во мне. Поменял шестерёнки местами, и теперь моё сердце точно бьётся с удвоенной силой. Это просто невероятно. И… бл*дь, я разговариваю как в этих грёбаных бразильских сериалах, — Билл громко рассмеялся.

— Ты смотришь сериалы?

— Монстр-Мари иногда заставляет.

— Хорошо, что у меня малой не смотрит сериалы.

— Это точно.

В воздухе будто повисла какая-то пелена. Она была с запахом клубники, которую парни с удовольствием сейчас ели. Одна ягода аккуратно прорисовала линию скул Билла, после чего по ним же прошлись мягкие поцелуи. Билл закрыл глаза, окончательно сдаваясь, и притянул Тома к себе, укладывая сверху. В негромкой музыке были слышны вздохи и шорох стягиваемой одежды, которая вскоре оказалась в разных углах комнаты. Тонкие пальцы сплетались на животах, шеях, внутренней стороне бедёр, сопровождаясь стонами. Когда парни слились в одно, небо точно взрывалось вместе с ними, сыпля на Землю снег, переливаясь красочными огнями салютов и мерцающих звёзд. Беспорядочные касания губ к прикрытым в экстазе векам, пересохшим губам, капелькам пота на лопатках — это было истинное единение душ. Молнии в сердцах Билла и Тома с каждой секундой заряжались сильнее и сильнее, чтобы в конце превратиться в огромный пожар.

Так парни и остались лежать на полу, накрывшись стянутым с кровати одеялом: рука к руке, ладонь к ладони, ребро к ребру, а вокруг них летали алые искры, именуемые любовью.

Finis.