Глава I. Глава V «На тональности сердца».. 37

Глава II «Судный день»……………………………………………………………………………8

Глава III «После бала»…………………………………………………………………………….18

Глава IV «И грянул гром»..…………………………………………………………….................27

Глава V «На тональности сердца»..……………………………………………………………...37

Глава VI «Новый год»..……………………………………………………………………………47

Глава I

«Неожиданности»

Утро двадцать девятого сентября началось точно так же, как и остальные: с громкого зевка, недовольного бурчания в подушку, звонкого голоса мамы откуда-то из коридора и полного нежелания куда-либо идти. По утрам Билл походил на очень хмурую тучу, которая ни с кем не желала разговаривать, поэтому все домашние в такое время суток старались свести общение к минимуму, так как знали — ничем хорошим это не закончится.

Медленно продвигаясь по коридору, парень был совершенно беззастенчиво сбит с ног младшей сестрой-ураганом, которая заливисто рассмеялась, громко топая по лестницам вниз. В очередной раз выругавшись, Каулитц силой захлопнул дверь в ванную и повернул ключ, чтобы никому из членов семьи и в голову не могло придти ворваться за «полотенцем, что в сушке» или «забытой заколочкой для волос — она моя самая любимая!». Скинув пижамные штаны и боксеры, Билл шагнул в кабинку душа. В дверь постучали. Судя по крикам, это была назойливая Мари, которая, как обычно, забыла свои девчачьи штучки на раковине. Открывать дверь Билл даже и не собирался; сделав напор воды сильнее, парень закрыл глаза, мысленно заставляя себя проснуться. Спустя пятнадцать минут ему это удалось. Вопли прекратились почти с самого начала, поэтому сейчас на втором этаже царила идеальная тишина, если, конечно, не считать за шум тиканье напольных часов.

— Билл, ты сегодня завтракать собираешься? — на пороге комнаты, в позе «руки в боки» стояла недовольная девочка с длинными вьющимися волосами, которые играли на искусственном свету русым отливом; в светло-чайных глазах плескалось искреннее недовольство, в прочем, подобное Билл наблюдал каждое утро; малиновые губы приняли форму полоски и придавали маленькому носу невероятную задорность; тонкую фигурку облачала кофточка цвета фуксии, из-под которой выглядывал ворот белой водолазки, на не менее худых ногах «висели» голубые джинсы с многочисленными карманами и заклёпками, но больше всего Биллу в своей сестре нравились ступни-золушки, что скрывались в розовых носках.

— Собираюсь. — Ответил Билл, расчесывая торчащие во все стороны волосы.

— И почему ты такой медленный? Из нас я — девочка, но трачу гораздо меньше времени на сборы, чем ты. Куда катится мужское поколение?.. — самодовольно хмыкнув, Мари вышла за дверь, бесцеремонно ею хлопнув.

Временами Билл поражался тому, как это шестилетнее недоразумение разговаривало. Складывалось такое впечатление, будто она по ночам читала Фрейда или Ремарка и, поняв всё ими написанное, спешила утром вынести мозг старшему брату. Билл никогда не принимал близко к сердцу всё сказанное сестрой, потому что очень любил Мари, тем более он сам когда-то был в её возрасте, причём характер того мальчугана оставлял желать лучшего.

Натянув приготовленные джинсы и футболку, парень тщетно пытался справиться с хохолком на самой макушке. Приняв решение замазать его гелем, Каулитц не прогадал, теперь волосы выглядели аккуратно и спадали на плечи чёрным полотном. Две недели назад он поспорил с Георгом на то, что тот не закадрит первую красавицу школы, в итоге пришлось красить волосы, так как Листинг каким-то чудом выиграл. Билл прекрасно помнил выражение лица мамы, когда она увидела некогда тёмно-русые волосы до плеч в жгуче-смоляном цвете. Объяснялся с родителями он недолго — отец вспомнил и за собой такой «грешок» в юности. Разошлись полюбовно.

— Если ты не принесёшь свою попу в кухню прямо сейчас, я слопаю твою порцию блинчиков сама! — подобные угрозы работали как часы, поэтому, схватив сумку-почтальонку, Каулитц-старший быстрым шагом спустился вниз, с сожалением отметив, что никаких блинов на столе ещё не было, а сестрёнка, вальяжно рассевшись на стуле, улыбалась во весь рот, к слову, в котором не хватало одного зуба, причём на самом видном месте.

— Я тебя когда-нибудь придушу, мелкая, и не посмотрю, что ты беззубая. — Месть была, безусловно, жестокой по меркам Мари, оттого счастливое выражение лица мигом потухло, сменившись глубоко обиженным. На самом деле причина этой грусти была оправданной: недавно Мари каталась на роликовых коньках, но, не справившись с управлением, упала. Последствия этой небольшой «аварии» лицезрела чуть позже вся перепуганная до смерти семья.

— Билл, ну зачем ты так сестрёнку обижаешь? Будто ты в детстве в такой ситуации не был. — Симона улыбалась, покачивая головой, и выкладывала последний блин на высокую стопку уже испечённых.

— Но я ведь так не переживал по этому поводу. Подумаешь, дырка во рту.

Девочка, прищурив глаза, очень выразительно показала язык старшему брату.

— Чем больше вы ругаетесь, тем больше я понимаю, что вы любите друг друга. — Мама погладила девочку по голове и поставила, наконец, большую тарелку с лакомством, о котором ранее говорила Мари. Через пару минут к завтраку вышел и отец семейства Каулитц, после чего на кухне воцарилась тишина. Правило «когда я ем, я глух и нем» строго соблюдалось в такие моменты, да и нарушить его никто не пытался.

⋆ ⋆ ⋆

Небо хмурилось и явно намекало на то, что сегодня собирается «повредничать» дождём. Против такой погоды Билл ничего не имел, особенно по утрам, только вот идущие рядом Густав и Георг его любви к Осени не разделяли, кутаясь в куртки и пряча руки в карманы.

— Какой у нас там урок первым? — поинтересовался Шеффер, перепрыгивая лужу.

— Физика. А ты задачи не делал что ли? — удивлённым тоном спросил Билл, оглядываясь на друга.

— Нет. Помогал кое-кому разобраться в своей половой жизни.

Георг презрительно покосился на Густава, подавляя в себе желание что-нибудь ему сломать.

— Оу, Гео, у вас с Лизой уже и до постели дошло? Ты прямо гигант! — Каулитц рассмеялся, глядя как нахохлившийся, словно воробей, Листинг прячет лицо в шарфе. — А чего ж ты такой недовольный-то?

— Она девственницей оказалась. — Ответ Густава поверг Билла в пятисекундный шок.

— Да ну? Вот уж не думал, что такая вертихвостка, как она, в девочках ещё была.

— Это была самая ужасная ночь в моей жизни. — Подал, наконец, голос Георг. — Она постоянно хныкала, что ей больно, будто я ей не член, а как минимум отросток кактуса туда совал.

— И чем в итоге всё закончилось?

— Я стойко выдержал до полуночи — её родители должны были вернуться, — а потом ушёл к Густаву.

— Продолжать начатое что ли? — Билл рассмеялся ещё громче, откинув голову.

— Бл*дь, Каулитц, у меня тут облом, а ты стебёшься, скотина!

До школы дорога была близкой, поэтому все ученики дружно уставились на трёх одиннадцатиклассников, которые с громкими матами и смехом носились друг за другом, пытаясь свалить в лужу или засунуть кучу листьев за шиворот. У парадного входа их уже ждала Ирма — подруга и одноклассница в одном лице, — покачивая головой и улыбаясь.

— Вы уже лоси какие вымахали, а всё дурачитесь как малышня. — Отряхивая парней поочередно, девушка не забывала нарочито сильно ударить тех по спине или шее.

— Ой, только не надо занудствовать, я тебя умоляю. Не с утра пораньше, — страдальчески потянул Густав, за что получил «бонус» в виде хлопка по филейной части. — О-о-о, а это что-то новенькое! — блондин вдруг сразу разулыбался, подмигивая шуточно разозлённой девушке. — Надо почаще тебя занудой называть, глядишь и до поцелуев дойдёт.

Получив весьма выразительный жест в ответ, Ирма гордо прошествовала вперед, покачивая стройными бедрами.

— Ты в курсе, что идиотизма в твоей светлой голове больше, чем серого вещества? — Билл поравнялся с другом, перешагивая небольшие лестницы.

— А что я такого сделал-то? — непонимающе хлопнул ресницами Густав, садясь на скамейку, чтобы переобуться в сменную обувь (как старшеклассники ни воевали с администрацией, освободить их от такой «детской» обязанности никто не пожелал).

— Он ещё и слепой, — поддакнул Георг, устроившийся рядом.

— Ну, если я такой дебил, чего же тогда со мной водиться? Я не обладаю мозгами Эркюля Пуаро, чтобы ваши слова и мысли разгадывать. — Густав был явно недоволен, затягивая шнурки на немного потрёпанных кедах непривычно сильно, и на друзей взгляд старался не поднимать.

— Да ладно, не дуйся. Мы же не со зла, — Билл всегда делал шаг к примирению первым. Так было принято в их небольшой компании. — Она просто сохнет по тебе, а ты её не замечаешь.

— Чего?! — проходящие рядом восьмиклассницы аж вскрикнули от высоты децибелов голоса Шеффера.

— Это не лечится, Билл. Стабильно не лечится. — Георг не смог удержаться, чтобы в очередной раз не подколоть покрасневшего как пион Густава.

— Если это прикол, то мне совсем не смешно. Так что захлопывайте свои варежки и валите на урок.

Блондин накинул лямку рюкзака на плечо и, положив пакет с первой обувью в шкафчик, не забыв при этом громко хлопнуть дверцей, оставил друзей в полном недоумении.

— Что это было?

— Чёрт его знает. Но, думаю, без профилактическо-примирительной беседы нам не обойтись.

— Угу. — Задумчиво поддакнул Листинг.

Но до класса парням дойти было не суждено, поскольку они попали в «долину смерти» — школьники шуточно прозвали так второй этаж, так как окажись там кто-нибудь, обязательно пропадёт либо на урок, либо на целый день. В этот раз причина была простой — тридцатипятилетняя фрау Кунст (художественный руководитель с весьма экстравагантной внешностью стиля пятидесятых годов) надумала провести мероприятие по случаю предстоящего дня учителя. Билл и Георг при каких-то загадочных обстоятельствах попали в школьный совет ещё в восьмом классе, поэтому возможности увильнуть им попросту не представилось — Каулитц, в довершении ко всему, был ещё и его председателем. Еле как отделавшись от гипержизнерадостной и фонтанирующей идеями фрау Кунст, парни, конечно же, опоздали на урок, но замечания, как ни странно, за это не получили, хотя, они бы больше обрадовались ругани фрау Брехен, чем обиженному лицу лучшего друга, который не сидел по привычке на второй парте третьего ряда, а занимал место на самой последней, где обычно никого не было. Их небольшая перепалка медленно перекатывалась к отметке «что, мать вашу, происходит?». К сожалению, ответа на этот вопрос ни Билл, ни Георг пока дать не могли, поэтому ничего не оставалось, кроме как занять единственно пустующую, но уже не такую любимую вторую парту.

После того как прозвенел звонок, Шеффер буквально вылетел из класса, но чемпион школы по лёгкой атлетике Георг решил так просто бестолкового друга не отпускать, поэтому выбежал следом. Билл стал собирать и свою, и листингову сумку. Одноклассники быстро разошлись, и Каулитц остался в кабинете один. Уже выходя в коридор, парень почувствовал острое чувство дежа-вю: его снова сбили с ног, только в этот раз он оказался на полу, прижатым чьим-то телом в мешковатой одежде.

— Блин, как больно-то… — Каулитц чуть слышно простонал, но человека сверху, это никак не убедило. — Может, ты уже встанешь с меня, а? Вроде бы кроватью я ещё не подрабатывал.

Первым, что увидел Билл были распахнутые то ли в немом шоке, то ли в удивлении карие глаза, ну и, конечно же, не почувствовать на своих щеках свисающие дреды было просто невозможно. Незнакомец как-то странно выдохнул в лицо одиннадцатиклассника и, вскочив на ноги, ретировался в неизвестном направлении. Каулитц, кряхтя и тихо матерясь, принял вертикальное положение и, потерев ушибленную пятую точку, посмотрел по сторонам, чтобы не дай Бог снова оказаться сбитым. До кабинета алгебры парень добрался без эксцессов.

⋆ ⋆ ⋆

— Нет, а сказать сразу нельзя было, да? — друзья сидели в столовой, ведя воспитательную беседу с Густавом. — У меня, знаешь ли, тоже девушки полгода не было, но я ведь не принимаю форму ежа, когда вы о своих победах мне рассказываете. Такое ощущение, что тебе не восемнадцать, а шестнадцать лет. — Билл громко отпил апельсиновый сок.

— Да не знаю, чего я так отреагировал. Она мне просто всегда какой-то далёкой казалась. — Густав сидел с лицом краснее вареного рака — его обед был нетронутым, хотя Шеффер слыл ещё тем любителем поесть. — Ирма… она какая-то другая, что ли. У наших девчонок только тряпки, да пацаны на уме, а она то на велосипеде зовёт кататься, то за кометами пролетающими наблюдает, то пересказывает «Илиаду», что сам загораешься её прочесть. Не для меня она.

— П-ф-ф-ф, Густ, завязывай с этими сопливыми и явно заученными выражениями. Будь мужиком и докажи ей, что ты не просто достоин её, а именно ты и должен быть с ней. — Георг похлопал друга по плечу.

— Да, наверное, я так и сделаю. — Густав засиял, как только что вкрученная лампочка, и с явным энтузиазмом стал уплетать явно остывшее пюре.

— Вот, узнаю привычного Густава Шеффера. — Билл широко улыбнулся. — Ты, кстати, не забывай, что титул лучшего химика две тысячи восьмого года завоевал именно ты, а это очень важно. И вообще… — Билл договаривать не стал, так как заметил кое-что интересное у парадного входа: тот самый молчаливый незнакомец сейчас шёл в компании парней, заливисто над чем-то хохоча. Теперь Каулитцу удалось разглядеть его получше: копна пшенично-русых дредов чуть ниже плеч то и дело взмывала вверх, по мере того как он задирал голову от смеха, глаза превратились в узкие щёлки, а в кольце пирсинга, что «опоясывал» нижнюю губу, отражался солнечный свет. Билл перевёл взгляд чуть ниже шеи: ярко-зелёная футболка висела на юношеском теле и достигала колен, очень при этом напоминая спортивное платье свободного покроя, до умопомрачения широкие джинсы с многочисленными карманами держались на одном честном слове, потому что мотня болталась на уровне колен, завершали весь этот гангста-образ белоснежные шузы.

— Э-э-э, Билл? — Георг пихнул друга локтём в бок. — Ты на кого так уставился?

— Да щегол этот, — Билл был уверен, что пацан как минимум в классе девятом, — меня утром сегодня с ног сбил и тупо слинял.

— Так в чём проблема? Подойди да узнай, что за дела, и какого хрена мелюзга так распоясалась в последнее время.

— И на кой чёрт мне это надо? Тем более он в коридоре такими глазищами на меня уставился, что гляди и выкатились бы из орбит.

Все трое рассмеялись, но Билл взгляда от дредастого не отводил. В конце концов, тот это заметил и поперхнулся супом. Удовлетворённый увиденным Каулитц вернулся к занимательной беседе о завоевании Ирмы, совершенно не замечая, что незнакомец хитро улыбался, пристально глядя на смеющегося Билла, изредка смахивающего чёрную чёлку с глаз. Солнечный свет заплясал в карих глазах, а может, и не он это был вовсе.