Книга третья. лать очевидным, чего же еще, по-твоему, помимо этого нужно будет избегать? 'Ты прекрасно знаешь

лать очевидным, чего же еще, по-твоему, помимо этого нужно будет избегать? " 'Ты прекрасно знаешь, - говорит он, - о чем я буду говорить, но, как я подозреваю, ты жаждешь из моего краткого ответа получить кое-что, и я не стану отвечать тебе по отдельным пунктам, но поскольку мы сейчас располагаем свободным временем, если ты не возражаешь, я лучше изложу тебе все учение Зенона и стоиков". - " Ничуть не возражаю, на­оборот, полагаю, твое объяснение принесет немалую пользу нашему исследованию".

15. " Попытаемся, - говорит он, - сделать это, хотя учение стоиков заключает в себе нечто весьма сложное и достаточно темное. Ведь если в греческом языке в свое время обозначения новых предметов представлялись непривычными и только те­перь вследствие долгого употребления эта необычность стер­лась, то что же, по-твоему, произойдет в латинском языке? " " Ну, это-то очень легко, - говорю я. - Ведь если Зенону, когда он встречался с каким-то необычным предметом, можно было на­зывать его неслыханным доселе словом, почему это же нельзя делать Катону? Однако же нет необходимости передавать все слово в слово по обычаю плохих переводчиков, если существу­ет более употребительное слово с тем же значением; а кроме того, выраженное по-гречески одним словом я обычно пере­даю несколькими словами, если невозможно иначе. И в то же время я полагаю, что следует разрешить нам воспользоваться греческим словом, если нет подходящего латинского: если можно говорить об эфиппиях и акратофорсид, то почему нельзя сказать проэгмена и апопроэгмена? ⁴ Впрочем, в данном случае не будет ошибки, если скажем: вещи предпочтительные и вещи неприемлемые".

16. " Благодарю за помощь, - говорит он, - и не премину воспользоваться теми латинскими словами, которые ты только что употребил. В других же случаях ты мне поможешь, если увидишь, что я нахожусь в затруднении". «Непременно так и сделаю, - отвечаю я. - Но " судьба помогает храбрым" ⁵, и пото­му, пожалуйста, попытайся. Можем ли мы совершить что-ни­будь более величественное?»

О пределах блага и зла

V. " Так вот, - говорит он, - те философы, чье учение я при­нимаю, полагают, что живое существо с самого момента свое­го рождения (а именно отсюда следует начинать) ладит само с собой, заботится о самосохранении, лелеет свое состояние (status) и все, что способствует его сохранению и, с другой стороны, препятствует уничтожению и всему тому, что, как представляется, несет ему гибель¹. То, что дело обстоит имен­но так, они доказывают тем, что младенцы, еще не испытав, что такое наслаждение или страдание², стремятся к тому, что под­держивает их состояние (status), и отвергают противополож­ное, чего бы не происходило, если бы они не любили свое со­стояние и не страшились бы гибели. Ведь если бы они не ощу­щали самих себяЗ и не любили бы себя в силу этого, они не стремились бы ни к чему. Отсюда мы должны понять, что на­чало (principium) выводится из любви к самому себе.

17. Большинство стоиков полагают, что наслаждение не
следует считать одним из естественных первоначал. Я полно­
стью согласен с ними, ибо в противном случае, если мы ре­
шим, что природа отнесла наслаждение к тем вещам, к кото­
рым живые существа стремятся прежде всего, за этим последу­
ет много отвратительного. Для доказательства того, почему мы
выбираем то, что является первыми требованиями природы,
представляется достаточным, что нет никого, кто, имея воз­
можность выбора, не предпочел бы обладать всеми ладными и
здоровыми частями тела, а не изуродованными и искалечен­
ными (при равной возможности пользоваться ими)⁴. Акты же
познания, которые мы должны назвать пониманиями или по­
стижениями, или, если эти названия не нравятся либо непо­
нятны, каталепсиями (катсШ^ц)⁵, мы считаем приемлемыми
(asciscendae)⁶ самими по себе, потому что они несут в себе не­
что, как бы заключающее и объемлющее истину⁷. Это можно
понять на примере детей, которые радуются, если им удастся
своим разумом дойти до чего-нибудь, хотя бы это и не имело
для них никакой важности⁸.

18. Точно так же мы полагаем, что и искусства приемлемы
сами по себе, во-первых, потому, что в них заключено нечто