Часть 19

-Ты серьезно? – Сехун заталкивает пьяное и качающееся тело к себе в квартиру и едва успевает словить его в стремительном полете к самому ядру земли – ну, так кажется, потому что Цзытао явно не способен ухватиться за висящие на крючках куртки. И за смысл своей непостоянной, без твердой земли под ногами жизни. Он вообще ни на что никогда не был и не будет способен, если продолжит продавать себя странным теткам за деньги и втайне от них напиваться в барах, чтоб после достаточно повысившегося в организме градуса позаигрывать с терпением первой влюбленности. – Ты нажрался и пришел поговорить?

-Да, - Цзытао прислоняется затылком к стене, съезжая вниз из-за слабости в ногах, и выдыхает своим проспиртованным дыханием еще одно да, но уже более уверенное. – Ты бы не захотел меня слушать по телефону.

-И напился, чтобы было легче? – Сехун закатывает глаза и опускается напротив, даже не включив свет в тесной прихожей. В темноте он видит только очертания ненавистного – о, как же он бесит все еще! – силуэта и мигающий экран телефона, поставленного на беззвучный. Кожа лица подсвечивается через раз, и это все похоже на дешевый фильм ужасов с предсказуемым сюжетом. Цзытао надо было выбросить из окна, а не по доброте душевной домой волочить – учила мама, что не надо всякую ерунду за собой таскать.

А эта ерунда опять агакает и просит не включать свет, потому что я-все-еще-стесняюсь-и-вообще-мог-оставить-все-как-есть.

-Ну и оставил бы.

-А ты хочешь? – Цзытао шуршит чем-то, и потом Сехун оказывается носом в его горячей шее. – Или до сих пор обижаешься?

-Руки убери, иначе выброшу на улицу. Снимут с тебя все твои цацки, хуже того – задницу порвут, потому что ты на ногах стоять не можешь. А таких любят, наверное.

-А вдруг я прикидываюсь?

Тут Сехун задумывается и – такое предположение вполне имеет место быть. Как и то, что ему чисто из принципа не хочется обниматься с этим педиком, бегущим от осознания своей типичной педиковатой, режущей не наметанные на дела голубые глаза натуры. Как в такого вообще вмазаться угораздило, а?

-Тогда тебе стоит убрать свои грабли в первую очередь. Я, может, тоже добреньким только прикидываюсь.

Цзытао хихикает и разжимает руки, поднимая вверх в знак полнейшей и безоговорочной капитуляции, а Сехун отодвигается и шуршит пачкой невыкуренных до сих пор сигарет. И вот надо было этому мудаку снова в его жизни появиться со всеми этими воспоминаниями о гребаной первой любви, сопливых чувствах, напиться и похихикивать в кулак из-за собственной китайской тупости. Кто придумал ерундовую мысль, что первых невозможно забыть? Минсок же с Луханом явно о своей первой девушке не мечтает – про таких обычно старательно забывают, будто и не было вовсе. Стыдно и как-то нелепо.

-Знаешь, мне тогда хотелось тебя догнать, добавить под вторым глазом и попросить не уходить, - Цзытао, расстройство для мозга и психики, пытается вытянуть длинные ноги в подранных штанинах и врезается носками в Сехуна. И вот она, их новая точка пересечения, как бы Сехун не хватался за параллель своего выстроенного до мелочей существования.

Чертовы педики. Чертов Цзытао, вытирающий пол в его квартире своей костлявой задницей и черным лохматым затылком – стену.

Сехун молчит и надеется на логическое продолжение этих идиотских откровений, если Цзытао, конечно, не врет и действительно может о чем-то связно мыслить. А молчание не напрягает лишь в двух случаях: если вы близки или заняты друг другом на какой-нибудь горизонтали. Сехун прикидывает, сколько времени им еще потребуется, чтобы наладить примерно те же отношения до момента вынужденного расставания, но Цзытао забирает сигарету, являющуюся последним оплотом разумного в этой квартире, и озвучивает далее свои душевные мемуары:

-Мне просто было страшно. Если бы кто-то узнал – я бы не смог, понимаешь? – и затягивается, окрашивая темноту дымом своими искусанными губами. Сехун понимает, даже слишком, испытав этой на собственном опыте – они были молодые, глупые, трусливые и скованные по рукам и ногам. Теперь никто не помешает им попробовать, но нужно ли? – И до сих пор не могу. Но ты какой-то невозможный. Мне хочется тебя ударить и поцеловать.

По мнению Сехуна, стать теми недодрузьями опять – идеальный вариант в их случае. Но Цзытао, сделавший новую затяжку почти догоревшей сигареты, тянется вперед, хватает Сехуна за шею и прижимается к губам своими. Горько и тепло, хочется размазать эту гадкую сопливую романтику, повисшую между ними свербящей слизистую носа тяжестью, лопатками по стене и языком во рту. Что, собственно, они успешно претворяют в жизнь этим внезапным диким поцелуем с болезненными укусами и шорохом мнущейся одежды.

Нет, Сехун не педик, просто Цзытао…

Заслуживает хук справа и удар головой об стену до раскинувшейся перед глазами вселенной и вцепившихся в волосы пальцев.

-Сука, ты что делаешь? – шипит Цзытао и клацает зубами в опасной близости от влажных губ, дышит так горячо, что Сехун собирается послать все туда же, куда сбежал когда-то этот долбоеб китайский вместе со своими взлелеянными страхами.

Чтоб сейчас сидеть, прижавшись к стене, и классно целоваться. Лучше, чем та недавняя пассия на пару ночей.

-Мозги тебе на место вправляю.

-Я не откажусь, если ты мне что-нибудь другое вправишь, - Цзытао хмыкает и почти не видит ничего, кроме блестящих глаз рядом со своими. И его недвусмысленные слова окончательно убеждают Сехуна в скором и вынужденном прощании с прежней нормальной жизнью. – Давай попробуем? Я обещаю, что не буду убегать больше. Ну, только если ты не окажешься никаким в постели.

-У меня не было с парнями, - честно признается Сехун, как пойманный на месте преступления – или шалости – ребенок. И Цзытао не смеется, сокращает между ними подобие на приличное расстояние и выдыхает в губы:

-У меня тоже.

Два неумелых и начинающих пидараса вместе – это печально. Но Сехуну, отправляющему Цзытао проспаться и перестать вонять для начала, добродушно наплевать.