Интуиция

Когда кто-то говорит, что он «просто знает», что определенная позиция истинна, мы говорим, что этот человек руководствуется интуицией. Некоторые идеи поражают нас своей очевидной точностью. Чтобы убе­диться в истинности такой идеи, не нужно, как ка­жется, никаких доказательств или здравого смысла. Интуиция — это тот путь к знанию, который в качес­тве обоснования требует только субъективной опреде­ленности, а не рациональных или исчерпывающих доказательств.

Как понимать людей

Корни интуиции кроются в целом комплексе при­чин. Жан Кальвин придерживался мнения о том, что есть определенные концепции, которые являются не­установленными данными и которые каждый человек воспринимает как часть своей собственной способности, дарованной ему Богом. Другие считают, что интуи­ция — не более чем результат многолетнего опыта и размышлений, которые в момент принятия решения со­единяются вместе. Но как бы то ни было, интуиция — это процесс, при котором в сознании отдельного челове­ка некая идея появляется и становится для него несо­мненной в первую очередь в результате действия каких-то внутренних, а не внешних источников.

Консультанты полагаются на интуицию в тех слу­чаях, когда решают какую-то проблему, не разработав предварительного плана, надеясь, что в процессе рабо­ты с клиентом у них появится «ощущение» того, в каком направлении им надо идти. Я подозреваю, что значительная часть тех, кто трудится в области про­фессиональной терапии (и огромная часть тех, кто трудится в области христианской консультации), сле­дует настолько неясной и общей теории, что во многих случаях консультативной или клинической практики полагаться приходится именно на интуицию.

Полагаться слишком часто на интуицию не следу­ет. Объясню, почему. Если тот субъект, о котором мы хотим знать» представляет из себя нечто такое, что не соответствует никаким образцам и поэтому совершен­но непредсказуемо, лучшее, что мы можем сделать, — это положиться на интуитивное предчувствие того, что с нами произойдет.

Однако субъектом для консультантов является че­ловек. В то время как в людях остается много неиз­вестного и потому непредсказуемого, существуют оп­ределенные принципы, которые описывают, как живут люди. И мы можем некоторые из них распо­знать. Люди ничего не делают чисто «случайно». Стремление показать себя или проявление паниче­ских чувств в определенных ситуациях не происходит спонтанно, без определенной причины и предыстории. Люди предпочитают думать, чувствовать и действо­вать так, как они понимают и систематизируют ситу-

Откуда мы знаем, во что нам верить?

ацию, хотя бы отчасти. Поэтому в своей работе с,

ми мы можем пойти дальше интуиции (отдавая ей тем

не менее должное).

Разум

Многие считают, что сознание — это центр лично­сти, та особенность, которая отделяет человека от жи­вотного. Аристотель считал, что наше сознание спо­собно проложить мост между естественным и сверхъ­естественным. Фома Аквинский утверждал, что клас­сическая католическая идея, которая ввергла челове­ка в грех, не затронула его сознания. Он считал, что наша способность думать не страдает, несмотря на нашу греховность. Исходя из этого, он выдвинул идею естественного богословия — пути к Богу через челове­ческий разум.

По мере того как знания росли, сознание все боль­ше и больше стало цениться в качестве главного инст­румента раскрытия всего того, что человек хотел знать, независимо от того, касалось ли это Бога, при­роды или самого человека. Такое восхваление созна­ния привело к возникновению того, что мы называем рационализмом, — верой в то, что разум сам, без по­сторонней помощи, способен понять все истинное.

Необходимо делать различие между рационализ­мом и более скромным применением разума. Никто, кроме мистиков, не хочет принимать какую-то идею за истину, если она оказывается в корне неразумной. И опять же, только мистики стремятся понять, что есть истина, не полагаясь при этом на свое сознание. В формировании наших убеждений разум занимает должное место.

Но рационалисты идут еще дальше. Ничему друго­му, кроме разума, они не отдают должного. Вместо того чтобы здраво понять все то, что вокруг них про­исходит, они требуют, чтобы все данные вписывались в их логическую структуру, в противном случае они их просто отвергают. Они категорически против идеи о том, что всякая модель понимания должна иметь и некоторые слабые места.

Рационализм, если ему следовать до конца, быстро приводит к большим проблемам. Что нужно делать,

Как понимать людей

Откуда мы знаем, во что нам верить?

если два оппонента спорят и защищают свои идеи, на­зывая их разумными? Глупо утверждать, что моя идея правильная только потому, что я так думаю, тогда как вы думаете, что ваша идея правильная. Единственным арбитром, способным разрешить этот спор, является разум, здравый смысл. Но вот мы оба утверждаем, что разум на стороне каждого из нас. В конце концов, чтобы отстоять свою точку зрения, самое лучшее, что я могу сделать, — это заявить, что мое сознание работает лучше, чем ваше, и понадеять­ся, что когда-нибудь вы поумнеете достаточно для того, чтобы признать мои идеи здравыми.

Я полагаю, что сознание просто не выполняет роли окончательного арбитра. Люди по-разному смотрят на то, что является разумным. Иногда люди, «чувствуя» то, что им ближе, противостоят здравым аргументам. Всякий, кто пытался выиграть в эмоциональном споре, едва вооружившись здравым смыслом, мог убе­диться в неадекватности своего оружия. В большей степени этот принцип применим к формированию идей и убеждений, чем к логике.

Опыт

Другой популярный путь к знанию подразумевает то, что опыт — лучший учитель. Интуиция чисто субъективна, рационализм приводит к непримири­мым расхождениям во мнениях. Нам нужен автори­тет, который мог бы управлять нашими чувствами и мыслями, и поэтому находился бы вне наших чувств и мыслей. Эмпиризм — это философия познания, ко­торая предполагает, что необходимый авторитет может исходить только от данных, которые можно на­блюдать и каким-либо образом измерять.

Всякий раз, когда кто-то заявляет, что его идея ис­тинна, эмпирик восклицает: «Докажите это! Где ваши доказательства?». Например, если семейный консуль­тант утверждает, что родители должны шлепать своих детей за непослушание, эмпирик просит его предъявить данные, показывающие, что дети, которых шлепали, ведут себя лучше, чем дети, которых не шлепали.

«Мне кажется, что так нужно поступать», — гово­рит приверженец интуиции.

«В этом есть смысл, — говорит рационалист. — Есть здравый смысл в том, что, если кого-то наказать за проступок, он потом реже будет этот проступок со­вершать».

«Библия говорит нам о необходимости наказывать, чтобы исправлять», — скажет на это христианин.

Эмпирика ни один из этих ответов не устроит. Пока он не увидит результатов исследований, которые до­казали бы, что физическое наказание приводит к же­лаемым результатам, а отсутствие физического нака­зания к таковым результатам не приводит, он будет считать данный вопрос открытым.

Надо отметить, что большинство людей в той или иной степени постоянно придерживается такого прин­ципа. Свидетельства, в которых звучит что-то типа «Я поступил так-то и так-то, и это подействовало», убеж­дают нас в необходимости делать пробные шаги. По­литики выступают против мер, которые до них пыта­лись делать и которые не удались. Доказательствами «проверенных» методов служат предыдущие резуль­таты.

Я помню, как один уважаемый христианский руко­водитель ответил на вопрос о том, откуда он черпает силы для своего служения: «За свою способность нести служение я благодарен пятидесяти годам слу­жения, в течение которых я хотя бы один час в день проводил в молитве и чтении Библии». Из этих слов многие сделали вывод, что, если подобным образом проводить каждый день один час за каким-то делом, от этого возрастут способности. Данный аргумент носит эмпирический характер: он утверждает подход к какому-то вопросу через практический опыт.

У эмпиризма, однако, есть и свои недостатки. Во-первых, самое большее, на что способен эмпирик, — это ' собирать данные и делать обобщения. Он может сказать только о том, что есть, но не может сказать о том, что должно быть. Эмпиризм никогда не служит принципам моральной истины. Главной областью эмпирика являет­ся описание, но не предписание.

Во-вторых, эмпирик никогда не может сказать о чем-то уверенно. Самое большее, что он может сде­лать, — это привести данные наблюдений и исследо-