Маскулинные и фемининные культуры. Интерлюдия

Маскулинные общества, по Хофстеде, отличаются от фемининных по целому ряду социально-психологических

характеристик, далеко выходящих за пределы собственно тендерной стратификации и отношений между полами.

Первичные ценностные ориентации маскулинных куль­тур отличаются высокой оценкой личных достижений; вы­сокий социальный статус считается доказательством лич­ной успешности; ценится все большое, крупномасштабное; детей учат восхищаться сильными; неудачников избегают; демонстрация успеха считается хорошим тоном; мышление тяготеет к рациональности; дифференциация ролей в се­мье сильная; люди много заботятся о самоуважении.

Первичные ценностные ориентации фемининных культур, напротив, выдвигают на первый план необходи­мость консенсуса; ценится забота о других; щадят чувст­ва других людей; четко выражена ориентация на обслу­живание; красивым считается маленькое; присутствует симпатия к угнетенным; высоко ценится скромность; мышление является более интуитивным; много значит принадлежность к какой-то общности, группе.

Эти базовые различия преломляются и в других сфе­рах общественной и личной жизни. Их обобщенная свод­ка представлена в таблице.

Ключевые различия между фемининными и маскулинными обществами (по Хофстеде)

Источник: Hofstede G. and Associates. Masculinity and Femininity. The Taboo Dimension of National Cultures. Sage Publications, 1998. P. 16-17, 175.

«Маскулинность» и «фемининность» в работах Хофстеде являются не психологическими, а антропологиче­скими категориями. Они фиксируют различия не между индивидами, а между странами (культурами), населению которых они предъявляются в качестве подразумеваемых нормативных ориентиров, с разной степенью выраженно­сти. Одна и та же страна может быть «фемининной» по од­ному параметру и «маскулинной» по другому, не говоря уже о классовых и иных социально-групповых различиях. Хотя эти свойства базируются на житейских представле­ниях о фемининности и маскулинности, они «работают».

При сравнении по методике Хофстеде 50 разных стран и трех регионов, включающих по нескольку стран, между ними обнаружились существенные различия, не совпадающие с уровнем их социально-экономического развития или богатства. «Маскулинными» являются Япония, Австрия, Италия, Германия, США, Великобри­тания, Мексика, Венесуэла, Колумбия, Эквадор, Южная Африка, Австралия, арабские страны, Филиппины. «Фе­мининными», имеющими низкий балл по маскулинности, оказались скандинавские страны — Швеция, Норвегия, Дания, Финляндия, а также Нидерланды, Франция, Португалия, Коста-Рика и Таиланд.

Измерение социокультурных аспектов маскулинности и фемининности имеет важные социально-психологиче-

ские последствия. Например, в психологической литера­туре маскулинность иногда отождествляется с индивиду­ализмом, а фемининность с коллективизмом (другая пара применяемых Хофстеде категорий). Однако Хофстеде подчеркивает, что статистически эти два параметра неза­висимы друг от друга, «коллективистское» общество мо­жет быть маскулинным, и наоборот. То есть каждое обще­ство по-своему уникально.

Хотя степень маскулинности/фемининности каждой культуры исторически более или менее стабильна, она может изменяться в зависимости от конкретных социально-поли­тических обстоятельств.

Помимо национально-культурных особенностей, норма­тивные каноны маскулинности и ориентированное на них поведение варьируют в зависимости от социального положе­ния и образовательного уровня людей. Как уже отмечалось выше, более образованные мужчины стесняются примитив­ной, грубой маскулинности, их ценностные ориентации и стили жизни выглядят более разнообразными, они охот­нее, хотя далеко не все и не во всем, принимают идею жен­ского равноправия и готовы идти ей навстречу. Это объяс­няется не только образованностью: зачастую у этих мужчин практически нет выбора, потому что женщины в их среде бо­лее эмансипированы и самостоятельны, грубая сила их от­талкивает, так что мужчины вынуждены идти им навстречу. В рабоче-крестьянской среде традиционный канон маску­линности значительно сильнее и его не стесняются деклари­ровать публично. Психологически, на индивидуальном уров­не анализа, соответствующие установки зависят не столько от личного социального статуса взрослого мужчины, сколько от той среды, в которой он провел свое детство и юность, эти ранние влияния, как правило, не изглаживаются последую­щим личным опытом.

Не менее важный водораздел — социально-возрастной. Многие свойства традиционной маскулинности, в частности агрессивность и сексуальность, подразумевают, в первую очередь, подростков и молодых мужчин. В антропологиче-

ской литературе существует даже понятие «синдром молодо­го самца» (Daly, Wilson, 1994), проявления которого более или менее сходны у разных видов животных и предположи­тельно связаны с повышенной секрецией тестостерона. Сходства в поведении самцов-приматов и молодых мужчин подробно описывались этологами. Однако у животных самец и в старости должен оставаться агрессивным, чтобы защи­щать свои права. У людей длительная родительская и семей­ная опека, а также правовой порядок делают это не столь не­обходимым, накопленный или унаследованный социальный капитал и статус надежно охраняются общественным поряд­ком, хотя выработанные в юности привычки и репутация помогают мужчинам и позже.

Молодые мужчины представляют собой особую социаль­но-демографическую группу, которая по своим физическим (мускульная масса, физическая сила, гормоны), поведенче­ским (стадность, высокая соревновательность) и психологи­ческим (любовь к риску, отсутствие заботы о личной безо­пасности, пренебрежение к собственной жизни, желание вы­делиться, склонность к девиантности) свойствам отличается как от женщин, так и от старших мужчин. Выраженность этих черт зависит больше всего от возраста, но также и от социального статуса (женатые мужчины меньше холостяков склонны к риску и авантюрам, нарушению правил). Тем не менее усвоенные в юности стереотипы и идеализированные образцы маскулинности сохраняются в сознании многих взрослых мужчин независимо от их собственного реального образа жизни, вызывают ностальгические чувства и нередко симулируются, на чем искусно играют средства массовой ин­формации, поп-арт и имиджмейкеры.

Выбор того или иного канона маскулинности имеет и свои личностные, индивидуально-типологические предпосылки. Соционормативные образы создаются и поддерживаются культурой, но разные каноны маскулинности неодинаково им­понируют разным типам мужчин и имеют свои психофизио­логические, конституциональные основы. Классический образ мачо создан по образу и подобию могучего доминантного Аль­фа-самца. Такие люди существуют и сейчас, составляя, по

предположению российского этолога А. И. Протопопова, от 10 до 20% мужчин (эмпирических подтверждений этого я не встречал). Хотя в современном обществе этот канон стал от­части дисфункциональным, его носители продолжают считать себя единственными «настоящими» мужчинами, создают соб­ственные сообщества и находят сферы жизни, где такие каче­ства можно проявлять безнаказанно и получать за это одобре­ние (война, силовые виды спорта) и т. д. Поскольку перечис­ленные свойства филогенетически самые древние и на них ориентирована любая мальчишеская и юношеская субкульту­ра, их поддерживают многие мужчины, которые сами не при­надлежат к этому типу.

При этом многое зависит от конкретных политических ситуаций. Войны, политические кризисы и другие события, вызывающие подъем национальных чувств, увеличивают спрос на героев-воинов, повышая ценность традиционных маскулинных качеств. Национализм и религиозный фунда­ментализм — самые мощные противовесы цивилизационной «феминизации» социокультурных ценностей в современном мире. Под видом защиты традиционных духовных ценно­стей они способствуют возрождению культа архаических форм гегемонной маскулинности. Это характерно для любых разновидностей фашизма. Культ сильной власти, дисципли­ны, державности, вождя и нации практически всегда сочета­ется с культом агрессивной маскулинности, направленной против «женственной» и «слабой» демократии. В том же ключе работает и протестная маскулинность. Например, исламский терроризм подает себя как возрождение истинно мужского начала в противоположность разложившемуся и феминизированному Западу.

Но оставим вопросы общетеоретического порядка и по­смотрим (на примере Германии), как решают возникающие перед ними новые проблемы европейские мужчины.