Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава lxi




Она уступает Флоренс нуждалась в помощи. Крайне нуждался в помощи ее отец, и услугистарой ее приятельницы были неоценимы. Смерть стояла у его изголовья. Отчеловека, каким он был раньше, осталась только тень. Потрясенный духом иопасно больной, он опустил измученную голову на подушки постели, приготовленной для него руками дочери, и с тех пор ни разу не приподнял ее. Флоренс всегда была с ним. Обычно он ее узнавал, но в бреду частоотодвигал в прошлое то, что происходило вокруг. Иногда он говорил так, словно его сын только что умер; и хотя, по его уверениям, он ни слова ей несказал о том, как она бодрствовала у маленькой кроватки, однако он это видел- он это видел. И он прятал лицо в подушку, рыдал и протягивал исхудавшуюруку. Иногда ой спрашивал ее: " Где Флоренс? " - " Я здесь, папа, здесь". - " Яне узнаю ее! - восклицал он. - Мы так долго были разлучены, что я не узнаюее". И тогда его охватывал ужас, пока она не успокаивала его смятения и невызывала у него слез, которые иной раз с таким трудом старалась осушить. По временам он бредил о своих торговых операциях, и часто Флоренс, слушая его, теряла нить - иногда на несколько часов. Он повторял тотзнакомый детский вопрос: " Что такое деньги? " - и задумывался, размышлял, рассуждал сам с собою более или менее связно, стараясь дать наилучший ответ, словно этот вопрос был задан ему впервые. Десятки тысяч раз он задумчивоповторял название своей прежней фирмы и каждый раз пытался приподнять головус подушки. Он принимался считать своих детей: один... двое... и снованачинал сначала. Но это бывало с ним в бреду. В другие периоды болезни, периоды наиболеедлительные, он неизменно думал о Флоренс. Чаще всего бывало так: онвоскрешал в памяти ту ночь, которую так недавно вспоминал, - ночь, когда онапришла к нему в комнату, и ему грезилось, будто сердце у него заныло и онвышел вслед за нею и в поисках ее стал подниматься по лестнице. Затем, смешивая давно прошедшее с недавними днями, он видел следы башмаков, удивлялся их количеству и начинал их считать, поднимаясь за Флоренс. Вдругсреди них появлялся кровавый след, а потом он замечал раскрытые настежьдвери и за ними в зеркалах видел страшные отражения обезумевших людей, прятавших что-то у себя на груди. Но все время среди бесчисленных следов, среди кровавых следов он различал следы Флоренс. Все время она была впереди.Все время, не находя покоя, он шел за нею все дальше, считая следы, поднимался все выше, словно к вершине величественной башни, до которой нужновзбираться годы. Однажды он осведомился, не послышался ли ему голос Сьюзен. Флоренс ответила: " Да, милый папа", - и спросила, не хочет ли он еевидеть. Он сказал: " Очень хочу". И Сьюзен не без трепета подошла к его кровати. Казалось, это доставило ему большое облегчение. Он просил ее неуходить, прощал ей все, что она когда-то ему говорила; пусть она здесьостанется. Теперь у него с Флоренс совсем другие отношения, - сказал он, - иони очень счастливы. Пусть она посмотрит! Он притянул к себе кроткую головкуи заставил ее опуститься на свою подушку. В таком положении он находился в течение многих дней и недель. Наконецон стал спокойнее: лежал в постели - жалкая тень человека - и говорил тактихо, что, только наклонившись к самым его губам, можно было услышать его.Теперь ему доставляло какое-то удовольствие лежать у открытого окна, смотреть на летнее небо и деревья, а по вечерам - на заходящее солнце; следить за тенями облаков и листвы, словно чувствуя какую-то симпатию ктеням. Это было естественно. Для него жизнь и мир были только тенью. Теперь он беспокоился о том, что Флоренс утомлена, и часто преодолевалсвою слабость, чтобы прошептать, обращаясь к дочери: " Пойди погуляй, дорогая, подыши свежим воздухом. Пойди к своему мужу! " Однажды, когда у негов комнате был Уолтер, он поманил его к себе, попросил нагнуться и, пожав емуруку, прошептал, что, умирая, он может доверить Уолтеру свою дочь - он этознает. Однажды вечером, перед заходом солнца, когда Флоренс с Уолтером сиделиу него в комнате - он любил видеть их вместе. - Флоренс, держа в рукахсвоего малютку, потихоньку начала напевать ему ту старую песенку, которуютак часто певала умершему мальчику. Мистер Домби не мог этого вынести. Онподнял дрожащую руку, умоляя ее перестать, но на следующий день он попросилее спеть эту песню еще раз. И с тех пор но вечерам часто повторял своюпросьбу, и она пела. Он слушал, отвернувшись к стене. Как-то раз Флоренс с Сьюзен сидели у окна в его комнате, а между нею ибывшей ее горничной, которая по-прежнему была ее верной помощницей, помещалась корзинка с рукоделием. Он задремал. Был чудесный вечер, еще часадва оставалось до сумерек, и тишина навеяла на Флоренс глубокуюзадумчивость. На минуту она забылась, вспоминая тот день, когда человек, который лежал сейчас здесь, такой изменившийся, познакомил ее с новой мамой.Она вздрогнула, когда Уолтер, облокотившись на спинку стула, коснулся ееплеча. - Дорогая моя, - сказал Уолтер, - внизу тебя ждет один джентльмен, который хотел бы с тобою поговорить. Ей показалось, что Уолтер смотрит серьезно и озабоченно, и онаспросила, не случилось ли что-нибудь. - Нет, нет, дорогая! - сказал Уолтер. - Я видел этого джентльмена ипоговорил с ним. Флоренс взяла его под руку и, оставив отца на попечении черноглазоймиссис Тутс, занимавшейся шитьем с таким рвением, на какое только способнычерноглазые женщины, сошла вниз вместе с мужем. В уютной маленькой гостиной, выходившей окнами в сад, сидел джентльмен, который при виде Флоренс встал, чтобы пойти ей навстречу, но, подчиняясь своеобразному устройству ног, свернул в сторону и остановился, лишь наткнувшись на стол. Тогда Флоренс припомнила кузена Финикса, которого сначала не узнала, так как деревья перед окнами отбрасывали густую тень. Кузен Финикс пожал ейруку и поздравил со вступлением в брак. - Я очень сожалею о том, что ранее не имел возможности принести вамсвои поздравления, - сказал кузен Финикс, усаживаясь после того, как селаФлоренс, - но, собственно говоря, случилось столько мучительныхпроисшествий, следовавших, если можно так выразиться, по пятам друг задругом, что я сам находился в чертовски скверном состоянии и решительно немог появляться в обществе. Я довольствовался своим собственным обществом, и, право же, не очень-то приятно человеку, бывшему высокого мнения о своихвозможностях, узнать, что он способен надоесть самому себе, собственноговоря, до последней крайности. Какое-то замешательство и тревога, отражавшиеся в манерах этогоджентльмена, который всегда оставался джентльменом, несмотря на свойственныеему маленькие безобидные странности, а также вид Уолтера навели Флоренс намысль, что за этим следует нечто более непосредственно связанное с цельювизита. - Я говорил моему другу мистеру Гэю, если он разрешит мне называть егоэтим именем, - сказал кузен Финикс, - с какою радостью я узнал о полномвыздоровлении своего друга Домби. Надеюсь, мой друг Домби не допустит, чтобыпотеря состояния подействовала на него угнетающе. Не могу сказать, чтобы мнесамому случилось потерять большое состояние: большого состояния у меня, собственно говоря, никогда не было. Но то, что я мог потерять, я потерял ине замечаю, чтобы меня это очень беспокоило. Мой друг Домби чертовскичестный человек, - таково общее мнение, - и полагаю, ему весьма утешительнобудет об этом узнать. Даже Томи Скрюзер - человек в высшей степени желчный, с которым мой друг Гэй, вероятно, знаком, - ничего не может сказать вопровержение этого факта. Флоренс еще живее, чем прежде, почувствовала, что за этим должнопоследовать какое-то сообщение, и с нетерпением ждала его - с такимнетерпением, что кузен Финикс сказал, как бы отвечая на вопрос: - Видите ли, мы с моим другом Гэем рассуждали о том, прилично ли будетпросить вас об одном одолжении, и мой друг Гэй, который с величайшейсердечностью и искренностью пошел мне навстречу, за что я ему весьмапризнателен, разрешил мне обратиться к вам с этой просьбой. Я знаю, чтотакую милую леди, как прелестная и безупречная дочь моего друга Домби, непридется долго упрашивать, но я счастлив, что заручился поддержкой иодобрением моего друга Гэя. Так, например, в те времена, когда я заседал впарламенте, если кто-нибудь хотел внести предложение - что случалось редко, так как нас держали в руках и лидеры обеих партий требовали строжайшейдисциплины, а это было чертовски хорошо для рядовых вроде меня, потому чтонам не позволяли постоянно выставлять себя напоказ, чего многие из насстрастно добивались, - так вот, говорю я, в те времена, когда я заседал впарламенте, если кому-нибудь разрешалось выступить со своим крохотным пустымпредложеньицем, он всегда считал долгом заявить о своей приятной уверенностив том, что его чувства встретят отклик в сердце мистера Питта *, этого, собственно говоря, кормчего, благополучно выдержавшего шторм. Вслед за этимчертовски много парней немедленно разражалось восторженными возгласами, иэто вдохновляло оратора. Но, собственно говоря, эти парни, получив приказвыражать величайший восторг при упоминании о мистере Питте, стали такимизнатоками своего дела, что это имя всегда их будило. В сущности, они понятияне имели, о чем идет речь, и Разговорчивый Браун - Браун из министерствафинансов, который выпивал сразу четыре бутылки, - с ним, возможно, былзнаком отец моего друга Гэя, ибо в то время моего друга Гэя еще не было насвете, - так вот этот Браун говаривал, что если бы кто-нибудь встал и сприскорбием сообщил палате, что в кулуарах корчится в предсмертных судорогахкакой-нибудь достопочтенный член парламента и фамилия этого достопочтенногочлена парламента - Питт, обязательно раздались бы восторженные крики. Это упорное нежелание изложить цель визита привело в смятение Флоренс, и, волнуясь все больше и больше, она переводила взгляд с кузена Финикса наУолтера. - Право же, дорогая моя, ничего плохого не случилось, - сказал Уолтер. - Клянусь честью, ничего плохого не случилось, - подтвердил кузенФиникс, и я глубоко огорчен тем, что вызвал у вас хотя бы минутную тревогу.Смею вас уверить, ничего плохого не случилось. Одолжение, о котором я хочувас просить, заключается всего-навсего в том... но, право же, это кажетсятаким необычайным, что я был бы бесконечно признателен моему другу Гэю, еслибы он потрудился сломать... собственно говоря, сломать лед. Услыхав такую мольбу, а также видя обращенный к нему умоляющий взглядФлоренс, Уолтер сказал: - Дорогая моя, дело очень простое: не согласишься ли ты поехать вЛондон с этим джентльменом, которого ты хорошо знаешь? - Прошу прощения - и с моим другом Гэем! - перебил кузен Финикс. - И со мною. Навестить одну особу. - Кого? - спросила Флоренс, переводя взгляд с одного на другого. - Если бы мне разрешено было просить, чтобы вы не требовали ответа наэтот вопрос, - сказал кузен Финикс, - я взял бы на себя смелость обратитьсяк вам с такой просьбой. - А ты знаешь, Уолтер? - спросила Флоренс. - Да. - И считаешь, что я должна ехать? - Да. Я уверен, что таково было бы и твое мнение. Хотя, по некоторымпричинам, мне хорошо понятным, пожалуй, лучше сейчас ничего больше неговорить. - Если папа еще спит или если он проснулся, но может обойтись без меня, я сейчас же поеду, - сказала Флоренс. Спокойно поднявшись и бросив на них слегка встревоженный, но доверчивыйвзгляд, она вышла из комнаты. Когда она вернулась, чтобы ехать с ними, они беседовали о чем-то уокна, и Флоренс могла только удивляться, что именно побудило их сойтись такблизко за такой короткий срок. Но ее не удивил взгляд, полный гордости илюбви, какой бросил на нее муж, оборвав разговор, когда она вошла; таксмотрел он на нее всегда. - Я оставлю моему другу Домби свою визитную карточку, - сказал кузенФиникс, - от всей души уповая, что с каждым днем к нему будут возвращатьсяздоровье и силы. И надеюсь, мой друг Домби окажет мне честь, считая менячеловеком, который, собственно говоря, чертовски восхищается той репутацией, какою он пользуется как британский купец и чертовски порядочный человек. Моепоместье пришло в полный упадок, но если мой друг Домби будет нуждаться вперемене климата и пожелает поселиться там, он увидит, что это в высшейстепени здоровая местность, - да иначе и быть не может, потому что скука тамневыносимая. Если мой друг Домби страдает упадком сил и разрешитпорекомендовать ему средство, которое мне часто помогало - мне случалосьиногда чувствовать ужасную дурноту, ибо я вел довольно беспутный образ жизнив те времена, когда люди жили беспутно, - я бы, собственно говоря, посоветовал яичный желток, взбитый с сахаром и мускатным орехом в стаканехереса; выпивать по утрам с сухариком. Джонсон, державший зал для бокса наБонд-стрит, человек весьма сведущий, о котором мой друг Гэй несомненнослышал, говорил, бывало, что, тренируясь перед выступлением на ринге, онизаменяли херес ромом. В данном случае я бы рекомендовал херес, так как мойдруг Домби еще не оправился от болезни, вследствие чего ром может броситьсяему... собственно говоря, в голову и привести его в чертовски скверноеположение. Произнеся эту речь, кузен Финикс явно пребывал в нервическом состояниии тревоге. Затем, предложив руку Флоренс и по мере сил удерживая вповиновении свои непокорные ноги, казалось, твердо решившие идти в сад, онповел ее к двери и усадил в карету, которая ждала у подъезда. Затем в каретусел Уолтер, и они тронулись в путь. Проехали они миль шесть или восемь. Стало смеркаться, когда онипроезжали по скучным благопристойным улицам в западной части Лондона.Флоренс вложила свою руку в руку Уолтера и очень внимательно, с возрастающейтревогой присматривалась к каждой новой улице, в которую они сворачивали. Когда карета остановилась, наконец, на Брук-стрит, перед тем самымдомом, где была отпразднована злополучная свадьба мистера Домби, Флоренсспросила: - Уолтер, что же это значит? Кого я здесь увижу? Уолтер успокоил ее, но ничего не ответил, тогда она окинула взглядомфасад и увидела, что все окна закрыты, как будто дом необитаем. Кузен Финиксуже вышел из кареты и предложил ей руку. - Разве ты не пойдешь со мной, Уолтер? - Нет, я останусь здесь. Не дрожи так, дорогая Флоренс! Тебе нечегобояться. - Я это знаю, Уолтер, раз ты здесь, так близко от меня. Я в этомуверена, но... Дверь бесшумно распахнулась, хотя никто не стучал, и Флоренс, толькочто вдыхавшая летний вечерний воздух, вошла с кузеном Финиксом в душный, скучный дом. Более угрюмый и хмурый, чем когда бы то ни было, он, казалось, стоял запертым со дня свадьбы и с той поры накапливал в своих стенах уныниеи мрак. Флоренс с трепетом поднялась по темной лестнице и остановилась вместесо своим провожатым у двери в гостиную. Кузен Финикс молча открыл дверь ижестом попросил ее пройти в следующую комнату, тогда как сам он был намереностаться здесь. После минутного колебания Флоренс повиновалась. За столом у окна сидела леди, которая, казалось, что-то писала илирисовала; повернувшись лицом к угасающему дневному свету, она опираласьголовой на руку. Флоренс, нерешительно сделав несколько шагов, внезапнозастыла на месте, словно потеряв способность двигаться. Леди оглянулась. - Боже мой! - вскричала она. - Что же это значит? - Нет, нет! - воскликнула Флоренс, отшатнувшись, когда та встала, ивытянув перед собой руки, чтобы отстранить ее. - Мама! Они стояли и смотрели друг на друга. Страсти и гордыня наложили своюпечать на лицо Эдит, но оно осталось прекрасным и величественным. А лицоФлоренс, несмотря на весь ее ужас, говорило о жалости, скорби и благодарныхнежных воспоминаниях. Лица обеих выражали изумление и страх. Обе, такиенеподвижные и молчаливые, смотрели друг на друга, разделенные черной безднойнеизгладимого прошлого. Флоренс первая прервала молчание. Разрыдавшись, она воскликнула, потрясенная до глубины души: - О мама, мама! Зачем пришлось нам встретиться вот так? Зачем вы былитак добры ко мне, когда больше никого у меня не было, если нам предстоялавот такая встреча? Эдит стояла перед ней безмолвная и словно оцепеневшая. Она не спускалас нее глаз. - Я не смею об этом думать, - продолжала Флоренс. - Я только что была спапой. Он болен. Теперь мы всегда вместе, больше мы никогда не расстанемся.Если вы хотите, чтобы я попросила его простить вас, я это сделаю, мама. Япочти уверена, что теперь он простит, если я его попрошу. И пусть богпростит вас и пошлет вам утешение! Та не ответила ни слова. - Уолтер - я вышла за него замуж, и у нас родился сын, - робко сказалФлоренс, - Уолтер здесь, у подъезда, он привез меня сюда. Я скажу ему, чтовы раскаиваетесь, что вы стали другой, - Флоренс с грустью смотрела на нее.- Я знаю, он вместе со мной будет просить папу. Что же еще могу я сделать? Эдит, все такая же неподвижная, с остановившимся взглядом, нарушиламолчание и медленно проговорила: - Пятно на вашем имени, на имени вашего мужа, вашего ребенка.Подумайте, можно ли это когда-нибудь простить, Флоренс? - Можно ли простить, мама? Вам это уже простили! От всей души, и Уолтери я. Вы можете быть совершенно уверены, если такая уверенность даст вамутешение. Вы... вы... - замялась Флоренс, - вы не говорите о папе, но, конечно, вы хотите, чтобы я вымолила у него прощение для вас. Я уверена. Она не ответила ни слова. - Я сделаю это! - продолжала Флоренс. - Если вы мне позволите, япринесу вам его прощение, и тогда нам можно будет расстаться иначе - так, как расстались бы мы в былое время. Я попятилась, мама, - кротко сказалаФлоренс, подходя ближе, - я отступила от вас не из боязни, и я не считаю, что вы можете меня запятнать. Я хочу только исполнить свой долг по отношениюк папе. Я ему очень дорога, и он мне очень дорог. Но мне никогда не забыть, как вы были добры ко мне! О, молите бога, мама, - воскликнула Флоренс, бросаясь в ее объятия, - молите бога, чтобы он простил вам этот грех и позори простил мне то, что я сейчас делаю (если это грешно) и не могу не делать, помня, чем вы для меня были! Эдит, словно сломленная этими объятиями, упала на колени и обняларуками ее шею. - Флоренс! - вскричала она. - Мой светлый ангел! Прежде чем мною сноваовладеет безумие, прежде чем вернется мое упорство и поразит меня немотою, верьте мне - я не виновна. - Мама! - Виновна во многом! Виновна в том, что разверзла между нами пропасть.Виновна в том, что должно отделять меня до конца моей жизни от целомудрия ичистоты - прежде всего от вас! Виновна в слепой и страстной ненависти, вкоторой даже теперь я не раскаиваюсь, не могу и не хочу раскаиваться! Но яне согрешила с тем - умершим! Клянусь богом! Все еще не поднимаясь с колен, она воздела обе руки и поклялась в этом. - Флоренс! - продолжала она. - Флоренс, самая чистая и непорочная извсех, кого я знаю, Флоренс, которую я люблю и которая много лет назад моглабы сделать меня другим человеком и заставила на время измениться даже такуюженщину, как я, верьте мне, в этом я не повинна, и позвольте мне снова, впоследний раз, прижать эту милую головку к моему разбитому сердцу! Она была растрогана и плакала. Если бы в прежние годы это случалось сней чаще, она бы не была теперь так несчастна. - Ничто в мире, - воскликнула она. - не могло бы вырвать у меняпризнание в том, что я не виновна! Ни любовь, ни ненависть, ни надежда, ниугрозы! Я сказала, что скорее умру, но не пророню ни слова. Я могла бы этосделать, и я бы это сделала, если бы мы не встретились, Флоренс! - Надеюсь, - послышался голос кузена Финикса, который появился в дверяхи стал топтаться на пороге, - надеюсь, моя прелестная и безупречнаяродственница простит мне, что я, прибегнув к маленькой хитрости, устроил этосвидание. Не стану утверждать, будто раньше мне не приходило в голову, чтомоя прелестная и безупречная родственница имела несчастье опозорить себясвязью с этим белозубым человеком, ныне покойным, ибо, собственно говоря, приходится наблюдать весьма странные союзы такого рода, заключенные в этоммире, который поражает нас чертовски непонятными сочетаниями и являетсясамой непостижимой вещью из всех нам известных. Но, как я уже сообщал моемудругу Домби, я не мог признать виновность моей прелестной и безупречнойродственницы, пока преступление ее не будет окончательно доказано. Когда жеэтого человека, ныне покойного, настигла, собственно говоря, чертовскиужасная смерть, я понял, что ее положение должно быть крайнезатруднительным. Сознавая также, что наша семья, оказывавшая ей слишком маловнимания, заслуживает некоторого порицания и что семья эта - беззаботная, амоя тетка, хотя и чертовски жизнерадостная женщина, была, пожалуй, не самойлучшею из матерей, я взял на себя смелость разыскать ее во Франции ипредложить помощь, поскольку может оказать помощь человек, не имеющий почтиникаких средств... По этому случаю моя прелестная и безупречная родственницаудостоила заявить, что, по ее мнению, я - чертовски славный парень в своемроде, и поэтому она принимает мою поддержку. Собственно говоря, я принял этокак любезность со стороны моей прелестной и безупречной родственницы, потомучто я становлюсь немощным, а ее заботливость доставляет мне величайшееутешение. Эдит, усадив Флоренс на диван, махнула рукой, как будто просила егоничего больше не говорить. - Моя прелестная и безупречная родственница, - продолжал кузен Финикс, не переставая топтаться в дверях, - извинит меня, если ради ее блага, и радисебя самого, и ради моего друга Домби, чья прелестная и безупречная дочьприводит нас в такое восхищение, я разверну до конца нить своих замечаний.Она, вероятно, не забыла, что с самого начала мы с ней никогда не упоминалио ее побеге. Мое мнение всегда было таково, что тут кроется какая-то тайна, которую она при желании могла бы осветить. Но так как моя прелестная ибезупречная родственница - женщина чертовски решительная, я знал, что с ней, собственно говоря, шутки плохи, а потому и избегал всяких споров. Однако нетак давно я нашел уязвимую точку - нежную привязанность к дочери моего другаДомби, - и тогда я сообразил, что, если мне удастся устроить свидание, неожиданное для обеих сторон, оно может привести к благодетельнымрезультатам. И вот, находясь частным образом в Лондоне и собираясьотправиться на юг Италии, где мы, собственно говоря, намерены обосноваться, пока не переселимся в иной, вечный дом - чертовски неприятная мысль длявсякого человека, - я принялся разузнавать о местожительстве моего другаГэя, прекрасного и удивительно чистосердечного человека, которого, должнобыть, знает моя прелестная и безупречная родственница, и мне посчастливилосьпривезти сюда его милую жену. А теперь, - заключил кузен Финикс снеподдельным, искренним чувством, прорывавшимся сквозь легкомысленный инебрежный тон, - я заклинаю мою родственницу не останавливаться на полпути, но по мере сил загладить то зло, в совершении которого она повинна, - неради семейной чести, не ради ее собственной репутации, не ради техсоображений, которые она, в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств, стала почитать мелкими, а только потому, что это не добро, а зло. После этого ноги кузена Финикса согласились его увести. Оставив Эдитнаедине с Флоренс, он притворил за собой дверь. Эдит, сидевшая рядом с Флоренс, несколько минут молчала. Потом онавынула из-за корсажа небольшой пакет. - Я долго спорила с собой, - тихо сказала она, - нужно ли это записатьна случай скоропостижной смерти или какой-нибудь катастрофы, но я не моглаиначе. С тех пор я не переставала думать о том, когда и как уничтожить этубумагу. Возьмите ее, Флоренс. Здесь написана чистая правда. - Передать папе? - спросила Флоренс. - Кому хотите, - ответила Эдит. - Она дана вам и получена вами. Онникогда не мог бы получить ее из других рук. И снова они сидели молча в сгущавшихся сумерках. - Мама, - сказала Флоренс, - он лишился всего своего имущества. Он былпри смерти. Опасность и теперь еще не миновала. Могу ли я передать емучто-нибудь от вас? - Вы мне сказали, что теперь вы ему очень дороги? - спросила Эдит- - Да! - дрожащим голосом ответила Флоренс. - Скажите ему - я жалею о том, что нам суждено было встретиться. - Больше ничего? - спросила Флоренс после недолгого молчания. - Если он спросит, скажите ему: я не раскаиваюсь в том, что сделала...еще не раскаиваюсь... потому что, если бы завтра пришлось снова это сделать, я бы это сделала снова. Но если он стал другим человеком... Она запнулась: Флоренс молча прикоснулась к ее руке, и в этомприкосновении было что-то, заставившее ее запнуться. -...Но так как он стал другим человеком, он знает, что теперь это немогло бы случиться. Скажите ему - я бы хотела, чтобы этого никогда не было. - Могу я сказать, - спросила Флоренс, - что вы с огорчением услышали оперенесенных им страданиях? - Нет, - возразила она, - если благодаря им он узнал, что его дочьочень дорога ему. Он сам не будет сожалеть об этом, Флоренс, если онипослужили ему уроком. - Вы желаете ему добра и хотели бы видеть его счастливым! Я в этомуверена! - воскликнула Флоренс. - О, позвольте мне когда-нибудь, еслипредставится удобный случай, передать ему это! Темные глаза Эдит пристально смотрели в пространство, и она ничего неответила, пока Флоренс не повторила своей мольбы; тогда Эдит продела ее рукупод свою и сказала, не отводя задумчивого взгляда от окна, за которымсгущалась тьма: - Скажите ему, что, если теперь у него найдутся основания отнестись ссочувствием к моему прошлому, я прошу его об этом сочувствии. Скажите ему, что, если теперь у него найдутся основания вспоминать обо мне с меньшейгоречью, я прошу его об этом. Скажите ему, что, хотя мы умерли друг длядруга и никогда не встретимся по сю сторону вечности, у нас есть теперь однообщее чувство, которого не было прежде. Стойкость, казалось, изменила ей, и темные глаза затуманились слезами. - Я говорю это, веря, что он будет лучшего мнения обо мне, а я о нем, -сказала она. - Чем больше он будет любить свою Флоренс, тем меньше он будетненавидеть меня. Чем больше он будет гордиться и радоваться при виде ее и еедетей, тем больше он будет раскаиваться, вспоминая свою роль в этом страшномсновидении - нашей супружеской жизни. Тогда и я раскаюсь - пусть он об этомузнает, - тогда и я задумаюсь над тем, что слишком много мыслей уделялапричинам, сделавшим меня такою, какою я была. А мне следовало бы подуматьтакже и о том, почему он стал таким, каков он был. Тогда я постараюсьпростить ему его вину. И пусть он постарается простить мне мою! - О мама! - воскликнула Флоренс. - Теперь, когда я услышала эти слова, мне стало легче на сердце - несмотря на такую встречу и разлуку! - Да, эти слова звучат странно и в моих ушах, - сказала Эдит, - иникогда мои губы не произносили ничего подобного им. Но даже если бы я былатем гнусным созданием, каким я дала ему повод почитать меня, - мне кажется, я все-таки произнесла бы эти слова, услышав, что вы стали дороги друг другу.Пусть же он - когда вы будете ему дороже всего - со всем снисхождениемотнесется ко мне, тогда и я в мыслях своих отнесусь к нему со всемснисхождением! Вот последние мои слова, какие я могу передать ему! А теперьпрощайте, жизнь моя! Она крепко обняла ее и, казалось, излила на нее всю любовь и нежность, скопившиеся в ее душе. - Этот поцелуй передайте вашему малютке! А эти поцелуи - вам вместоблагословения! Милая, дорогая моя Флоренс, ненаглядная моя девочка, прощайте! - Мы еще встретимся! - воскликнула Флоренс. - Никогда! Никогда! Когда вы оставите меня здесь, в этой темнойкомнате, думайте, что вы оставили меня в могиле. Помните только - когда-то яжила на свете и любила вас! И Флоренс, не видя больше ее лица, но до последней минуты ощущая еепоцелуи и ласки, рассталась с ней. Кузен Финикс встретил ее у двери и проводил вниз, в сумрачную столовую, и она, заливаясь слезами, опустила голову на плечо Уолтера. - Мне чертовски жаль, - сказал кузен Финикс, с самым простодушным видоми без всякого смущения утирая слезы манжетами, - чертовски жаль, чточувствительная натура прелестной и безупречной дочери моего друга Домби иочаровательной жены моего друга Гэя столь опечалена и потрясена только чтозакончившимся свиданием. Но - верю и надеюсь - мною руководили наилучшиенамерения, и мой почтенный друг Домби успокоится, узнав о том, что здесьоткрылось. Я чрезвычайно сожалею, что мой друг Домби попал, собственноговоря, в чертовски скверное положение, заключив союз с одним из членовнашей семьи, но я твердо придерживаюсь того мнения, что, не будь этогопроклятого негодяя Каркера, этого белозубого человека, все обошлось бысравнительно благополучно. Что касается моей родственницы, которая оказаламне честь, составив обо мне исключительно хорошее мнение, то я могу уверитьочаровательную жену моего друга Гэя, что моя родственница, собственноговоря, может положиться на меня, как на отца. А что касается превратностейчеловеческой жизни и удивительнейших поступков, которые мы постоянносовершаем, то я могу только сказать вместе с моим другом Шекспиром -человеком, прославившим себя в веках, с которым мой друг Гэй, без сомнения, знаком, - что жизнь есть лишь тень сновидения *.

Данная страница нарушает авторские права?





© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.