Фонетических дублетов не бывает

В обоих случаях, рассмотренных в § 1 и 2, в результате эволюции в разные стороны расходятся элементы языка, первоначально грамматически связанные. Это явление может дать повод к грубейшей ошибке в интерпретации фактов.

Когда мы констатируем относительную тождественность нар.-лат. Ьаго «свободнорожденный»: baronem «свободнорожденного» и несходство старофранц. ber «барон»: baron «барона», то разве это не наводит нас на мысль, что одна и та же исходная единица bar- развилась в двух расходящихся направлениях и породила две формы? Между тем это неверно, потому что один элемент не может одновременно и в одном и том же месте подвергаться двум различным преобразованиям: это противоречило бы самому определению фонетического изменения. Эволюция звуков не способна сама по себе создать две формы вместо одной.

Против нашего тезиса можно выдвинуть ряд возражений. Допустим, что они подкреплены следующими примерами: нам могут сказать, что лат. collocare «помещать», «класть» дало во французском coucher «положить» и colloquer «помещать». Но это верно лишь относительно coucher, colloquer является всего лишь книжным заимствованием из латинского (ср. франц. τ α η ς ο η «выкуп» и redemption «искупление» и т. п.).

ДИАХРОНИЧЕСКАЯ ЛИНГВИСТИКА

Но разве от лат. cathedra «кресло» не произошло два подлинно французских слова: chaire «кафедра»и chaise «стул»? Нет! В действительности chaise есть форма диалектная. В парижском говоре интервокальное г переходило в г: например, говорили pese, mese вместо реге «отец», mere «мать»; во французском литературном сохранились лишь два образца этого местного произношения: chaise «стул» и besides «очки» (дублет bericles восходит к beryl «берилл»). Этот случай можно сравнить со случаем недавнего перехода во французский литературный язык пикардийского слова rescape «спасшийся», «избавившийся», оказавшегося, таким образом, противопоставленным rechappe. Если у нас есть такие пары слов, как cavalier «всадник» и chevalier «рыцарь», cavalcade «кавалькада» и chevauchee «поездка верхом», то это потому, что cavalier и cavalcade заимствованы из итальянского языка. В сущности, этот случай аналогичен лат. calidum (вин. п. от calidus «теплый»), которое дало во французском chaud, а в итальянском caldo. Во всех этих случаях мы имеем дело с заимствованиями.

Если нам укажут, что латинское местоимение те «меня» представлено во французском двумя формами— те и moi (ср. il me volt «он видит меня» и с 'est moi qu 'il voit «он видит именно меня»), то мы ответим так: французское те восходит к безударному лат. те, ударяемое лат. те дало во французском moi, наличие же или отсутствие ударения зависит не от фонетических законов, превративших те в те и moi, а от роли этого слова в предложении; таким образом, два способа существования (dualite) слова представляют собой явление грамматическое. Так и в немецком *иг-: под ударением осталось иг-, а в предударной позиции иг- превратилось в ег- (ср. U'rlaub «отпуск» и eriaubea «позволять»); но ведь само место ударения связано с типами сочетаний, в которые входило иг-, а следовательно, с грамматической и тем самым с синхронической ситуацией. Наконец, возвращаясь к нашему первому примеру, заметим, что различия в форме и ударении, представляемые парой baro: baroenem, несомненно, предшествуют фонетическому изменению.

Фактически нигде нельзя найти фонетических дублетов. Эволюция звуков только подчеркивает уже существовавшие до нее различия. Всюду, где эти различия не обязаны своим существованием внешним причинам, как это имеет место в отношении заимствований, они предполагают наличие грамматических и синхронических дублетов (dualites), абсолютно не совместимых с фонетическим изменением, как таковым.