Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава cxXXII. Симфония
Был ясный день, отливающий стальной синевою. Своды воздуха и водысоединялись почти неприметно для глаза во всепронизывающей лазури; задумчивая высь была как-то по-женски прозрачна, мягка и чиста, а могучиймужественный океан вздымался долгими, сильными, медлительными валами, точногрудь спящего Самсона. В вышине взад и вперед скользили на незапятнанных крылах легкие, белоснежные птицы; то были кроткие думы женственной лазури; между тем как вглубине, далеко в синей бездне, проносились туда и сюда свирепые левиафаны, меч-рыбы и акулы; и это были упорные, неспокойные, убийственные мужскиемысли могучего океана. Но как ни велик был внутренний контраст между этими стихиями, снаружион выступал лишь в оттенках и полутонах; вдвоем они составляли одно, как быявляя собой два начала: женское и мужское. А сверху, подобно царственному монарху и государю, солнце словноотдавало кроткую лазурь буйному, отважному океану, как отдают жениху молодуюневесту. И там, где тянулся пояс горизонта, легкое колебание воздуха - какоенередко можно видеть на экваторе - выдавало полное любви и трепета доверие инежную тревогу, с какой открывала супругу свои объятия робкая невеста. Замкнутый и напряженный, весь изборожденный узловатыми морщинами, упрямый и неистовый, с глазами, горящими, словно угли, что светятся даже взоле развалин, стоял не ведающий сомнений Ахав в ясном свете утра, подняврасщепленный шлем своего лба к чистому девичьему челу небес. О бессмертное младенчество и невинность лазури! Невидимые крылатыесущества, что резвятся повсюду вокруг нас! Милое детство воздуха и неба! Вами невдомек тугая скорбь старого Ахава! Так случалось мне видеть маленькихМарию и Марфу, двух веселых эльфов со смеющимися глазами, когда онибеззаботно скакали вокруг своего старого родителя, играя кольцами опаленныхкудрей, что растут на краю выжженного кратера его мозга. Ахав медленно пересек палубу и стоял, перегнувшись через борт, следя затем, как его тень все глубже и глубже уходила в воду под его взглядом, который он все пристальнее вперял в бездонную глубину. Но сладостнымароматам воздуха удалось на какое-то мгновение развеять его губительныедумы. Ласковый радостный воздух, приветливое небо нежили и лелеяли его; мачеха-жизнь, всегда такая жестокая, холодная, обхватила наконец своимилюбящими руками его упрямую шею и словно рыдала над ним от радости, чтонашла в своем сердце силы спасти и благословить этого своего заблудшего, своенравного сына. Из-под опущенных полей шляпы Ахав уронил в море слезу, ине было во всем Тихом океане сокровища дороже, чем эта малая капля. Старбек видел старого капитана, видел, как тот тяжело оперся о борт, ион услышал своим верным сердцем безмерное рыдание, что вырвалось из самойглубины царившего вокруг безмолвия. Осторожно, чтобы не толкнуть капитана ичтобы не быть им замеченным, он приблизился к нему и встал рядом. Ахавобернулся. - Старбек! - Сэр? - О Старбек! какой ласковый, ласковый ветер, и как ласково глядитсверху небо. В такой день - вот в такой же ясный день, как сегодня, - язагарпунил моего первого кита - восемнадцатилетним мальчишкой-гарпунером! Сорок, сорок, сорок лет тому назад это было! Сорок лет назад! Сорок летбеспрерывных плаваний! Сорок лет лишений, опасностей и штормов! Сорок лет вбеспощадном море! Вот уже сорок лет, как Ахав покинул мирную землю, чтобысорок лет вести битву с ужасами морской пучины. Верно говорю тебе, Старбек, из этих сорока лет я едва ли три провел на берегу. Я думаю об этой жизни, которую я вел, о пустынном одиночестве, о каменном застенке капитанскойобособленности, так скупо допускающем извне сочувствие зеленого мира, - огнетущая тоска! о Гвинейское рабство капитанского самовластия! - когда ядумаю обо всем этом, о чем я до сих пор только наполовину догадывался, ясноне сознавая того, что было, - как я сорок лет питался сухой солониной - этимсимволом скудной пищи моего духа, когда даже беднейший обитатель суши имееткаждый день свежие плоды к своему столу и преломляет свежий хлеб этого мира, покуда я ем заплесневелые корки, вдали за многие тысячи океанских миль отмоей молодой девочки-жены, с которой я обвенчался, достигнув пятидесяти лет, а на следующий день после свадьбы отплыл к мысу Горн, оставив лишь однуглубокую вмятину в моей брачной подушке; жена? жена? вернее, вдова при живоммуже! Да, да, Старбек, я сделал вдовой эту бедную девушку, когда женился наней. И потом, все это безумство, все неистовство, кипящая кровь и пылающийлоб, с какими вот уже тысячи раз пускался в отчаянную, пенную погоню засвоей добычей старый Ахав, - скорее демон, чем человек! Да, да! каким жеотчаянным дураком - дураком, старым дураком - был старый Ахав все эти сороклет! К чему надрываться в погоне? К чему натруживать и выворачивать весломруки, и гарпуны, и остроги? Разве стал от этого Ахав лучше или богаче? Взгляни. О Старбек! Разве не страшно это, что я со всем своим тяжким грузомдолжен был остаться лишь на одной ноге? А, дай-ка я откину свои старыеволосы, они лезут мне в глаза и вызывают слезы, будто я плачу. Какие ониседые, наверно только из серого пепла могли бы вырасти такие. Но разве якажусь очень старым, Старбек, таким уж очень, очень старым и дряхлым? Ячувствую себя смертельно измученным, согбенным, сгорбленным, точно Адам, спотыкающийся под тяжестью веков со времен рая. Бог! Бог! Бог! раздави моесердце! взломай мой мозг! это насмешка! насмешка горькая, жестокая насмешка, разве я пережил довольно радостей, чтоб носить седые волосы и быть ивыглядеть таким нестерпимо старым? Ближе! стань со мною рядом, Старбек, даймне заглянуть в человеческие глаза, это лучше, чем смотреть в небо и наморе, лучше, чем взирать на бога! Клянусь зеленеющей землей, клянусьпылающим очагом! вот он, волшебный кристалл, друг; я вижу мою жену и моегосына в твоем взоре. Нет, нет, ты должен оставаться на палубе, когдазаклейменный Ахав уйдет в погоню за Моби Диком. Этой опасности я тебя неподвергну. Нет, нет! недаром увидел я свой далекий дом в твоих глазах! - О капитан, мой капитан! благородная душа! великое сердце! для чегонужно гоняться за этой дьявольской рыбой? Беги прочь вместе со мной! покинемэти гибельные воды! И у Старбека есть жена и сын - жена и сын его радушной, дружелюбной молодости; как у тебя есть жена и сын, жена и сын твоей любящей, тоскующей, отеческой старости! Прочь! Бежим отсюда прочь! Позволь мне сию жеминуту переменить курс! Как радостно, как весело, о мой капитан! побежим мыпо волнам назад к нашему старому милому Нантакету! Верно, и у них стоятсейчас такие же ясные голубые дни, сэр. - Да, да, такие же точно. Я помню. Летние, ласковые утра. Потом, вполдень, его как раз укладывают спать - и вот сейчас он шумно просыпается, садится в своей кроватке, и его мать рассказывает ему обо мне, о старомканнибале, о том, как я сейчас плаваю в дальних морях над пучиной, и о том, что я еще вернусь домой, чтобы поплясать с ним. - Вот так и Мэри, моя Мэри! Она обещала, что будет каждое утроприносить нашего мальчика на дюны, чтобы он глядел, не появится ли парус егоотца на горизонте! Да, да! довольно! решено! мы поворачиваем в Нантакет! идемте, капитан, нужно проложить обратный курс. Глядите, глядите! вондетское личико в окошке, детская ручонка на холме! Но Ахав отвратил свой взор; подобно источенной червем яблоне, онзатрепетал и уронил на землю последнее засохшее яблоко. - Что это? Что за неведомая, непостижимая, нездешняя сила; что заневидимый злобный господин и властитель; что за жестокий, беспощадныйимператор повелевает мною, так что вопреки всем природным стремлениям ипривязанностям я рвусь, и спешу, и лечу все вперед и вперед; и навязываетмне безумную готовность совершить то, на что бы я сам в глубине своегособственного сердца никогда бы не осмелился даже решиться? Ахав ли я? Я ли, о господи, или кто другой поднимает за меня эту руку? Но если великое солнцедвижется не по собственной воле, а служит в небесах лишь мальчиком напобегушках; и каждая звезда направляется в своем вращении некоей невидимойсилой; как же тогда может биться это ничтожное сердце, как может мыслитьсвои думы этот жалкий мозг, если только не бог совершает эти биения, думаетэти думы, ведет это существование вместо меня? Клянусь небесами, друг, вэтом мире нас вращают и поворачивают, словно вон тот шпиль, а вымбовкойслужит Судьба. И все время - взгляни! улыбаются приветливые небеса иколышется бездонное море! Видишь вон того тунца? Кто велит ему хватать игубить летучих рыбок? Что ожидает убийц, друг? За кем приговор, если самсудья должен быть призван к ответу? Но какой все-таки ласковый, ласковыйветер, как ласково глядит сверху небо; и в воздухе разлит аромат, словноприлетевший с дальних цветущих лугов; где-то на склонах Анд сейчас сенокос, друг Старбек, и косцы уснули на свежескошенной траве. Уснули? Так-то; трудись не трудись, все равно под конец уснешь на лугу. Уснешь? Да, и будешьржаветь в зеленой траве, точно прошлогодний серп, отброшенный и забытый наросистом покосе, Старбек! Но старший помощник, в отчаянии побледнев до мертвенной белизны, ужеотошел прочь. Ахав пересек палубу, перегнувшись через борт, заглянул в воду - ивздрогнул, встретив пристальный взгляд двух отраженных глаз. Рядом с ним, опираясь о фальшборт, неподвижно стоял Федалла.
Данная страница нарушает авторские права?