Уличный бродяга

То, что случилось спустя несколько месяцев после исчезновения отца и смерти матери, можно вспоминать только с болью. Мне было четыре года, когда я понял, что мой отец больше никогда не придёт домой. Всё вспоминается, как в тумане. „Мама, - спрашивал я часто, - где мой отец? Почему он не приходит домой? Я хочу ему сказать „спокойной ночи". Мама, ну почему его нет? " На эти вопросы мама никогда ничего не отвечала, она закрывала лицо руками и тихо плакала. Потому я догадывался, что случилось что-то ужасное. Здоровье матери с каждым днём ухудшалось. Она ничего не ела и почти ничего не говорила. Вскоре она так ослабла, что уже не могла подняться. Тихо и отрешённо лежала она на кровати и, казалось, ничего не слышала. Однажды одна из подруг матери сказала мне: „Сергей, у тебя больше нет матери. Она умерла. Пойдём со мной и останешься у нас." Я не понял, что это означает. „Не может же она меня одного оставить, она непременно скоро вернётся, " - подумал я. Своим детским умом, я не мог понять, что я потерял всех и навсегда. „Надо только немного подождать, - решил я, - и тогда все вернуться домой, и мы снова хорошо заживём."

С такими мыслями я очутился в семье Колмаковых. Это была очень милая семья. И жена, и муж встретили меня ласково и с большим пониманием. Это были самые близкие друзья нашей семьи. Они мне и раньше очень нравились. Эта маленькая, нежная женщина подарила мне столько материнской любви и забот, сколько, может быть, не дарила и своим детям. Её муж, профессорКолмаков, знаменитый учёный, мягкий и великодушный человек, был удивительно умён и проницателен. Позднее стал он членом знаменитой Советской Академии Наук. Несмотря на свою занятость, он всегда находил время и для своих двух сыновей, и особенно много внимания уделял мне, заменяя любящего, нежного отца. За короткое время я очень полюбил его и особенно его жену. Она, полностью заменившая мне мать, сама будучи интеллектуально развитой женщиной, с первого дня сумела пристрастить меня к учёбе. Она сама стала моей домашней учительницей.

Несмотря на такое милое окружение, я постоянно думал о моих родителях, боясь, что не увижу, когда они вернутся. Я непременно хотел быть дома, когда вернётся моя мама. Потом я украдкой убегал посмотреть на свой дом и узнать, не опоздал ли я.

В то же время я очень боялся однажды потерять мою новую семью Колмаковых. Чем больше я любил их, тем больше я боялся их потерять. Два года прожил я в полной гармонии со старшими членами семьи Колмаковых.

Одно лишь обстоятельство тревожило меня всё больше и больше и наводило на меня страх. Это был старший сын Колмаковых - Андрей. Даже своим детским мышлением я понимал, что с ним что-то не в порядке. Он был несколько лет старше меня, но для своего возраста слишком крупным и сильным. Его дикий, порой животный взгляд наводил на меня ужас. Позже я узнал, что он был психически больным. Однажды, когда я купался в ванне, Андрей зашёл в ванную комнату, странно улыбаясь. Я попросил его выйти и подождать, пока искупаюсь. Инстинктивно по его взгляду я чувствовал, что что-то должно произойти страшное и поэтому ужасно испугался. Вдруг он схватил меня за плечи и, окунув со всей своей силой под воду, придавил меня на дно ванны. Я дико бился, боролся, тянулся к воздуху, чувствуя, что он меня утопит. Но в последнее мгновение рука Андрея соскользнула с моего плеча, и я, выбравшись на воздух, так отчаянно кричал, что тот, видимо, боясь родителей, убежал и спрятался в саду. Громко крича, выскочил я из ванной комнаты, ища чету Колмаковых. Но в доме было пусто.

Хотя мне было тогда шесть лет, но я понимал, какая опасность мне угрожает в этом доме в дальнейшем. Долго не размышляя, гонимый страхом, я побежал в свою комнату, быстро оделся и, засунув в бумажную сумку попавшуюся под руки одежду, покинул дом Колмаковых навсегда. Вскоре я стоял посреди улицы - одинокий сирота без дома, без еды. Испуганный, голодный, одинокий, очутился я в центре города Новосибирска и не знал, что мне предпринять. Меня стал мучить голод, и я задумался о том, как мне выжить в этом огромном городе. Это была очень нелёгкая задача.

Пока я так шёл и размышлял, мне вдруг всё показалось таким чужим и таким огромным. Этого я раньше никогда не ощущал.

Стоял тёплый день двадцатого августа. Я был легко одет. В сумке лежало ещё несколько летних вещей. Что же я буду делать, когда станет холодно? - думал я. Тем временем я подошёл к железнодорожному вокзалу. Беспрерывный человеческий поток тянулся к главному входу этого массивного сооружения, и такой же поток выходил из других дверей. Всё это напоминало огромный лесной муравейник.

Здесь можно было увидеть людей разных национальностей и слышать звучание непонятных диалектов. Для шестилетнего мальчика, впервые ушедшего из дома, было это удивительным приключением. Огромными глазами, немного испуганно, но больше любопытно, смотрел я на происходящее. „Это то, что мне надо, - подумал я, - здесь, в этом огромном зале меня никто незаметит и никто не найдёт. Здесь никто никого не знает и никто ничем не интересуется. Каждый занят только собой."

Среди многочисленных рядов скамеек я искал для себя какой-нибудь тёмный угол, чтобы немного отдохнуть от длительной ходьбы. „Здесь будет и мой ночлег, " - решил я. Теперь, когда я внутренне успокоился и отдохнул, мой желудок дал о себе знать. Это была проблема посложней. У меня в кармане было всего лишь несколько копеек. Маленький ларёк с мороженым магически притягивал моё внимание. Я не выдержал соблазна и купил себе самую дешёвую расфасовку, которую проглотил в один миг. Прогуливаясь взад и вперёд по огромному залу ожидания, я всё ещё ощущал неприятное чувство голода. Я почитал оставшиеся копейки и с радостью заметил, что у меня достаточно денег ещё на одну порцию самого дешёвого мороженного.

Внутренний голос мне подсказывал: прибереги деньги на хлеб. Но в шестилетнем возрасте не планируют на будущее. Итак, отдал свои последние копейки, но так же быстро исчезла и эта порция.

Некоторое время бродил я довольный по залу, разглядывая разноцветные наряды народов Юга Азии и прислушивался к их непривычной для меня речи. В эти мгновения я был совершенно беззаботным. Однако после прогулки по окрестностям железнодорожного вокзала, я снова почувствовал голод. Мои карманы были пусты, осталась лишь одна копейка. С тоской смотрел я на ларьки с пирожками, сладостями и различными продуктами. Как хотелось бы что-то съесть из каждого ларька. Но мне оставалось только мечтать. Особенно приглянулся мне ларёк с пирожками. Я поплёлся к ларьку и остановился прямо перед ним. Настороженным взглядом посмотрела на меня полная коренастая женщина, охраняя своё добро, как охотничья собака. Она мне показалась огнеизвергающим великаном. „С ней точно кашу не сваришь" - подумал я и поспешно удалился. Напротив красовался ларёк со спелыми южными фруктами. Но тёмный, неприветливый взгляд продавца не предвещал ничего хорошего. Он не спросил, он прорычал: „Ей, ты что здесь потерял? Хочешь что-нибудь купить? Нет! Тогда проваливай! " Медленно поплёлся я назад. В моих глазах долго ещё стояли краснощёкие яблоки и жёлтые спелые груши.

Мне хотелось у каждого из продавцов просто что-нибудь попросить, хоть маленькую капельку из каждого ларька. Но после того, как я увидел их мрачные лица, мне стало ясно, что дело мое плохо. Кроме того, я ещё никогда не попрошайничал и ещё не придумал себе какую-нибудь печальную историю, в которую они бы поверили. „Моя история действительно грустная, но кто мне поверит? " - подумал я. Однако надо было действовать. „Я попробую", - решил я. У одного ларька стояла невысокая пожилая женщина, продававшая хлеб. Я шёл к ней и придумывал слова просьбы, с которой я к ней обращусь: „Милая женщина, мои родители очень далеко от меня, я очень голоден. Не могли бы Вы мне дать кусочек хлеба? "

Всё это было правдой, и я надеялся на успех. Но когда я начал говорить, всё пошло вкось. Я заикался и не находил нужных слов, словно никогда в жизни не разговаривал. Женщина испуганно меня разглядывала. Чем больше я заикался, тем проницательней становился её взгляд. Но тут подошёл мужчина и попросил два бутерброда. Она показала себя такой занятой, что я невольно отошёл в сторону и удалился. Тогда я понял, что у меня таким путём никогда ничего не получится, следовательно, мне придётся умереть от голода. От жалости к самому себе, я заплакал. Успокоившись, я вспомнил про свою копейку в кармане и решил пойти на хитрость. Я направился в первую очередь к толстой продавщице с пирожками. Подойдя, я усиленно направил свой взгляд на железную плиту, на которой она стояла. С безвинной миной на лице, подступил я ближе и бросил свою копейку на железо. Громко звеня, она покатилась под прилавок. Это отвлекло внимание продавщицы, и она нагнулась, чтобы посмотреть: не её ли деньги упали. В это мгновение я схватил полную руку пирожков и пустился бежать. Позади себя слышал я её крик: „Держите Вора! Держите Вора! " Но я был уже далеко, затерявшись среди огромной массы людей. Я нашёл спокойный угол, далеко от ларька и насыщался пирожками. Проглотив два пирожка, я решил оставшиеся приберечь на завтра. Потом я нашёл тихий угол в наружном конце вокзала, где я свернулся клубком и уснул, оставив все переживания дня в прошлом.

Десять дней просуществовал я таким образом. Был конец августа 1957 года. Я жил благодаря своим выдумкам, начиная день поисками еды. Однажды я снова пошёл „закупаться". Подойдя к фруктовому ларьку, я только открыл рот, чтобы что-то сказать, как услышал громкий голос продавщицы: „Опять ты! Ну, подожди! Сегодня ты от меня не идёшь! Ты — маленький плут! "

Я бежал как только мог. Но она меня преследовала, крича. Я бежал и бежал, постоянно оглядываясь. Но вдруг я наскочил на необычное препятствие: „Эге! Дальше хода нет! " - услышал я голос мужчины в милицейской форме. Я не смел поднять глаза. Моё проживание на железнодорожном вокзале Новосибирска на том завершилось.

Я был приведён в милицейский пост, где всячески допрашивали: „Скажи, малыш, как тебя зовут и как твоя фамилия? " Как раз это я и не хотел выдавать, так как боялся быть отправленным всемью Колмаковых, где меня может убить Андрей. И я молчал.

- Где твои родители? - спросил милиционер.

- Они умерли, - ответил я.

- Как всё-таки тебя зовут и как твоя фамилия? - требовал он.

- Меня зовут Сергей, и у меня нет ни матери, ни отца, они оба умерли, - ответил я напрочь решив ничего не говорить.

Поняв, что от меня ничего не узнать, он сдался: „Что будем делать? " - спросил он другого. „Если он сирота, то отправим его в сиротский дом, " - ответил тот.

Два часа позже я прибыл в детский дом номер один, где нас встретила довольно крупная женщина. Она тут же без обиняков приступила к делу.

- Как тебя зовут? - спросила она резким голосом.

- Сергей.

Больше женщина не притесняла меня вопросами. Прочитав заявление милицейского поста, она сказала: „Так, Сергей, значит, ты немногословен. Но это уже наши заботы."

„Ничего я вам не скажу, - подумал я. - Вы не сможете отправить меня назад, к Колмаковым." Я был уверен, что никакая правда меня не сможет оградить от опасности быть отправленным назад. Они мне просто не поверят. Для них я просто был бы ещё одним ребёнком, который выдумывает невероятные истории.

- Ты мне хотя скажи, сколько тебе лет, Сергей, - сказала она.

- Восемь.

Конечно, я врал. Я был слишком высоким для своих лет и поэтому решил, что она мне поверит. Я думал, что из-за моих фальшивых показаний они никогда не узнают правду.

- В какой школе ты учился? - последовал вопрос.

- Оо! Ужас! Теперь я попал в капкан. Мне ничего не оставалось делать как сказать: - Это я не знаю.

- Хорошо, мы тебя проэкзаменуем и узнаем, что ты умеешь, - сказала она. Экзамен показал, что у меня недостаточно знаний для второго класса, но слишком много знаний, чтобы утверждать, что я школу ещё не посещал.

- Тебе придётся повторить первый класс, - постановила она. Ещё раз - это здорово! Дети с семи лет посещают школу, а мне всего лишь шесть. За мои знания надо благодарить Колмаковых, за их усердие и любовь ко мне. А я был теперь счастлив пойти в школу. Школа находилась вблизи детского дома. К моему удивлению, я отлично успевал. Спустя несколько месяцев я стал отличником. „Жизнь не такая уж плохая", решил я.

Но вскоре мои надежды быть забытым провалились. Однажды во время занятий директриса вызвала меня с уроков и сказала: „Ну гений, теперь мы знаем, кто ты есть."

Моё сердце сжалось, и я умоляюще просил: „Пожалуйста, не посылайте меня обратно! Пожалуйста, я Вас умоляю! "

- Ну, это мы ещё посмотрим, - сказала она, - я должна ещё с другими посоветоваться, но я думаю - ты можешь остаться. Но тебе ведь всего шесть лет, следовательно, ты не можешь посещать школу.

- Но я же успеваю, - протестовал я.

- Это не определяющий факт. По нашим правилам ты не имеешь право учиться, следовательно, ты учиться не будешь!

Однако остаться в детском доме она мне разрешила. Хотя я очень жаждал увидеться с Колмаковыми и жить с ними, но страх перед Андреем не покидал меня никогда.

Пока все дети были на занятиях в школе, я сидел в полном одиночестве в детдоме. Я никогда не забуду своё одиночество. У меня теперь было уйма времени, чтобы вернуться в свои воспоминания о матери, об исчезновении отца и брата. Неужели Владимир меня забыл? Почему он меня не разыщет и не придёт ко мне? " - стучало у меня в голове. Почему все меня оставили?

Первого марта 1958 года праздновал я свой день рождения. Это был знаменательный день. Теперь я, наконец, мог посещать школу. Когда я был включён в список, учительница сказала нам: „Все дети завтра будут приняты в октябрята. Октябрята - это внуки Великого Ленина. Следовательно, и вы все станете внуками Владимира Ильича и будете принадлежать, как и все приверженцы великого вождя, нашей Коммунистической партии."

Это слово я никогда не слышал, учительница нам объяснила, что октябрята - это первая детская коммунистическая организация. Так как у меня никого не было, то я был очень рад хоть кому-то принадлежать.

С шестилетнего до девятилетнего возраста я жил в детском доме № 1 города Новосибирска и закончил три класса начальной школы. Здесь я сдружился со многими детьми моего возраста и сделал удивительное открытие. Я раньше всегда думал, что здесь находятся только сироты, однако я ошибся. Однажды я столкнулся с плачущим мальчиком, который всё приговаривал: „Почему я должен быть здесь? У меня есть и отец, и мать. Почему я не могу жить с ними? "

Спустя некоторое время я должен был узнать, что этот детский дом был предназначен для тех детей, родители которых были признаны неблагонадёжными ввиду своих политических или религиозных взглядов.

Я старался утешить этого мальчика, хотя я сам не мог понять, почему он действительно не может жить у своих родителей, несмотря на то, что они живут поблизости Если бы я имел родителей, - подумал я, - я бы просто убежал я бы ни на одну минуту здесь не остался. И почему он этого не делает? "