Марта 2012 года

С одной стороны в Адлерском ИВС настоящий санаторий после Армавирской тюрьмы (парни с воли поговорили с дядей который готовит еду для ИВС и он поняв разумность доводов согласился готовить хотя бы сьедобную пищу): у каждого здесь своя кровать, телевизор не работает сутками и спать в тишине – наслаждение. Как правило у многих есть родные в Сочи и с нормальными продуктами нет проблем. Ну и конечно – горячая вода, т.е. возможность скорчившись принимать душ на дыркой туалета. Но все это становится невыносимо скучным с тянущимся как кисель временем когда кончается книга. Она здесь – большая редкость, особенно интересная книга, а не мусор Донцовой, хотя здесь читаешь и его, не читаешь – просто глотаешь. Короткая жизнь книги обычно заканчивается “дровами” – растопкой для чифира, редко для натурального кофе. Книги я здесь смакую, растягиваю специально.

Последняя книга была великолепна – Лес мертвецов Жана-Кристофа Гранже. Красивый язык, увлекательный сюжет и отражение своей жизни в характере героя. С таким сожалением я раньше думал о только что закончившемся бокале холодного пива. Понял, что хорошие книги так же как и фильмы встречаются довольно редко. Это хорошо, иначе как бы мы научились отличать жемчужины от мусора. В общем книга кончилась и я ждал этапа как манны небесной. Эти этапы – хоть какое то разнообразие и в то же время они одинаковы. Одноразовые люди с одноразовыми историями. В начале всегда ждешь начала пути, а потом не можешь дождаться конца невыносимого дерьма поездки в клетке бродячего цирка.

С 8 утра я на ногах: проверка, 250 отжиманий, 200 подтягиваний, душ. В 9 принесли кипяток, заварил себе чаю (как же он меня задолбал). Жду 11 часов тогда назовут на этап. Ура – едем. Собрались в дорогу с Костей. Я его зову Константином Ивановичем, потому что ему 57 и он абхазец и хороший человек. Он богатый предприниматель и посажен из-за того, что не хочет делиться. Посажен в ожидании суда за контрабанду (ст 188 УК РФ – утратившая силу!!!) через границу, таможенники ничего не видели, а вот наркоман помогающий следствию видел. Мы с Костей остервенело бьемся в шахматы, он здесь научился, а я там. Бои наши очень жаркие, я обычно сдаюсь когда уже не вижу смысла тратить время на проигранную партию, а Костя с криком «Я свою душу мотал!» бросает партию после потери ферзя. Я же в это время тихо радуюсь своей выдержке и так же улыбаюсь когда проигрываю, мне почему-то кажется что это важно.

Сделал бутерброды с салом и чай в пластиковой бутылке на сладкое пару помидоров (овощи здесь редкость их хочется больше чем мяса). Автозак, солнце сквозь щели оконных решеток, не хочу даже смотреть туда, показываю всем что мне безразлично то, что происходит за решеткой, хотя это конечно не так – и у всех свет в глазах устремленных в маленькие квадратики света за которыми толком ничего не видно. Вагон: лай собак, первый пошел… клацанье замков. Нас грузили в тупике затем подьезжаем к Адлерскому вокзалу, окна зарешетчатых стекол коридора вагона – матовые, улицу видно только через щели открытых окон тем кто находится на втором ярусе полок. У кого то пришли друзья и родные просто покричать как там мама, как вообще дела (о какой фигне люди обычно говорят в неожиданных, редких и таких важных встречах). Разговаривают обычно по очереди, а слушают все, потому что видят в этом отражение того, чего у тебя нет сейчас, такого обычного и понятного каждому – тепла близких.

Едем, очень душно. Стараюсь поспать на самом верху, потому что знаю, что когда приедем в Армавир с 12 ночи до 5-6 утра буду сидеть или если не хватит места – стоять в ожидании обыска в «привратке». Все курят – говорят о том кто как влип, сочувствуют кичащимся большими сроками. Между делом обнаружили в купе «барыгу» - он на воле торговал спайсами (курительными смесями, которые сейчас уже приравняли к тяжелым наркотикам). По воровскому закону заходишь – представься кто ты есть «по жизни», соврал потом все равно вылезет где то и тогда будет больно. В вагоне трогать не стали, ждут «привратки». Как жаль что ничего не могу сказать, парень вроде ничего, но забитым вместе с ним быть не хочется, потому что сидеть еще неизвестно сколько и надо поддержать солидарность с законом. Успокоились дремлем кто как.