Новочеркасск, апрель-июнь 1919

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

«Донские ведомости», №76, 31 марта /13 апр., 1919, с.1 *

Год назад отошел в вечность Лавр Георгиевич Корнилов.

В истории нашего отечества, на листах мученического жития России, едва ли найдется другая глава столь величавая и потрясающая, как та, в которую вошло имя Корнилова. На фоне всеобщего развала и бесстыдного пиршества у смертного ложа родины-матери, в чаду звонкой и пустой фразы, прикрывающей самую низменную спекуляцию на подмоченном красном товаре, забвение долга, совести и чести, – имя это явило дивный пример самозабвенного героизма и готовной жертвы. Пример верности долгу перед отечеством. И веры. Той великой веры, которая горами качает. Веры не мертвой, изукрашенной словами лукавствия, – веры действенной, подвигом самопожертвования доказанной. И этой веры не поколебало ни повальное ослепление, ни сознание роковой неизбежности крестного пути и Голгофы.

В лихолетье, переживаемое горьким отечеством нашим, сложили головы многие герои долга. Известные и безвестные, одинаково горевшие благородным энтузиазмом тоскующей любви к родине, к матери-родине, лежавшей в ранах, струпьях и язвах, ушли они в лоно матери-земли. Но в былинных сказаниях и песнях ярче всех и всех трогательнее будет сказ о львином сердце героя-казака, отдавшего жизнь, полную блеска и отважных подвигов, величайшему подвигу любви сострадающей и беззаветной к отечеству – великому и нелепому, слепому и истекающему кровью... И будет зажигать он, этот сказ, как и ныне зажигает, сердце детское, сердце юное и сердце стариковское, под пеплом будничной суеты сует сохранившее дух доблести...

Лучшие стороны русской природы сочетались в Корнилове: казак, закаленный в суровых условиях трудовой жизни, и русский культурный человек, рыцарь долга, подвижник, рыцарь без страха и упрека. «Я, генерал Корнилов, сын казака и крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо, кроме сохранения Великой России»... Так писал он в знаменитом своем обращении к русским людям.

Никакие посулы не могли отвлечь с пути великого подвижничества этого сына земли родной, земли русской. Никакие лавры и почести, никакие соображения расчета, выгоды, спасения, никакие партийные знамена, кроме единого святого знамени:

И всё, что променяло Родину на интернационал, всё, что за сребреники продало Россию или, холопски поспевая за торжествующей колесницей искариотов, отрекалось от отечества, от России, – всё это подняло визгливый, захлебывающийся лай и вой против великого патриота. Спасти честь и достоинство России не дал этот злобнейший из злобных филистимский концерт. Но самоотверженный шаг Корнилова прозвучал сборным сигналом для всех, не отрекшихся от родной матери, – под святое знамя:

Тюрьма, скитальчество и боевая жизнь в степях родной земли, великая, неизбывная скорбь о растерзанном отечестве, неустанная, неусыпная < з> абота о дорогом зерне будущей Великой, единой России – доблестной Добровольческой армии – какая богатая, какая потрясающая трагическим содержанием глава русской истории...

В бою под Екатеринодаром восприял кончину этот великий знаменосец, на знамени которого начертано единое святое имя: Россия. Перестало биться сердце льва...

Но пока живо имя России, пока суждено ему жить – не умрет зовущий клич Корнилова:

Он подхвачен героической Добровольческой армией, им созданной. Он зажигает сердца донцов, кубанцев, терцев и лучшей части русского народа, собравшейся под этим святым знаменем:

В безбрежных степях скрыта могила героя. Но с годами вырастет она в русском народном сознании в великую пирамиду. И придут люди русские поклониться этому месту упокоения великого патриота и с благоговением вспомянут, что крестный путь свой он избрал за честь и достоинство родной земли и до последнего вздоха не выпустил из рук святого знамени, на котором начертано было:

«Донские ведомости» 1919 №76, 31 марта/13 апр., с.2 *

Орудием в руках советских заправил, озабоченных под видом отстаивания интересов широких народных масс обеспечением собственных выгод, в большинстве случаев являются так называемые «идейные коммунисты», т.е. люди принципиально отрицающие русскую поговорку: «на чужой каравай рта не разевай». Эти люди иногда пытаются выступать с посланиями, часто на безграмотном русском языке, имеющими целью одурачить доверчивых крестьян и казаков. Поют они сладко, а безграмотное положение их ядовитых обещаний зачастую подкупает простонародье и оно поддается на острую советскую удочку.

Вот образец одного из воззваний, посланный на наш фронт представителем «коллектива № стр. полка».

Братья казаки мы рабочие комунисты обращаемся к вам знаете ли вы зачем воюете знаители ли вы трудовые казаки за кем идете». Далее, конечно, все громы и молнии направляются на «золотопогонников и буржуев» и даются обычные избитые посулы: «мы у вас утрудовых казаков ничего нехочем брать, мы не хочем вас б< и> ть».

И все это пишется представителем «коллектива» полка, соседи которого «кулаки» и «буржуи», которым руководители красных банд теперь уже грозят немилосердными карами. Куда же делось то «трудовое казачество», которое в декабре месяце принимало < носи> телей советских идей? Ведь оно там же! Отсюда ясный вывод, что посулы советских воззваний не оправдались на деле и, если «рабочие коммунисты» продолжают и до сих пор обещать «трудовому казачеству» ничего не брать и с ним не воевать, то все это та же ложь, которую «трудовое казачество», как и «трудовое крестьянство» испытало на собственной шкуре и продолжает испытывать и по настоящее время.

Последнее время антисоветские организации обратили внимание на борьбу с советской пропагандой, имея в виду по мере сил и возможности растолковывать доверчивому русскому человеку всю ложь советской пропаганды.

Принятые меры к распространению воззваний среди красных увенчались успехом. Видимо, однотонная советская проповедь надоела невольным проводникам большевистских идей, так как в красных рядах вся не-советская литература встречается очень охотно, что наглядно показывает, что спрос на нее есть. Приходится только жалеть, что за это средство борьбы у нас взялись поздно, когда из наводненной большевистской литературой советской России двинуты целые горы красной печати. Ею большевики добивались пока всех своих побед, ею же надеются покорить и казачество, стойко защищающее свои родные углы и право на жизнь.

Илл.21. М.П.Богаевский («Донские Ведомости» 1919 №77, 1/14 апр. с.1)

В зале заседаний Войскового Круга войска Донского есть плафон, изображающий группу национальных героев казачества, прошедших крестный путь современной борьбы за Дон. На этом изображении, среди военных людей при оружии, близко и дорого знакомых нам, донцам, есть скромная штатская фигура в очках.

Может быть, впервые историческое полотно, живописующее казачью жизнь, ввело в сонм воинственных фигур штатский пиджак. И не без основания. Под этим пиджаком билось и горело сердце бойца, призывным кличем зажигавшего дух казачий тем же огнем, каким зажигал его голос боевых вождей.

Год назад навеки замолк этот удивительный трибун, выдвинутый трагической русской современностью из скромной педагогической среды в центр государственных событий. Год назад он был убит большевиками. Убит гнусно-предательски, безоружный, доверчиво пришедший к этим углубителям революции с словом любви и правды, с искренним зовом к примирению и прекращению братоубийственного истребления. И все «благовестие» большевизма – пусть оно будет праздновать временное торжество свое у слепых людей – навеки запятнано этой невинно пролитой кровью героя-мученика.

М.П. Богаевский был лучшим идеологом казачества.

Разное содержание входило в это имя – казачество. На историческом своем пути термины, понятия и слова обрастают привходящими наслоениями и не всегда соответствуют чистой, первоначальной мысли, в них вложенной. На наших глазах хорошие, дорогие, светлые слова, захватанные грязными руками, были опаскужены до неузнаваемости. Ласковое, милое слово «товарищ» – до чего оно доведено ныне? А «свобода»? А «трудовой народ»?

С понятием о казачестве также происходил процесс исторического изменения. От времени, когда с казачеством сочеталось представление о зипунном рыцарстве, ушедшем от крепостной неволи и кровью добывавшем себе простор и независимость жизни, и до того момента, когда казаков трактовали как самый прочный фундамент самодержавного строя и говорили о них в неизменном сочетании с жандармерией, – легло большое расстояние. Но на том расстоянии сложился хороший, здоровый, драгоценный тип русской народности – тип боевой и трудовой, закаленный в лишениях, выносливый, утвердившийся в сознании долга перед родиной, не выносивший рабского или крепостного бытия, дороживший своим человеческим достоинством, создавший своими трудами и боевым историческим путем жизнь достаточно просторную и здоровую, которой привык дорожить и за которую не только нес жертвы государству, но и готов был постоять головой своей. Тип современно казачий.

Военное, боевое прошлое гармонично слилось в нем с трудовым и гражданским сознанием.

Идеологом этого казачества и был М.П. Богаевский.

Он не хуже нахамкесов и прочих курчавых брюнетов знал Маркса. Он лучше их знал цену революционным словесам о свободе, равенстве и братстве. Он болезненнее их чувствовал несовершенство старого порядка. Он был не худшим гражданином мира, чем эти паразиты, питавшиеся в революционных щелях подачками из охранного отделения самодержавия.

Но у него была Родина, родной народ, к которому крепко прилепилось его честное, правдивое сердце. Он любил его беззаветной любовью верного сына, он болел его несовершенствами и невзгодами, он был горд его славной историей. Он прежде всего хотел и добивался, чтобы народ этот был таким, каким сложился он в том идеальном представлении, которое создалось у него путем исторического изучения его великого прошлого. Он знал, что у этого народа были боевые и мозолистые руки. Знал, что верхний его слой и слой нижний слиты естественно и прочно, что дворянство казачье, ведущее начало от Емельяна Пугачева, едва ли имело другие привилегии, кроме тех, которые давали иному донскому аристократу право подмахнуть какую-нибудь жалобу мировому судье: «из дворян урядник Лихобабин...» В целом – это была единая, однородная, гранитная глыба.

Вот к этой группе русского народа, воплотившей в своей боевой общине и истинное равенство, и подлинное братство, боевое, и исторически воспитанную свободу, и достоинство личности – к ней было крепко, невидимыми бесчисленными нитями привязано сердце М.П. Богаевского, за нее оно горело неугасимым огнем любви, тревоги и заботы.

Революция должна была дать казачеству хотя бы крошечное улучшение жизни. Смести наносное, дурное, унижающее, вернуть то лучшее, что было в историческом прошлом. Равенство? Но равенство не по оголенному смерду, привыкшему гнуть спину перед палкой, в каких бы руках она ни оказалась. Свобода? Но если она простирает виды на трудовое и боевое историческое достояние казачества, основу его самобытного уклада, если она стремится стереть исторически сложившийся облик с здоровым государственным сознанием, облик казака, – долой такую свободу международных проходимцев...

Это был общий голос, единая мысль всего не ослепшего казачества. И ярче всех выразил ее М.П. Богаевский.

В самую трудную пору, пору отовсюдного натиска на казаков как реакционную силу, пору клеветы, инсинуаций, слепой злобы, – выступил Богаевский на борьбу за родной Дон, за родное казачество – и сколько боевого энтузиазма проявил он в этой неравной, трагической борьбе.

М.П. Богаевский погиб. Но искра его благородного воодушевления, его вера зажгла великий костер, который не потухнет, пока не завершится великое дело казачества.

И пока живет казачество, пока суждено ему жить, не умрет имя вождя, будившего самосознание казачества. Когда-нибудь благородный зов этого лучшего сына Дона дойдет до самых глухих уголков родных степей – и имя его будет звучать в песнях казацких рядом с именами славнейших его героев.