Боже мой, неужто Менг Дье в самом деле такое сотворила?

Да.

И больше он ничего не добавил. Редко бывало, чтобы Реквием давал односложный ответ.

Он подошел к нам — плащ за ним развевался. То есть он шел быстрее, чем казалось по его скользящей походке.

Ma petite, если ты принесешь из шкафчика в ванной ножницы, мы сможем осмотреть его раны.

Я тут же это сделала. Вчера ночью я видела синяки, но не видела всех этих бинтов под рубашкой и понятия не имела, насколько он серьезно ранен. В ванной я задержалась, взяв ножницы, увидела свое отражение в зеркале. Какое-то слегка испуганное. Неужто он действительно бросил Менг Дье ради меня? Бросил женщину ради всего лишь шанса, что я возьму его себе как pomme de sang? Уставясь на себя в зеркало, я не видела там женщины, ради только возможности обладания которой можно бросить другую. Элинор — это еще быть может, но я… В голове не укладывалось.

Я вернулась в спальню. Реквием сидел на кровати рядом с Жан-Клодом, а тот повернул его лицо к свету, разглядывая синяки.

Когда я вошла, Реквием рассказывал:

И она сказала, что раз этой симпатичной мордочки не будет у нее на подушке, то и ни у кого не будет.

Кто-то принес кресла от камина, так что Элинор могла сесть не на кровать.

И она попыталась изуродовать тебе лицо, — сказала она тихо.

Да, — ответил он как-то странно сдавленным голосом, совершенно не похожим на его обычный.

Я подала Жан-Клоду ножницы. Он их взял и положил на прикроватный столик.

Думаю, мы можем снять пластырь. Ты мне поможешь, ma petite?

Мне пришлось подвинуть плащ Реквиема, лежавший на краю кровати. Она была настолько высокой, что мне пришлось сесть поглубже, чтобы не соскользнуть. Шелковое покрывало, шелковый халат — все это скользит.

Я взяла Реквиема за руку — бинты шли от кисти почти до локтя.

Это не от ударов, — сказала я.

У нее был нож, — ответил он тем же сухим сдавленным голосом.

Я посмотрела на него, но даже уцелевшая половина его лица ничего мне не сказала. Такой же красивый и безжизненный, каким бывает иногда Жан-Клод. Будто смотришь на картину, на портрет красавца-принца, возвращающегося из битвы. Даже когда я взяла его руку в свои, он остался так же далек и отстранен, будто висел на стене музея.

Жан-Клод уже отдирал пластырь от груди Реквиема. Я склонилась над рукой и тоже занялась пластырем, держа его руку в своей, потом стала разматывать марлю. Кисть была исчеркана мелкими и не такими уж мелкими порезами. Как можно осторожнее приподняв его руку, я размотала бинты. Они упали, и я не могла удержать восклицания. Все предплечье было покрыто сеткой резаных ран. Две надо было зашивать.