Из дневника Навани Холин, джесесач, 1174 г. 5 страница

💸 Как сделать бизнес проще, а карман толще?

Тот, кто работает в сфере услуг, знает — без ведения записи клиентов никуда. Мало того, что нужно видеть свое раписание, но и напоминать клиентам о визитах тоже. Проблема в том, что средняя цена по рынку за такой сервис — 800 руб/мес или почти 15 000 руб за год. И это минимальный функционал. Нашли самый бюджетный и оптимальный вариант: сервис VisitTime.
⚡️ Для новых пользователей первый месяц бесплатно. А далее 290 руб/мес, это в 3 раза дешевле аналогов. За эту цену доступен весь функционал: напоминание о визитах, чаевые, предоплаты, общение с клиентами, переносы записей и так далее.
✅ Уйма гибких настроек, которые помогут вам зарабатывать больше и забыть про чувство «что-то мне нужно было сделать».
Сомневаетесь? нажмите на текст, запустите чат-бота и убедитесь во всем сами!

Эшонай миновала жилые дома — обветшалые строения, возведенные из затвердевшего крэма на каркасе из раковин, ютившиеся с подветренной стороны каменных глыб. Большинство из них теперь пустовало. Они потеряли тысячи за годы войны.

«Мы должны что-то делать», — подумала Эшонай, настроившись в глубине сознания на ритм мира. Она искала утешения в его тихих, спокойных тактах, мягких и слитных. Как ласка.

Затем Эшонай заметила представителей вялой формы.

Они очень походили на тех, кого люди называли «паршмены», хотя были немного выше и не такими идиотами. Вялая форма по-прежнему оставалась ограниченной, без возможностей и преимуществ более новых форм. Их здесь быть не должно. Или они связались с неправильным спреном по ошибке? Такое иногда случалось.

Эшонай подошла к троице, состоявшей из двух слушающих женского пола и одного — мужского. Они перевозили камнепочки, собранные на одном из ближайших плато. Растения развивались быстрее с использованием наполненных штормсветом камней.

— Что случилось? — спросила Эшонай. — Вы выбрали эту форму по ошибке? Или вы новые шпионы?

Они смотрели на нее безжизненными глазами. Эшонай настроила тревогу. Однажды она попробовала вялую форму — захотела узнать, что испытывают их шпионы. Пытаться заставить мозг воспринимать новые знания было так же трудно, как мыслить рационально во сне.

— Кто-то попросил вас принять эту форму? — спросила Эшонай, проговаривая слова медленно и четко.

— Никто не просил, — ответил мужчина вообще без ритма. Его голос звучал мертво. — Мы сами решили.

— Зачем? — спросила Эшонай. — Зачем вам поступать подобным образом?

— Когда придут люди, нас не убьют, — сказал мужчина, подхватив камнепочку, и продолжил свой путь. Другие молча пошли следом.

Эшонай изумилась, в ее голове усилился ритм тревоги. Несколько спренов страха, похожих на длинных фиолетовых червей, зашныряли на ближайшей скале, собираясь возле Эшонай, пока не поползли отовсюду из земли.

Нельзя отдать приказ принять ту или иную форму: каждый мог выбирать самостоятельно. О трансформации можно было попросить или уговорить, но не заставить. Их боги не допускали такой свободы, поэтому слушающие ею обладали несмотря ни на что. При желании они могли выбрать вялую форму. Эшонай ничего не могла с этим поделать. Не напрямую.

Она ускорила шаг. Рана на ноге все еще болела, но быстро исцелялась. Одно из преимуществ боевой формы. В этом состоянии Эшонай могла почти не обращать внимания на повреждения.

Город был полон пустых зданий, а мать Эшонай выбрала лачугу на самой окраине, почти полностью открытую штормам. Мать работала на грядке сланцекорника снаружи, тихо напевая сама себе в ритме мира. Она находилась в рабочей форме, слушающая всегда предпочитала именно ее. Даже после открытия ловкой формы мать не изменилась. Она сказала, что не хочет поощрять народ рассматривать одну форму как более полезную в сравнении с другими и что такое расслоение может их уничтожить.

Мудрые слова. Таких слов Эшонай не слышала от своей матери годами.

— Дитя! — сказала женщина, когда Эшонай приблизилась.

Несмотря на годы, лицо матери было аккуратным и круглым. Она заплетала волосы в косы, перевязывая их лентой. Эшонай привезла ей эту ленту со встречи с алети много лет назад.

— Дитя, ты видела свою сестру? Сегодня день ее первой трансформации! Мы должны ее подготовить!

— Этот день уже прошел, мама, — сказала Эшонай в ритме мира, становясь на колени перед женщиной. — Как идет прополка?

— Скоро закончу, — ответила мать. — Мне нужно уйти до того, как вернутся хозяева дома.

— Нет-нет. Он принадлежит другим. Они приходили прошлой ночью и сказали, что мне нужно уйти. Я только закончу со сланцекорником.

Она достала небольшую пилу, срезала одну строну гребня, затем подкрасила его соком, чтобы стимулировать рост в нужном направлении.

Эшонай села обратно, настроившись на скорбь, и ритм мира ее покинул. Возможно, взамен стоило выбрать ритм потери. Биения в ее голове изменились.

Она заставила его вернуться. Нет. Нет, ее мать не умерла.

— Вот, возьми, — сказала мать в ритме мира, протянув Эшонай пилу. Сегодня она хотя бы узнала дочь. — Поработай тут над обрезкой. Я не хочу, чтобы он рос вниз. Нам нужно направить его к свету.

— Шторма слишком сильны в этой части города.

— Шторма? Глупости. Здесь нет штормов. — Мать приостановилась. — Я гадаю, что мы будем делать с твоей сестрой. Ей нужен шторм для трансформации.

— Не беспокойся, мама, — сказала Эшонай, заставляя себя говорить с миром. — Я обо всем позабочусь.

— Ты такая хорошая, Венли, — проговорила мать. — Такая отзывчивая. Остаешься дома, не убегаешь, как твоя сестра. Эта девочка... Ее никогда нет там, где она должна быть.

— Сейчас она здесь, — прошептала Эшонай. — И старается быть там, где нужна.

Мать забормотала себе под нос, продолжая работать. Когда-то эта женщина обладала одной из лучших памятей в городе. В некотором роде все оставалось по-прежнему.

— Мама, — сказала Эшонай. — Мне требуется помощь. Я думаю, что случится что-то ужасное. Не могу решить, менее ли это ужасно, чем то, что уже происходит.

Мать подрезала участок сланцекорника, сдула пыль.

— Наш народ гибнет, — продолжила Эшонай. — Мы выветриваемся. Мы пришли в Нарак и выбрали изнуряющую войну. Шесть лет постоянных потерь. Слушающие начинают сдаваться.

— Но какова альтернатива? Вмешаться в вещи, в которые вмешиваться не следует, потому что они могут обратить на нас взоры Несотворенных?

— Ты не работаешь, — указала мать. — Не будь такой, как сестра.

Эшонай сложила руки на коленях. Не помогло. Видеть мать в таком состоянии...

— Мама, — сказала Эшонай в ритме мольбы. — Почему мы покинули темный дом?

— Ах, это старая песня, Эшонай, — ответила мать. — Темная песня, не для детей вроде тебя. Ведь сегодня даже не день твоей первой трансформации.

Мать подула на сланцекорник. Неужели она в конце концов забыла последнее из того, что составляло ее суть? Сердце Эшонай сжалось.

— Немало дней прошло, но помним, как вчера, когда в наш темный дом пришла беда, — тихо запела мать в одном из ритмов воспоминаний. — И превратилась жизнь в кошмарный сон, а звались мы тогда Последний легион. И уходили воины на дальние равнины, в то место, где теперь одни руины. С врагами бились, гибли и, сражаясь, с приходом смерти лишь освобождались. И стали возрождаться формы силы. Не доведут ли снова до могилы? Утратив волю, мы повиновались. Богов приказам слепо подчинялись.

— Но наступил тот славный день, — проговорила Эшонай в одном ритме с матерью.

— Тот шторм, когда сбежал от зла Последний легион, — продолжала мать песню. — Непрост был путь, который наш народ избрал. Тот свет, что в ярких разумах сиял, померк, зато принес награду: свободу, мир, богам досаду.

Спокойная, звучная песня матери как бы танцевала с ветром. В другое время слушающая казалась хрупкой, но когда пела старые песни, снова выглядела собой. Родитель, который временами спорил с Эшонай, но и родитель, которого Эшонай всегда уважала.

— На волю дерзко мысль и силу обменяли, всю память мы утратить рисковали, — пела мать. — Свободным детям чтоб о прошлом не забыть, нам нужно было сотни песен сочинить. Мы их поем, и будет это продолжаться, пока другие формы вновь не станут открываться.

С этого момента мать начала одну из ранних песен о том, как народ создаст дом на руинах покинутого королевства. Как они распространятся по миру, действуя подобно примитивным племенам и беженцам. Таков был их план — остаться скрытыми или чтобы на них хотя бы не обращали внимания.

В песнях осталось так много. Последний легион не знал, как трансформироваться во что-то другое, кроме вялой и партнерской форм, по крайней мере, без помощи богов. Как они узнали, что возможны другие формы? Сохранились ли эти факты изначально в песнях и потом затерялись с годами, пока слова понемногу изменялись то тут, то там?

Эшонай слушала и, хотя голос матери помог ей вернуться к ритму мира, обнаружила, что все равно сильно обеспокоена. Она пришла сюда за ответами. Когда-то это срабатывало.

Эшонай поднялась, чтобы покинуть поющую мать.

— Я нашла некоторые твои вещи, когда прибирала сегодня, — сказала мать, оборвав песню. — Ты можешь их взять. Они захламляют дом, а я скоро из него уйду.

Эшонай забормотала под нос скорбь, но пошла посмотреть, что «нашла» мать. Еще одну кучу камней, в которой она увидела детские игрушки? Лоскуты тряпок, которые представлялись ей одеждой?

Эшонай обнаружила небольшой мешок у фасада здания. Она открыла его и вытащила бумагу.

Бумага была не человеческой, а сделанной из местных растений. Грубая, разных оттенков, изготовленная старым способом слушающих. Текстурированная и плотная, а не тонкая и белая. Чернила на ней начали выцветать, но Эшонай узнала рисунки.

«Мои карты, — подумала она. — С тех давних дней».

Неосознанно она настроила ритм воспоминания. Дни, которые Эшонай провела в походах по диким местам, которые люди называли Натанатаном, проходя через леса и джунгли, рисуя собственные карты и расширяя границы мира. Она начала в одиночку, но ее открытия взбудоражили целый народ. Вскоре, будучи еще подростком, слушающая возглавляла целые экспедиции, чтобы открывать новые реки, новые руины, новых спренов, новые растения.

И людей. В некотором смысле вина лежала на ней.

Просматривая свои старые карты, Эшонай ощутила сильную тоску внутри. Когда-то мир казался ей чем-то чистым и захватывающим. Новым, как лес, цветущий после шторма. Она медленно умирала точно так же, как и ее народ.

Эшонай упаковала карты и покинула старый дом, направившись к центру города. Песня матери, до сих пор прекрасная, эхом раздавалась позади. Эшонай настроила мир. Ритм заставил ее вспомнить, что она почти опоздала на встречу с остальными из Совета пяти.

Эшонай не ускорила шаг. Она позволила ровным и стремительным тактам ритма мира вести ее вперед. Если сконцентрироваться, настроившись на определенный ритм, то тело будет естественно выбирать темп, соответствующий настроению. Таким образом, ритм, который не совпадал с текущими ощущениями всегда являлся сознательным решением. Эшонай намеренно слушала ритм мира.

Слушающие приняли решение столетия назад, решение о том, чтобы вернуться к примитивному уровню. Убийство Гавилара Холина стало подтверждением выбора их предков. В те дни Эшонай не была одним из лидеров, но они прислушивались к ее советам и наделили правом голоса.

Выбор, хотя и казался ужасным, стал проявлением отваги. Они надеялись, что долгая война надоест алети.

Эшонай и прочие недооценили их жадность. Гемсердца изменили все.

В центре города, рядом с бассейном, устремлялась ввысь башня, гордо взиравшая на плато, несмотря на столетия бушующих штормов. Когда-то внутри нее имелась лестница, но крэм, затекающий в окна, превратил сооружение в скалу. Тогда рабочие вырезали ступени вокруг башни.

Эшонай начала подниматься по лестнице, для безопасности держась за цепь. Долгий, но знакомый подъем. Хотя ее нога болела, боевая форма повышала выносливость. Чтобы сохранить силу, требовалось больше пищи, чем другим формам. Она поднялась наверх с легкостью.

Эшонай обнаружила, что остальные члены Совета пяти уже ее ждут. Каждый из них пребывал в одной из известных им форм. Эшонай находилась в боевой форме, Давим — в рабочей, Абронай — в партнерской, Чиви — в ловкой и тихая Зулн — в вялой форме. Венли тоже ждала вместе со своим партнером, который раскраснелся от трудного подъема. Ловкая форма подходила для многих действий, требующих аккуратности, но не обладала большой выносливостью.

Эшонай взошла на плоскую вершину бывшей башни. Ветер обдувал ее с востока. Здесь наверху не было стульев, и Совет пяти заседал прямо на голом камне.

Давим напевал с досадой. С ритмами в голове было трудно опоздать случайно. Они правильно подозревали, что Эшонай задержалась нарочно.

Она села, достала из кармана драгоценный камень с заключенным в нем спреном и положила его перед собой на каменную поверхность. Фиолетовый камень светился штормсветом.

— Меня беспокоит эта проверка, — сказала Эшонай. — Я думаю, что мы не должны ее разрешать.

— Что? — спросила Венли в ритме тревоги. — Сестра, не смеши нас. Это необходимо нашему народу.

Давим наклонился вперед, сложив руки на коленях. Он был широколицым, кожа его рабочей формы, в основном черная, пестрела то тут, то там крошечными завитками красного.

— Если все сработает, мы достигнем чего-то поистине удивительного. Первая из вновь открытых форм древней силы.

— Те формы связаны с богами, — напомнила Эшонай. — Что, если, выбирая эту форму, мы пригласим их вернуться?

— В старые времена все формы приходили от богов. Мы обнаружили, что ловкая форма нам не вредит. Почему должна повредить штормовая форма?

— Есть разница, — ответила Эшонай. — Ты же знаешь песню «Его приход принесет богам их ночь». Напой ее про себя. Древние силы опасны.

Он пребывал в партнерской форме, пышный и упитанный, но контролировал свои страсти. Эшонай никогда не завидовала его положению. Из личных бесед она знала, что Абронай предпочел бы иметь другую форму. К сожалению, другие носители партнерской формы находились в ней недолго или не обладали подобающей значимостью, чтобы присоединиться к Совету пяти.

— Ты сама подготовила для нас доклад, Эшонай, — продолжил Абронай. — Ты видела среди алети воина, повелевающего древней силой, и многие другие подтвердили твои слова. К людям вернулось волноплетение. Спрены снова нас предали.

— Если волноплетение вернулось, — сказал Давим в ритме размышления, — тогда, возможно, это признак того, что боги возвращаются в любом случае. Если это правда, нам нужно подготовиться, чтобы иметь с ними дело. И нам помогут формы силы.

— Мы не знаем, придут ли они, — сказала Эшонай с решимостью. — Нам ничего не известно. Даже, есть ли у людей волноплетение. Это мог быть один из Клинков Чести. В ту ночь мы оставили один из них в Алеткаре.

Чиви напевала в ритме скептицизма. Ее лицо ловкой формы было удлиненным, пряди волос завязаны сзади в длинный хвост.

— Мы угасаем как народ. Я проходила сегодня мимо тех, кто принял вялую форму и не помнит нашего прошлого. Они поступили так, поскольку боятся, что иначе люди их убьют! Они готовят себя к тому, чтобы стать рабами!

— Я тоже их видел, — сказал Давим с решимостью. — Мы должны что-то делать, Эшонай. Твои солдаты проигрывают войну, удар за ударом.

— В следующий шторм, — проговорила Венли. Она настроила ритм мольбы. — Я смогу все проверить в следующий шторм.

Эшонай закрыла глаза. Мольба. Этот ритм настраивали не часто. Было трудно отказать сестре.

— Мы все должны прийти к согласию, — произнес Давим. — Я не приму иное. Эшонай, ты настаиваешь на возражении? Нужно ли нам провести здесь часы, обсуждая вопрос?

Она глубоко вздохнула, приходя к решению, которое прокладывало свой путь из глубины сознания. Решение исследователя. Эшонай взглянула на сумку с картами, которую положила рядом с собой на пол.

Сидящая рядом Венли запела в ритме благодарности.

— Вместе с тем, — продолжила Эшонай с решимостью, — первым, кто испытает новую форму, должна стать я.

Все напевы смолкли. Остальные из Совета пяти уставились на нее.

— Что? — спросила Венли. — Сестра, нет! Это мое право.

— Ты слишком ценна, — ответила Эшонай. — Ты знаешь о формах слишком много, и большинство исследований хранится только в твоей голове. Я просто солдат. Меня можно заменить, если что-то пойдет не так.

— Ты Носитель Осколков, — напомнил Давим. — Наш последний.

— Тьюд тренировался с моими Клинком и Доспехами, — ответила Эшонай. — На всякий случай я оставлю ему и то, и другое.

Остальные из Совета пяти запели с размышлением.

— Хорошее предложение, — сказал Абронай. — Эшонай обладает и силой, и опытом.

— Это мое открытие! — воскликнула Венли в ритме раздражения.

— И тебе за него благодарны, — ответил Давим. — Но Эшонай права, ты и твои ученые слишком важны для нашего будущего.

— Более того, — добавил Абронай. — Ты слишком близка к проекту, Венли. Твоя речь абсолютно ясно свидетельствует об этом. Если Эшонай встретит шторм и обнаружит, что с новой формой что-то не так, она сможет прервать эксперимент и вернуться к нам.

— Хороший компромисс, — кивнула Чиви. — Мы достигли согласия?

— Думаю, да, — подвел итог Абронай, поворачиваясь к Зулн.

Представительница вялой формы говорила редко. Она носила одежду паршменов и показывала, что считает своим долгом представлять тех, кто не имеет песен, — всех слушающих, принявших вялую форму.

Ее жертва была столь же благородной, как и жертва Аброная, остающегося в партнерской форме. Даже больше. Вялая форма была трудным испытанием, и ее редко использовали дольше, чем один промежуток между штормами.

Остальные запели с благодарностью. Только Венли не присоединилась к песне. Если штормовая форма окажется реальностью, придется ли им добавлять еще кого-то в Совет пяти? Сначала все пятеро пребывали в вялой форме, затем — в рабочей. И только когда открыли ловкую форму, они решили, что каждый из них должен оставаться в одной из существующих форм.

Вопрос на будущее. Члены Совета пяти встали и начали спускаться по длинной лестнице, двигаясь по спирали вокруг башни. Ветер дул с востока, и Эшонай повернулась к нему, глядя на изломанные равнины — в сторону Источника штормов.

Во время следующего сверхшторма она сольется с ветрами и станет чем-то новым. Чем-то мощным. Чем-то, что изменит судьбу слушающих и, возможно, людей, навсегда.

— У меня почти появилась причина ненавидеть тебя, сестра, — сказала Венли с порицанием, задержавшись у того места, где сидела Эшонай.

— Ты всего лишь решила забрать себе всю славу.

— Если и будет слава, — заговорила Эшонай в ритме порицания, — она будет принадлежать тебе за открытие формы. Даже не думай на эту тему. Только наше будущее должно иметь значение.

— Они говорят, что ты мудра и опытна. Заставляет задуматься о том, уж не забыли ли они, кем ты была раньше — как ты опрометчиво сбежала в дикие места, не думая о своем народе, в то время как я осталась дома и запоминала песни. В какой момент все стали считать тебя ответственной?

«Все дело в этой проклятой униформе», — подумала Эшонай, вставая.

— Почему ты не рассказывала нам о своих исследованиях? Ты позволила мне верить, что изучала открытие формы искусства или посреднической формы. Но ты искала одну из форм древних сил.

— Да. Огромная разница, Венли. Я люблю тебя, но твои амбиции меня пугают.

— Ты мне не доверяешь, — ответила Венли в ритме предательства.

Предательство. Эту песню пели редко. Эшонай стало так больно, что она вздрогнула.

— Мы увидим, что делает новая форма, — сказала Эшонай, поднимая карты и драгоценный камень с пойманным спреном. — А потом поговорим. Я просто хочу быть осторожной.

— Ты хочешь все сделать сама, — сказала Венли с раздражением. — Ты всегда хочешь быть первой. Но достаточно. Дело сделано. Пойдем, я должна обучить тебя надлежащему настрою, чтобы форма заработала. А затем мы выберем сверхшторм для трансформации.

Эшонай кивнула. Она пройдет обучение. Тем временем ей нужно все обдумать. Возможно, есть другой путь. Если бы она смогла заставить алети выслушать ее, найти Далинара Холина, договориться о мире...