Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава 10. Милое искусство, коварное искусство
Пока Петропавел соображал, какая из волн спасительная, одна волна накрыла его с головой, и, вспомнив о том, что онсмертен, бедняга даже глупо выкрикнул в пространство: " Спасите! " -- но, как ни странно, получил ответ. -- Не шуми, -- сказали ему, -- и так ничего не слышно. -- Спасите! -- шепотом повторил он, хотя, может быть, из-за волн вокруг никого видно не было. -- Что ты имеешь в виду? -- раздался возле самого его ухатихий противный голос. Несмотря на критическую ситуацию, Петропавла возмутила такая постановка вопроса. -- Это самое и имею в виду! -- возопил он. --- Спасите, имею в виду. -- Да не шуми ты! -- цыкнули сверху. -- Я и так прекраснотебя слышу. А больше тут никого нет, так что нечего вопить...Но я хочу знать фактически, каково значение предложения" Спасите! ". Ты говоришь, что оно и означает " Спасите! ". Так этосамо собой разумеется. Твой ответ совершенно бессодержателен --и мне приходится усомниться в осмысленности твоеговысказывания, а значит, и в твоих умственных способностях.Раскрой смысл предложения, ну? Что ты подразумеваешь? Чтобы не тратить силы на препирательства в воде, Петропавел ответил лаконично: -- То и подразумеваю, что говорю. -- Непонятно, -- послышалось в ответ. -- Всегда говорятодно, а подразумевают совсем другое. И этим твоим " Спасите! " тоже можно много чего подразуметь. Можно, конечно, и невинныевещи подразуметь -- что-нибудь типа " Помогите мне... укажитепуть, составьте компанию будем, дескать, вдвоем плыть к берегу, так оно легче...". Но ведь не исключено и другое: " Давайте-ка, мол, ко мне, мой дорогой, я тут в Вас вцеплюсь мертвой хваткой, отдохну, потом брошу Вас, чтобы Вы утонули, а сам, набравшисьсил, бодро поплыву дальше! " Таким образом, -- мне желательнознать, что именно ты подразумеваешь. На этом, между прочим, основано искусство подтекста. -- Прекрати эти издевательства... -- задыхался--Петропавел, -- мне сейчас не до подтекста! -- Ты торт слоеный ел когда-нибудь? -- невозмутимопоинтересовался тихий противный голос. --- Тогда представь себевысказывание как торт: высказывание тоже многослойно. Пробуем сэтой точки зрения рассмотреть " Спасите! " -- высказывание, сделанное тобой. Само по себе слово " спасите" --- это верхнийслой торта, то есть крем, собственно говоря. Под ним -- разныеслои, опускаясь по которым мы доходим до фундамента --подлинной сущности высказывания: в данном случае ее можновыразить словами " больше всего на свете мне дорога собственнаяшкура"... А крем -- это еще не весь торт. Петропавел давно уже не слушал и молча боролся со стихией. -- Почему ты молчишь? -- в самое ухо спросили его. -- Не люблю... разговаривать... в шторм. -- О, это лучше! -- похвалил голос. -- Слушай, отвяжись, а? Я не разговариваю с теми, кого невижу. -- А ты считай, что это телефонный разговор! -- Идиот! -- рявкнул Петропавел. -- Чего ради -- потелефону... в воде? -- Пожалуй, -- согласился голос. -- Ладно, начинай считатьволны. Шестая волна вынесет тебя на берег. Он уже близко....Шестая волна вынесла Петропавла на берег, а на седьмойволне кончился шторм. Петропавел раскинул руки и закрыл глаза. -- Отдыхаешь? -- тут же услышал он возле себя. -- Спасибо, я очень обязан тебе, -- сказал Петропавел вникуда. -- Ты кто? Мы ведь не познакомились в море. -- Таинственный Остов, -- был ответ. -- Разве не видно? -- Не видно. -- Правда, что ли, не видно? -- ужаснулся голос. -- Новедь речь моя позволяет тебе предположить наличие некотороготела! -- Позволять-то позволяет... -- Ну, если есть какие-то сомнения, предположи хотя быналичие духа, -- ограничился Таинственный Остов. -- Пусть ябуду метафизическая субстанция... говорящая метафизическаясубстанция. В конце концов язык -- тоже форма существования.Можно ведь существовать в языке, не существуя вдействительности: так многие делают. Разреши и мне. -- Пожалуйста, -- разрешил Петропавел, -- существуй какхочешь. -- Что ты имеешь в виду? -- заинтересовался дотошныйсобеседник. -- Это и имею в виду. -- Так-таки это и имеешь? -- О господи, -- вздохнул Петропавел, -- как с тобойтрудно говорить! -- Можно подумать, что говорить вообще-- просто! Я, например, не всегда понимаю, почему люди так смело берутсяговорить: ведь подчас такое может подразуметься, о чем ты ниртом, ни ухом не ведаешь! -- Само собой, -- наставил его Петропавел, --- ничегоподразуметься не может. Каждый отдает себе отчет в том, что онподразумевает и подразумевает ли что-нибудь вообще. -- Что ты имеешь в виду? -- испугался Таинственный Остов. -- Я всегда имею в виду то, что говорю. --- Петропавелутомился. -- Можно подумать, что это всегда от тебя-- зависит. Ты, значит, умнее Тютчева? -- Я? Умнее... Тютчева? Но я такого не говорил.-- А причем тут Тютчев? -- Допускаю, что не говорил. Но подразумевал. Тютчевсказал: " Нам не надо предугадать, как наше слово отзовется". Апослушать тебя -- так получается, что предугадать это оченьлегко. Стало быть, ты умнее Тютчева. Петропавел молчал. -- Умнее Тютчева считают себя только дураки. Ты дурак, --поставил диагноз Таинственный Остов. -- Слушай, -- довольно миролюбиво предложил Петропавел, несмотря на то что злость уже била в нем ключом, -- давайразойдемся по-хорошему. Мне совершенно не улыбается выслушиватьвсе это... тем более от собеседника, которого я даже не вижу. -- Что ты хочешь этим сказать? -- возмутился ТаинственныйОстов. -- Бестактно намекать на физические недостатки кому быто ни было! -- Во-первых, не тебе говорить о такте. --- Петропавелпозволил-таки себе минимальный протест. -- А во-вторых, я ни начто не намекал. Мне это вообще не свойственно. -- Да уж, -- почти успокоился Таинственный Остов. -- Язаметил, что ты чрезвычайно плоско выражаешь свои мысли. Сталобыть, ты вряд ли достиг совершенства в искусстве импликации...то есть подразумевания. И не удивительно, что, имплицируя...подразумевая какой-нибудь смысл, ты хорошо отдаешь себе в этомотчет. Простые смыслы легко имплицировать: например, вместопросьбы " Подайте, пожалуйста, соль" можно обойтись замечанием" Суп совсем несоленый" -- и вам сразу подадут соль. Но эточепуха. Впрочем, более тонкие вещи тебе недоступны. -- Ну-ну... -- поощрил его Петропавел, потому чтоТаинственный Остов ненадолго умолк. -- Продолжай обвинения. -- Я тебя ни в чем не обвиняю, я даже завидую тебе какчеловеку поверхностному. Блаженны нищие духом -- и блаженны, пусть в меньшей степени, -- нищие ухом, которые и не ведают, вкакие дебри может завести язык, которые вовсе не слышат добройполовины смыслов в доброй половине слов! Они просто открываютрты -- и говорят, точно так же как открывают те же рты -- иедят... А язык -- деликатная штука, правда, знают об этомнемногие -- горстка хороших поэтов. Ты к ним не относишься. -- Пусть это тебя не волнует, -- пожелал собеседникуПетропавел. -- Меня это и не волнует, -- успокоил его ТаинственныйОстов. -- Меня долгое волнует -- Язык. На носителей языка -- ина тебя в том числе! -- мне начхать. А вот Язык -- жалко. Язык-- это растение нежнейшее, капризнейшее! Он -- как садоваяроза, которая хранит в себе воспоминания о бесконечном числеметаморфоз, о непрерывных преобразованиях многих и многихпоколений дикой розы. И Язык -- он тоже кое-что хранит в себе: национальную историю, национальную культуру. Ведь у словпрекрасная память... Они помнят, кто, когда, сколько раз и вкаких значениях употреблял их с тех самых пор, как стоит мир.Любое слово обросло уже бессчетным множеством смыслов -- и егоневозможно употребить так, чтобы реализовался лишь один из них.А потому независимо от того, хочется мне подразумевать или нет, я все равно что-нибудь да подразумеваю... Ты же пытаешьсянизвести язык до первобытного уровня, отбрасывая все, что оннакопил в себе. Ты берешь в руки ножницы и начинаешь постригатьлепестки розы. Какое счастье, что Язык не принадлежит тебе! Впрочем, он не принадлежит никому: его можно портить, ноиспортить нельзя... Петропавел сколько возможно выдержал возникшую паузу иокликнул Таинственный Остов -- сначала один раз, потом еще...Но невидимый собеседник исчез, унеся с собой тайный смысл своихсмутных слов. -- М-да, -- обобщил Петропавел. -- Воще Бессмертного хотьи нет, но он виден! А этот и не виден даже: поди пойми -- естьон или его нет... -- И неожиданно заключил: -- Хорошо если быон -- был!...Петропавел уходил от моря. Он опять забыл спроситьдорогу к Слономоське и шел наугад. Ни с того ни с сего ногиначали разъезжаться в разные стороны: кажется, под песком быллед. Вскоре песок совсем исчез, и с величайшей осторожностьюПетропавел зашагал уже просто по льду. Внимание его привлеккакой-то предмет впереди. Петропавел двинулся к нему и издалекаеще различил табличку вроде тех, что ставятся на газонах. На табличке было написано КАТОК СОЗНАНИЯ, под этойнадписью три стрелки указывали разные направления. Противкаждой стрелки значилось: направо -- " Получишь то, что захочешь, но не удержишь"; налево -- " Удержишь то, что получишь, но не захочешь"; прямо -- " Захочешь то, что удержишь, но не получишь". Петропавел просто обомлел от такого выбора: сначала емупоказалось, что учтены все возможные выходы из ситуации, вкоторую он попал, -- и дело только за тем, чтобы правильноопределить направление будущего движения. Глаза разбегались отпредложений. Однако, поразмыслив, он понял, что по существувыбора никакого и не предлагается, потому как в конце концоввсе равно ничего не приобретаешь. В первом случае --приобретенного не удерживаешь, то есть как бы и не получаешь, во втором --- сам же от приобретенного отказываешься заненадобностью, а в третьем -- цепляешься за то, чего тем неменее не имеешь. Иными словами, все одинаково плохо -- и, кудани идти, результат тот же... Это был очевидный тупик.Петропавел уставился на табличку в полном замешательстве. Внезапно посетила его мысль, что кто-нибудь, может быть, сейчас наблюдает за ним и посмеивается. Мысль погостила всознании и улетела, а на смену ей прилетела вьюга. Однако неуспел Петропавел испугаться, как вьюга кончилась, не внеся, вроде бы, никаких изменений в ландшафт. Впрочем, табличка ужеотвернулась от Петропавла -- и ему пришлось зайти с другойстороны, чтобы еще раз прочесть написанное: КАТОК СОЗНАНИЯ...Но теперь получалось, что все стрелки указывают в направлениях, прямо противоположных первоначальным. Он сел на лед и задумался. Безразлично, куда идти: никакойвыбор не будет правильным. Но почему, почему же так? И есть ливообще надежда выбраться из этой местности, где в полномбеспорядке чередуются леса, моря, ледяные пустыни и где обитаютбредовые существа, вызывающие только самые смутныепредставления о виденном и слышанном и во всякой критическойситуации, словно волшебным щитом, прикрывающиеся искусством? " Искусство... -- горько подумал Петропавел, --- это оношутит со мной! Это оно подстерегает человека на каждом шагу --полузабытым воспоминанием, всплывшей в сознании книжнойподробностью и еще... обмолвкой, недослышкой, которые тожеискусство! Это оно заводит в дебри и морочит там. И человек, замороченный им, уже не видит мира таким, каков он есть. А чтоже дается ему взамен этого мира? Получишь то, что захочешь, но не удержишь... Это же оченьточно! Все, чего ни пожелаешь, дает тебе искусство, но дает ненасовсем, подержать дает -- а задумаешь оставить у себя, смотришь -- фюить! -- улетело, исчезло, растаяло: ищи свищи!..Вот же, только что было у тебя все -- и даже такое было, о чеми мечтать нельзя! -- что ж случилось? Как выпустил ты это изрук, как не заметил, что сразу все -- выпустил, потерял, утратил? Поглядишь -- нет ничего, и старуха сидит у разбитогокорыта... Золотая рыбка искусства! Удержишь то, что получишь, но не захочешь... И это верно, ах как верно! Можно исхитриться -- и силою ума или просто силойпроникнуть в самую тайну искусства, в святилище его, но вотпроник: где же тайна? Ее нет, а то, что ты держишь в руках...черепичный обломок, несколько строк на бумаге -- это не нужнотебе, потому что -- зачем? Ты ведь хотел другого и о другоммечтал, когда тайком входил в святилище. Так что же держать вруках черепичный обломок, несколько строк на бумаге -- бросьих: тайны в них не больше, чем в волшебном фонаре, который тожеможно разобрать -- посмотреть, что там внутри, и удивиться: только-- это?.. Хрупкая веточка искусства! Захочешь то, что удержишь, но не получишь... Что ж, правдаи это -- горькая правда, горчайшая из всех правд. Потому чтоименно так: если и захочешь, и возьмешь, и будешь держать вруках твоих, то не получишь все равно: принадлежало тебе исчиталось твоим, а твоим -- не было. Ничьим не было, но время, но ветер прибивали это то к одному берегу, то к другому -- воти к твоему берегу, да не твое!.. Владей день один, владей годы, владей жизнь целую -- все равно не твое, не приручишь: да, я стобой, и больше: да, я люблю тебя, но это ровным счетом ничегоне значит -- и нет тебе в этом ни радости, ни покоя... Синяяптица искусства! " Так, поняв все сразу, Петропавел двумя пальцами крутанултабличку вокруг оси -- и вот она завертелась, как рулетка, ибыстрее, чем рулетка: 27 красный! -- мимо, 42 черный! -- мимо-- эй, смотрите, кому повезет, если повезет кому-нибудь в этойигре, где ставки не равны, а выигрыши равны, и они --проигрыши!.. И не глядя больше на это вращение, Петропавелснова двинулся наугад: не все ли равно, милое искусство, коварное искусство!.. -- и уже не увидел, какВсадник-с-Двумя-Головами убрал табличку за пазуху с поверхностильда.
Данная страница нарушает авторские права?