Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 13. Поцелуй, которого все ждали




Удивительно было уже то, как Паросенок смог, не сбавляяскорости, везти на себе такую громадину -- Слономоську, неговоря уже о том, что под силу ему оказались и четырепассажира, опять-таки включая пресловутого Слономоську. Однакоон благополучно доставил всех четырех на окраину НАСЕЛЕННОГОПУНКТИКА, чтобы не будоражить горожан и не пробуждать в нихжелания водить Слономоську. На протяжении всего пути Бон Жуан любезничал с ТридевятойЦацей, не обращая никакого внимания на спутников, что, впрочем, не раздражало последних: они были заняты -- со страшной силойдулись друг на друга и раздулись до невероятных размеров, чутьне вытеснив с ограниченного все-таки пространства Паросенкадовольно большую Тридевятую Цацу и Бон Жуана. Тридевятая Цацавсю дорогу вела себя неописуемо странно: она выла по-волчьи ипыталась разрисовать фломастером плащ Бон Жуана -- причемхотелось ей цветами, а получалось -- плодами. Уже на окраине города, улучив момент, пока Бон Жуан смывалс плаща плоды в маленькой луже, где лежал Б. Г. Мот, Слономоська кое-как втолковал Тридевятой Цаце, что от неетребуется. Она, кажется, поняла это, выразив понимание весьмапричудливым образом: конским храпом с перемежающейся хромотой.После объяснения Слономоська увел все еще сердитого на негоПетропавла, чтобы Тридевятая Цаца в спокойной обстановке моглаобъяснить Бон Жуану его задачи. Когда же прошло достаточно времени, чтобы Бон Жуан осозналзначимость возложенных на него обязанностей, Слономоська вместес Петропавлом подошел к уже любезничавшей паре и обратился ковсем троим. -- Друзья, римляне и сограждане! -- он цитировал не" Цезаря" Шекспира, а " Охоту на Снарка" Льюиса Кэрролла, ноникто из присутствующих ни того ни другого не читал и цитаты неопознал. -- Наши с вами задачи, пожалуй, посложней, чем уБоцмана, Булочника, Барристера, Бандида и других!.. --Слономоська настойчиво продолжал без ссылок цитировать никомуне известный текст. -- Вспомним этих славных людей: имдостаточно было только поймать Снарка -- целовать же его былонеобязательно. Нам с вами Спящую Уродину целовать --обязательно! И от того, правильно ли мы ее поцелуем, зависитнаше будущее. Я не стану рисовать вам его в радужных красках: очень может быть, что все мы погибнем от руки или ноги СпящейУродины, когда та наконец проснется. Но это пустяки. Такойсмерти бояться не надо!.. Друзья! Трудно сказать, что ожидает нас, -- ясно одно: такпродолжаться больше не может. Отныне Спящая Уродина не должналежать непоцелованной где-то там, далеко от нас. Она должналежать среди нас -- поцелованной... --...или мертвой! -- неожиданно ввернула Тридевятая Цацаи дико захохотала. -- Что Вы имеете в виду? -- испуганно спросил Слономоська. -- Ах, да ничего! -- прошептала Тридевятая Цаца на ухоСлономоське, после чего, наклонившись к уху Бон Жуана, гаркнулатуда: -- Это я так! Для странности! -- А тот горячозааплодировал в ответ. -- Чему Вы аплодируете? -- возмутился Слономоська. Бон Жуан повернулся к нему спиной и громко спросил уТридевятой Цацы: -- Разве этот Слономоська -- женщина? Почему он хочет, чтобы я разговаривал с ним? Спросите его самого о его поле! Тридевятая Цаца спросила. Слономоська ответил, что он неженщина. -- Как он ответил? -- поинтересовался Бон Жуан. Тридевятая Цаца повторила ответ Слономоськи, а Бон Жуансказал в пространство: -- Как часто мы по собственной воле оказываемся в дурацкомположении! -- Выступаем в полночь! -- рявкнул вдруг Слономоськапрекратив косвенные препирательства с Бон Жуаном. Это заявление возмутило уже Петропавла: -- Почему в полночь? Другого времени, что ли, нет? -- Это самое неудобное время, какое я могу предложить! --мстительно произнес Слономоська. Петропавел глубоко вздохнул и спросил: -- Когда же у вас тут полночь? -- Полночь уже наступила! -- быстро откликнулсяСлономоська. -- Так что мы опоздали и должны теперь оченьспешить. Глядя на ослепительное солнце, Петропавел простовознегодовал: -- Вот еще, спешить! До сих пор не спешили, а теперь будточто-то случилось: мы, что, в какое-нибудь определенное времядолжны ее целовать? -- О да! -- проникновенно заговорил Слономоська. -- СпящуюУродину лучше всего целовать на рассвете... Может быть, на видона действительно тошнотворна, однако масштабность ее какявления природы восхищает. -- Тут Слономоська глубоко вздохнул, чтобы в его тяжелые легкие набралось побольше воздуха, иистошно заорал: -- Вперед! Самозабвенно любезничавшие Бон Жуан и Тридевятая Цаца, вздрогнув, сорвались с места и в мгновение ока скрылись извиду. -- Вы не заметили, в какую сторону они унеслись? --озадаченно спросил Слономоська и признался: -- Я проглядел. Петропавел заметил и показал. Слономоська схватил его вохапку и бросился туда же с криками о помощи. -- Разве они тоже знают, где лежит Спящая Уродина, --изумленно и полузадушенно прохрипел Петропавел. -- Этого же, кроме Вас, не знает никто! Вы ведь сами утверждали... Пожав на бегу могучими, плечами, Слономоська попросил: -- Пожалуйста, соблюдайте разницу между тем, чтовысказывается, и тем, что утверждается. Путь к Спящей Уродинезнаю только я -- я действительно высказывал это. Но я этого неутверждал. А между тем не прошло и пяти минут, как выяснилось, чтопресловутый сей путь отнюдь не долог и не труден: они довольноскоро догнали Тридевятую Цацу. Та, пребывая теперь внеподвижности, держала на руках смертельно уставшего Бон Жуана. -- Это здесь, -- заговорщически сказал Слономоська. Петропавел не увидел ничего, кроме каменной стены, неимевшей ни начала, ни конца и уходившей в небо. С трех сторонот нее простиралась равнина. -- И где тут Спящая Уродина? -- спросил он, спрыгивая наземлю. -- Да вот же она! -- Слономоська изо всех, как показалосьПетропавлу, сил лягнул стену. -- Где? -- переспросил Петропавел, не поняв жеста ноги. -- Не пытайтесь увидеть ее: мы подошли слишком близко.Сейчас вся она не дана в зрительное ощущение. Вы созерцаете...да, я не могу ошибиться... часть ее спины. -- И Слономоськакивнул на стену. Петропавлу сделалось жутко. Он потрогал стену пальцем: камень как камень! -- Из чего она сделана? -- шепотом спросил он. -- Из плоти и крови. Как Вы. -- Тут Слономоськарассмеялся: -- Да не шепчите Вы: у нее крепкий сон. -- Вдоказательство он еще раз лягнул стену. С ней действительноничего не произошло. -- А Вы уверены, что она проснется от поцелуя? --засомневался Петропавел. -- На сто процентов!.. Перестаньте же наконец любезничать! -- крикнул он Бон Жуану и Тридевятой Цаце. Те любезничатьпродолжали. -- Интересно, чем она питается... Слономоська развел конечностями: он не знал. -- А в каком направлении надо идти к голове? -- На юг, -- по солнцу определил Слономоська. -- Вам-токакая разница! Целовать можно хоть здесь! -- И он боднул стену. -- По-моему, это глупо, -- помолчав, признался Петропавел.-- И потом: как Вы собираетесь на ней жениться? Вам... не многоли всего этого будет? -- Нет, мне нравятся рослые, -- отвечал простодушныйСлономоська и обратился сразу к троим: -- Ну что, приступаем? -- Приступаем! -- отозвалась Тридевятая Цаца, как нистранно, следившая за ходом событий. Потом горделиво добавила: -- Там, у себя за тридевять земель, я тоже такая... огромная. -- А разве мы никого больше не будем приглашать? --вспомнил Петропавел. -- Все-таки историческое событие... -- Обойдутся! -- грубо сказал Слономоська. -- ПоцелуйСпящей Уродины -- это таинство. Скажите спасибо, что Васпригласили! Петропавел не понял последнего заявления, но смолчал, аСлономоська забеспокоился: -- Оставим Бон Жуана одного или нам можно побыть рядом? -- Зачем же, это надолго! -- Тридевятая Цаца мяукнула изасунула в оба уха по ватному тампону, протянув такие жеСлономоське и Петропавлу. -- Возьмите, -- многозначительносказала она, -- пригодятся! -- Может быть, не слишком вежливо -- обращаться к ней соспины? -- опять подал голос Петропавел. -- Бон Жуану все равно! -- уверил его Слономоська. -- Ой, я так волнуюсь!.. Решается моя судьба. -- И он засунул тампоныв уши. Петропавел последовал его примеру, подумав с горечью: " Чтож тогда мне-то говорить? Или я в результате наконец попадаюдомой, или..." -- о том, как он будет растоптан Слономоськой, Петропавел не решился даже подумать. Втроем они отошли шагов на сто от места переговоров.Тридевятая Цаца жестом попросила всех отвернуться........................................................................................................................ Так, отвернувшись, с ватными тампонами в ушах, простоялиони много месяцев. Правда, не все: Тридевятая Цаца частенькоотлучалась по своим делам, не сообщая о них никому, -- впрочем, Петропавел и Слономоська не слишком-то ей интересовались, потому что на пятой, кажется, неделе от усталости оба онивообще перестали реагировать на внешние события. Наконец Тридевятая Цаца развернула их лицом к меступереговоров -- и Петропавел, даже не увидев еще ничего, услышалпотрясший равнину страшный крик Слономоськи: -- Что вы с ней сделали? Он взглянул и обмер: оказалось, что за эти месяцы БонЖуан, сейчас весело держащий зубило в руках, прорубил в СпящейУродине довольно широкий коридор -- с аркой и красивымикоринфскими колоннами. Жуткая тишина повисла над равниной. Внезапно Слономоськазарыдал в голос: -- Она очень мучилась? -- слова его были почти невнятны. Бон Жуан, по-видимому, потрясенный неподдельнымистраданиями Слономоськи, даже забыл, что не разговаривает смужчинами, и с глубоким сочувствием ответил: -- По-моему, она даже ничего не заметила: во всякомслучае, не издала ни звука. -- Крепкий сон -- выручатель нервной системы! -- рыдая, констатировал Слономоська. -- А Вы хоть спросили перед... передэтим, кого из нас троих она выбрала бы... если бы... -- и онзахлебнулся в слезах. -- Да нет, я не спрашивал... -- смешался Бон Жуан. -- Анадо было? Слономоська с ревом бросился на Бон Жуана: -- Кто Вас просил вырубать коридор в моей невесте? Ктопросил Вас? -- и он начал бодать его, уже плохо соображая, чтоделает. -- Это... Тридевятая Цаца, -- сконфуженно бормотал БонЖуан, изредка в целях самозащиты укалывая Слономоську зубилом вщеку, -- она и объяснила мне, что таково Ваше задание: дескатьвы с молодым человеком так сильно любите Спящую Уродину, что неможете прорубить в ней коридора... И просите меня... -- Ой, я опять что-то перепутала, да? -- веселовоскликнула Тридевятая Цаца. -- Я такая странная -- простоужас!.. Должно быть, меня просили о другом? Да, я, вроде, припоминаю, о чем именно -- ах, неважно! -- и она запела сдетства любимую всеми песню. Слономоська схватился конечностями за голову: -- Но, наверное, была же кровь!.. О жестокий! -- По-вашему, я смыл ее? -- с вызовом спросил Бон Жуан. --По-вашему, я убийца? Так знайте же: я за свою жизнь Мурки необидел! Не было крови! Осколки каменные -- были: можете самиубедиться! -- и он показал на груду камней. Слономоська, безумно бормоча " Нашли, кого слушать...дуру... сумасшедшую! ", подбежал к груде и нервно потрогалконечностью камни. Внезапно лицо его просветлело: ни тенистрадания не заметили бы теперь на нем вы! -- Я вспомнил! -- с радостью воскликнул он. -- Я вспомнилпророчество до конца! Оно гласит: " И приидет бесстрашный иглупый человек, и поцелует Спящую Уродину как своювозлюбленную, и пробудит Ее от сна, если... -- обратитевнимание, если! -- если она к тому времени не окаменеет! " Этоведь не детерминистское пророчество, а вероятностное! Понимаете? -- Умный Слономоська поискал и не нашел поддержки услушателей. -- Ну как же... Приведу пример детерминистскогосуждения: бумага легче молотка. Теперь приведу примервероятностного суждения: бумага легче молотка, если в нее незавернут булыжник! Она же просто окаменела... каменная бабаскифская! -- И он заплясал на груде камней, а наплясавшись, подошел к Тридевятой Цаце и обнял ее, испытав тактильный обман.-- Вот видите, -- обратился он сугубо к Петропавлу, -- у менятолько одна невеста. -- Тут он снова начал вычерчивать меломкакую-то схему -- на сей раз прямо на каменной спине СпящейУродины, но Петропавла рядом уже не было. Он вошел в широкий коридор, вырубленный Бон Жуаном наславу. По стенам коридора тянулась искусная резьба, колонныбыли тщательно отполированы. Тут и там у стен виднелисьскамеечки, манившие отдохнуть. Но Петропавел шел быстро, почтине обращая на все это внимания. Когда коридор кончился, онступил на небольшую зеленую лужайку. Трава на ней становилась все реже и реже: вот уже началимелькать паркетные плиточки... паркет. Кое-где на нем, правда, виднелись еще отдельные травинки, но исчезали и они. " Неужели? -- Петропавел боялся даже подумать о доме, какбоялся думать все время, пока пребывал в этой дикой, в этойнелепой местности, даже названия которой он так и не узнал! --Неужели я... дома? Дома, где никто не будет больше терзать менястранными своими вопросами и смущать странными своими ответами, где никто больше не будет упрекать меня в недостатке каких-тоникому не нужных качеств и считать отважным идиотом. Дома!.. Язабуду все это, как страшный сон, как наваждение, я выброшу этоиз головы! " Он вернулся. По знакомой комнате ходили родные люди. Они приводилипомещение в порядок. Взрыв пирога с миной наделал дел, ноуборка уже заканчивалась. Накрывали на стол: пора было ужинать.Он вернулся. Часы на стене заиграли свою музыку. -- Который час? -- спросили из соседней комнаты. -- Девять, -- прозвучало в ответ. Он вернулся. На кухне звенели чашки. Там смеялись, заканчиваяприготовления к ужину. Кажется, чья-то шутка имела успех. Пахлованилью, как в детстве. Он вернулся. Действия домашних были быстрыми, точными и уверенными.Изредка обменивались только самыми необходимыми словами --такими же быстрыми, точными и уверенными....Он наклонился и сорвал у самых ног своих маленькуюзеленую травинку -- последнюю память о ЧАЩЕ ВСЕГО. Огляделся: не видел ли кто. Никто не видел. Он повертел травинку в руках иподнял глаза. -- Травинка, -- сказал он. -- Из ЧАЩИ ВСЕГО. -- Ну что ты стоишь с ней? Выбрось и помоги расставитьстулья по местам. -- Травинка, -- повторил он, -- из ЧАЩИ ВСЕГО....И вдруг, прижав травинку эту к самому своему сердцу, онпобежал... Паркету не было конца, но первые растения уже пробивались, потом то тут, то там -- все реже и реже -- замелькали толькоотдельные паркетные плиточки -- и кончились. Как далеко, оказывается, было до лужайки -- маленькойзеленой лужайки у входа под арку! Но вот и лужайка.Подозрительно гудят арочные своды: нужно спешить... Он помчалсявперед по каменному коридору, мимо скамеечек и глянцевыхкоринфских колонн. Что-то обваливалось за его спиной -- обломоккамня сильно ударил по ноге. В двух шагах от него упала колонна-- только бы успеть! Бон Жуан прекрасно умел любезничать, ноинженерного расчета было в нем, пожалуй, маловато: коридор явноне был сработан на века... Рушились стены, камни заваливалипроход, становившийся все более узким. Не широкими, как в первый раз, но тесными -- ах, какимитесными! -- воротами приходилось проникать ему теперь в этотмир... И рухнул коридор. Петропавел едва успел выскользнуть изсовсем уже узкого прохода с противоположной стороны. Облегченновздохнув и даже не обернувшись, он побежал по равнине. ЕгоБольшой Выбор был сделан, а обвал отрезал пути назад. Впрочем, что такое " вперед" и " назад", " вправо" и " влево", " вверх" и" вниз", он уже не понимал. По равнине во весь опор проскакалВсадник-с-Двумя-Головами, на ходу обернувшись и приветливопомахав ему рукой. Петропавел улыбнулся в ответ, потом упалвперед и, соблюдая все заповеди Летучего Нидерландца, полетелневысоко над Землей...

Данная страница нарушает авторские права?





© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.