Беседа третья. - священник.

Аббат. – Вы позволите мне, сударь, в свою очередь задать вам несколько вопросов?

A. K. – Охотно, сударь; но прежде, чем вам отвечать, я считаю полезным познакомить вас с той почвой, на которой я собираюсь поместить себя вместе с вами.

Прежде всего, я должен объявить вам, что не буду пытаться обращать вас в нашу веру. Если вы хотите узнать о ней в деталях, вы найдёте её в книгах, в которых она изложена; там вы сможете изучать её на своё усмотрение, и будете свободны принимать её или отвергать.

Спиритизм имеет своей целью сражаться с недоверием и его пагубными последствиями, давая очевидные доказательства существования души и будущей жизни; он обращается поэтому к тем, кто ни во что не верит или сомневается, и количество таких велико, вы это знаете; те, у кого есть религиозная вера, и которым этой веры достаточно, не нуждаются в нём. Тому, кто говорит: «Я верю в авторитет Церкви и придерживаюсь того, что она преподаёт, не ища ничего более», спиритизм отвечает, что никому не навязывается и не насилует ничьего убеждения.

Свобода совести – это следствие свободы мысли, что является одним из атрибутов человека; спиритизм противоречил бы своим принципам милосердия и терпимости, если бы не уважал её. В его глазах любое верование, если оно искренне и не наносит ущерба своему ближнему, достойно уважения, пусть даже оно ошибочно. Если бы кому-то взбрело в голову утверждать, например, что солнце крутится вокруг земли, мы бы ему сказали: Верьте в это, если вам нравится, поскольку это не помешает земле крутиться; но так же, как мы стараемся не насиловать вашей совести, не старайтесь и вы насиловать совесть других людей. Если из какого-либо верования, невинного в своей сути, вы делаете орудие преследования, оно становится вредным, и с ним можно и нужно бороться.

Такова, господин аббат, линия поведения, какой я придерживался с представителями различных культов, которые обращались ко мне. Если они спрашивали меня о некоторых пунктах учения, я давал им необходимые разъяснения, воздерживаясь от оспаривания определённых догм, к которым спиритизм не имеет отношения, и каждый оставался свободным в своих оценках; но я никогда не искал их в намерении пошатнуть веру посредством какого-либо давления. Кто приходит к нам как брат, принимается нами как брат; того, кто отталкивает нас, мы оставляем в покое. Это тот совет, который я постоянно даю спиритам, поскольку я никогда не оправдывал тех, кто присваивает себе миссию обращать духовенство в свою веру. Я всегда говорил им: Сейте в поле недоверчивых, поскольку именно там нам собирать большой урожай.

Спиритизм никому не навязывает себя, поскольку, как я уже говорил, уважает свободу совести; впрочем, он знает, что любое навязанное верование искусственно и даёт лишь видимость веры, но не искреннюю веру. Он выкладывает свои принципы на виду у всех с тем, чтобы каждый мог сформировать своё мнение со знанием дела. Принимающие их, священники или мирской люд, делают это свободно и потому, что находят их рациональными; но мы нисколько не обижаемся на тех, кто придерживается иного мнения. Если сегодня существует борьба между Церковью и спиритизмом, то мы с полным правом говорим, что не мы спровоцировали её.

Священник. – Если Церковь, видя появление нового учения, находит в нём принципы, которые, согласно её совести, она должна осудить, оспорите ли вы у неё право спорить о них и бороться против них, предостерегать верующих от того, что она считает ошибками?

A.K. – Никоим образом мы не оспариваем права, которое требуем для самих себя. Если она будет заключена в рамки спора, тем лучше; но почитайте большинство писаний, исходящих от её членов или опубликованных от имени религии, произносимые проповеди, вы там увидите оскорбления и клевету, переливающиеся через край со всех сторон, недостойно и зло обряженные принципы. Разве мы не слышали, как с высоких кафедр его сторонники квалифицировались как враги общества и общественного порядка? Те, кого он привёл к вере, преданные анафеме и отвергнутые Церковью по той лишь причине, что лучше быть неверующим, чем верить в Бога и в свою душу при помощи спиритизма? Разве не скорбели о них костры инквизиции? В некоторых местностях разве не отмечались случаи ненависти в отношении своих сограждан, вплоть до оскорблений и гонений их на улицах? Разве не предписывалось всем верующим сторониться их, как чумных, а домашним слугам наниматься к ним в услужение? Разве не добивались от жён расставаться с мужьями, а от мужей – с жёнами из-за спиритизма? Разве не заставляли служащих терять работу, разве не отбирали у рабочих трудовой хлеб, а у несчастных – хлеб милосердия только за то, что они были спиритами? Разве не высылали из хосписов даже слепых, потому что они не хотели отречься от своих верований? Скажите, господин аббат, вы это называете лояльными спорами? Разве спириты отвечали оскорблением на оскорбление, злом за зло? Нет. Они всему противопоставляли спокойствие и сдержанность. Общественное сознание уже отдало им должное в том, что они не были обидчиками.

Священник. – Всякий разумный человек сожалеет о своих эксцессах; но Церковь не может отвечать за злоупотребления, совершённые некоторыми их своих непросвещённых прихожан.

A.K. - Согласен; но разве владыки Церкви – непросвещённые прихожане? Прочтите указ епископа Алжирского и некоторые другие предписания. Разве не епископ приказал сожжение на костре в Барселоне? Разве высшее духовенство не имеет всю полноту власти над своими подчинёнными? Поэтому если оно терпит недостойные проповеди с евангельской кафедры, если оно благоприятствует публикации клеветы и оскорблений в отношении целого класса своих граждан, если оно не противостоит преследованиям, совершавшимся во имя религии, значит, оно их одобряет.

Короче, Церковь, систематически отвергая спиритов, приходивших к ней, вынудила их замкнуться на самих себе; по природе и жестокости своих нападок Церковь расширила споры и перенесла их на новую почву. Спиритизм – это лишь простое философское учение; именно сама Церковь усилила его, представляя спиритизм грозным врагом; наконец, сама Церковь провозгласила его новой религией. Это была одна из неуклюжестей Церкви, но, похоже, страсть не имеет разума.

Вольнодумец. – Вы провозгласили свободу мысли и совести и заявили, что любое искреннее верование уважаемо. Материализм – это такое же верование, как и многие другие; почему бы ему не воспользоваться свободой, которую вы допускаете за другими?

A.K. – Конечно же, каждый волен верить в то, что ему нравится, или не верить ни во что, и мы тем более не простили бы какого-либо преследования того, кто верит в небытие после смерти, либо какого-нибудь религиозного раскольника. Борясь с материализмом, мы нападаем не на личностей, а на само учение, которое, будучи безобидным для общества, если оно заключается в глубинах сознания просвещённых людей, становится социальной раной, если становится всеобщим.

Верование в то, что после смерти для человека всё кончено, что любая солидарность заканчивается с жизнью, ведёт его к тому, чтобы считать обманом принесение в жертву теперешнее благополучие на пользу других; отсюда – правило: Каждый сам за себя во время жизни, поскольку после жизни ничего нет. Милосердие, братство, нравственность, одним словом, не имеют никакого основания, никакой причины на существование. Зачем себя стеснять, лишать чего-либо сегодня, когда, возможно, завтра нас больше не будет? Отрицание будущего, простое сомнение в будущей жизни – самые великие стимулы эгоизма, источника большинства зол человечества. Нужно иметь великую добродетель, чтобы остановиться на склоне порока и преступления, без какого-либо иного тормоза, кроме силы своей воли. Человеческое уважение может сдержать светского человека, но не того, для кого не существует боязни чужого мнения.

Верование в будущую жизнь, показывая непрерывность отношений между людьми, устанавливает солидарность, которая не останавливается перед могилой; таким образом, она меняет течение мыслей. Если это верование – лишь бесполезное пугало, оно временно; но поскольку его реальность – это факт, установленный опытом, мы просто обязаны распространять его и бороться с противоположным верованием, в интересах самого общественного порядка. Что и делает спиритизм; и он делает это с успехом, так как предоставляет доказательства, и в конечном итоге человеку больше по душе уверенность в жизни и в умении жить счастливо в лучшем мире, как вознаграждение за нищету здесь, чем уверенность, что умираешь навсегда. Мысль о конечном небытии, мысль о том, что твои дети и дорогие тебе создания потеряны безвозвратно, улыбается очень немногим, можете мне поверить; вот почему нападки на спиритизм во имя неверия имеют так мало успеха и ни на мгновение не поколебали его.

Священник. – Всему этому учит религия; пока что её хватало; поэтому нужно ли нам новое учение?

A.K. – Если религии хватает, почему же столько неверующих, говоря религиозным языком? Да, религия всему этому учит; она говорит нам, что нужно верить; но сколько людей не верят на слово! Спиритизм доказывает и показывает то, чему религия учит в теории. Кстати, откуда берутся эти доказательства? Это проявление Духов. Тогда вполне возможно, что Духи проявляются лишь с позволения Бога; и если Бог, в своём милосердии, посылает людям эту помощь, чтобы вытащить их из неверия, то было бы святотатством отвергать это.

Священник. – Однако вы не можете отрицать, что спиритизм не по всем пунктам согласуется с религией.

A.K. – Бог мой, господин аббат, вам это же скажут все религии: протестанты, евреи, мусульмане, а также католики.

Если бы спиритизм отрицал Бога, душу, её индивидуальность и бессмертие, будущие страдания и награды, свободную волю человека; если бы он преподавал, что каждый существует здесь лишь для самого себя и должен думать только о самом себе, он не только был бы против не только католической, но и всех религий мира; это было бы отрицание всех нравственных законов, основ человеческого общества. Но это далеко не так; Духи провозглашают Бога единым, в высшей степени справедливым и добрым; они говорят, что человек свободен и ответственен за свои поступки, он наказуем и вознаграждаем в соответствии с тем добром или злом, которое он совершил; они ставят евангельское милосердие превыше всех добродетелей, и возвышенное правило, преподанное Христом: Поступать с другими так, как мы хотели бы, чтобы поступали с нами. Не это ли основы религии? Они делают даже больше: они посвящают нас в тайны будущей жизни, которая для нас уже не что-то отвлечённое, а реальность, они сами приходят и описывают нам своё положение, говорят нам, как и почему они страдают или наслаждаются счастьем. Что здесь анти-религиозного? Разве не служит утешением уверенность в будущем, в том, что люди смогут вновь обрести любимых ими существ? Эта величественность духовной жизни, что является нашей сущностью, в сравнении с жалкими заботами земной жизни, разве не служит возвышению нашей души и побуждению к добру?

Священник. – Согласен, что в общих вопросах спиритизм соответствует великим истинам христианства; но так ли это с точки зрения догматов? Не противоречит ли он определённым принципам, которым нас учит Церковь?

A.K. – Спиритизм – это прежде всего наука, она не занимается догматическими вопросами. Эта наука имеет нравственные следствия, как все философские науки; хороши или дурны эти следствия? Об этом можно судить по общим принципам, о которых я вам уже напоминал. Некоторые особы недопоняли истинного характера спиритизма. Вопрос достаточно серьёзный и достоин некоторого развития.

Сначала допустим сравнение: электричество существует в природе, оно существовало во все времена, и во все времена производило действия, которые нам знакомы, но которых многие люди ещё не знают. Люди в своём неведении истинной причины объясняли эти действия более или менее странным образом. Открытие электричества и его свойств опрокинуло множество абсурдных теорий, пролив свет на одну из многих тайн природы. То, что сделали электричество и физические науки в целом для некоторых явлений, сделал спиритизм для явлений другого порядка.

Спиритизм основан на существовании невидимого мира, сформированного бестелесными существами, населяющими пространство и являющимися лишь душами тех, кто уже жил на земле или на других планетах, где они оставили свои материальные оболочки. Этим существам мы и даём имя Духов. Они постоянно окружают нас, оказывают на людей, без их на то ведома, большое влияние; они играют очень активную роль в нравственном мире и, в какой-то степени, в мире физическом. Значит, спиритизм существует в природе, и можно сказать, что, в некотором образе мышления, это одна из сил, как, с другой точки зрения, электричество, и гравитация, как иная сила. Явления, источником которых является невидимый мир, действительно, происходили во все времена; вот почему история всех народов упоминает о них. Но в своём неведении, как и в примере с электричеством, люди приписывали этим явлениям более или менее рациональные причины и уже под этим углом зрения давали свободный ход своему воображению.

Спиритизм, лучше изученный и наблюдаемый с тех пор, как получил широкое распространение, проливает свет на множество вопросов, до сей поры неразрешимых или плохо понятых. И его истинный характер – это характер науки, а не религии; доказательством тому служит то, что среди своих сторонников он насчитывает людей всех верований, которым не надо отказываться от своих убеждений: яростные католики, которые не уменьшили своих религиозных культовых практик, если их не отвергла Церковь, протестанты всех своих сект, иудеи, мусульмане, и вплоть до буддистов и сторонников браминов. Значит, спиритизм стоит на принципах, не зависимых от какого-либо догмата. Его нравственные следствия идут в ногу с христианством, поскольку христианство из всех учений является самым просвещённым и чистым, и именно поэтому изо всех религиозных сект мира христиане наиболее способны понимать его истинную суть. Можно ли ставить ему это в упрёк? Без сомнения, любой может создавать себе религию из своих мнений, толковать на свой лад известные религии, но от этого пункта до построения новой ещё очень далеко.

Священник. – Однако разве вы не вызываете Духов по религиозной формуле?

A.K. – Конечно, мы привносим религиозное чувство в вызывания на наших сеансах, но у нас нет никаких сакраментальных формул; для Духов мысль есть всё, а форма – ничто. Мы вызываем их во имя Бога, и знаем, что ничто в мире не происходит без его на то соизволения, и что если Бог не позволяет им приходить, они не придут; мы совершаем наши работы спокойно и сосредоточенно, поскольку это является условием, необходимым для наблюдений, и, во-вторых, потому что мы уважаем тех, кто уже не живёт на земле, каким бы счастливым или несчастным ни было его существование в мире Духов; мы призываем добрых Духов, поскольку, зная, что есть добрые и дурные Духи, мы стараемся, чтобы эти последние не приходили и обманным путём не примешивались к тому общению, которое мы получаем. Что это доказывает? Что мы не атеисты, но это нисколько не налагает на нас обязанность принадлежности к какой-нибудь религии.

Священник. – Ну, и что же говорят Духи насчёт религии? Добрые Духи должны наставлять, вести нас. Допустим, у меня нет никакой религии: я хочу выбрать какую-нибудь. Если я спрошу их: Что вы мне посоветуете – стать католиком, протестантом, англиканцем, квакером, иудеем, магометанином или мормоном, что они мне ответят?

A.K. – В религиях учитываются два пункта: общие принципы, присущие всем, и принципы, особенные для каждой. Первые – это те, о которых мы только что говорили; их провозглашают все Духи, любого ранга. Что касается вторых, то обычные Духи, не будучи дурными, могут иметь предпочтения, свои мнения; они могут хвалить ту или иную форму. А значит, они могут поощрять определённые практики, будь то своей личной убеждённостью, либо потому что сохранили идеи земной жизни, либо из осторожности, чтобы не вспугнуть боязливые сознания. К примеру, считаете ли вы, что какой-либо просвещённый Дух, пусть даже сам Фенелон, обращаясь к мусульманину, нетактично и напрямую скажет, что Магомет – обманщик, и будет проклят, если не станет христианином? Он поостережётся такого, поскольку его отвергнут.

Высшие Духи в целом, и если их не просят ни о чём специальном, не занимаются вопросами в деталях; они ограничиваются тем, что говорят: «Бог добр и справедлив; он хочет только добра; поэтому лучшая из религий – та, которая всему, что соотносится с добротой и справедливостью Божьей; которая даёт самую высокую, самую возвышенную идею о Боге и не принижает Его, одалживая Ему нечто из мелочей и страстей человечества; которая делает людей добрыми и добродетельными и учит их любить друг друга как братьев, которая осуждает любое зло, совершённое своему ближнему; которая не позволяет несправедливость к любой форме и под любым предлогом; которая не предписывает ничего, противного непреложным законам природы, поскольку Бог не может сам себе противоречить; это религия, чьи пасторы сами подают лучший пример доброты, милосердия и нравственности; это религия, лучше всех борется с эгоизмом и менее всего приветствует гордыню и тщеславие людей; наконец, это религия, во имя которой менее всего вершится зла, поскольку добрая религия не может быть предлогом для какого-либо зла: она не должна ему оставлять дверь открытой ни напрямую, ни через толкования. Смотрите, судите и выбирайте сами.

Священник. – Я полагаю, некоторые пункты католического учения должны оспариваться Духами, которых вы называете высшими; я даже допускаю, что эти пункты ошибочны; и если существуют, справедливо или нет, статьи веры для того, кто практикует их впоследствии, такое верование может ли быть, с точки зрения этих самых Духов, вредным для его спасения?

A.K. – Конечно нет, если это верование не отвращает его от того, чтобы делать добро, если она поощряет его на обратное; тогда как лучше всех обоснованное верование, очевидно, повредит ему, если является для него лишь возможностью вершить зло, быть немилосердным к своему ближнему; если она делает его чёрствым и эгоистичным, так как тогда он не будет действовать по законам Бога, а Бог видит мысль раньше действий. Кто осмелился бы поддерживать противоположное?

Считаете ли вы, к примеру, что человеку, который искренне поверил бы в Бога, и во имя Бога совершил бы бесчеловечные действия или действия, противоречащие милосердию, его вера была бы выгодна? Разве он не будет тем более виновен, чем более просвещён он будет?

Священник. – Таким образом, яростный католик, скрупулёзно исполняющий долг перед своим культом, не осуждается Духами?

A. K. – Нет, если для него это вопрос совести, и если он делает это искренне; да, осуждается, и тысячу раз, если он это делает из лицемерия, и его набожность лишь внешняя.

Высшие Духи, какой бы природы они ни были, те, у кого миссией является прогресс человечества, восстают против любых злоупотреблений, могущих задержать этот прогресс, какими бы ни были личности или общественные классы, пользующиеся этим. И вы не можете отрицать, что религия всегда была свободна от подобных злоупотреблений; хоть среди духовенства есть те, кто выполняет свою миссию с преданностью христианина, который делает её великой, прекрасной и уважаемой, вы согласитесь, что не все и не всегда понимали святость своего сана. Духи клеймят зло везде, где находят его; сигнализировать о злоупотреблениях религии – разве значит, нападать на неё? У неё нет более сильных врагов, чем те, кто защищает их, поскольку эти злоупотребления рождают мысль о том, что что-нибудь лучшее может заменить религию. Если бы религии угрожала какая-либо опасность, то надо было бы обижаться на тех, кто придаёт ей ложные идеи, делая её ареной человеческих страстей, и кто использует её на корысть своим амбициям.

Священник. – Вы говорите, что спиритизм не оспаривает догмы, однако он допускает определённые пункты, с которыми борется Церковь, такими как, например, реинкарнация (перевоплощение), присутствие человека на земле до появления Адама; он отрицает вечность мучений, существование демонов, чистилище, огонь ада.

A.K. – По этим пунктам споры шли и идут с давних времён, и не спиритизм поставил их под вопрос; это мнения, которые даже оспариваются теологией, и которые рассудит будущее. Надо всеми ими господствует великий принцип: практика добра, что является высшим законом, условие sine qua non нашего будущего, так как нам доказывает это состояние Духов, общающихся с нами. В ожидании времени, когда свет прольётся на эти вопросы, верьте, если хотите, в языки пламени и материальные пытки, если это не даёт вам вершить зло: это не сделает их более реальными, если их не существует. Верьте, если вам нравится, в то, что у нас есть лишь телесное существование: это не помешает вам вновь рождаться здесь или в другом месте, если это должно быть, и будет независимо от вас; верьте, что мир был сотворён за шесть раз по двадцать четыре часа, если таково ваше мнение: это не помешает земле носить в себе записанными в своих геологических пластах доказательство обратного; верьте, если хотите, что Джошуа остановил ход солнца: это не помешает земле вертеться; верьте, что человек появился на земле лишь 6 000 лет тому назад: это не помешает фактам показывать невозможность этого. А что вы скажете, если в один прекрасный день эта неумолимая геология предоставит вам неоспоримые доказательства предшествования человека, как она уже доказывала столько различных фактов? Поэтому верьте во всё, что пожелаете, даже в дьявола, если это верование может сделать вас добрым, человечным и милосердным по отношению к себе подобным. Спиритизм, как нравственное учение, навязывает лишь одно: необходимость делать добро и не делать зла. Это наука наблюдения, которая, повторюсь, имеет свои нравственные следствия, и эти следствия являются подтверждением и доказательством великих принципов религии; что же касается вторичных вопросов, то она оставляет их на совести каждого из нас.

Заметьте, сударь, что спиритизм в принципе не оспаривает не некоторые из пунктов расхождения между нами, о которых вы говорили. Если бы вы читали то, что я об этом писал, вы бы увидели, что спиритизм ограничивается лишь тем, что даёт им более логичное и рациональное определение, чем то, которое дают им обычно. Так, например, он не отрицает чистилища; напротив, он показывает его необходимость и справедливость; но он делает больше – он даёт ему определение. Ад был описан как огромная печь; но разве так понимает его высокая теология? Конечно же, нет; она чётко говорит, что это образное выражение; что всепоглощающий огонь – это нравственный огонь, символ самых больших страданий.

Что касается вечности наказания, если можно было бы обратиться к голосованию, чтобы узнать глубоко внутреннее мнение всех людей, которые в состоянии размышлять и понимать, даже среди самых религиозно настроенных, то мы бы увидели, на чьей стороне большинство, поскольку мысль о вечности наказаний – это отрицание бесконечного милосердия Божьего.

Вот, кстати, что говорит по этому поводу спиритическое учение: Продолжительность наказания зависит от улучшения виновного Духа. Никакое осуждение на определённое время не произносится против него. Чтобы положить конец страданиям, Бог лишь требует раскаяния, искупления и исправления, одним словом, серьёзного, эффективного улучшения и искреннего возвращения к добру. Таким образом, является судьёй своей собственной участи; он может продлить страдания своим упорством во зле, смягчить их или сократить своими усилиями в совершении добра.

Продолжительность наказания зависит от раскаяния, и из этого следует, что виновный Дух, который никогда не раскаялся бы и не стал лучше, всегда бы испытывал страдания, и что для него наказание было бы вечным. Вечность наказания, значит, должна пониматься в смысле относительном, а не буквально.

Условие, присущее более низкому уровню Духов – это не видеть конца своему положению и полагать, что они будут страдать вечно; для них это является наказанием. Но как только душа открывается для раскаяния, Бог даёт возможность им увидеть луч надежды.

Конечное же, это учение более соответствует справедливости Божьей, которая наказывает, пока Дух упорствует во зле, и оказывает милость, когда Дух встаёт на правильный путь. Кто это придумал? Разве мы? Нет; это наставления Духов, и они доказывают это примерами, ежедневно встающими перед нашими глазами.

Поэтому Духи не отрицают будущие наказания, поскольку описывают свои собственные страдания; и эти картины трогают нас сильнее, чем картины вечного огня, потому что здесь всё совершенно логично. Люди понимают, что это возможно, что так и должно быть, что подобная ситуация – это естественное следствие вещей; это может быть принято философом-мыслителем, поскольку ничто здесь не противоречит разуму. Вот почему спиритические верования привели к добру множество людей, даже материалистов, которых совершенно не смущал страх перед адским пламенем, таким, как его описывают.

Священник. – Допуская своё умозаключение, не считаете ли вы, что обычному человеку нужны более впечатляющие образы, чем какая-то философия, которую он не понимает?

A.K. – Это заблуждение делало многих материалистами, или, по крайне мере, отвращало людей от религии. Настаёт момент, когда эти образы уже не впечатляют, и тогда люди, не вдаваясь глубоко в детали, вместо того, чтобы отвергнуть какую-то часть, отвергают целое, говоря: Если мне преподавали как непреложную истину явно ложное положение, если выдавали внешний образ, облик за реальность, кто мне скажет, что оставшаяся часть более правдива? Если же, напротив, здравый смысл растёт и ничего не отвергает, то вера укрепляется. Религия всегда выиграет, если будет следовать за прогрессом идей; если когда-либо она приблизится к своему концу, значит, люди её опередили в развитии, и она останется позади. Считать, что сегодня можно вести людей с помощью страха перед демоном и вечными муками, значит, ошибиться эпохой.

Священник. – Действительно, Церковь сегодня признаёт, что материальный ад – это образное выражение; но это не исключает существование демонов; без них как объяснить влияние зла, не могущее идти от Бога?

A.K. – Спиритизм не признаёт демонов в обычном смысле этого слова, но допускает существование дурных Духов, которые не лучше демонов, и которые вершат столько же зла, порождая дурные мысли; однако, он говорит, что это не какие-то отдельные существа, созданные для зла и постоянно преданные злу, нечто вроде парий Творения и палачей человечества; Это отставшие в развитии существа, ещё несовершенные, но которым Бог оставляет будущее. Спиритизм в этом согласен с Греко-католической Церковью, которая признаёт преобразование Сатаны, как намёк на улучшение дурных Духов. Заметьте ещё, что слово демон навязывает мысль о дурных Духах лишь с точки зрения современного восприятия, придаваемого ему, поскольку греческое слово daimô n (дэмон) означает гениальность, разум. Поэтому допускать общение дурных Духов означает в принципе признавать реальность проявлений. Надо знать, одни ли они общаются, как это утверждает Церковь, чтобы мотивировать запрет на общение с Духами. Здесь мы призываем здравый смысл и факты. Если Духи, какие бы они ни были, общаются между собой, то это лишь с дозволения Божьего: можно ли понять, что Он дозволил это лишь дурным Духам? Каким образом? В то время, как Он оставил бы им полную свободу приходить и обманывать людей, он запретил бы добрым Духам противостоять дурным, нейтрализовать их порочные учения? Верить в это не значит ли ставить под сомнение Его могущество и Его доброту и делать из Сатаны соперника Божества? Библия, Евангелие, Отцы Церкви целиком признают возможность общения с невидимым миром, и добрые Духи не исключены из этого мира; почему бы им быть исключёнными сегодня? Впрочем, Церковь, допуская подлинность некоторых проявлений и общения святых, исключает тем самым саму идею возможности общения лишь с дурными Духами. Конечно, когда общения содержат лишь добрые вещи, когда в нём проповедуют лишь самую чистую, самую возвышенную евангельскую мораль, самоотречение, бескорыстие и любовь к ближнему; когда в общении клеймят зло, какими бы красками оно не прикрывалось, разумно ли верить, что таким образом дурной Дух ведёт с вами беседу?

Священник. – Евангелие учит нас, что ангел мрака или Сатана принимает обличие ангела света, чтобы соблазнять людей.

A.K. – Сатана, по мнению спиритизма и мнению многих христианских философов – существо абсолютно не реальное; это олицетворение зла, как ранее Сатурн был олицетворением времени. Церковь буквально понимает этот аллегорический образ; но это уже проблема мнений, о которой мы не будем сегодня спорить. Допустим на мгновение, что Сатана реален; Церковь, преувеличивая его силу в своём желании напугать, приходит к обратному результату, то есть, к разрушению не только любого страха, но и любого верования в его личность, как гласит пословица: «Кто хочет доказать слишком много, не доказывает ничего». Церковь представляет его чрезвычайно хитрым, ловким и коварным, а в вопросе о спиритизме она заставляет его играть роль неумелого глупца.

Поскольку цель Сатаны – пополнять ад своими жертвами и отбирать души у Бога, мы понимаем, что он обращается к добрым, чтобы привести их ко злу, и для этого он принимает обличие, согласно очень красивой аллегории, в ангела света, то есть, становится лицемером, симулируя добродетель; но чтобы он упускал жертвы, которые уже у него в когтях, этого понять невозможно. Те, кто не верит ни в Бога, и в душу, кто презирает молитву и погружён в порок, находятся уже в его распоряжении; ему лишь остаётся слегка подтолкнуть их в трясину; и потому пробуждать их желание вернуться к Богу, молиться Ему, подчиняться Его воле, ободрять их отречение от зла, показывая им блаженство избранных и жалкую участь, ожидающую злых людей, было бы действием глупца, более тупоумным, чем если бы он выпустил птиц на свободу из клетки с мыслью затем вновь поймать их.

Итак, в учении об исключительном общении демонов есть противоречие, которое поражает любого здравомыслящего человека; вот почему никому и никогда не убедить людей, что Духи, приводящие к Богу тех, кто его отвергал, или тех, которые вершили зло, которые утешают скорбящих, придают силы и мужества слабым; которые высотой своего учения возвышают душу над материальной жизнью, являются опорой Сатаны, и поэтому надо запретить любые отношения с невидимым миром.

Священник. – Если Церковь запрещает общение с Духами умерших, то потому, что оно противно религии, как формально осуждённое Евангелием и Моисеем. Моисей, провозгласив смертную казнь за подобные практики, доказывает, насколько оно наказуемо в глазах Бога.

A.K. – Прошу прощения, но этого запрета нет нигде в Евангелии; оно есть только в Моисеевом законе. Значит, речь идёт о том, чтобы знать, ставит ли Церковь Моисеев закон превыше закона евангельского, другими словами, является ли Церковь больше иудейской, чем христианской. И даже стоит заметить, что из всех религий лишь иудейская менее всего противостояла спиритизму и против вызываний Духов не взывала к Моисееву закону, на который опираются христианские секты. Если библейские предписания являются кодексом христианской веры, зачем запрещать чтение Библии? Что бы вы сказали, если бы гражданину запретили изучать кодекс законов его страны?

Запрет, наложенный Моисеем, имел свою причину, поскольку древнееврейский законодатель хотел, чтобы его народ покончил с обычаями, почерпнутыми у египтян, и что тем обычаем, о котором идёт здесь речь, был поводом для частых злоупотреблений. Тогда не вызывали мёртвых с уважением и любовью к ним, или с чувством набожности; это было средством прорицания, предметом постыдной спекуляции, используемого шарлатанами суеверия; поэтому Моисей был прав, запрещая всё это. Если он провозгласил строгое наказание за подобное злоупотребление, то лишь потому, что нужны были суровые меры, чтобы править этим недисциплинированным народом; а также в его законодательстве щедро практиковалась смертная казнь. Весьма ошибочно опираться на строгость наказания, чтобы доказать степень виновности вызывания умерших.

Если запрет на вызывание умерших идёт от самого Бога, как на то претендует Церковь, это должен быть Бог, который издал смертную казнь для преступников. Значит, наказание имеет причину, настолько же священную, как и запрет; почему бы её не сохранить? Моисей обнародовал все законы во имя Божье и по Его распоряжению. Если верить, что Бог является их автором, то почему они более не соблюдаются? Если Моисеев закон для Церкви является статьёй веры по одному пункту, почему он не является такой же статьёй для всех пунктов? Почему надо прибегать к нему в том, в чём есть нужда, и отвергать его в том, что не подходит? Почему бы не следовать всем предписаниям, в том числе и обрезанию, которое испытал Иисус, и которое не было отменено?

В Моисеевом законе было две части: 1. Закон Божий, изложенный в скрижалях на горе Синай; этот закон остался, потому что является божественным, и Христос лишь развил его; 2. Гражданский или дисциплинарный закон, соответствовавший нравам того времени, который Христос упразднил.

Сегодня обстоятельства уже не те, и запрет Моисея не имеет более мотивов. Впрочем, если Церковь запрещает вызывать Духов, может ли она запретить кому-либо из них придти без вызова? Не видим ли мы каждый день личностей, которые никогда не занимались спиритизмом, не видели ли мы намного раньше поднятого вопроса проявления различных жанров?

Другое противоречие, если Моисей запретил вызывать Духов умерших, то значит, эти Духи могут приходить, иначе его запрет был бы бесполезен. Если они могли приходить в его время, то и сегодня они это могут; если это Духи умерших, то не обязательно это исключительно демоны. Прежде всего, надо быть логичным.

Священник. – Церковь не отрицает, что добрые Духи могут общаться, поскольку она признаёт явления святых; но она не может считать добрыми тех, кто противоречит её нерушимым принципам. Духи обучают будущим наказаниям и вознаграждениям, но не так, как она; только она одна может судить их учение и отделять добрых от дурных.

A.K. – Это ещё большой вопрос. Галилей был обвинён в ереси и в том, что одержим бесами, поскольку он открыл закон природы, доказывавший заблуждение того верования, которое считали неуязвимым; его осудили и отлучили от церкви. Если бы Духи в изобилии по всем пунктам отвечали лишь в направлении исключительно Церкви, если бы они не провозгласили свободу совести и не осудили некоторые злоупотребления, они были бы желанны, и их не квалифицировали бы как демонов.

Такова также причина, по которой все религии, от мусульман до католиков, считая, что обладают исключительными правами на абсолютную истину, рассматривают как творение демона любое учение, которое не совпадает полностью с их точкой зрения. И Духи приходят не отвергать религию, но как Галилей, открывать новые законы природы. Если некоторые пункты религий от этого страдают, то, кА и верование в движение солнца, они находятся в противоречии с этими законами. Вопрос в том, чтобы знать, может ли одна статья веры аннулировать закон природы, являющейся творением Божьим: и, как не известный ещё закон, не является ли он менее мудрым в толковании догмата в сторону закона, вместо того, чтобы приписывать его демону.

Священник. – Перейдём к вопросу о демонах; я знаю, что он по-разному толкуется теологами; но система перевоплощения кажется мне более трудной для согласования догматов, поскольку это не что иное, как обновлённый метампсихоз Пифагора.

A.K. – Не время поднимать вопрос, который потребовал бы долгого развития; вы найдёте его в Книге Духов и в Нравственности Евангелия в толковании спиритизма [2], поэтому я ограничусь лишь двумя словами.

Метампсихоз Древних состоял в трансмиграции души человека в животных, что предполагало деградацию. В конце концов, это учение не было тем, во что обычно верят. Трансмиграция в животных рассматривалась не как условие, присущее природе человеческой души, а как временное наказание; именно так души убийц входили в тела хищных животных, чтобы там получить своё наказание; души развратников – в свиней и кабанов; души непостоянных и ветреников – в птиц; души ленивых и невежественных – в речных и морских животных. Спустя несколько тысячелетий, в зависимости от виновности, пребывания в такого рода тюрьме душа возвращалась в человечество. Таким образом, перевоплощение в животное не было абсолютным условием, оно смешивалось, как мы видим, с воплощением человеческим, и тому доказательство, что наказание робких мужчин состояло в переходе в тела женщин, выставленных на позор и оскорбления[3]. Это было чем-то ужасным для простых людей, и несколько статей веры для философов. Так же говорят детям: «Если будете плохими, вас съест волк». Древние говорили преступникам: «Вы станете волками». Сегодня говорят им: «Вас заберёт дьявол с собой в ад».

Множественность существований, согласно спиритизму, существенно отличается от метампсихоза в том, что не допускает воплощения души в животных, даже как наказание. Духи учат, что душа не возвращается назад, она постоянно прогрессирует. Её различные телесные существования происходят в человечестве; каждое существование для души – это шаг вперёд на пути интеллектуального и нравственного прогресса. Если душа не может достичь полного развития за одно существование, часто обрываемое случайными причинами, Бог позволяет ей продолжить в новом воплощении свою задачу, которую она не смогла закончить, или начать снова, если она плохо выполнена. Искупление в телесной жизни состоит из треволнений, которые душа переживает.

Что касается вопроса о том, противоречит или не противоречит множественность существований определённым догматам Церкви, то я ограничусь следующим:

Одно из двух – либо перевоплощение существует, либо не существует; если он существует, то согласно законам природы. Чтобы доказать, что его не существует, надо было бы доказать, что оно противно не догматам, а этим законам, и что можно было бы найти что-то другое, которое объяснило бы более ясно и логично вопросы, которые лишь оно может разрешить.

В конце концов, легко доказать, что определённые догматы находят там рациональное одобрение, которое заставляет принимать их теми, кто вначале отвергал их из-за недопонимания. Поэтому здесь речь идёт не о разрушении, а о толковании; что и произойдёт позже в силу обстоятельств. Те, кто не захочет принять толкование, будут совершенно свободны, так же, как и сегодня, верить в то, что вертится именно солнце. Идея множественности существований распространяется с удивительной быстротой по причине своей чрезвычайной логики и соответствия со справедливостью Божьей. Когда она будет признана в качестве естественной истины и принята всеми, что будет делать Церковь?

Короче, перевоплощение – это не система, придуманная для потребностей причины или личного мнения; это является фактом или не является им. Если доказано, что существующие определённые вещи материально невозможны без перевоплощения, то надо допустить, что они являются фактом перевоплощения; значит, если оно в природе вещей, оно не может быть аннулировано противоположным мнением.

Священник. – Те, кто не верит в Духов и их появления, являются ли, по словам Духов, обделёнными в будущей жизни?

A.K. – Если бы это верование было необходимо для спасения людей, кем бы стали те, кто самого существования мира даже не имели его, и те, кто также долгое время будут умирать без него? Может ли Бог закрыть перед ними дверь в будущее? Нет; Духи, обучающие нас, более логичны; они говорят нам: Бог в высшей степени справедлив и добр, и не делает будущую участь человека зависящей от условий, не зависящих от его воли; они не говорят: Вне спиритизма нет спасения, но, как Христос, говорят: Вне милосердия нет спасения.

Священник. – Тогда позвольте мне сказать, что если Духи учат лишь нравственным принципам, которые мы находим в Евангелии, то я не вижу, в чём может быть польза спиритизма, поскольку мы могли и раньше заниматься своим спасением, и сейчас можем им заниматься без него. Другое дело, если бы Духи учили нас каким-либо великим истинам, некоторым из тех принципов, которые меняют лицо мира, как это сделал Христос. По крайней мере, Христос был один, его учение было уникальным, тогда как Духов тысячи, и все друг другу противоречат; одни говорят – белое, другие – чёрное; откуда следует, что с самого начала их сторонники уже образуют различные секты. Не было бы лучше оставить Духов в покое и придерживаться того, что уже у нас есть?

A.K. – Вы ошибаетесь, сударь, не желая выходить из своей точки зрения, и считая Церковь единственным критерием человеческих знаний. Если Христос говорил истину, спиритизм не мог говорить что-либо иное, и вместо того, чтобы бросать в него камни, вы должны были бы принять его как сильного помощника, пришедшего подтвердить всеми голосами загробного мира фундаментальные истины религии, в которых недоверие пробило бреши. Когда материализм борется со спиритизмом, это ещё понятно; но когда Церковь объединяется с материализмом против него, это уже немыслимо. И уж абсолютно непоследовательным является то, что Церковь квалифицирует как демоническое учение, которое опирается на тот же авторитет, что и она, и которое провозглашает божественную миссию основателя христианства.

Но разве Христос всё сказал? Мог ли он всё открыть? Нет, поскольку он сам говорит: «Я мог бы ещё много что вам сказать, но вы не поймёте, поэтому я говорю вам притчами». Спиритизм пришёл сегодня, когда человек созрел для понимания его, чтобы дополнить и объяснить то, чего Христос намеренно лишь коснулся, или о чём говорил в аллегорической форме. Без сомнения, вы скажете, что труд подобного объяснения принадлежит Церкви. Но какой именно? Римской, греческой или протестантской? Поскольку они не согласны между собой, то каждый объяснял бы на свой лад и требовал бы себе эту привилегию. Где та церковь, которая объединит все инакомыслящие культы? Бог, который мудр, предвидя, что люди станут примешивать сюда свои страсти и предрассудки, не захотел доверить им труда этого нового откровения; он дал это поручение Духам, своим посланникам, которые провозглашают это учение во всех точках планеты, и вне какого-либо отдельного культа, чтобы оно могло быть полезным всем, и чтобы никто не повернул его на свою личную корысть.

С другой стороны, разве не свернули различные христианские культы с пути, намеченного Христом? Разве его нравственные наставления старательно соблюдаются? Разве не подвергли пыткам его слова, чтобы сделать из них опору для амбиций и страстей человеческих, в то время, когда они подлежат осуждению? Поэтому спиритизм, через голоса Духов, посланных Богом, напоминает тем, кто отдалился, о строгом соблюдении Христовых наставлений; не это ли в особенности является тем последним мотивом, по которому спиритизм квалифицируют сатанинским творением?

И вы заблуждаетесь, когда называете сектами некоторые расхождения во мнениях, которые касаются спиритических феноменов. Не удивительно, что при зарождении науки, когда наблюдения ещё далеко не полные, возникают противоречивые теории, но эти теории покоятся на деталях, а не на фундаментальном принципе. Они могут создавать школы, которые объясняют некоторые факты на свой лад, но это не более секты, чем различные системы, которые разделяют наши учёные в отношении точных наук: в медицине, в физике и т.д. Поэтому вычеркните слово секта, которое совершенно несвойственно для того случая, о котором идёт речь. Кстати, разве с самого начала само христианство не породило множество сект? Почему слово Христа не было достаточно сильным, чтобы заставить замолчать все споры? Почему это слово подвержено толкованиям, которые и сегодня разделяют христиане различных церквей, претендующих на исключительное обладание истиной, необходимой для спасения, сердечно друг друга ненавидящих и предающих друг друга анафеме во имя их божественного Учителя, который проповедовал лишь любовь и милосердие? Людская слабость, скажете вы? Пусть так; почему же вы хотите, чтобы спиритизм вдруг победил эту слабость и преобразовал человечество как по волшебству?

Подхожу к вопросу о пользе спиритизма. Вы говорите, что спиритизм нас ничему новому не учит; это не так: он учит многому тех, кто не останавливается на поверхности. Он заменил правилом: Вне милосердия нет спасения, которое объединяет людей, правило: Вне Церкви нет спасения, которое разделяет их, и этим обозначил начало новой эры человечества.

Вы говорите, что могли бы обойтись без него; согласен; как можно было обойтись без множества научных открытий. Люди себя прекрасно чувствовали до открытия всех новых планет; до вычисления дат затмений; до познания микроскопического мира и сотни других вещей; крестьянину, чтобы жить и выращивать зерно, не нужно было знать, что такое комета, однако никто не отрицает, что все эти вещи расширяют круг мыслей и идей и дают нам глубже проникать в законы природы. А мир Духов – это один из этих законов, с которым нас знакомит спиритизм; он учит нас влиянию, которое он оказывает на мир телесный; даже если допустить, что этим и ограничивается его польза, не было бы уже этого достаточно для откровения такой силы?

Рассмотрим теперь его нравственное влияние. Допустим, что он абсолютно ничему новому в этом отношении нас не учит; кто самый большой враг религии? Материализм, поскольку материализм ни во что не верит; а спиритизм – это отрицание материализма, у которого больше нет причин существовать. И не с помощью рассуждений; не с помощью слепой веры, которая говорит, материалисту, что ничего не заканчивается со смертью тела; а с помощью фактов; ему их показывают, заставляют коснуться их пальцем, увидеть своими глазами. Разве в этом не состоит небольшая услуга, которую спиритизм оказывает человечеству, религии? Но и это ещё не всё: уверенность в будущей жизни, живые образы тех, кто предшествовал нам, показывает необходимость совершения добра и неизбежные последствия зла. Вот почему, не являясь религией, он в основном несёт в себе религиозные идеи; он развивает их перед теми, кто не обладает ими, укрепляя их перед теми, кто в сомнении. Религия находит в нём опору, и не для людей с узким мировоззрением, смотрящим на религию как на учение о вечном огне ада, скорее буквально, чем разумом, а для тех, кто рассматривает религию в соответствии с величием Божьим.

Одним словом, спиритизм взращивает и возвышает идеи; он борется против злоупотреблений эгоизма, жадности, амбиций; но кто бы осмелился защищать их и объявить себя чемпионом в этом? Если он необходим для спасения, он облегчает его, укрепляя нас на пути добра. Какой здравомыслящий человек осмелился бы сказать, что недостаток веры более наказуем в глазах Божьих, чем атеизм и материализм? Я чётко ставлю следующие вопросы перед всеми теми, кто борется со спиритизмом в отношении религиозных последствий:

1° Какое зло, разделяемое в будущей жизни, большее – того, кто ни во что не верит, или того, кто, веря в общие истины, не допускает определённых частей догмата?

2° Одинаково ли осуждают протестанта и раскольника, как атеиста и материалиста?

3° Менее ли уверен в своём спасении тот, кто не является правоверным в строгом значении слова, но делает добро, как может, кто добр и снисходителен к своему ближнему, лоялен в своих общественных взаимоотношениях, чем тот, кто верит во всё, но сам жесток, эгоистичен, и которому не хватает милосердия?

4° Что более достойно в глазах Божьих – практика христианских добродетелей без обязательств православия или практика этих последних без практики нравственности?

Я ответил, господин аббат, на вопросы и возражения, которые вы мне адресовали, но, как я уже говорил вначале, без каких-либо намерений привести вас к нашим идеям и изменить ваши убеждения, ограничившись тем, что представил вам на обозрение спиритизм с его истинной точки зрения. Если бы вы не пришли, я бы не стал вас искать. Этим я не хочу сказать, что мы пренебрегли бы приобщением вас к нашим принципам, если бы это случилось; ни в коем случае; напротив, мы счастливы всем тем приобретениям, что мы делаем, и которые тем более ценны для нас, поскольку они свободны и добровольны. Мы не только не имеем права принуждать кого-либо к чему бы то ни было, но мы даже поостережёмся будоражить сознание тех, кто, имея удовлетворяющие их верования, не приходят к нам по своей воле.

_____

Мы говорили, что лучшее средство познать спиритизм – это предварительно изучить его теорию; факты затем придут естественным путём, и вы их поймёте, каким бы ни был порядок, в котором их вам предоставят обстоятельства. Наши публикации имеют своей целью улучшение этого познания; и поэтому мы советуем вам изучать его в следующем порядке.

Первым чтением должно быть чтение того резюме, которое представляет единое целое и основные пункты этой науки; с этим вы уже можете составить себе представление и убедиться, что в спиритизме действительно есть что-то серьёзное. В этом кратком изложении мы стремились обозначить точки, которые должны привлечь ваше пристальное внимание наблюдателя. Незнание фундаментальных принципов – это причина ложных оценок большинства тех, кто судит то, чего не понимает, или судит предвзято.

Если это первое изложение придаёт вам желания узнать больше, то вы прочтёте Книгу Духов, где полностью раскрываются принципы учения; затем – Книга Медиумов как экспериментальная часть учения, призванная служить руководством тем, кто хочет действовать самостоятельно, и тем, кто хочет разобраться в феноменах. Затем идут различные произведения, где раскрываются приложения и последствия учения, такие как: Евангелие в толковании спиритизма, Рай и Ад, и т.д.

Спиритический Журнал является, в некотором роде, курсом приложения с помощью многочисленных примеров и развития тем, которые он содержит, в теоретической и практической частях учения.

Серьёзным личностям, которые прошли предварительное обучение, мы с удовольствием будем давать устные разъяснения, необходимые для тех пунктов учения, которые ещё не совсем понятны.

ГЛАВА II