Октября, понедельник

Следующим утром, однако, я уже не была так счастлива. Я так и не смогла заставить себя подняться и дойти до теплиц, и Гербология оказалась пропущенной. Клаудия, которая утром вернулась из Румынии, убежала на занятия, так и не услышав вразумительного объяснения моего нежелания вставать так рано.
К ленчу я все же заставила себя подняться. Идя к Обеденному залу, я увидела идущих вдалеке однокурсников и пошла им на встречу. Клаудия, как только я встретилась с ней, схватила меня под руку и начала рассказывать о том, как её только что едва не укусила непентеса, и её спас Терри, который, кстати, расстался с Джиной, потому что, говорят, что она застала его пьяного в компании какой-то второкурсницы, кузины той девочки, о которой она рассказывала мне примерно неделю назад – подруге девушки, с которой раньше встречался Джейсон…
Я слушала вполуха, потому что очень хотела спать. Наконец, заметив это, Клаудия поинтересовалась, что со мной. Я, отметив, что почти все однокурсники обогнали нас и ушли далеко вперед, ответила:
- Я всю ночь переписывалась с Диком, - я постаралась сделать так, чтобы это прозвучало буднично.
Но Клаудия прониклась этой новостью и радостно воскликнула:
- Как круто!
- Сова, кажется, так не считала. Ближе к двум она прилетела ко мне не только с ответом Дика, но и со своей подружкой-сменщицей. При этом последняя умела выражать взглядом столько недовольства, что мне пришлось скормить ей всё твоё шоколадное печенье, до которого она оказалась очень охоча.
- Ничего удивительного, оно очень вкусное, - произнесла Клаудия задумчиво, а затем, словно очнувшись, громко спросила, - так о чем же вы переписывались?
- Обо всякой ерунде. По большому счету, ни о чем особенном…
- Он не пригласил тебя куда-нибудь?
Я недовольно вздохнула и, скривив губы, ответила:
- С чего он стал бы меня куда-то приглашать? Мы же просто переписывались.
- Пфффф. Ну что же он такой нерешительный? – возмутилась она искренне.
Я закатила глаза. Неужели она не понимала, что мы только нащупывали почву, так сказать. Да и ничего такого в этой нашей переписке не было. Просто дружеская болтовня…
- А по-твоему он должен был сразу же прискакать ко мне с букетом роз и просьбой выйти за него замуж? Действительно, после ТАКОЙ ночи каждый порядочный мужчина…
- Ну не вредничай! – Клаудия обняла меня, и тут же отпустила, чтобы перепрыгнуть через небольшую лужицу.
Она была похожа на бабочку, порхающую с цветка на цветок, такую яркую и неугомонную.
В этот момент между мной и Клаудией кто-то быстро прошел, и по волнистым светлым волосам, невысокой статной фигуре и летящей походке я смогла угадать профессора Вейнса.
- Ой, а вот и другой твой кавалер, - хихикнула Клаудия, - надеюсь, он всё слышал!
Я посмотрела на подругу как на полоумную. Она снова взяла меня под руку и пояснила:
- Тогда он начнет ревновать и поспешит взять быка за рога, пока тебя не увели.
Я раздраженно выдернула руку из её цепких пальчиков и раздраженно ответила:
- Только что ты радовалась тому, что у меня налаживаются отношения с Диком.
- Всегда надо иметь вариант прозапас, - беззаботно ответила Клаудия, - к тому же, честно говоря, Вейнс мне нравится больше.
Мы вошли в Обеденный зал и сели на свободные места. Я взглянула на длинный преподавательский стол, стоящий в конце зала поперек нашим. Профессор Вейнс уже сидел там, с, кажется, большой неохотой разговаривая с профессором Питч.
- И чем же он нравится тебе больше? – спросила я Клаудию тихо, чтобы никто не слышал.
Клаудия, взяв с тарелки два сэндвича и соединив их в один, с аппетитом откусила большой кусок. Измазавшись в соусе, она довольно улыбнулась и с набитым ртом попыталась ответить.
Я втянула носом воздух и посмотрела куда-то вверх, вопрошая небеса, почему те посылали мне друзей с одинаковыми отвратительными привычками.
К счастью, Клаудия сама поняла, что говорить, когда ротовая полость заполнена пищей, не удобно, сперва дожевала, а потом восторженно сообщила:
- Ну Вейнс же такой мужественный! От него просто веет силой и уверенностью в себе. И он такой… загадочный, такой… ммм…
Я пожала плечами. Он, конечно, был красивым, но чтобы заставить меня сидеть с таким же мечтательно-глупым лицом, с каким сидела Клаудия, ему пришлось бы как следует постараться.
- А твой Дик, он что? – продолжила она, очнувшись от своих фантазий. – Интересный, веселый, симпатичный, это да. Но блин, такой… какой-то весь нерешительный, сам не знает, чего хочет. Нюня, в общем.
- Исчерпывающее описание, - констатировала я.
Если говорить откровенно, я не могла не согласиться. Не смотря на веселый нрав и легкость в общении, его можно было бы назвать флегматиком. Более того, он предпочитал пускать всё на самотек или позволял решать всё за себя другим людям. Лишь иногда он устраивал бунты, если жизнь обещала трудности или резкую смену привычного спокойного течения жизни. Плыть по течению и избегать принятия серьезных решений – вот в чем заключалась философия его жизни, и я не могла сказать, что мне это нравится. Просто когда влюбляешься, такие вещи не имеют значения. В сердечных делах невозможно прислушаться к доводам рассудка.
После обеда Клаудия убедила меня не идти на Библиографию, но на улице пошел дождь, и вместо намечающейся прогулки, мы устроили посиделки в Шоколадушке. Было там немало наших одногруппников – Библиография привлекала немногих. И разговор снова зашел о профессоре Вейнсе. Начала его Юдита.
- Как я не хочу идти на Яды! – манерно протянула она с акцентом, к которому я так и не смогла привыкнуть.
- Совсем недавно ты говорила другое, - заметил Терри.
- Тогда Вейнс еще не успел накричать на меня!
- Он не кричал, - заметила я, - он вообще не кричит. Он совершенно справедливо отчитал тебя за несоблюдение мер безопасности. Мы, кстати, проходили это еще на первом курсе.
- Да-да, профессор Джорджисон, - весело воскликнула Клаудия, а затем, передразнивая его, гнусаво произнесла, - Об этом, ребятки, вы можете прочитать в моей книжке. Кстати, обязательно купите её. Это ваша настольная книга на все пять лет. Всего два галеона. В нашем магазине она есть...
Все дружно рассмеялись. Джорджисон, грузный мужчина с пышными седыми усами и очень неприятным голосом, упоминал свой научный труд «Введение в предмет Зельеварения» по крайней мере один раз за занятие и настаивал на том, чтобы каждый приобрел сие печатное издание.
- Ну, Джорджисон хоть был и идиот, но, по крайней мере, не унижал нас так, как Вейнс, - гнула свою линию Юдита.
- Разве Вейнс унижал? – тут же вступилась я. – Ты еще не знаешь, что такое унижать. Вот у нас в школе был один профессор – выдающийся зельевар, но характер был прескверный. Макферсон подтвердит.
Терри закивал.
- Снейп-то? Даааа. Это был тихий ужас. Летучая мышь… с говном тебя мог смешать – и не заметить.
- Ээ… не стоит так резко… - пробормотала я.
- Моему факультету еще не очень доставалось, а вот Гриффиндор он терпеть не мог. На Пуффендуй даже внимания не обращал, а Слизеринцам всё время потакал. При том делал это настолько демонстративно, что ни у кого даже сомнений не оставалось, что он поступает нечестно. А директор всё терпел. Хотя, опять же, на моем курсе всё было не так остро, а вот когда на следующий год после меня пришел Гарри Поттер – что тогда началось...
- Слушай, это тот самый Снейп, который Дамблдора убил? – спросила Юдита.
- Ага, он самый, - ответил Терри. – А потом его самого змея сожрала. Да вон, Гермиона сама всё видела… Гермиона?
Я глубоко дышала, стараясь успокоиться. Когда я вспомнила профессора Снейпа, я старалась заглушить в себе то обычное ощущение произошедшей несправедливости, которое появлялось у меня при упоминании его имени. Я старалась абстрагироваться от эмоций – в конце концов, нужно научиться обращаться к прошлому без болезненных чувств.
Но когда говорить начал Терри, да к тому же так непочтительно, когда без единой эмоции спросила об убийстве Юдита – я не смогла сохранить спокойствие. Для людей, которые были в стороне от войны, которые жили в другой стране, или же просто не были вмешаны в активные действия, те времена были лишь историей. Все знали Гарри Поттера, все считали его героем, но как много героев было кроме него! И как несправедливо они были забыты. Нет, не Министерством, и не теми, кто стоял с ними плечом к плечу, сражаясь со злом. Но вот такими обычными волшебниками… Неужели смерть профессора Снейпа была совершенно напрасной?
- Его не «сожрала змея», его укусила Нагайна, змея Волдеморта, - процедила я, голос нервно дрожал, - и пусть он погиб так бесславно, он был очень отважным человеком и героем той войны. Ты просто не имеешь права так неуважительно отзываться о нем, Макферсон.
- Да ладно тебе, Грейнджер! – воскликнул Терри. – Тебе же от него и доставалось больше всех!
Я рассердилась и хотела ответить что-то резкое, когда Юдита своим раздражающе тягучим голосом произнесла:
- Как же он может быть героем, если он убил Дамблдора?
Я глубоко вздохнула:
- Дамблдор приказал ему сделать это, потому что… Мерлин, это очень длинная история. Когда-нибудь, я верю, кто-нибудь напишет правду обо всем, что произошло тогда, и в каждом учебнике будут описаны те события. А сейчас просто поверь мне на слово. Так. Было. Нужно. Каждый сыграл свою роль, и мы победили.
Я сжала в руках свою палочку и вдруг заметила, что и Юдита, и Клаудия, и Джина, которая всё это время молча сидела рядом и слушала наш разговор, смотрят на меня с некоторым благоговением.
Терри же не хотел успокаиваться:
- Интересно, если Снейп – герой, почему его нет в списках? Почему его не наградили хоть каким-нибудь Орденом Мерлина? Награждают же посмертно.
- Награждают! – рявкнула я. – Если тебе интересно, ни одного моего друга мне пришлось похоронить, любуясь орденами на их грудях. Только что значат эти ордена, если человека уже нет в живых?
- Они значат его роль в истории и всеобщее отношение, - заявил Терри. – Сама посуди, лет через двести, когда будут изучать историю наших дней, в какой лагерь запишут Снейпа? Конечно к пожирателям! Он убил Дамблдора, умер как приспешник Волдеморта. Никто там не будет разбираться, на кого НА САМОМ ДЕЛЕ он шпионил, и кого почему убил.
Я постаралась успокоиться и говорить без лишних эмоций. Терри ведь в некотором роде был прав.
- Нет никаких доказательств, - сообщила я сухо, - кроме слов Гарри. В министерстве ему как будто бы поверили, но никто не стал всерьез разбираться. Нам тогда тоже было не до того, это были слишком тяжелые времена. Затем мы пытались начать новую жизнь, оставить войну позади. Для нас было важно, что в нашей памяти профессор Снейп остался героем.
- И могилку его, наверное, каждый месяц навещаете? – уточнил Терри саркастично.
- Какой ты бесчувственный! – воскликнула Клаудия. – У тебя совсем сердца нет?
- Как тебе должно быть известно, профессора Снейпа не хоронили, потому что после пожара в Визжащей Хижине от него… - я нервно кашлянула, - от него ничего не осталось. Но там, где раньше была Хижина, стоит надгробный памятник, и да, каждое лето, мы с Гарри и другими – теми, кто рисковал своими жизнями в той войне, а не отсиживался дома у мамочки под крылом – приходим туда… чтобы помнить.
За нашим столиком воцарилась тишина.
- Извините, мне нужно уйти, - сказала я тихо и вышла из кафе.
Бегом я добралась до мостика через Ядовитый канал. Дождь был сильным, и я насквозь промокла, но идти куда-то под крышу не хотелось, не хотелось встречать людей, разговаривать. Спор с Терри совершенно выбил меня из колеи, хотя я должна была привыкнуть, должна была воспринять это спокойно. Мнение Макферсона для меня ничего не значило, главное было – что думала я, что чувствовала, что помнила. Но Терри задел те струны моей души, которые были очень восприимчивы к прикосновениям и выдавали неожиданно высокие ноты.
Промокнув до нитки, я вернулась к Фламельс колледжу только когда пришло время идти на Яды.
В лекторий я вошла одной из последних. Только я закрыла за собой дверь, как раздался бой часов на Старой башне и вошел профессор Вейнс.
- В чем дело, мисс Грейнджер? – спросил он строго. – Почему вы разгуливаете по лекторию?
Я обернулась.
- Я только что вошла, сэр.
- Так займите свое место поживее, вы задерживаете своих коллег и меня.
Я удивленно подняла брови и поспешила занять ближайшее свободное место.
- Как показала практика, - недовольно сообщил Вейнс, раскладывая какие-то пергаменты на кафедре, - ваши… - здесь он сделал небольшую паузу, словно стараясь подобрать более мягкое выражение, - головы воспринимают не более десяти процентов информации, которой я с вами с такой тщетностью делюсь. Результаты лабораторной работы вы сможете узнать у ваших старост, которые должны подойти ко мне после занятия и забрать пергаменты с баллами. Как вы сможете понять из этих списков, уровень ваших знаний и умений катастрофически низок. Дабы избежать столь плачевных итогов в будущем, я буду систематически проводить контрольные работы, средний балл за которые станет одним из важнейших факторов при выставлении оценки за экзамен.
По лекторию пронесся недовольный ропот, и Вейнс, который до того момента сдерживал рвущуюся наружу ярость, внезапно рявкнул:
- Молчать!
И все замолкли.
- Предупреждать о проведении контрольной я не буду, - продолжил профессор ровным голосом, - поэтому к каждому занятию вы должны быть готовы. Также это значит, что вам не стоит прогуливать.
Подобные зверства были в университете в диковинку, но студенты решили попридержать недовольство до конца пары. Однако Вейнс снизошел до пояснения, почему он прибегает к столь суровым мерам:
- В будущем от ваших знаний и умений, возможно, будут зависеть человеческие жизни. Речь идет не о какой-нибудь полироли для мебели или зелье для придания блеска волосам. И даже не о зелье Сна без сновидений. Яды и противоядия – это не наука, а искусство балансирования между жизнью и смертью, - Вейнс вышел из-за кафедры, и принялся неспешно прогуливаться перед аудиторией. - Между первым и вторым тончайшая грань, и огромная пропасть. Один неверный ингредиент, и из спасителя вы превращаетесь в убийцу. Кто? - Спросил он неожиданно громко, и все вздрогнули. - Кто из вас готов принять на себя ответственность за жизнь другого человека? Может быть вы? – он указал на девушку прямо перед собой. – Или вы? – он обратился к юноше на заднем ряду. – Может быть. Но точно не я. А если один из вас по причине своей неграмотности отравит больного ребенка или собственного дедушку, виноват буду именно я. Потому что когда вас спросят, кто вам дал право утверждать, что вы можете варить противоядия и спасать волшебников, вы достанете свой диплом и покажете оценку по моему предмету. И скажете: «Вот моё дозволение. Я знаю, я умею, я могу». Поэтому поверьте мне, - это профессор произнес с каким-то маниакальным блеском в глазах, что заставило всех поверить каждому его слову, - ни один из вас не получит даже удовлетворительной оценки, если я не буду считать, что вы её заслуживаете.
В аудитории воцарилась тишина. Профессор Вейнс, пройдя к кафедре, невозмутимо произнес:
- Ну а тема сегодняшней лекции…
Все тут же зашелестели пергаментами и застучали крышечками чернильниц. Юлий Глаубер, который оказался сидящим рядом со мной, прошептал:
- Ну что, Грейнджер, всё еще хочешь писать у него.
Я подняла на него взгляд, в котором, наверное, читался немой восторг, и молодой человек сам ответил на свой вопрос:
- Ооо, понятно. Вы с ним сработаетесь.
Всю лекцию я силилась не заснуть. Мне было интересно всё, что говорил профессор Вейнс, но бессонная ночь не прошла незаметно. Глаза закрывались сами собой, а голова казалась свинцовой, и я жалела о том, что не приняла перед парой Глоток Бодрости. Вейнс несколько раз кидал на меня недовольные взгляды, наверняка замечая, как я зевала, подпирала голову рукой и часто моргала, надеясь, что сонливость исчезнет сама собой. Но он никак это не прокомментировал, несмотря на то, что в его глазах отчетливо читалось желание сказать что-то резкое по поводу моего состояния. И у меня нет сомнений, что это было бы что-то очень саркастичное и обидное, поэтому мне оставалось только мысленно благодарить его за демонстрируемую выдержку.
После занятия он попросил меня задержаться.
- Мисс Грейнджер, со следующей недели, скорее всего, вы сможете начать работать в лаборатории над дипломным проектом.
- Да, сэр, спасибо, - ответила я.
- И примите к сведению, что в таком состоянии, как сегодня, я вас в лабораторию не допущу.
Он сосредоточенно принялся скатывать пергаменты в трубочки и складывать их один в другой. Я внимательно посмотрела на него.
- Сэр, я…
- Что вам неясно, мисс Грейнджер? – спросил профессор недовольно, не отрываясь от своего занятия.
- Ничего, сэр. Извините. До свидания, - ответила я.
Вейнс поднял голову, и, расчетливо взглянув мне в глаза, широко улыбнулся:
- Приятного дня, - сказал он, и я поспешила покинуть лекторий.
Клаудия поджидала меня в холле. Стоило мне приблизиться, как она начала восторженно щебетать о профессоре Вейнсе:
- Ох, Моргана! Нет, ты видела этот взгляд? Ты слышала этот голос? Эти властные нотки…мм… как же тебе повезло, Гермиона!
Я пересекла холл, сопровождаемая Клаудией с её криками, и вышла из учебного корпуса. На улице всё еще шел дождь и я, достав палочку, наколдовала небольшой защитный экран над собой, намеренно не делая его достаточно большим, чтобы защитить и Клаудию. Тогда ей пришлось на время замолчать, чтобы наколдовать собственную защиту. Она достала из кармана миниатюрный зонт, который тут же увеличила и заставила лететь над собой.
- А тебя не пугает, что он в любой момент может устроить контрольную? – спросила я.
- Пугает, конечно! И как преподаватель он ужасен. Не в том смысле, что плох, - поправилась она, - а в том смысле, что очень строгий и страшный. Но как мужчина он может вскружить голову любой.
Мы шли к Обеденному залу, хотя я совсем не была голодна. Рядом с нами шли многие, кто только что был на лекции Вейнса, и все обсуждали жестокость его системы преподавания.
- Не знаю, - ответила я подруге, - мне кажется, у него просто скверный характер и огромное самомнение. Однако на то есть причины. Хотя я пока не смогла оценить масштабы его таланта, я уверена, он великолепный зельевар. И, безусловно, он отличный оратор и блестящий педагог. Если бы не личные качества, которые делают его несколько жестоким, он был бы бесценен.
- Бла-бла-бла, - скучающим тоном ответила Клаудия, и тут же сменила тему, начав расспрашивать меня о конференции, которую я должна была готовить, и, главное, о том, кто мне должен был в это помогать – о Эмиле Готье.
Вечером того дня я надеялась получить письмо от Дика – мы ведь так увлекательно переписывались прошедшей ночью – но ни одна сова не поскреблась в мое окошко, и уже после полуночи, дочитав роман писателя-мага Маффина Калденроя «Аппарируя в Сонвилль», я легла спать.