Сентября, понедельник

В понедельник я снова попыталась поговорить с профессором Вейнсом по поводу диплома. На этот раз никто больше не требовал его внимания и около пятнадцати минут мы обсуждали возможные варианты. Мы сошлись на мнении, что мне стоило выбрать для изучения группу ядов и рассматривать изменения, происходящие в них при различных воздействиях – нагревании, охлаждении, высушивании и прочее. Мне понравилась такая тема, и я сразу же после обеда направилась в библиотеку, чтобы выбрать, какие яды попадут в сферу моих интересов. Хотелось выбрать что-то малоизученное, чтобы был простор для деятельности.

22-23 сентября:

В ночь с понедельника на вторник состоялось, наконец, долгожданное событие – День Первокурсника. Я выбрала для себя образ древнегреческой богини мудрости – Афины. Правда, я отказалась от шлема, но зато озаботилась другими атрибутами: копьем, изображением Медузы Горгоны – не на эгиде, но на крупном кулоне на шее – а на плече у меня сидела маленькая сова Сотейра, которую мне одолжила Джина.
Праздник открывала я, поэтому, когда большая часть студентов уже собралась в клубе, я вышла на сцену. Сказав небольшую речь, я объявила начало празднования. Заиграла танцевальная музыка и постепенно студенты стали заполнять танцпол. Я прошла к диванчику, на котором сидели Калудия, Джейсон и Дик. Мы стали болтать о чем-то, стараясь перекричать музыку, и я смогла по-настоящему расслабиться.
Чуть позже я снова вышла на сцену, чтобы объявить первый конкурс – конкурс костюмов. Несмотря на то, что многие пришли в костюмах на античную тематику, немало ребят решили не выделяться и надели обычные мантии. Некоторые лишь дополнили их какими-нибудь аксессуарами с меандром или чем-то еще, напоминающем о древней Греции и древнем Риме. У нескольких мальчиков я видела лавровые венки, покрытые золотом. Облаченные в современные, но белые мантии, они действительно напоминали римских императоров. Первое же место занял Терри МакФерсон, пришедший в костюме римского воина – в доспехах, в шлеме и с копьем.
Вернувшись на свое место, я заметила, что Дик куда-то отошел. Клаудия, изображающая Афродиту, с распущенными волосами и вплетенными в них золотыми нитями с сердечками на концах, указала в сторону бара. Сперва я ничего не увидела из-за группы пифагорейцев, но затем они расступились, и моему взору открылась неприятнейшая картина: Дик разговаривал с какой-то девушкой в красивом воздушном платьице. Он склонился к её уху, потому что музыка была слишком громкой, и что-то говорил, а она улыбалась и иногда отвечала, касаясь рукой его руки.
Я сделала большой глоток эльфэля и отвернулась от парочки. Клаудия тут же начала кричать мне на ухо свои мысли по поводу собеседницы Дика:
- Мерлин, как он с ней общается? Эта Талулла, она же дура-дурой. Он ведь и на Дне Зельевара весной всю ночь с ней протусил.
Я вопросительно взглянула на подругу.
- Серьезно?
Конечно, я помнила, что всю ту вечеринку он провел то в компании каких-то приятелей из нашего колледжа, то с какой-то девчонкой. А я уже тогда жаждала его внимания и потому изо всех сил изображала приподнятое настроение. Но я не помнила, что это была за девочка, потому что при прекрасной памяти на имена, слова, события и даты, я очень плохо запоминаю лица людей.
- Ну, да, - ответила мне Клаудия, пытаясь перекричать музыку, - Я же тебе про неё тогда рассказывала. Она учится у них в Триффани. На втором курсе сейчас. Не помнишь что ли?
Я отрицательно покачала головой. Если бы я запоминала все истории, которые рассказывала мне Клаудия, в моей голове просто не осталось бы места для зелий. Сплетни – это вторая вещь, память на которую у меня всегда была удивительно плохой. Это объясняется тем, что я намеренно стараюсь выкидывать из головы вещи, не несущие в себе никакой пользы. Знать что-то о совершенно незнакомых людях мне не интересно, даже если это что-то, по мнению Клаудии, ошеломительное.
Вскоре от эльфэля у меня закружилась голова, я почувствовала странную легкость, а боковое зрение почти перестало работать, оставляя в фокусе лишь то, на что непосредственно был направлен взгляд. Но я не останавливалась, заказывая еще один бокал. Мне хотелось забыть о Дике, о своих переживаниях, наконец расслабиться.
Но когда заиграла старая, давно забытая мелодия, я почувствовала, как в носу защипало, а в горле встал неприятный ком. Жалость к себе накатилась волной, и я готова была расплакаться. В этот момент к нашему столику подошла Мари, наша однокурсница, и Клаудия решила воспользоваться этим, чтобы пойти потанцевать с Джейсоном. До этого она отказывала себе в этом удовольствии, потому что я танцевать не хотела, а оставлять меня одну она считала неправильным.
Мне нравилась Мари. У неё были красивые волосы – русые, но очень гладкие и блестящие. Это выглядело так естественно и притягательно, что порой мне хотелось прикоснуться к ним, чтобы убедиться, что и на ощупь они такие же шелковистые. Мне нравилось её лицо – такое милое, но не рафинированное. Остренький нос, тонкие, никогда не накрашенные бледно-розовые губы, светлая кожа и большие серо-зеленые глаза. Я не могла назвать её красивой в классическом понимании, но если бы меня попросили назвать самую привлекательную девушку из всех знакомых, я бы назвала её. Мне нравился её характер, её чувство юмора, манера поведения – всё. Мне нравилось то, что она сама не понимала, каким притягательным человеком была. Мне даже нравилось, когда она начинала жаловаться на что-то и выражать недовольство – в такие моменты она казалась мне одновременно такой же, как все, и лучше. Наконец, я была совершенно счастлива от того, что я нравилась ей. Она никогда не говорила об этом напрямую, но я чувствовала это. Почему-то, нам не удавалось общаться достаточно часто, но в те моменты, когда нам доводилось разговаривать, это было похоже на дождь в пустыне.
Я долго пыталась понять, почему она мне так нравилась и в какой-то момент осознала, что Мари была во многом похожа на меня, только лучше и интереснее. Я поняла, что видела в ней идеальную себя, так же, как в профессоре Боринг, синем чулке, видела худшую себя.
Поняв это, однако, я не изменила своего отношения к Мари и наслаждалась каждой беседой с ней. Когда она подошла и села со мной, я сразу же развеселилась, забыв печали.
Она рассказала мне о своем любимом телевизионном шоу, которое транслировалось у неё дома в Дании, и это было так приятно оторвано от моей повседневной жизни! Словно глоток свежего воздуха.
Через некоторое время к нам подошел Дик. Я заставила себя не обращать на него внимания и продолжила беседу с Мари. Но та сама вскоре решила вернуться к своим друзьям, с которыми сидела за другим столиком, а Дик сел ближе ко мне. Сначала мы молчали. Затем он потянулся к своему бокалу, а я шутливо ударила его по руке, сказав, что нечего напиваться, обратно в колледж его никто не понесет, потому что Джейсон с Клаудией, наверняка, уйдут задолго до конца вечеринки. Дик попытался изловчиться, и всё же взять бокал, но я снова помешала ему. Так мы дурачились какое-то время. На моей руке был твердый металлический браслет, и иногда, когда Дик хватал меня за руку, он случайно прижимал браслет, причиняя мне боль, но я не обращала на это внимания. Единственное, о чем я думала – о том, насколько он сильнее меня, насколько его руки больше моих, а пальцы длиннее. В тот момент я отчетливо осознала его физическое превосходство, и это было приятно. Мне хотелось, наконец, побыть слабой.
Позже мы оказались на танцполе. Я даже не заметила, как это вышло. Алкоголь подействовал на меня, и я стала смелее и открытее. Мы танцевали зажигательные танцы, не стесняясь физических контактов и откровенных движений. Мне было жарко, волосы прилипли к лицу и хотелось пить. Но уходить с тацнпола не хотелось. Однако нам пришлось сделать перерыв, так как мой коллега по Студенческому совету объявил новый конкурс. Кто-то выходил на сцену, они что-то делали там и получили какие-то призы – я ничего не слышала и не видела, кроме Дика.
Клаудия с Джейсоном, как я и думала, ушли около двух ночи. Мы с Диком остались одни и снова пошли танцевать. Вскоре я заметила, что в зал вошел профессор Вейнс. Я немало удивилась этому факту. Вскоре наши взгляды встретились, и я широко улыбнулась. Он поднял брови, то ли вопросительно, то ли удивленно. Конечно, вряд ли он ожидал увидеть меня, танцующей, без стеснения двигая всеми частями тела, зазывно глядя на Дика, который тоже не отрывал от меня взгляда. Продолжая танцевать, я еще несколько раз заметила, что Вейнс наблюдает за мной, и почти решила подойти к нему и спросить, может быть, что-то не так. Или, быть может, он пришел сюда, потому что ему срочно надо было поговорить со мной. Но решив, что раз он не подходил ко мне, то ничего важного сказать мне не намеревался, я продолжила танцевать.
Через некоторое время профессор Вейнс ушел, а я почему-то почувствовала себя виноватой. Хотя к тому не было совершенно никаких оснований. Оставив, наконец, Дика, я пошла к бару. Шаг этот в некотором роде был намеренным – я хотела, чтобы все не выглядело так, словно от Дика зависит моя жизнь и мое настроение. Что я вполне могу сама первой закончить разговор или танец. Просто я очень боялась показаться навязчивой.
Вскоре к нему присоединилась Талулла. Я решила заказать себе еще эльфэля, как вдруг рядом оказался Кеннет, тут же вызвавшийся меня угостить. Я не стала возражать. Я была расслаблена, в голове все словно заволокло туманом, а мир вокруг немного покачивался. Единственное, о чем я подумала, принимая предложение Кеннета, это о том, что сэкономлю, и уж если губить здоровье алкоголем, так уж лучше не за свой счет.
Спустя какое-то время – какое, я сказать не могла, поскольку все вокруг казалось нереальным, как и течение времени – я обнаружила себя, сидящей за барной стойкой, разговаривающей о чем-то с Кеннетом. Его рука лежала на моем колене, а я не возражала. Но тут подошел Дик. Он взял меня за руку чуть ниже локтя и позвал за собой. Кеннет начал что-то возмущенно говорить, но ответ Дика заставил его успокоиться.
Получив в гардеробе свою мантию, я надела её и подошла к зеркалу. Сперва я пыталась застегнуть все пуговицы, но это было чертовски сложно. Тогда я просто намотала на шею шарф и взглянула на свое отражение. Вид мой оставлял желать лучшего. Особенно глаза – покрасневшие, с осыпавшейся на щеки тушью и нездорово блестящие. Дик подошел ко мне, уже облаченный в мантию, с глазами не более трезвыми, чем у меня, и мы вышли на улицу. Холодный воздух тут же немного привел меня в чувства, но не достаточно, чтобы я помнила, о чем мы разговаривали по пути к Фламельс колледжу. Осталось лишь приятное впечатление, хотя я уверена, что наговорила глупостей.
Когда мы оказались у каменной стены, ведущей во внутренний дворик моего колледжа, все, о чем я могла думать – это кровать с мягкой подушкой и теплым одеялом. Мантия была недостаточно теплой для осенних ночей, а попытка выполнить согревающее заклинание чуть не привела к серьезному ожогу. И теперь я мечтала оказаться в собственной комнате. Но сперва предстояла минута прощания. Если бы я была трезва, она показалась бы мне смущающей, но тогда я просто сказала «пока» и, полюбовавшись удаляющейся спиной Дика, поспешила в общежития.