Октября, суббота. В субботу я снова не пошла на квиддич

В субботу я снова не пошла на квиддич. К прежним причинам добавился список литературы от Вейнса. Просидев в библиотеке до обеда, я, покушав в Обеденном зале, вернулась в общежитие, чтобы обнаружить в нашей комнате Клаудию, Джейсона и Дика. Они сидели на полу и играли в магловскую игру.
- Она неспроста называется настольной, - заметила я, широко улыбаясь.
Трое подняли головы и хором поздоровались со мной.
- Почему вы не в кафе? – спросила я.
- Нам надоело, - капризно ответила Клаудия, - каждую субботу одно и то же. И люди одни и те же. Захотелось разнообразия.
- И где вы достали этот клад? – спросила я указывая на большое бумажное поле с нарисованными на нем шашечками и тремя цветными пластмассовыми фишками, стоящими в разной степени удаленности от финиша.
- Я в прошлое воскресенье заходил с отцом в Лавку Магловских Товаров на Диагон-аллее, - ответил Дик. – Это – одна из немногих вещей, к которым прилагалась инструкция, поэтому я её купил.
- Правда здорово? – спросила Клаудия, и я согласилась.
В детстве я часто играла в такие игры с кузинами и подружками. Это обычно случалось в дождливые серые дни. В теплой и светлой комнате было уютно, мама приносила нам какао, а мы болтали и смеялись, попутно бросая кости и переставляя фишки.
- Сейчас мы закончим раунд, и ты сможешь присоединиться, - сообщил Джейсон.
Я не была слишком заинтересована в этой незамысловатой игре, то время, когда это было весело, ушло, но бросив взгляд на Дика, я согласилась.
- Только по-моему, всё же интересней переставлять фишки самостоятельно, а не при помощи магии, - заметила я, когда пришло мое время присоединиться, - какой интерес в том, чтобы просто кидать кубики, и фишки едут сами?
- А какая разница? – спросила Клаудия.
- Ну… так даже не сжульничать, - ответила я, и все засмеялись, начав в один голос кричать о том, какая же я хитрая, и что теперь они будут неотрывно следить за мной.
Позже мы пошли в Шоколадушку и я завела беседу о предстоящей конференции. Дик заинтересовался моим проектом, но как только я начала вдаваться в подробности, пытаясь объяснить всю гениальность того, что сделал Вейнс, Дик начал хмурить брови.
- Всё-таки, я не понимаю, неужели никто до Вейнса не мог такого сделать? – спрашивал он.
- Если и мог, то никому об этом не известно. Часто бывает, что секреты зельеварения держатся внутри семьи или между учителем и учеником, - объяснила я.
Но Дик не остался доволен таким объяснением. Он спрашивал, я отвечала, и стоило моему рассказу стать менее научно-популярным, как у него тут же появлялись вопросом. Я чувствовала себя неуютно с собеседником, который не просто не понимал того, чем я восторгалась, но пытался оспорить значимость предмета моего восхищения.
Но еще хуже стало, когда Дик попытался перевести тему на разговор о его дипломе. Оказалось, что я в его науке смыслю не больше, чем он в моей. И это неприятное ощущение не клеящейся беседы усилилось.
Впервые за всё наше знакомство с Диком, я была рада, когда он ушел.