Так как все замедлилось, мне понадобилось время, чтобы ответить.

- В автомобильной катастрофе, - сказал я как во сне. Маклеод по-настоящему меня задел. Память о случившемся утром пронзала мою приятную дымку, принося с собой приглушенные уколы боли и гнева, поэтому я добавил:
- Он был пьян и с ним был ребёнок, который сгорел заживо.

- Ничего себе! Вы слышали это, ребята?

Приятные ощущения пропали. Что-то пошло не так. Я испугался, что станет ещё хуже, так что я еще раз глубоко затянулся.
Я не могу объяснить, что произошло после этого. Впоследствии я понял, что попросту отключился. Ушёл в сон. Привиделись какие-то кошмары…

Казалось, что небо и вода, перемешались. Летали чайки. Спустя время они стали летать строем, и тогда я заметил, что у них реактивные двигатели, и, в конце концов, это оказались не чайки - это были самолеты. Потом пошли великолепные, замечательные, ощущения - я плыл, потому что оказался в одном из самолетов, и иногда я летел, иногда плыл по воде, только это было почти одно и то же. Я становился всё счастливее и счастливее. Потом я приводнился, так же, как одна из чаек, вышел из самолета, и поплыл к берегу, к своему отцу, который стоял там. Я знал, что это мой отец, потому что солнце блестело в его светлых волосах. Это было весело. Я не мог разглядеть его лица, потому что солнце светило так, что оно выглядело просто пятном. Я сказала маме, когда шёл по берегу:
- У тебя где-то должна быть ещё одна его фотография. Как же мне узнать, как он выглядит?

И она ответила:
- Вот почему я выбросила все фотографии. Я не хочу, чтобы ты знал, как он выглядит, потому что тогда ты сможешь стать похожим на него, и будешь ненавидеть меня так же как и он.
Вот такого поступка вы можете ожидать только от женщины.

- Ведь это ты ненавидела его, - сказал я. - Вот только почему?

Я остановился, потому что понял вдруг, что сейчас вижу лицо отца очень отчётливо. На одной его стороне были красные шрамы, становившиеся все меньше и меньше. Однако, что-то странное произошло с его волосами. Я мог поклясться, что они были светлыми. Теперь же я видел, что они стали чёрными и поседели. Неожиданно, это оказался Маклеод, без шрамов. Он улыбался и протягивал руки. Я вскрикнул и кинулся к нему. И вот тогда все пошло не так, стало совсем плохо. Я не заметил, как совсем почернело небо. Лицо Маклеода стало белым, как камни, и он был ужасно зол. Он был так зол, что я понял, что никогда не буду прощён, и обязательно умру, потому что забыл о глубинном течении, которое тянуло меня назад и вниз, под воду, туда, где я не смогу дышать...

- Снова опустите его голову, - сказал Пит.

- Не надо, - пытался сказать я, в то время как вода заполняла мой рот.

- Теперь вы его утопили.
Это был Сэм.

Последовал хлёсткий шлепок по моему лицу, потом еще один. Постепенно я пришел в себя. Небо оказалась не черным, а обычным, бледно-синим и залитым солнцем.

- Давай, Чак! Просыпайся! Хочешь, чтобы у нас были проблемы? Если твоя мать увидит тебя такого и поднимет крик, мы все получим по одному месту.

Я стоял, полностью одетый, по колено в воде. Другие, голышом, стояли вокруг. Пит отвесил мне ещё пощечину.
- Просыпайся!

Я пытался нанести удар, который должен был достичь его головы, но все, что получилось - я потерял равновесие и был вынужден искать точку опоры.
- Я в порядке. Помогите мне выйти.

- Мужик! Ты не шутил, чёрт возьми, когда сказал, что тебе становиться хреново от этого.

Я оттолкнул его и, пошатываясь, побрёл на берег. Едва я вступил на галечный пляж, как мне стало по-настоящему плохо. Может быть, из-за травки, может быть, из-за проглоченной морской воды. Как бы там ни было, я почувствовал, что вытошнил всё, вплоть до вчерашнего завтрака.
Я дрожал и мой лоб стал липким от пота, но, спустя минуту, мне удалось подползти обратно к воде, умыться, и немного поплескать на пляж, чтобы хоть как-то смыть рвоту.

- Тебя лучше держать в резервации, - сказал Пит, надевая штаны. - Ты ходячая угроза.

- Большое спасибо.

- Ты можешь вернуться на большой лодке, - продолжил он неохотно. - Один из нас сможет привести твой ялик обратно.

- Я сам.

- Как хочешь. Не нужно говорить, что если ты откроешь свой большой рот по этому поводу, то мы пришибём тебя.

- Не волнуйтесь, - сказал я саркастически. - Со мной ваш секрет в безопасности.
Я сглотнул, пытаясь отделаться от неприятного привкуса во рту.
- То, что я рассказал вам о Маклеоде. Тоже держите это при себе.
- Кому об этом рассказывать? - сказал Пит, усаживаясь в лодку.

Я пытался убедить себя, что, если Маклеод такой лицемер, то он заслужил того, как я с ним поступил. Но я не смог заставить себя отбросить противное чувство, что я дал старт тому, чего уже не остановишь. Шатаясь, я сел в ялик, и, держа другую лодку в поле зрения, погрёб назад, этим же курсом.
Казалось, что впервые за этот отвратительный день фортуна обернулась ко мне лицом. Когда я вернулся домой, там никого не оказалось.
Я выбрался из мокрой одежды, надел сухие шорты и свитер, разложил влажные на крыше гаража за своим окном, где они смогли бы подсушиться под лучами заходящего солнца, и улёгся на кровать.
На следующий день рано утром я прокрался вниз, чтобы добыть себе молока и завтрак. Я страдал от голода. Но даже после того, как я съел пару чашек овсяных хлопьев, четыре тоста с маслом и медом, и выпил два стакана молока, я не почувствовал себя так, как обычно, готовым на какие-то свершения. Голова была словно набита ватой, и больше всего хотелось вернуться в постель. У меня не было желания идти к Маклеоду. В действительности, это было самым последним местом, куда мне хотелось пойти. Я не знал, что делать.
Я сидел на кухне, не способный даже пошевелиться, когда дверь открылась и вошла мама. Более того, она выглядела уже давно проснувшейся. Если бы я не сидел там, то никогда бы в это не поверил. На матери был шёлковый голубой халат, выглядевший так, словно его изготовили в Гонконге, ну, или где-то там ещё, её тёмные волосы были собраны на макушке, и перевязаны соответствующей голубой лентой. Она выглядела слишком шикарно для завтрака. Словно она предполагала, что я буду сидеть там, как мороженое на блюде, предназначенное для неё. К счастью, полагаю, она об этом не догадывалась.

- Где ты был вчера, Чак?

Так вот что это за игра.
- С приятелями.

- Чем вы занимались?

- Тем, чем всегда занимаемся. Плавали, мололи всякий вздор.

- Вы курили марихуану?

- Нет. Да и где бы мы её тут нашли?

- Тогда почему ты не проснулся, когда мы входили? Мы вдвоём с Мег пытались разбудить тебя, но ты даже не пошевелился. Я беспокоюсь за тебя, Чак. Мег сказала, что ты нашёл какое-то место для занятий. Если это действительно то, чем ты занимаешься, то все, что я могу сказать лишь то, что говорила все это время. Учёба даётся тебе с трудом. Ты должен чаще бывать с остальными ребятами.

Я взял себя в руки.
- Сначала ты пытаешь меня, чем я занимаюсь с ребятами, теперь говоришь, что я должен чаще с ними бывать.
Каждое её предложение заставляло меня поступать наперекор.
- Не имеет значения, что я делаю. Всё плохо. Ну так вот, я собираюсь сдать экзамены, чтобы в следующем году учиться в Матфее. Вот для чего я занимаюсь.

- Я не хочу, чтобы ты поступал в Святого Матфея. Я вообще не хочу, чтобы ты попал в школу-интернат. Ты знаешь, что я о них думаю. Не уверена, что отпущу тебя, даже если ты сдашь экзамены.

Это было забавно. Ещё пару минут назад я думал, что вряд ли когда-нибудь снова захочу увидеть Маклеода и вернуться туда заниматься, казалось, что желательнее оказаться в тюрьме. Проблема мамы в том, что она не знала, когда все шансы оказывались на ее стороне.
- Я не собираюсь возвращаться в школу в Нью-Йорке. Если ты не отпустишь меня в Матфея, то я вообще брошу учиться.

Она испуганно посмотрела.
- Ты не можешь поступить так, пока тебе не исполнится шестнадцать.

- Тогда я совсем уйду из дома, и ты не сможешь меня остановить. Ты знаешь, сколько ребят моего возраста гуляют по стране? Уйду туда, где вы меня не найдете, и не думай, что я не разорву с тобой контакт, я обязательно так поступлю, я знаю, как ребята это делают.

Это была полнейшая чушь, но мама об этом не знала. А если учесть, как обстояли дела на сегодняшний день, то у неё не было уверенности, что я так не поступлю.
В этот момент дверь-экран открылась, и вошёл Барри.

- Привет, - сказал он.
А затем сделал то, что абсолютно ошеломило меня. Он подошел и поцеловал мать, прямо в рот, как будто имел на это полное право. Мать порозовела, а глаза стали больше и темнее, чем обычно. Это привело меня в ярость.

- Не церемоньтесь, - бросил я злобно.

Он обернулся. Барри стоит скинуть лишних двадцать фунтов, но я скажу, что у него нет пуза и нет лишнего жира. Широкое лицо, голубоватые глаза, светлые волосы, вылитый мистер Средний, почти такого же типа, как и мать, которую он не устраивал, не смотря на его отношение к ней.

- Твоя мать согласилась выйти за меня замуж, Чак. Я пришел, чтобы сказать об этом тебе. Думаю, получилось довольно бестактно.
Его голос звучал примирительно, и у меня пропала охота злобствовать. Всё, о чём мне подумалось в этот момент – как я бросаю Маклеоду что-то дерзкое, и получаю ответ ледяным саркастическим тоном, который сбивает с меня всю спесь. Мысль о Маклеоде не заставила меня почувствовать себя лучше, особенно когда я вспомнил, что примерял ему роль жениха моей мамы. На секундочку я попытался представить, как он целует мать. Не смог. Не получилось. Я не знаю, почему так, но не получилось.

- Поздравляю, - сказал я. - Это именно то, что мне нужно, новый отчим.

Барри посмотрел на меня, глаза в глаза.
- Да, Чарльз. Думаю, это то, что тебе нужно.

- Чак! - сказала мать. - Пожалуйста, будь хорошим!

Я собирался сказать еще что-нибудь обидное, когда вспомнил, о чём мы говорили до того, как вошел Барри.
- Отлично. Наилучшие пожелания и все такое. Но я не собираюсь возвращаться в школу в Нью-Йорке.

- Ты хочешь поступить в Матфея? - спросил Барри, подходя к плите и наливая себе кофе.

- Да.

- Это не плохая школа.