Это было не слишком хорошо. Но я почему-то не волновался. Все казалось далеким и малозначительным. Мой разум вернулся к тому, что Маклеод сказал мне.

- Кажется, тебе это не интересно, - сказала Мег.

- Конечно же интересно, Мег. Но мне нужно подумать и о других вещах. Кроме того, я устал. Я совсем не спал. Мне хотелось бы ещё часок вздремнуть, прежде чем придётся вставать. Ведь, - закончил я целомудренно, - ты то можешь отдыхать. Мне же придётся потрудиться.

- Отлично.
Мег разозлилась, и я понял это.

- Не обижайся, Мегси.

Она отвернулась.
- Ты стал другим, Чак. Ты изменился.

- О чём это ты?

- Я не знаю, - сказала Мег медленно. - Я не могу сказать, о чём я. Но ты стал другим. И мне это не нравится.

- Мег!

Но ее и след простыл, и я был уверен, что она плачет. Ну, думал я, возвращаясь под простыню, я как-нибудь заглажу свою вину перед ней. Я знал, что она отчасти одинока, потому что в этом году тут было не так много детей её возраста. Наше летнее общество очень ориентировано на возраст. Общение между взрослыми сводится, в основном, к питью напитков друг с другом, или же они лежат на своём конце пляжа, или загорают на заднем дворе какого-нибудь дома. Только дети много купаются. Здесь полно скал и холодная вода. Наверное, поэтому я так долго продержался со своей двойной жизнью. Структура считалось здесь плохим словом, и задавать слишком много вопросов значило демонстрировать явные признаки структуры.
Я утешил себя этой мыслью (предчувствие Мег расстроило меня больше, чем я хотел признать) и лег спать, думая о Маклеоде, зная, что было что-то, что я должен был сказать, и, надеясь, что, когда придёт момент, я скажу это должным образом.
Он выглядел отстранённо, и полные уловок и ловушек вопросы тем утром заставили меня вертеться по-настоящему, словно на гриле, принудив выложить всё, что я узнал не только за последнее время, но с самого начала наших занятий. К тому времени, как истекли три часа, я чувствовал себя полностью выпотрошенным. Должно быть, он это заметил, потому что принес молоко и печенье прямо в библиотеку.

- Тебе лучше выйти и побегать с полчаса после того, как поешь. Я бы одолжить тебе Ричарда, если бы он не был таким нервным.

- Как он? - спросил я, на большой скорости поглощая печенье.

- Отлично.

- Послушайте, - выпалил я.
Я был полон решимости высказаться.
- О том, что вы рассказали мне вчера. О несчастном случае.
Я уставился глазами в стол, где нервно крутил тарелку с печеньем.
- То, что я хочу сказать, ну, это было паршиво, что случилось с вами, и это, вероятно, была не ваша вина.

- Ты ошибаешься. Совершено определённо, в этом была моя вина.

- Отлично. Пусть так. Я имею в виду... - мне так хотелось сказать ему, что я чувствовал, но я не мог подобрать слова. Затем случилось нечто странное. Без моей воли, моя рука переместилась к его руке, и я схватил ее.
Он не двинулся и не ничего не сказал. Неповреждённая половина его лица стала белой, как лист бумаги. Затем он отбросил мою руку и вышел.