Пипл! Это мент в натуре! 2 страница

Как уже говорилось, кроме имени, человек получает от Систе­мы и другие символы, наиболее характерный из них — фенъка. Как и имя, она притягивает информацию, становясь постоянным объек­том интерпретации. «Мне подарили феньку, — рассказывала при мне девушка какой-то своей подруге. — Восемь и девять бисери­нок, — объясняла она, — это числа „Патриархальной Выставки" (рок-группа в Ленинграде. — Т. 1Ц.). Восемь — это состояние, в кото­ром человек творит, а девять — это он выходит из этого состояния. Это из Рериха. Зеленый — надежда, белый — чистота души. Фанаты " Патриархальной Выставки" носят эти цвета, эти феньки». Фенька интерпретируется по принципу «группы» (как символ рок-группы и ее фанатов) и «нормы» (как символ нормативного для Системы со­стояния творчества). Актуализируются в данном случае два пласта значений, два интерпретирующих множества.

Итак, обретение символа опосредует процесс интеграции чело­века в Систему и освоение ее информации: вначале социоструктур1 юй (о групповой структуре, конкретных тусовках), затем нормативной (о моделях и нормах). Поэтому мы рассматриваем его как один из ме­ханизмов внутрисистемной социализации и, возможно, модель соци­ализации вообще, только в нашей культуре наделяют не фенькой, а дипломом, как средством интеграции в профессиональную среду.

2.5. СИМВОЛИЧЕСКАЯ ЭКСПАНСИЯ

Вернемся к функционированию звездообразных («ядерных») сис­тем. Доминирование в них центробежных потоков информации может быть реализовано не только в обучении неофитов, но и в рас­пространении своих символов в окружающей социальной среде (символической экспансии).

Средством распространения символики в ближайшем окруже­нии Системы становится дарение. Чаще всего раздаривают феньки, предназначенные специально для этого. Их, например, берут с собой на трассу, чтобы дарить шоферам. «Я выхожу на трассу, шофер возь­мет в кабину — шофера берут, им скучно ехать... Ну, хиппи прощается, ему хочется что-то подарить, а нечего. Я дарю фенечку и говорю: „Вот тебе, пусть не проткнется у тебя колесо, пусть ГАИ не остановит", — он улыбается, берет». Доброе пожелание побуждает принять дар, преодо­левая первоначальный барьер по отношению к чужаку и незнакомой символике. Подобным образом пытаются осчастливить (маркиро­вать) буфетчиц в кафетериях, где часто пьют кофе, проводниц в ваго­нах, даже контролеров и милициет (еров. Символическая экспансия — одно из средств освоения Системой своего социального окружения. Символика, распространяясь в среде, опосредует коммуникации, слу­жа тем самым стабилизации коммуникативных связей со средой. Те же шоферы подсаживают на трассе волосатых порой более охотно, чем цивильных. Они знают, что волосатые миролюбивы, не ограбят и не опасны, что их появление на трассе обыч1 ю и объяснимо (отсутст­вие денег), а выход на дорогу цивильного и тем более крутого подо­зрителен. Шоферы, особенно «дальнобойщики», постоянно общают­ся с Системой и знакомы как с ее символикой, так и с нормами. Ины­ми словами, в данном случае Системе удалось распространить свою коммуникативную сеть и даже напол1 шть ее нужным образом. Отчас­ти то же происходит с буфетчицами в кафе, где пиплы постоянно со­бираются на свои тусовки: им не боятся наливать кофе в долг — зна­ют, что деньги отдадут.

Установка на символическую экспансию как средство уста­новления связей со средой откладывается в текстах Системы, - те­легах, анекдотах и индивидуальном творчестве отдельных ее представителей. Ходят, например, телеги о том, как, заинтересо­ванные ярким хипейским прикидом, к людям подходили «солид­ные» люди, приглашали к себе. «Бывает, — рассказывали мне, — что солидные люди проявляют интерес. Бывает, что впишет, быва­ет, что и сам поедет потом тусоваться...» Существует романтичес­кая история о том, как чужие приличные подобрали «буквально на Красной площади» девицу в состоянии наркотического опьяне­ния: она пришла в себя через несколько дней, в роскошной посте­ли, и ей туда принесли кофе!

Еще один текст на тему символической экспансии — «миниа­тюра для агитбригады» из рукописной книжки бритой наголо де­вушки, называвшей себя Урфи! i Джюс. Обратим внимание на то, как главный герой использует один из своих многочисленных атрибу­тов — булавку, находящуюся вначале в ухе.

Поэт и Гражданин. Миниатюра для агитбригады. Действую­щие лица: Поэт, молодой человек с огненным взором. Кожаный плащ, сапоги. В ухе — огромная булавка (явный i гамек на сцениче­ский образ К Кинчева. — Т. Щ.). Гражданин, приличного вида мужчина лет сорока пяти. Мешковатый костюм, галстук В руке — авоська с хлебом, молочными пакетами. Лысоват. (...) Скамейка.

Бульвар. На заднем шине на протяжении всего действия Дворник метет опавшие листья и некие листовки. Что-то бормоча под i юс, появляется Гражданин.

Гражданин (подбирает листовку, читает): «К гражданам Рос­сии».. Хм... «Воззвание»... Интересно... (наклоняется за кленовым листом). Появляется Поэт.

Поэт: Ага (мерным шагом подходит к наклонившемуся Гражда­нину, на ходу вынимая из уха булавку; со словами «Пройдемте, Гражданин» с размаху всаживает ее в ягодицу Гражданину). Гражданин: Ай! (быстро поднимается, бросает взгляд на Поэта, но сразу отворачивается). Ужас какой, а?! Поэт: Гражданин, пройдемте!

Гражданин (присаживаясь на скамейку, независимо): А вы кто, собственно, будете?

Поэт: Я поэт. Я пришел помочь тебе встать... (орет: «Встать!!!») (Строчка из песни К. Кинчева «Мое поколение». — Т. Щ.). Гражданин вскакивает.

Гр ажд а н и н (косясь на булавку): Что это у вас? Поэт: Где?... Ах, это... Глагол. Гражданин: Понятно... В чем дело, собственно? Поэт (со скрытой угрозой): Там (тычет пальцем вверх) разберутся (вставляет булавку в ухо. Гражданин завороженно следит за действи­ями Поэта). Кстати, когда вы в последний раз любили людей? Не по­мните? А что есть истина?.. И этого не помните? Где вы находились, когда римляне распяли Христа?.. Что, так и будем в молчанку играть?..

Радикальная попытка организации среды, не способной не реаги­ровать на символы, используемые Поэтом.

По существу, символическая экспансия — не что иное, как по­пытка преодолеть отторжение среды, установить с нею коммуника­цию, что иногда, как мы видели, удается, но чаще все-таки встречает непонимание и только упрочивает барьер. Не всякий Гражданин го­тов понять некоторых радикальных Поэтов с их особо жгучими и острыми глаголами.

3. Кристаллизация норм

Ошим из результатов символической экспансии становится крис­таллизация норм сообщества. Мы уже упоминали об интерпретации символики Системы в терминах «норм», но не задавались пока вопро­сом о возникновении самого этого принципа интерпретации и о формировании нормативного комплекса, становящегося одним из интерпретирующих множеств, соотносимых с символикой.

Появление пипла в прикиде, с атрибутикой, рассчитанной на привлечение внимания, в общественном месте (тусовки обычно располагаются в людных, проходных, посещаемых публичных мес­тах) может рассматриваться как вариант символической экспансии. Пипл рассчитывает на некоторую реакцию со стороны окружаю­щих — и действительно ее вызывает.

Десс, например, рассказывал, как люди реагируют на его длинные волосы: «Подошла ко мне набожная тетушка лет пятидеся­ти: — Ты вечером такой на улице не появляйся, а то люди вроде ме­ня увидят — подумают, что Христос. В том смысле, что испугаются. Я нашелся, как ни странно, что ответить: „А ты покайся, тогда не страшно будет Христа встретить"». Внешняя атрибутика провоци­рует реакцию отторжения, что дает возможность попытаться его преодолеть. Отрицательную реакцию «тетушки» Десс использовал, чтобы вступить в диалог, смысл которого свелся к перекодирова­нию символа. Длинные волосы он трактует как знак идентификации с Христом (вспомним популярную формулу «Христос был первым хиппи»). Тем самым осуждающая первоначально реплика набожной женщины интерпретируется им в ином ключе, он словно переме­щает себя на ее сторону. Трудно сказать, насколько его собеседница восприняла эту интерпретацию, нас интересует коммуникативная схема: распространение собственного символа в среду — попытка его перекодирования и тем самым превращения из символа оттор­жения в средство коммуникации. Человек, принадлежащий к сооб­ществу хотя бы таких же отверженных, как он сам, начинает по- иному реагировать на проявления отторжения, чем одинокий. Ста­рый пипл, окруженный стайкой молодежи, делится опытом относи­тельно того, как необходимо отвечать в подобных случаях: «Когда мне говорят: „Ты посмотри на себя, ты грязный, ты же грязь, ты же гнус..." А что я могу ему сказать? Я им могу сказать только то, что ска­зал мой Бог, когда его схватили фарисеи, книжники, и они говори­ли: „Разве может быть Сын Божий такой — весь в грязи! ". А он отве­тил: „Книжники! Вы бы лучше последили за чистотой своей души, а не за чистотой тела"». Это еще один пример перекодирования.

Десс иногда ходил по улице в полосатом, как у гнома, колпаке, по тем временам очень необычном. Сегодня никого не удивляют да­же настоящие шутовские колпаки, а тогда он выглядел чудаком. «Я ношу этот колпак чисто из хипповских заморочек, — объяснял он. — Когда я иду в своем колпаке, то вызываю у цивильных людей самую различную реакцию. Рассчитано, что человек просто увидит меня и улыбнется. И я ему в ответ. И получается, что это мы друг дру­га вытаскиваем». Насмешки прохожих Десс интерпретирует как вза­имную поддержку, почти проявление взаимопомощи. Конечно, это игра (даже не добросовестная иллюзия), но она обернется реаль­ным построением спроектированных подобным образом отноше­ний, если ее разделят другие. Это может случиться только в среде «своих», людей тусовки, обладающих аналогичным опытом.

Такие эпизоды составляют постоянный фон существования в Системе, откладываются в телегах, анекдотах, шутках, о них расска­зывают на тусовках, передавая, среди прочего, опыт удачных и не­удачных попыток перекодирования стереотипных реакций на групповые символы.

Со временем, используя свой и чужой опыт, пипл вырабаты­вает оптимальный вариант использования символики, приводящий к максимально выгодной и предсказуемой реакции: «На тусовке лю­ди сидят и смотрят, кто как среагирует, — объяснял мне Максим. — Изучают. Сегодня на тебя плюнули, завтра засмеялись, потом обру­гали, пожалели... Ты смотришь, какой образ выбрать: если плюнули, ты больше так не придешь. По-другому. И ждешь, кто как будет реа­гировать. Потом — как с этими людьми себя вести — учишься». Такие эксперименты проходят преимущественно на тусовке, и от­ветную реакцию чаще всего вызывают там же, т. е. со стороны не чу­жаков, а своих. Удачные способы поведения воспроизводятся снова и снова, становясь нормативными моделями.

Таким образом, нормативный комплекс Системы складывает­ся первоначально из удавшихся образцов преодоления отторжения. Символ (специфически «Системные» действие, вещь, деталь внеш­него облика и т. п.), с помощью которого удалось вызвать удачную реакцию окружающих, ассоциируется с этой реакцией, становясь в глазах своего обладателя ее символом. Удачные случаи воздейст­вия на среду получают обычно отражение в Системном дискурсе, поскольку рассказы о них вызывают удовольствие слушателей и несколько повышают статус рассказчика в их глазах. Такого рода рассказы фиксируют связь между символом и реакцией, и при до­статочном числе повторений эта связь откладывается уже в коллек­тивной памяти сообщества. Таким образом, символ (атрибут или действие) прочитывается как обозначение определенной модели поведения, ее код и способ актуализации.

В экспериментах, подобных описанным выше, актуализиру­ется новый принцип интерпретации: за символом — модель поведе­ния, действие, норма. Первоначально фиксируются действия, спо­собствующие преодолению отторжения со стороны внешнего ми­ра, как общей проблемы для большинства людей тусовки. Посколь­ку они заслуживают одобрения тусовки, то приобретают статус ее норм и направленно воспроизводятся, откладываются в текстах, транслируются традицией.

Прослеживая весь процесс, мы можем понять, что модели по­ведения, формирующиеся как попытки преодоления отторжения среды, направленные вовне «своего» сообщества, усваиваются как стереотипы именно внутри его. Иными словами, они обращаются
вовнутрь и оказывают влияние не столько на взаимодействия с внешним миром, сколько в среде «своих». Но память о том, что эти нормы были предназначены для изменения отношений со внеш­ним миром, остается в утопиях: «Мы, волосатые, уже построили про­меж собой издавна для всех бывшие призраком отношения. Ведь хо­чется общаться так со всеми пятью миллиардами? Да кто ж вам ме­шает?» — прочитала я в рукописной книжке, полученной от девуш­ки по имени Урфин Джюс.

Итак, общую схему кристаллизации норм сообщества можно обрисовать (по нашим наблюдениям) следующим образом: отторже­ние символы отторжения попытки преодолеть отторжение символизация этих попыток (перекодирование символов отторже­ния) -*■ их стабилизация и принятие в качестве групповых i юрм.

Можно сформулировать несколько иначе: модель поведения становится групповой нормой после и в результате фиксации в групповой символике (после того, как групповые символы начина­ют интерпретироваться как обозначения этих моделей поведения). Вначале претерпевает изменения символика (приобретает новый принцип интерпретации), а затем собственные нормы обретает со­общество. Напомним, что эта схема — модель, воссозданная нами на основании самоописаний людей Системы.

4. Ритуалы трассы

Теплой трассы тебе, пипл!

(приветствие в Системе)

Век трассы не видать!

(Системная клятва)

Продолжая тему вхождения в Систему неофитов, этнографически образованный человек задается вопросом о каком-либо аналоге инициации. Сам пипл, не чуждый этнографических интересов, так­же использует эту аналогию по отношению к некоторым своим практикам или специально конструирует посвятительные обряды. Один из них — наречение именем — мы уже упоминали. Но это только элемент посвящения. Неофит также проходит испытания, в ходе которых он должен получить опыт жизни по законам сообще­ства и доказать свое соответствие им. Роль подобного испытания, по-видимому, играет трасса.

Напомним, что дорога — один из главных символов Системы, а путешествие (трасса) — смыслообразующая деятельность. Индеа- нисты ездят на пау-вау, ролевики — на Хишки (Хоббитские Игры),

152

хиппи — куда угодно и просто без цели. Если для старых тусовщи­ков трасса, автостоп — это способ добраться на какое-либо меро­приятие, то для неофитов имеет смысл сама поездка. «Пионер, — замечал Майкл Какаду, — едет с удовольствием, он испытывает от самой трассы кайф. А для олдового это способ передвижения». Про­хождение трассы играет для новичков роль посвящения. Майкл Ка­каду вспоминает, как изменился его статус после первого путешест­вия стопом: «Я вначале был среди битломанов... Потом пришел к хипам. Я смотрю — у них интересно, ну и остался. Отношения у них такие... то, что я искал... Потом уже снова пришел кбитломанам, от хипов. Ну уже более информированный в Системе информация хо­рошо поставлена. Уже почти все новые у битломанов, смотрят— я с самыми старшими у них знаком. Ну и вообще круче: уже трассу прошел... Ну и я у них пользовался уважением». Именно после трас­сы он стал «отцом» битломанской тусовки. Заметим, что трасса фи­гурирует в его рассказе как очевидный и самый яркий знак статуса, более высокого, чем у пионеров тусовки. Успешно прошедший трас­су человек перестает быть пионером и становится равным среди прочего пипла. Вспоминаю, как изменилось ко мне отношение по­сле того, как в паре с Дикобразом я съездила автостопом в Москву. Вообще трасса Москва — Петербург не считается «настоящей»; го­ворят «Курица не птица, М10 не трасса». Она рассматривается как «пробная», за ней фактически утвердилась функция первой трассы, специально предназначенной для «посвящения». На этой дороге все символично: названия попутных населенных пунктов на указате­лях, дорожные знаки интерпретируются на языке Системы, и едва ли не с каждым поворотом связаны памятные случаи, отразившиеся в телегах, рассказываемых в пути.

У футбольных фанатов аналогичный посвятительный смысл имеют выезда — поездки на игры любимой команды в другие горо­да. «Я себя фанатом стопроцентным не считаю, — говорил один из давних болельщиков „Зенита" (СПб.), — поскольку на выезд ни разу не ездил». Чем дальше и труднее выезд, тем выше статус его участни­ков: «Два самых фаната в прошлом году доехали до Владикавказа»⁴, гласит легенда питерских фанов. Другая легенда повествует о чело­веке, добравшемся практически без денег до самого Владивостока и лишь там узнавшем, что матч перенесен.

Если фанаты ездят большими группами и чаще всего на соба­ках (электричках), то классическая Система — обычно парами и предпочитает автостоп, как, впрочем, и любой попутный, но бес­платный транспорт. То и другое принципиально для переживания опыта безграничной свободы. Если едет неопытный человек, его ставят в пару с олдовым, причем традиция под держивает разноста- тусный состав пар. Говорят, что новичкам всегда везет: когда они го­лосуют, машины останавливаются быстрее, да и попадаются чаще.

Путешествуя с опытным человеком, новичок имеет возможность постигать не только премудрости автостопа (где лучше ловить ма­шину, как голосовать, отличить дальнюю машин}' от местной -ло- калки), но и коммуникативные нормы общения с водителями, слу­чай! 1ыми встречными, хипами из других городов или попутчиком в дороге. Олдовый обычно комментирует попутные виды и происхо­дящие на трассе события, раскрывая их скрытый смысл (обычно все сводится к телегам или афоризмам из фольклора Системы), приоб­щая тем самым молодого попутчика к существующим традициям.

Олдовый попутчик имеет возможность оценить поведение молодого. Поведение на трассе играет огромную роль в сложении репутации человека в Системе. Если человек оказался кайфовым по­путчиком — не I [ыл, не докучал, проявил легкость в общении и дру­гие умения, это облегчит его последующую интеграцию в жизнь ту­совки. С ним охотно поедут другие, его будут звать на различные ме­роприятия. Если же за ним установилась репутация некайфового, кайфоламгцика, — с ним постараются не ездить и не общаться: «Мне сказали, — вспоминае т уже упоминавшийся Майкл об одной из сво­их поездок: — Поедешь с этой герлой? — Поеду. И она постоянно ныла. Я с ней после этого не ездил...» (1988). Трассные репутации, причем в несколько преувеличенном виде, находят свое отражение в телегах, поскольку о путешествиях обычно подробно и неодно­кратно рассказывают на тусовках. Это одна из главных тем, неиз­менно вызывающая общий интерес. Таким образом, трасса играет роль испытания, теста на знание коммуникативных норм Системы и умение им следовать. Они в значительной мере выявляют степень интеграции человека в Систему и его статус в ней аналогично ини­циации, определяющей статус неофита в обществе.

Еще один фактор интеграции — трассные знакомства. Совме­стные путешествия способствуют множеству знакомств, иной раз перерастающих в длительную дружбу (подчас заочную). Трассные связи, даже совсем мимолетные, вспоминаются позднее с особой теплотою, увеличивающейся со временем: «Потом если увидишь сво­его попутчика, — говорит Майкл Какаду, — уже с ним встречаешься, как с дорогим человеком, радуешься. Обычно куда-то вместе идут. Иногда снова возникает желание поехать куда-либо...» (М., 1988). Рас­считывая заранее на будущие многочисленные знакомства, берут с собою множество фенек — иногда их специально плетут перед вы­ходом на трассу. Фенькй обычно дарят при расставании — в знак дружбы и на память: «феньки дарят — уже между вами связь».

Поведение на трассе вообще ритуализовано в большой степе­ни. Существуют поверья, особая мистика трассы и ее законы, также имеющие сакральный смысл. Считается, что от их соблюдения зави­сит благополучие пары или всей компании путешественников: по­везет ли им, насколько кайфовая ляжет трасса, будут ли их винтить (ловить и задерживать) контролеры и милиционеры, будут ли оста­навливаться машины ит. д.

Первый закон трассы — «всегда вперед!» — утверждает само­ценность пути как образа жизни; цель не важна «И подстегиваешь жизнь — себя, — заставляя выходить утром на облитое росой шос­се — шевелиться, зная доподлинно одинаковость пунктов отправле­ния и прибытия. — По хрену, — бросает некто, еще увлеченно хвата­ющийся за ручку тормозящего попутного (вот странное слово, а?) КамАЗа...» (из рукописного журнала «Ы»). Путешествуя автостопом, лучше идти вперед, чем стоять и ждать машины. Иногда этот прин­цип вступает в противоречие с практической логикой: «Логичнее было бы, — говорил мне один из стопщиков, Майкл Какаду, — ид ти назад, навстречу машинам, или на месте стоять. Бывает, стоят мужи­ки, голосуют. Ты их обгоняешь — и они, можег быть, поймают ту ма­шину, которая могла бы взять тебя. Но ты себя считаешь профессио­налом трассы, а они любители. Для них это случайность, для тебя это жизнь. И ты им как бы даришь эту машину. Широкий жест дела­ешь. У них это один раз за день, а ты сколько еще машш i застопишъ до вечера. Это надо выполнять, чтобы была кайфовая трасса: чтоб хорошо останавливались машины, чтоб не было стремаков (трево­ги, неприятности, помехи. — Т. III.)». Просматриваются несколько хип-культурных норм: помимо приверженности путешествиям, также пренебрежение выгодой, обычай раздаривать имеющееся, от­каз от борьбы и насилия, общефилософская отстраненность. Обра­тим внимание, что на трассе все эти нормы получают магическое подкрепление («Это надо выполнять, чтоб была кайфовая трасса..») и тем самым — сакральную значимость. Нормы проявляются на трассе в своей фиксированной, концентрированной, ритуализо- ванной форме.

Еще один важный закон трассы — «не спорить об общих про­блемах» — отражает пацифистскую норму терпимости, обеспечива­ющей идейно-мировоззренческий плюрализм тусовки (что опять- таки относится не только к хип-культуре).

Важное качество путника — общительность: все время повто­ряют пословицу, что «длинный язык — посох странника»⁵. Сущест­вуют специальные приемы разговорить встречного, заинтересовать водителя попутного автомобиля — даже жанровая форма загруза (заполнения коммуникативного пространства во время пути) или телеги (первоначально — дорожного рассказа, который, как телега, должен «везти» своего рассказчика, обеспечивая ему расположение водителя).

Еще одно правило странника — пренебрежение материаль­ной стороной жизни: «не делай запасов», «само придет», — i [аставля- ют новичков опытные путники. Идеальный рюкзак — полупустой, в нем только смена белья, трассник и флейта, и лучше его вообще за­быть где-либо: «Не имейте привязанности к вещам, которые у вас в рюкзаке: если вы почувствуете, что не смогли бы продолжать путе­шествие без какой-либо вещи, — значит, зря вы ее потащили с со­бой. Если вы утратили вещи либо деньги — возрадуйтесь за того, кто нашел их... Если кончаются деньги и еда — уничтожьте остатки, не оставляя никаких „неприкосновенных" запасов, и продолжайте путь...»⁶ — сказано в достаточно типичном по содержанию наставле­нии для начинающих путешественников (автор — опытный прак­тик авто- и иного стопа).

Некоторые люди Системы упоминают «суеверие»: не следует выходить на трассу с деньгами. Крот из Владивостока пишет на од­ном из сайтов, посвященных Системе: «Пиплы, которые когда-то рассказали мне про стоп, относили случаи гибели хипов на трассе к отсутствию реальной нужды в стопе или к наличию денег, „тянущих к земле — и в землю"... Они верили, что каждый участок трассы име­ет духа-хранителя, благоволящего к безденежным и гневающегося на „туристов". Если у духа смирный нрав — обходится мелкими не­приятностями, а если крутой — то человеку с деньгами (и ценностя­ми) приходит конец... Чтоб задобрить духа трассы, перед началом пути выбрасывают на обочину всю мелочь из карманов; не одевают часы, новую одежду и т. д.»⁷.

С постоянным и возведенным в принцип безденежьем хиппи связан важный для них навык — умение жить на аске. Таким путем обеспечивают минимальное питание, ночлег, напрашиваются бес­платно в попутные тепловозы. Существует правило «ограничения аска», так чтобы это не превращалось в привычку или промысел, а оставалось лишь средством минимального самообеспечения в пу­ти. Престижным считается умение путешествовать без денег или с минимальным их количеством, чем всегда бравируют, и не толь­ко хиппи. Например, у футбольных фанатов существуют «легенды, как некоторые люди ехали в Ростов, имея при себе три тысячи (три деноминированных рубля; в описываемое время «три тысячи» — эквивалент пятидесяти центов. — Т.Щ.) в кармане. Принципиально не платят». У хиппи, фанатов и других путешествующих популярен сюжет о контролере в автобусе, электричке: «С контролером... Хотел высадить двух фанатов, в тамбуре. Они: „Да вы что, мы все тут едем..." — „Ну и что, всех высадим", — потом заглянул в вагон, а там человек семьдесят...»⁸. В хип-культурной среде популярны фенеч- ки-амулеты «от контролеров».

Еще один «закон» — избегание контактов с властными струк­турами. Увидев чиновничью машину, особенно с мигалками, необ­ходимо сразу броситься в придорожную канаву: пусть проедет. Объ­ясняют не столько реальной опасностью, сколько плохой приме­той. Законы трассы требуют сторониться государственных служа­щих (в лице милиции и контролеров) и служебных машин.

Каждый эпизод трассы интерпретируется как знак той или иной субкультурной нормы. Элементы окружающей среды, дорож­ного пейзажа и оборудования также получают второе значение. Ха­рактерно перекодирование названий попутных поселений и до­рожных знаков. Знак, изображающий падающий с обрыва автомо­биль, прочитывается как «облом»; едущий паровоз — «паровоз» (сленговое слово из языка наркоманов) и т. д.

Весь комплекс трассы формирует привычку, потребность и поэтику бродяжничества, так что даже оседлая жизнь строится по «законам трассы» (по той же матрице). Именно в пути весь комплекс субкультурных норм приобретает обоснование и смысл. Поэтому путешествие становится поводом осуществить, пережить на прак­тике, сформировать этот образ жизни и тип отношений, играя, та­ким образом, по существу посвятительную роль

Все происходящее на трассе, каждый эпизод путешествия приобретает символический и даже сакральный смысл. Правила по­ведения и ритуалы трассы (законы трассы) соответствуют какой- либо из хип-культурных норм: терпимости, спокойствию, нетороп­ливости, открытости, нестяжательству, дистанцированию от власти. Все это не что иное, как нормы Системы, восходящие к традициям хип-культуры.

Трасса — метафора и модель базового для хип-культуры сти­ля межличностных отношений, осознающихся как контакты по­путчиков — временные, мимолетные, без взаимных обязательств, порой достаточно искренние (подобно исповеди в вагонном купе), поскольку не включают опасений от последствий Именно эту мета­фору использует А. Мадисон: «Что такое хиппизм?.. Это гипотеза об общности, почти не-реальность, попытка быть текущей рекой — без берегов... Есть такой район в Сан-Франциско — Хейт-Эжбери. Отту­да все пошло. Именно там состоялось памятное „лето любви" 1967 года. И вот некий безымянный хиппи так высказался о его пип- ле: „Я чувствую, что они — мои люди. Это как на трассе... встречу с хип­пи там воспринимаешь как чудо, потому что она — мгновенная связь, мгновенная любовь и готовность помочь"»⁹. Итак, хиппизм — это «как на трассе».

Таким образом, прохождение трассы позволяет пережить опыт отношений в Системе, подкрепленных детально разработан­ными и сакрально подкрепленными правилами. Трасса — место, где знание норм переходит в непосредственный опыт их реализации. Практика путешествия, причем ритуализованного и построенного в соответствии с традициями Системы, означает и обеспечивает пе­реход со знакового уровня освоения этих традиций (понимания символов сообщества) на поведенческий (когда эти символы и за­ключенные в них программы формируют его реальное поведение). Последствия перехода мы рассмотрим в следующей главе.

_{| | м} Татьян а Щепанская. Система: тексты и традиции. убь s ль ^ 1 ч»1

Примечания

^I Щекочихин Ю. По ком звонит колокольчик? // Социологические исследо­вания. 1987. № 1. С. 81-93.

^гХорогиилова Т. Гремящая пустота // Собеседник. 1987. № 2. С. 12. ³Куликов В. Беспризорные «фанаты» // Комсомольская правда. 1986.5 окт.

^II Нале А Доклад на семинаре «Молодежный Петербург» (рук В. В. Костю- шев). Июнь 1998 г. Институт социологии РАН, СПб.

^ъ Кротов А Практика вольных путешествий. М., 1997. С. 15. ⁶Там же. С. 12-13-

⁷Е. Балакирев (Крот). Стоп-сигнал: https://www.altruisrn.ru. ⁸ИллеА Указ. соч.

⁹МадисонА «Хиппи — выход из этой игры» // Северный семестр: Информ. вестник обл. штаба студ. отрядов Коми обкома ВЛКСМ. 1989.21 авг, № 78. С. 4.

Глава 5 Горчичное зерно

ную притчу предложил Он им, говоря: Царство Не­бесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и по­сеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф. 13: 31-32). Социальная структура способна развернуться из символа, подобно тому как Царство Небесное разворачива­ется из мельчайшего зерна. Собранные в Системе материалы позволяют подробно проследить этот процесс, т. е. порядок считывания заключенных в групповой символике кодов сооб­щества и их реализации в повседневных взаимодействиях и от­ношениях.