Стремление к полноте церковной жизни как борьба за церковь

Максим Зелышков

Дорогие братья и сестры!

У меня будет очень короткое сообщение. Уже много было сказано, и я постараюсь высказать всего одну мысль, подтвердив её несколькими примерами. Гонения, начавшиеся с приходом советской власти, не просто поставили под угрозу физическое существование церкви, но и очень остро поставили вопрос о самих её границах. После того, как в константиновский период церковной истории само понимание церкви было достаточно сильно размыто, в гонениях границы церкви существенным образом конкретизировались. Новая власть, можно сказать, «на дух» не переносила церковь и уничтожала в ней всё, и прежде всего, самое церковное. Так происходило определение сё границ извне. В первую очередь на уничтожение обрекались святыни церкви, и не только внешние, такие, как святые мощи, иконы и храмы, но и внутренние, т.е. сама вера в Бога и в Церковь, а также миссия церкви, её проповедь и все формы церковного единения и соборности. Это то, что подвергалось наиболее сильной атаке. Другими словами можно сказать, что борьба велась с действенностью церковной жизни, т.е. с самой силой действия Бога в ней и с духовным влиянием церкви на людей.

Конечно, новомученики и исповедники старались разными способами отстоять церковную жизнь. При знакомстве с их жизнеописаниями становится ясно, что можно выделить два разных подхода к борьбе за церковь, к которым тяготели, так или иначе, все её участники. Все стремились к благу церкви, к воплощению церковной нормы, но одни пытались во что бы то ни стало максимально сохранить прежде сложившуюся практику церковной жизни в её привычных формах, другие же желали не просто сохранить старое, но достичь духовной полноты жизни церкви, не боясь изменить для этого, если необходимо, её внешние формы.

Эти два подхода в борьбе за церковь по-разному проявили себя, и я сразу выдвину свой тезис, что наилучшие для церкви плоды появлялись не тогда, когда пытались сохранить старое в том или ином виде, а именно когда ставилась задача достижения полноты церковной жизни. Образно говоря, «наступательная» тактика оказалась несравненно успешнее «оборонительной». Это связано ещё и с тем, о чём говорил сегодня в начале нашего семинара о. Георгий. Полнота жизни церкви невозможна без веры в неё, с верой в то, что она является не эмпирической реальностью, не внешней реальностью богослужения или иерархической организации церкви, а что она есть мистическая реальность, полнота общения с Богом и с людьми. Поэтому движение за возрождение полноты церковной жизни было связано, прежде всего, с возрождением веры в Церковь, с укреплением и распространением веры через проповедь Слова Божия и с восстановлением соборности, тех или иных её форм, т.е. духовного единства церковного народа как клира, так и мирян. Это предполагало и требовало подвига веры, потому что объективные условия препятствовали устроению соборности.

Вот несколько примеров, по которым можно видеть, насколько большие плоды имела именно вера в Церковь и её воплощение в жизни. Один из этих примеров связан с уже неоднократно упоминавшимся архим. Таврионом (Батозским), который одно время служил в Перми, а потом вынужден был оттуда уехать в Калугу. Но в Перми у него осталось много единомышленников и духовных друзей, с которыми он продолжал поддерживать отношения.

1937 год известен нам как год окончательного разгрома церкви, когда практически все остававшиеся на свободе священнослужители и активные миряне были физически уничтожены.

В частности, в 1937 году перестаёт существовать Пермская епархия по причине ареста всех священнослужителей и отсутствия архиерея. Но интересно, что в 1938-1939 годы группа освободившихся из заключения священнослужителей и мирян, духовно связанных с архим. Таврионом (Батозским), проживавшим тогда в г. Курске, среди которых можно назвать свящ. Николая Пшеничникова, иеромонаха Дмитрия (Пьяных), иеросхимонаха Андроника (Лукаша) и прот. Николая Логинова, ставят задачу возрождения епархии. Согласно агентурным данным за эти два года их деятельность имела большой успех. «Деятельность иеромонаха Димитрия, иеросхимонаха Андроника, настоятеля Успенского храма о. Николая Логинова, священника Николая Пшеничникова привела к активизации религиозной жизни в Перми. Шла направленная работа по открытию заброшенных и осквернённых церквей в сёлах и городах Пермской области. Собирались полные сведения об их состоянии и о наличии религиозных общин. Подыскивались свободные места для службы находящимся за штатом священникам. Изыскивались пути, чтобы сохранить религиозное движение без церквей в случае их закрытия. " Вся церковь скоро уйдёт в подполье, и нам скоро предстоит большое испытание", — так они говорили в те годы».

В то время, когда во всей России церковь переживает полный разгром, в деятельности этой группы пермских священников не видно никакого уныния. Напротив, в основе их деятельности лежит непреложная вера, что церковь будет существовать, но надо приготовить её к новым условиям. Основной акцент в такой подготовке они ставили на собирании всех верующих вместе через усердное совершение богослужений и дерзновенную проповедь Слова Божия. Например, иеромонах Димитрий (Пьяных), хотя и стремился с юности к уединенному монашескому житию, приняв постриг и сан, в годы гонений встал на путь миссионерства и исповедничества. Всюду, где он жил и служил, он, ничего не боясь, проповедовал на богослужениях и в домашних собраниях, укрепляя церковь. Эти пермские священники готовились к реальному переходу на подпольное существование, организовывали подпольные христианские общины, которые окормлялись находящимися на свободе священниками. Потом они, к сожалению, тоже были арестованы, и процесс возрождения епархии остановился.

Ещё один очень яркий пример, который я хотел вам привести, связан с деятельностью известного Александро-Невского братства, которое образовалось в 1918 году в Петрограде. Я приведу несколько фактов из его истории. Братство образовалось в тот момент, когда митр. Петроградский Вениамин был очень сильно ограничен в своей деятельности политическими условиями. В этой ситуации братство фактически взяло на себя ответственность за всю жизнь епархии, потому что иерархия жила, образно говоря, «под дулом пистолета», братство же имело возможность действовать. Интересно, что разнообразные направления деятельности братства, начиная с богослужения, возникли с целью сохранения и возрождения всех сторон церковной жизни по принципу восполнения того, что становилось в церкви официально невозможным под давлением власти - просветительская и детская работа, издательская деятельность, церковная благотворительность, в том числе забота о репрессированных по церковным делам и их семьях. Оно взяло на себя все функции религиозного образования, миссии, дьяконии, подготовки кадров монашества и богослужение. Всё это дружно в едином духе делали члены братства, среди которых были монахи, миряне и священнослужители. Причём для них основой было их стремление реализовать некоторую полноту церковной жизни, которая, в частности, воплощалась именно в таком братском единении друг с другом.

Эпизод, о котором я хотел рассказать, связан с событиями 1922 года в Алексавдро-Невской Лавре, в Крестовом храме которой до этого времени базировалось Александро-Невское братство. Там они собирались и молились. В Лавре же была своя, довольно многочисленная, монашеская братия. В 1922 году, после ареста патриарха Тихона и образования обновленческого Высшего церковного управления, последнее потребовало от Лавры прекратить за богослужением поминовение арестованного патриарха Тихона под угрозой закрытия Лавры. Наместник лавры, еп. Николай (Ярушевич), не желая сотрудничать с «обновленцами», оставил управление обителью, ссылаясь на болезнь. Ставший на его место архимандрит Иоасаф (Журманов) ради сохранения Лавры пошёл на компромисс. Было принято решение прекратить поминовение патриарха Тихона, но не допускать никаких богослужебных и канонических реформ, инициированных «обновленцами». В этой ситуации Александро-Невское братство, настроенное категорически против обновленчества, оставляет Крестовый храм и уходит из Лавры «на улицу» и несколько лет скитается по разным храмам Петрограда, собираясь также на свои собрания по квартирам братчиков. Ирония судьбы состоит в том, что именно Александро-Невскому братству в 1924 году довелось сыграть ключевую роль в возвращении Лавры из обновленчества в лоно патриаршей церкви под руководством еп. Мануила (Лемешевского).

Ещё один эпизод, который я приведу, тоже связан с Петроградом. Известно, что к 1922 году в Петрограде образовалось около 20 разных братств, среди которых Александро-Невское было одним из самых сильных и заметных. Но в 1923 году «обновленцы» начинают активно закрывать братские храмы, и оказывается, что те братства, которые были ориентированы на храмовую жизнь, были сильно привязаны к храму и к своему духовному руководителю, не выдержали испытания потери храма и рассеялись. Например, в апреле 1923 года «обновленцами» был закрыт храм св. Екатерины на Васильевском острове. Екатерининское братство, существовавшее при этом храме, прекратило своё существование. Однако после закрытия в том же месяце Никольской церкви на Спасской улице, в которой собирались на богослужение Спасское, основанное иеромонахом Мануилом (Лемешевским), и Александро-Невское братства, эти братства сохранились, продолжили свою деятельность и нашли себе другой храм - единоверческую Благовещенскую церковь на Волковском кладбище (настоятель - прот. Иоанн Кротов).

Выдержали гонения и до конца противостояли «обновленцам» те братства, которые полагали главное основание своей жизни не в храмовом богослужении и не в пастырском руководстве своих руководителей, но, прежде всего, в «благодатном братском единении».

Наконец, следует отметить, что Александро-Невское братство имело удивительную судьбу. В 1922 году были арестованы и отправлены в заключение трое его основных руководителей: еп. Иннокентий (Тихонов) и архим. Лев и Гурий (Егоровы), -но братство не прекратило своего существования, потому что эстафету руководства принял иеромонах Варлаам (Сацердотский), тоже воспитанник братства. Его, в свою очередь, арестовывают в 1924 году, но благодаря соборному началу, воплотившемуся в жизни братства, оно всё равно продолжает существовать и действовать. Но даже после окончательного разгрома братства в 1932 году оставшиеся в живых его воспитанники сохраняют в себе силу веры в Церковь и братскую закваску и становятся впоследствии семенами возрождения церковной жизни в позднейшее время.

Подводя итоги, я повторю свой тезис, что опыт борьбы исповедников веры за церковь в XX веке показывает, что подлинным духовным успехом увенчивались не столько попытки сохранить ту или иную форму или сторону церковной жизни, сколько именно усилия возродить церковную жизнь в её полноте. Такие попытки в истории являлись следствием живой веры в Церковь, что «врата ада не одолеют Её»- (Мф 16: 18). Они всегда были связаны с миссионерским свидетельством и горячей проповедью Слова Божьего и с возрождением местной соборности, воплощавшейся в той или иной форме общинно-братский жизни.

НАТАЛЬЯ ИГНАТОВИЧ. Мне кажется, что в контексте нашего разговора нельзя не вспомнить ещё об одном человеке. Этот человек - Борис Владимирович Талантов, который боролся против закрытия церквей в 1950-60-х годах в Вятской епархии. Впервые он пострадал за свои религиозные убеждения в 1954-м году: его уволили с работы. Он написал ряд открытых писем в местные газеты, в центральные - «Правду» и «Известия», а затем стал помогать верующим епархии в оформлении писем в защиту церквей, чтобы спасти их от закрытия. Правда, удалось отстоять только один храм. Но, может быть, самое главное в его деятельности то, что он составил проект церковной реформы.

Талантов был обличителем курса митр. Сергия (Страгородского). Он считал, что политика приспособленчества, на которую согласился митр. Сергий, никого не спасла. Она не может спасти церковь. Поэтому необходимо вернуться к решениям, Поместного собора 1917-1918 годов и возродить в церкви дух соборности. Именно об этих вещах он пишет в своём проекте церковной реформы, который до сих пор ещё не опубликован.

Отдельный пункт проекта посвящён реформе богослужения. Я зачитаю одну небольшую цитату. «Теперь непонятный славянский язык является одним из препятствий к распространению сознательной веры среди молодёжи. Но и теперь ещё среди духовенства и даже среди простых верующих есть такие ревнители предания старцев, которые считают за нечестие совершение богослужения на русском языке. Но реформа богослужения в отношении языка назрела. Реформу эту следует проводить постепенно и осторожно, чтобы не вызвать раскола среди тёмных верующих, подобно старообрядческому движению XVII века». Вот такой был удивительный проект церковной реформы, который, повторюсь, до сих пор нигде не опубликован, а существует как архивный источник у держателя архива Б.В. Талантова Евгения Серафимовича Останина, он приезжал к нам на конференцию в сентябре.

Борис Талантов, во исполнение предложенного им проекта церковной реформы, образовал братство вятских христиан, которые собирались, читали Писание, проповедовали, собирали деньги для помощи храмам и для помощи репрессированному духовенству. И конечно, он претерпел исповедничество за свои убеждения: в 1969 году был арестован, когда власти обнаружили, что он тот человек, который составлял письма для верующих в защиту храмов от закрытия.

Талантов попал в тюрьму уже пожилым человеком, он понимал, что оттуда не выйдет. Действительно, Борис Владимирович скончался в заключении в январе 1971 года, а через десять лет был прославлен Архиерейским собором РПЦЗ.

Он был неудобным человеком для всех: для безбожной власти, что понятно, но в то же время и для церковной власти, поскольку обличал митр. Сергия (Страгородского) и сторонников этой линии. И сейчас его наследие тоже не очень востребовано. В Вятской епархии, в которой мы были, его не помнят, да и не очень-то хотят помнить. На мой вопрос, почему это происходит, Евгений Серафимович Останин так и ответил: «Потому что Талантов был неудобным человеком». Спасибо.

СВЕТЛАНА ЧУКАВИНА. Дорогие братья и сестры, всё, что мы хотели сегодня сказать, мы сказали. В заключение я хочу добавить, что нам очень повезло: на семинар смог прийти о. Георгий и сосредоточить наше внимание на очень важных вещах. Ещё раз хочу сказать, что и от нас зависит вера людей в нашу сегодняшнюю церковь.

Я хотела рассказать в начале семинара об эпизоде, происшедшем на одной конференции, но поскольку забыла сделать это тогда, расскажу сейчас. После выступления нашего катехизатора, в котором говорилось о том, что люди, прошедшие оглашение, должны, входя в церковь, входить и в общину, а не непонятно куда, даже не в приход, в котором нет никаких отношений между людьми, поскольку именно в общине они могут обрести отношения не от мира сего, т.е. отношения доверия и любви, присутствующие на этом докладе миряне и священники сказали: «Ну что вы нам рассказываете о Царстве Небесном!». К сожалению, точно так же можно отнестись и к тому опыту, о котором мы сейчас здесь говорим. Ольга Филиппова справедливо отмечает, что так можно отнестись и к Евангелию.

Действительно, вера в церковь - это предмет нашей веры, и поэтому она, как любая вера, во многом зависит от опыта нашей жизни в церкви и от того, насколько мы сами в эту жизнь включены. Нам очень важно понимать, что наша вера в церковь - это наша прямая ответственность как христиан, которая существует для того, чтобы церковь могла продолжать свой путь дальше.

На этом мы закончим. Если ни у кого больше нет никаких замечаний, то мы благодарим всех за участие в нашем семинаре. Давайте помолимся!